Текст книги "Российская бюрократия: проблемы и перспективы"

Избирательная система в России до настоящего времени способствует внепартийной электоральной политике. Не имея возможности политической элиты искать поддержки у политических партий, система большинства не препятствует распространению персоналистских, антипартийных настроений, то есть имеет место негативное воздействие институциональных факторов.[227]227
  См.: Голосов Г. В., Шевченко Ю. Д. Социальные сети и электоральное поведение // Политическая социология и современная российская политика. СПб., 2000. С. 100–101; Коргунюк Ю. Г. 1) Политические партии и движения России (осень 1998 г.) // Полития. 1998. № 3. С. 165–168; 2) Современная российская многопартийность. М., 1999. С. 25; 3) Избирательные компании и становление партийной системы в РФ с точки зрения социального представительства // Выборы в посткоммунистических обществах: пробл. – темат. сборник ИНИОН РАН. М., 2000; 4) Псевдодоминантная партийная система и предпочтения российских избирателей // Полития. М.: ИНИОН РАН, 2009. № 4. С. 103–142.


[Закрыть] Здесь же и объяснение того, что ориентация на изменение действующей избирательной системы на чисто мажоритарную форму или пропорциональную не является перспективной, так как это не будет способствовать развитию партийной системы российского общества. Выборы 2007 и 2011 годов, проводившиеся на пропорциональной избирательной основе, не помогли развитию партийной системы России.

В-третьих, само появление многих политических организаций стало ответом на западную формулу власти, а не отражением общественной необходимости. Общество не было стратифицировано в социальном отношении до такой формы, чтобы появились стабильные общественные силы, заинтересованные в создании постоянно действующих партий. В основе различия партий лежит не социальная дифференциация и интересы, а скорее выбор стратегии общественного развития. При этом неожиданно расширившееся в конце 80-х ― начале 90-х годов ХХ века массовое участие людей вместе с появлением новой системы партий создало ситуацию неопределенности и для избирателей, не идентифицировавших себя с определенными партиями, и для партийных лидеров, которые отличаются непредсказуемым поведением. Так как правила не определены, партии зачастую привлекают голоса избирателей, меняя свои позиции в идеологическом поле.

Неопределенность социального представительства российских партий и движений можно объяснить тем, что в социально-политической системе СССР существовали только две общественные группы ― управляющие и управляемые. Властную первую роль в политической жизни играла, разумеется, первая группа, для характеристики которой использовали различные категории ― «номенклатура», «правящий или господствующий класс», «политбюрократия» и др. Политбюрократия представляла собой движущую силу советского общества. Кризис политической бюрократии свидетельствовал и о кризисе всего советского чиновничества, не сумевшего доказать обоснованность своих претензий на построение новой, более прогрессивной, по сравнению с буржуазной, социально-экономической системы. Вследствие поиска выхода из кризиса, советская бюрократия позволила выйти на политическое поле новой социальной силе ― интеллигенции. Слою людей, который сформировался в недрах советского общества, но державшемуся несколько автономно от привычной дихотомии «управляющие ― управляемые».

Именно интеллигенция составила социальную основу многопартийности образца 1989–1991 годов, сводившуюся главным образом к совокупности «партий» и движений демократической ориентации (в различных модификациях ― от социал-демократических до либерально-консервативных). До начала постперестройки (1991 год) интеллигенция пользовалась заметным кредитом доверия со стороны общества и по части воздействия на общественное сознание почти на равных конкурировала с бюрократией. Однако организационно-политический потенциал интеллигенции был незначительным, чтобы созданные на ее базе политические партии и движения могли принять серьезное участие в борьбе за власть. Интеллигентский характер новообразованных партийных структур обусловил их относительную малочисленность, низкий уровень организованности и отсутствие кадров, которые могли обладать достаточным опытом государственного управления. Соответственно, новорожденная многопартийность была слаба, чтобы оказывать влияние на формирование государственной политики.

Естественным следствием неорганизованности интеллигенции явилось то, что в постперестроечный период соотношение между интеллигенцией и чиновничеством изменилось не в пользу первой. Российская многопартийность перестала носить сугубо интеллигентский характер. Более того, она все больше становилась местом приложения сил различных групп чиновничества. В самом общем виде эти группы можно представить такими понятиями, как «старые» и «новые» чиновники. В этой сфере у бюрократии в 90-е годы ХХ века почти не было конкурентов, которые могли реально влиять на государственную политику (исключение составляли олигархи и бандиты). Борьба за власть в это время проходила между названными основными группами чиновничества.[228]228
  Политические ресурсы осуществления социально-экономических реформ // URL6 www.rags.ru


[Закрыть]

В России воспроизводится модель однопартийной русской (В. Ключевский), как и советской, системы, в которой конкурировали различные группировки от «партии власти». Но это была и есть борьба учреждений. «За борьбой партий скрывается противостояние различных фракций кремлевской бюрократии…»[229]229
  Гаман-Голутвина О. В. Российские партии на выборах: картель «хватай всех» // Полис. 2004. № 1. С. 23; см. также: Барсукова С. Ю. Государство и бандиты: драма с прологом и эпилогом // Общественные науки и современность. 2013. № 1. С. 16–26.


[Закрыть]

В-четвертых, социальная интеграция людей в российском обществе была более похожа на организации «кланов», нежели на свободные объединения, которые добровольно подчиняются формальному праву для защиты своих прав со стороны институтов гражданского общества. Идущее от советских времен неприятие формальных ограничений личной свободы и властных институтов воспроизводит специфические отношения на макроуровне общества. А именно: осуществление властных прерогатив настолько произвольно, что свобода властей предержащих переходит в произвол, поскольку права других субъектов политической жизни почти не учитываются, в результате чего создается дефицит взаимных отношений при реализации публичных ролей, необходимое согласие между различными политическими силами не всегда достигается. При отсутствии формальных отношений действуют неформальные, основанные на «клановом» принципе, господство которого в современной жизни тормозит становление институтов гражданского общества.[230]230
  См.: Хлопин А. Становление гражданского общества в России: институциональная перспектива // Гражданское общество. М., 1997. С. 74–75; Гуторов В. А. Политическая элита и политическое образование в современной России // Власть и элиты. СПб.: Интерсоцис, 2014. С. 223.


[Закрыть]

Наконец, выборы в современном российском обществе не представляют собой форму ответственности власти перед народом. Власть зачастую не реагирует на элементарные нужды народа. Главная или основная причина такого положения дел в нашем обществе заключается в системе государственных институтов. Так называемый «общественный договор» действует в нашем отечестве специфически, в форме обмена не «подотчетной» обществу государственной власти, как правило, на необлагаемое налогами богатство «иерархов» и остальных граждан. Российское общество специфически не эксплуатируют, этим обществом также не всегда управляют. Вместе с этим прослеживается синтез криминально-«номенклатурных» структур.[231]231
  См.: Барсукова С. Ю. Государство и бандиты: драма с прологом и эпилогом // Общественные науки и современность. 2013. № 1. С. 16–26.


[Закрыть]

Но и политическая активизация класса предпринимателей все еще не способствует созданию существенного барьера на пути снижения люмпенизации политической жизни России. Интеллигенция и бюрократия совместно или каждая в отдельности не способны создать такой барьер.

Говоря о бюрократизации политических партий, следует сказать и о таком явлении политической жизни, как политическая бюрократия в «демократических» обществах, которую необходимо отличать от политбюрократии в «авторитарных и тоталитарных» режимах. Первая формируется как в самих политических партиях, так и в высших эшелонах государственной власти. Именно слияние интересов высших государственных чиновников и партийных функционеров по мере их профессионализации привела к появлению такого фактора политической жизни конца ХХ ― начала ХХI веков, как политическая бюрократия. Ее деятельность в политической системе общества характеризуется рядом признаков. Они проявляются в прагматизме при принятии политических решений и «формализации» политических действий, то есть превращении их в своего рода обязательные ритуалы. Поэтому политическая бюрократия нередко с подозрением относится к современным требованиям политической жизни общества, например, общественным оценкам функционирования самих политических партий, особенно их руководящих структур. Всякое общественное вмешательство в свою сферу ― сферу политики, то есть то, что подрывает ее возможности решать политические дела закулисными, скрытыми средствами, политическая бюрократия может рассматривать как некомпетентное и малозначимое.

На область деятельности политических партий переносятся также требования, предъявляемые к государственным служащим: личная преданность вождям партии как вышестоящим начальникам, идеологическая лояльность и конформизм, которые в определенном значении следует рассматривать в качестве отрицательных последствий бюрократизации или профессионализации политики и управления. Но здесь же надо отметить, что повышение требовательности к исполнению своих служебных обязанностей, увеличение степени компетентности и профессионализма и другие положительные стороны бюрократического типа управления оказывают плодотворное влияние на уровень мобильности и активности политических партий.

Идеальный тип современной политической бюрократии предложили немецкие социологи Г. Шмидт и Т. Трайбер (вспомним Гегеля со знаком плюс или минус, анализируя его идеальную модель соотношения власти и управления. ― А. М.). Так, деятельность классической бюрократии воспроизводится ими при помощи таких характеристик, как ориентация на «общее благо» и «общие интересы». Утверждается факт, что проблемы общественной жизни должны решаться политически нейтрально. Иначе говоря, использование политической стратегии обеспечения и реализации властных отношений, поддержки и осуществления власти (представительная власть, партии), признание равенства в качестве политической цели; нетождественные отношения между политиками и чиновниками; ориентация на формальные правила и отношения…

Роль политической бюрократии ― союза высших чиновников государства, политиков и партийных функционеров носит часто двойственный и противоречивый характер, что объясняется проблемами самой политической сферы жизни общества, которая не всегда поддается полной «формализации», главным образом ― «политика участия». Политика участия не может превратиться полностью в часть государственной деятельности, чем и объясняются проблемы политической бюрократии. Но тенденция современной формы профессионализации и формализации прослеживается не только у государственных чиновников, но и у партийных функционеров. Особенно такие тенденции можно проследить в политических партиях, имеющих длительную легальную историю существования и поэтому накопивших большой опыт работы с государственными учреждениями и их чиновниками.

В современном обществе функционирование политической бюрократии предполагает ориентацию на различные политические образования, интересы и цели. Убеждение в том, что общественно-политические проблемы должны решаться в форме политических дискуссий, посредством компромиссов; признания согласованной формы обеспечения решения, необходимой для проведения в жизнь политико-управленческих стратегий; поддержка политической активности народа; одобрение равенства как политической цели; относительно интенсивное взаимодействие между политиками и управленцами.[232]232
  См.: Василенко И. А. Административное управление в странах Запада: США, Великобритания, Франция, Германия. М.: Логос, 1998. С. 3–38.


[Закрыть] В основе таких действий властных структур должна находиться политическая конкуренция.

Институциональные изменения в России конца XX – начала XXI века оказали существенное воздействие на структуру политических возможностей акторов участвовать в политической конкуренции. По сути, конкуренция приняла форму так называемой недобросовестной конкуренции, когда один из акторов имеет преимущества перед другими. В российской политической системе доминирует одна политическая партия, а оппозиционные партии имитируют конкурентную борьбу и не желают договариваться о взаимовыгодном сотрудничестве.[233]233
  Козырва П. М., Смирнов А. И. Кризис многопартийности в России // Полис. 2014. № 4. С. 90.


[Закрыть]

Политический рынок и его аналог ― рынок экономический не могут эффективно работать без конкуренции. В то же время он не обладает достаточным иммунитетом против устремлений ограничить или даже устранить конкуренцию. Как известно, в зависимости от соотношения количества производителей и количества потребителей различают два вида конкурентных структур: свободную (чистую) конкуренцию и несовершенную конкуренцию.

В современных условиях рынки в виде «чистых» конкурентных отношений занимают небольшое место. Большинство рынков представляют собой ту или иную форму «несовершенной» конкуренции. Одним из видов несовершенной конкуренции является олигополия. Она представляет собой такое состояние рынка, при котором на нем присутствуют значительное число обособленных потребителей и малое количество производителей, каждый из которых может удовлетворить большую долю общего спроса. Олигополия складывается не сама по себе, а при условии согласия на нее правящего класса. В этом плане современный российский политический рынок с одним доминирующим актором ― «Единой Россией» представляет собой идеальный тип олигополии, который имеет поддержку как со стороны властвующей элиты, так и большей части граждан, в сравнении с другими политическими силами. Олигополистическая конкуренция, конечно, отличается от свободной конкуренции. Главные ее отличительные черты состоят в том, что в ней принимают участие несколько акторов, каждый из которых обладает довольно большой долей рынка какого-то товара или услуги; акторы предлагают стандартизированные товары; для новых акторов вход на рынок затруднен. Перед потенциальными конкурентами, возможными кандидатами на вступление в рынок встают серьезные институциональные ограничения и политические проблемы: это и формирование большого стартового капитала, и технологические сложности, и доступность к важнейшим ресурсам, и большие возможности «ветеранов» разными способами препятствовать появлению на рынке «новичков» и т. д.; наличие стимулов к слиянию, сговорам, направленным на снижение или устранение конкуренции. В условиях олигополии конкуренты стремятся избегать прямого соперничества друг с другом, разделяя между собой сферы влияния.[234]234
  Кинзерская И. Л. Политическая конкуренция в контексте результатов выборов 2011–2012 гг. // Политэкс. 2012. Т. 8. № 2. С. 81.


[Закрыть]

Анализ развития политической конкуренции в России последних, примерно, 25 лет свидетельствует о том, что она под влиянием институциональных факторов в широком понимании (формальных и неформальных норм, организационных структур, групп интересов и др.) прошла сложный путь от дезорганизации к стабилизации.

Обратной стороной процесса стабилизации политической системы конца 90-х годов ХХ – начала ХХI века и повышения уровня ее эффективности стало не только усиление роли государства в социально-политическом процессе, но и установление бюрократического контроля над политическими и иными процессами и снижение уровня политической конкуренции. Произошло сокращение количества акторов, принимающих участие в межпартийной конкуренции, то есть превращения конкуренции в форму олигополии, ослабление влияния граждан на формирование властных структур, а соответственно, и общее снижение интереса граждан не столько к институту выборов, сколько к их результатам.

В 2000–2016 годах в российском обществе сложились доминирующий участник в лице государства и его часть ― бюрократия (включая силовое чиновничество), которые вносят дополнение в действия известных закономерностей и взаимозависимостей, присущих политическим системам ряда других государств. Такой порядок распределения ресурсов в политической системе устанавливает определенные ограничения на развитие политической конкуренции. И если брать за критерий демократии в нашей стране только один показатель ― политическую конкуренцию, то можно прийти к выводу, что система носила скорее автократический или бюрократический, нежели демократический, характер.

В России 90-х годов ХХ века, в условиях неконсолидированного общества и слабого государства, политическая конкуренция имела специфические черты. На первый план выходили корпоративные интересы новых финансово-промышленных групп, которые принимали самое активное участие в формировании государственной политики. При отсутствии четких правил экономической конкуренции поддержка государством тех или иных корпоративных интересов превращалась, по сути, в важнейший ресурс конкурентной борьбы, поэтому практически все ведущие финансово-промышленные группы в той или иной мере принимали участие в создании политических партий и избирательных объединений. Слабость государства, как центрального института политической системы российского общества, не позволяла ему оказывать противодействие группам интересов, стремящимся приватизировать социалистическую собственность, государство и государственную политику.

Следует признать, что демократические политические институты должны выдержать историческую конкуренцию с авторитарными институтами, доказать обществу свою эффективность и дееспособность, добиться поддержки со стороны народа и элитных структур общества. Мировой опыт перехода от авторитаризма к демократии свидетельствует о том, что эта конкурентная борьба не может носить краткосрочный характер. Она занимает исторически длительный период, на протяжении которого возможны определенные отклонения от демократических форм осуществления политики.

Для предотвращения распада российской государственности нужен был политический лидер, способный поставить под политический контроль узкогрупповые интересы, консолидировать как саму бюрократию, так и правящую элиту общества, придать процессу трансформации определенный смысл.

Таким лидером стал В. В. Путин, который вместе со своей командой воплотил в жизнь конкретный план действий. Какие политические силы считались альтернативными центрами власти? Губернаторы, часть олигархов, оппозиционные партии и независимые средства массовой информации.[235]235
  Крыштановская О. Российская элита на переходе // Публичные лекции 2008 // Полит. ру. URL: http://polit.ru/article/2008/07/31/rus_elita/ (дата обращения: 22. 09. 2015).


[Закрыть]

По нашему мнению, альтернативные центры власти занимали разные позиции в процессе демократизации российского общества и государства. Если региональные бароны и олигархи несли в себе реальные угрозы целостности российской государственности, то партии и независимые СМИ представляли и представляют собой те политические институты, без которых невозможно представить ни современное государство, ни демократическую систему.

Но несмотря на эти очевидные различия, против них – всех вместе и каждого в отдельности – была направлена определенная программа действий. Летом 2000 года был принят пакет законов, по которым создавались семь федеральных округов. Была создана «прослойка» между губернаторами и верховной властью ― полпреды как «смотрящие». Аппараты федеральных округов наполнились представителями силовых структур. Губернаторы были «изгнаны» из Совета Федерации, а в 2004 году они лишились права избираться населением, что, конечно, повлияло на всю политическую систему. В итоге главы субъектов федерации утратили независимость, были возвращены в «номенклатуру» Кремля, стали обычными (хотя и высокопоставленными) чиновниками, которых можно без труда отправить в отставку.

Одновременно с властью губернаторов была существенно ограничена власть некоторых олигархов. Наиболее известные из них эмигрировали за границу, а вместе с ними из страны были «изгнаны» более сотни богатейших людей. Против них, как правило, возбуждались уголовные дела или начинались какие-то навязчивые проверки, которые сигнализировали: грядут серьезные неприятности. Поэтому эти люди, чтобы сохранить свои деньги, свою свободу, а иногда и свою жизнь, вынуждены были уезжать.

Закон «О политических партиях» поднял планку требований к деятельности партий и значительно усложнил порядок их создания и функционирования. Кроме того, ряд политических партий лишились финансовой поддержки со стороны олигархов, что поставило под вопрос сам факт их дальнейшего существования.

Наконец, власть достаточно умело взяла под свой контроль СМИ, прежде всего телевидение и прессу. Но самое важное – действия властей встретили поддержку значительной части населения и «вялый» протест тех, против кого были направлены. Эта пассивная, молчаливая поддержка населения придала уверенность власти и одновременно свидетельствовала о верно выбранном пути, о том, что приобретается легитимность иного, высшего порядка, ― легитимность, замешанная на искренней поддержке, на доверии.

В результате, по мнению О. Крыштановской, решалась внутренняя для власти задача – восстановление иерархии и субординации в политическом классе. Нормальная ситуация для западного общества, когда парламент спорит с правительством, в нашем обществе оказалась неприемлемой и невозможной. Поэтому делалось все, чтобы восстановить единоначалие. Эта система единоначалия «царила» у нас в советский период, и вся номенклатура хорошо понимала, как надо жить и как надо действовать в этой системе.

В итоге по факту сложилась новая нелиберальная модель политического устройства, которая своими чертами достаточно близко соприкасается с моделью Й. Шумпетера. В противовес классическим трактовкам Шумпетер формулирует собственный подход к пониманию демократии следующим образом: «Демократия ― это всего лишь метод, так сказать, определенный тип институционального устройства для достижения законодательных и административных политических решений. Отсюда – она не способна быть целью сама по себе, безотносительно к тем решениям, которые будут приниматься в конкретных обстоятельствах при ее посредстве».[236]236
  Шумпетер Й. А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М.: Эксмо, 2007. С. 637.


[Закрыть]

В соответствии с его взглядами на демократию свободный и суверенный народ обладает в политике весьма ограниченными функциями. Рядовые граждане лишь избирают промежуточный институт, который впоследствии формирует правительство, а затем полностью отстраняются от управления. Поэтому демократия представляет собой не что иное, как сугубо институциональное мероприятие, обеспечивающее соревнование элит за поддержку и голоса избирателей.

Преимущества данного подхода, как считает Шумпетер, состоят в том, что, во-первых, он акцентирует внимание на такой ценности демократии, как политическая конкуренция. Во-вторых, отнимает большую роль у феномена политического лидерства. И, наконец, в-третьих, если исходить из того, что индивидуальной свободы не существует вообще, то сформулированный метод в большей степени приближает к свободе.

Таким образом, институциональные изменения первого – начала второго десятилетия XXI века можно рассматривать как практическое воплощение в жизнь модели демократии Шумпетера. Ориентация на эту модель позволила повысить уровень стабильности и эффективности всей политической системы, принудить к консолидации элиты и закрепить доминирующую роль одного участника ― государства (и его части ― бюрократии) в политическом процессе в условиях процессов глобализации и присущих им вызовам.

К практическим последствиям реформ начала ХХI века можно относится по-разному: отрицать существование в России свободной конкуренции или признавать ее наличие – это зависит от занимаемой позиции. Но можно попытаться взглянуть на проблему более широко и системно.

Возникает вопрос, что лучше: политическая конкуренция, сочетающаяся с сильной политической фрагментацией при отсутствии стабильности и консолидации элиты и общества, или достижение стабильности и консолидации общества при условии уменьшения уровня политической конкуренции? Используя понятийный аппарат Р. Даля, можно сформулировать проблему иначе: что лучше ― «включающая гегемония» или «конкурентная олигархия»? Первая отличается низкой конкуренцией, но значительным процентом «включенных» граждан. Вторая ― высокой конкуренцией олигархических структур и низкой включенностью граждан. Какой выбор исторически оправдан в ситуации провала радикально-элитарной либерализации и разрушения основ государственной власти и управления?

Обращаясь к основам неоинституционализма, можно сказать, что абсолютно правильного решения нет. Каждый вариант имеет свои достоинства и недостатки. В этом плане логично, что побеждает тот вариант, который, во-первых, отвечает интересам большинства и, во-вторых, в поддержку которого активно выступают участники, обладающие большим объемом ресурсов. Российский вариант решения дилеммы был отдан в пользу модели «включающей гегемонии». Одним из решающих факторов выбора стала позиция второго президента РФ В. В. Путина. Благодаря своей популярности среди широких масс населения, он сумел обеспечить принудительную консолидацию элит, создав для них новые правила игры, исключающие самостоятельное, активное и непосредственное участие корпоративных интересов крупного бизнеса в политических процессах и гарантирующих ему государственную защиту от иностранных конкурентов.

В настоящее время различные элитные группировки вынуждены ограничить свои претензии на монопольное обладание властью и бесконтрольное управление собственностью. Как в свое время заметили В. В. Лапкин и В. И. Пантин, «золотой век» российских олигархов уходит в прошлое; на смену ему идет «золотой век» чиновничества и высшей бюрократии, контролирующих основные финансовые потоки и регулирующих отношения собственности. «Пакт элит» по-российски установил доминирование бюрократии и силовых структур как над крупным бизнесом, так и над рядовыми предпринимателями, оставляя массам лишь роль «статиста» в публичных играх, имитирующих функционирование демократии. Оборотная сторона такого «пакта элит» – фактическое отсутствие в России организованной и ответственной оппозиции, влиятельных политических партий. Несмотря на серьезный раскол и размежевание в массовом сознании, реальная дифференциация интересов в российском обществе до сих пор весьма слаба. Отсюда ― поразительная индифферентность россиян по отношению к существующей в стране системе политических институтов. Это относится и к политическим партиям, и к институту региональных выборов, и ко многим другим элементам активно реформируемой в настоящее время политической системы России.[237]237
  См.: Лапкин В. В., Пантин В. И. Освоение институтов и ценностей демократии украинским и российским массовым сознанием (Предварительные итоги) // Полис. 2005. № 1. С. 57.


[Закрыть]

Демократический метод, по мнению Шумпетера, обеспечивает отбор кандидатов из тех людей, для которых доступна профессия политика. И, наконец, чтобы успешно контролировать все сферы государственной деятельности, демократическое правительство должно иметь хорошо подготовленную бюрократию, имеющую высокий статус и исторические традиции; при этом продвижение бюрократии должно зависеть не от политиков, а происходить в соответствии с правилами государственной службы. «Демократия процветает тогда, когда модель общества обладает определенными характеристиками, и бессмысленно спрашивать, как она будет существовать при других социальных моделях, не обладающих этими характеристиками, или как будут жить люди в таких обществах в условиях демократии».[238]238
  Шумпетер Й. А. Теория экономического развития. С. 689.


[Закрыть]

Минималистская концепция демократии Шумпетера, конечно, может вызывать негативную реакцию, особенно если придерживаться «ценностного» подхода в понимании демократии, иными словами, если рассматривать демократию как политическую конструкцию, призванную воплотить во власти совокупность совершенно определенных идеалов и принципов, то есть тех высших ценностей, которые и выражают ее социальный смысл и предназначение.

Российское общество последовательно отвергло первоначально социалистическую модель демократии, затем либеральную форму и остановилось в настоящий период на модели «демократического элитизма». Естественно, что в сравнении с предшествующим периодом политическая конкуренция в рамках складывающейся практики принимает особые формы, сочетающиеся с российскими традициями (местничеством, поместной системой и вотчиностью ― патримониальным господством) и новациями (либеральным правом).

Не секрет, что политический успех «Единой России» на думских выборах 2003 года был достигнут не столько за счет поддержки избирателей, которые отдали ее списку всего 37,6 % голосов, сколько в результате конверсии голосов в места, позволившей создать в Государственной Думе фракцию подавляющего большинства. Парламентское большинство партии «Единая Россия» было сфабриковано, но это не означает, что оно было сфальсифицировано.

Понятие «сфабрикованное большинство» имеет политический, а не правовой смысл. Оно было введено одним из пионеров в области изучения политических последствий избирательных систем Д. Рэ еще в 1967 году для отображения ситуаций, когда партия, за которую проголосовало меньше половины избирателей, получает большинство мест в легислатуре. Как показали дальнейшие исследования, сфабрикованное большинство есть отнюдь не редкость в современной политике.[239]239
  Голосов Г. В. Сфабрикованное большинство: конверсия голосов в места на думских выборах 2003 г. // Полис. 2005. № 1. С. 108.


[Закрыть]

На выборах 2003 года 37,6 % голосов избирателей были конвертированы в 66,8 % мест в Государственной Думе. По пропорциональной системе 37,6 % превратились в 53,2 % – в качестве бонусов были засчитаны голоса электората проигравших партий, голоса «против всех» и «недействительные бюллетени». Свой бонус получили и 3 другие партии: КПРФ свои 12,6 % конвертировала в 17,85 %, ЛДПР свои 11,45 % – в 16,2 % и «Родина» 9 % – в 12,8 %. В результате «Единая Россия» получила 120 мандатов. По мажоритарной системе партия получила еще 103 мандата, а после распределения мест по фракциям она пополнилась еще 78 депутатами, получив в сумме 301 голос.

Таким образом, под воздействием институциональных и политических механизмов, включающих в себя высокий уровень общесистемной фрагментации в сочетании с голосованием «против всех» в пропорциональной части избирательной системы и отсутствие территориальных баз поддержки у оппозиционных партий в одномандатных округах, а также латентные коалиционные стратегии, послужившие стимулом для вступления многих одномандатников во фракцию «Единой России», партия получила квалифицированное большинство мест в Государственной Думе. Относительно умеренные электоральные преимущества партии над своими конкурентами обернулись для нее превосходством при распределении мест в парламенте. Как пишет Г. В. Голосов, «на выборах по партийным спискам рейтинг конверсии голосов в места составил 1,42, в одномандатных округах ― 1,98, а рейтинг конверсии первоначально выигранного представительства в размер фракции ― 1,35».[240]240
  Там же.


[Закрыть] Это исключительный случай перепредставительности партии в парламенте в мировой практике, который породил много вопросов как по процедурам формирования большинства, так и по стратегиям поведения конкурентов. В частности, было не ясно, почему выдвиженец от одной партии после своей победы оказался в парламентской фракции другой партии.

Выборы в Государственную Думу 2007 года были проведены по новой пропорциональной системе. На этих выборах барьер для партий, проходящих в Государственную Думу по партийным спискам, был повышен с 5 до 7 %, законодательно были убраны нижний порог явки на избирательные участки и возможность голосовать против всех кандидатов, отменена мажоритарная система голосования по одномандатным округам, членам одной партии запрещено было проходить по спискам другой, а партиям запрещено объединятся в выборные блоки. В выборах приняли участие 11 партий. За 4 партии, получившие места в Государственной Думе, проголосовало 91,75 % избирателей. Это говорит о том, что большинство избирателей в условиях измененной нормативной базы выборов переориентировали свои предпочтения, отдавая голоса партиям, имеющим шансы преодолеть электоральный порог. Во многом именно поэтому «Единая Россия» одержала уверенную победу на выборах.[241]241
  Кинзерская И. Л. Избирательная система как инструмент формирования общественного выбора: теоретические подходы и российская практика // Политэкс. 2008. Т. 4. № 2. С. 148.


[Закрыть] Первоначально считалось, что реформа избирательной системы невыгодна «Единой России», так как на выборах 2003 года она получила 37,57 % голосов избирателей, и только из-за вступления в ее состав депутатов, избранных по одномандатным округам, она смогла получить квалифицированное большинство голосов в нижней палате нашего парламента. Но на выборах в 2007 году эта партия заручилась поддержкой уже 64,3 % избирателей, что, с учетом эффекта мультипликатора (часть партий не преодолела избирательный барьер и их голоса были перераспределены между партиями, которые прошли в Государственную Думу), позволило «партии власти» не только сохранить конституционное большинство, но и увеличить численность своей фракции.