Текст книги "Российская бюрократия: проблемы и перспективы"

Причем эта элита характеризуется не только преемственностью внутри номенклатуры, но она состоит из представителей прежней политбюрократии и новой собственности,[366]366
  В России олигархов не мало, а вот класса капиталистов до сих пор нет.


[Закрыть] образующих социальные группы, в значительной степени криминальные по своей сущности. Либеральная демократизация[367]367
  Под понятиями «либеральная демократизация», «демократизация административной среды», «самоуправление», «сетевые отношения» и т. д. «по-российски», автор воспроизводит те отношения в структурах власти, когда бюрократия занимается тем, что определяет сама эта структура. И чаще всего для себя, а не функционирует в рамках «формы», закона или инструкции «сверху» и, как следствие, происходит снижение эффективности управления.


[Закрыть] и приватизация, произведенные «классом для других», на российском социальном пространстве продемонстрировали беспрецедентный в мировой истории организованный государственной властью способ изъятия народного достояния. Достаточно лишь таких примеров: 500 крупнейших предприятий России с реальной стоимостью 200 млрд. долларов были проданы всего за 7,2 млрд. долларов. По подсчетам аналитического центра РАН 55 % капитала и 80 % голосующих акций при приватизации перешли в руки отечественного и иностранного криминального капитала.[368]368
  См.: Руткевич М. Н. Трансформация социальной структуры российского общества // Социологические исследования. 1997. №. 7. С. 4.


[Закрыть]

Несколько обновленный правящий класс и сохранил власть, и приобрел собственность на «легальных» началах, став основным субъектом масштабного перераспределения в частное и акционированное владение «народно-государственной» собственности между основными, входящими в него кланами и картелями.

Как следствие, в основе олигархической политической системы[369]369
  См.: Крыштановская О. В. Трансформация бизнес-элиты России: 1998–2002 // Социс. 2002. № 8.


[Закрыть] в России оказались основные группы «корпоративных» интересов.[370]370
  Ф. Шмиттер определяет государственный корпоративизм так: «Ограниченное число принудительных, иерархически ранжированных и функционально дифференцированных групп монополизируют представительство общественных интересов перед государством в обмен на то, чтобы государство само отбирало их лидеров и формулировало их требования и позиции» (Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. № 2. См. также: Клепач А. Корпоративное управление в России // Вопросы экономики. 1997. № 12; Перегудов С. П. 1) Новый российский корпоративизм: от бюрократического к олигархическому. М., 1988; 2) Крупная российская корпорация в системе власти // Полис. 2001. № 3; 3) Корпорации, общество, государство: эволюция отношений. М., 2003. С. 254.


[Закрыть] Соответственно, массовые интересы по-прежнему плохо выражены и не имеют адекватной политической репрезентации.[371]371
  См.: Мельвиль А. Ю. О траекториях посткоммунистических трансформаций // Полис. 2004. № 2. С. 361. См. также: Перегудов С. П. Корпоративный капитал в российской экономике // Полис. 2000. № 4; Дилигенский Г. Г. К проблеме социального актора в России // Куда идет Россия? Власть, общество, личность. 2000. Международный симпозиум 17–18 января 2000 г. М., 2000.


[Закрыть]

В данном осмыслении современного социально-политического процесса все еще можно сказать, что российская «национальная» буржуазия не развилась и до корпоративной организации. Имеет место значительное количество предпринимательских объединений, но они являются в основном частями «приятельских», «семейных», «клановых», а не союзов, которые представляют интересы этих объединений.

Наиболее заметным социальным эффектом неолиберальных рыночных реформ 90-х годов «по-российски» стала «капитализация» и одновременно «феодализация»[372]372
  Гуторов В. А. Гражданское общество: эволюция практической философии и современная реальность // Стратегия формирования гражданского общества в России. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2002. С. 67–68.


[Закрыть] номенклатурных по происхождению правящих групп, что способствовало дальнейшему развитию патримониального бюрократического «капитализма».

Вместе с тем «клеентально-олигархический» способ включения во власть представителей деловых кругов воспроизвело и закрепило патримониально-бюрократический и монополистически-олигархический характер российской экономики (в начале ХХI века эта ситуация изменилась лишь незначительно).

Исследуя современную политическую ситуацию, обществоведы говорят об основной роли бюрократии в социально-политическом процессе России. Современный политический режим, как и в 90-е годы XX века, обозначается различными понятиями в качестве системы или отдельных составляющих ее элементов ― «бюрократический авторитаризм», «бюрократическая Дума», «бюрократический капитализм», «бюрократическое правление» и др.[373]373
  Холодковский К. Г. Бюрократическая Дума // Полис. 2004, № 1. С. 11; Шевцова Л. Ф. Смена режима или Системы? // Полис. 2004, № 1. С. 49; Лукин А. В. Диктатура и жизнь // Полис. 2004, № 1. С. 16; Шевцова Л. Как Россия не справилась с демократией: логика политического отката // Pro et Contra. 2004. C. 40; Барис В. В., Федоренко Н. В. Бюрократия как социальный слой и субъект управления политики // Труд и социальные отношения. 2008. № 3. С. 154–153; Шестопал Е. Б. Элиты и общество как политические акторы постсоветской России // Социологические исследования. 2016. № 5 (35). С. 35–43.


[Закрыть] Так, например, по мнению большинства граждан российского общества, капитализация в нашей стране носила «криминально-чиновничий характер».[374]374
  См.: Левашов В. К. Морально-политическая консолидация российского общества в условиях неолиберальных трансформаций // Полис. 2004. № 7. С. 36; Барсукова С. Ю. Государство и бандиты: драма с прологом и эпилогом // Общественные науки и современность. 2013. № 1. С. 16–26.


[Закрыть] Понятно, что состав современной политической элиты России разнообразен, однако в ней можно выделить несколько доминирующих групп, в руках которых сейчас сконцентрирована власть. Среди данных объединений следует назвать бюрократические группировки, силовые структуры, бывшие криминальные группировки и др.[375]375
  Соболева С. А. Современная политическая элита России: краткий анализ // Евразийский союз ученых. 2015. № 3–8 (12). С. 105.


[Закрыть]

Обратим внимание на то, что российская олигархия (социальная, экономическая и политическая) ― явление особого рода… «Строго говоря, олигархия ― это определенный (наряду с другими) способ управления крупными организациями, основанной на власти как экспертизе, но не как богатстве. Что же касается олигархических начал российского посткоммунистического устройства, то они, скорее, возвращают нас к античному (в российском измерении ― удельному времени. ― А. М.) пониманию плутократии как режима, при котором власть и привилегии основываются на богатстве. Интересы собственности и собственной материальной выгоды, а не организация власти как таковой, ― вот что главное в нынешнем российском плутократическом режиме, при котором не только богатство производит власть, но и власть сама порождает богатство для приобщенных к ней».[376]376
  Мельвиль А. Ю. О траекториях посткоммунистических трансформаций // Полис. 2004. № 2.


[Закрыть]

Следствием такого типа демократизации и приватизации стало то, что новые российские элитные группы выступают преимущественно в двух формах: компрадорской буржуазии («новые русские») и «новой администрации» (превращенной формы советской бюрократии). Новые бюрократы по своей внутренней сущности значительно отличаются от советской политбюрократии, поскольку они «обуржуазились», превратив должностное место в частную собственность. Основные причины неэффективности элит эксперты видят не в объективных, институциональных внешних факторах, а в низком уровне человеческого капитала: им свойственны замкнутость на личные интересы и желание быстро конвертировать властное положение в богатство[377]377
  Григорян Д. К. Позиционирование политических элит современной России в контексте сравнений различных политических систем и режимов // Каммуникология. 2016. Т. 4. № 6 (385). С. 114.


[Закрыть].

Российская действительность, как и в 90-е годы ХХ, так и в первой четверти XXI века, демонстрирует парадоксальные социальные явления политического процесса, поскольку трансформация номенклатурной системы привела не к укреплению служебной специализации, подтверждаемой квалификации, иерархии, твердому жалованию, обезличенным правилам служебной деятельности и карьеры (Вебер), не к установлению разветвленной системы публичного контроля (парламентского, финансового, собственно административного, информационного и т. д.) над бюрократическим аппаратом, а привела она лишь к «демократизации» административной среды. Иначе говоря, произошло сближение методов деятельности государственного аппарата и частного менеджмента. Однако следует отметить, что произошло это не в форме «проверка на рынке» и «служба, ориентированная на клиента», то есть служба, способная обеспечить как естественные в современном смысле «индустриальные» материальные «свободы», так и формы «постиндустриальных», постматериальных ценностей для так называемого «среднего класса» и остальных классов или слоев общества.

Как было уже сказано, государственный менеджмент включает в себя определенные качества: изобретательность, творчество, инициативность и т. д. Методы частных организаций и приватизация отдельных видов государственных образований способствуют их производительности и эффективности, сокращению расходов и повышению качества услуг. Но в ряде сфер общества и при определенных условиях («изъяны» рынка) требуется государственная воля и ответственность. Государственные институты, которые забывают о такой ответственности, стремясь обеспечить большее значение политики и управления, могут порой получать экономическую эффективность, которая является только лишь одной из частей социально-политического государства. Задача властных государственных структур создать механизм, при котором могут быть учтены интересы большинства участников общественно-политического процесса.

Так, внесение в государственное управление элементов рыночного регулирования должно было, по мысли реформаторов, существенно снизить расходы на содержание этого аппарата и повысить качество принимаемых решений. Но практика показала в определенном смысле иллюзорность принимаемых планов.[378]378
  См.: Кашина М. А. Социальные технологии государственного управления (на примере аттестации государственных служащих) // Сравнительное государственное управление: теория, реформы, эффективность. СПб., 2000. С. 208. В настоящем (1917 году) в научных кругах теория государственного менеджмента стала не столь популярной.


[Закрыть]

В «цивилизованных» странах подобное сближение рассматривается лишь как один из возможных вариантов трансформации бюрократии, который частично реализуется в некоторых государствах, и который крайне нежелателен в ряде областей государственной деятельности. Здесь мы опередили другие страны. К тому же у нас эта трансформация произошла в рамках сохранившейся патронажной системы, и в этом видится одна из причин роста различных аппаратов после распада СССР.

Следует отметить, что после распада СССР рост российской бюрократии при сокращении населения вдвое и географическом уменьшении страны имеет и другие основания. Политические и экономические связи нашего государства изменились в сторону расширения и стали более сложными, что и обеспечило рост бюрократии. Но главный источник умножения чиновничества состоит в том, что «кормление» с бюрократической должности значительно возрастало по мере ослабления политического (партийного и т. д.) и внутреннего иерархического контроля над бюрократией. Последнее обстоятельство обеспечило государственному аппарату непосредственный доступ к распределению, а теперь и к перераспределению ресурсов нашей страны.

Таким образом, фактор «демократизации» административной среды породил и особую российскую форму аппаратной приватизации, заключающуюся в том, что демократией, собственностью и властью овладела преимущественно «административная элита», включая силовую. Сначала наиболее активная (индивидуализировавшаяся) часть политбюрократического правящего класса при помощи своей власти укрепилась в системе собственности, и, как следствие, взяв собственность в свои руки, осваивает демократию и закрепляется у власти, стремясь не потерять ее в новых «либеральных» условиях.

Воплощение в жизнь идеальной модели распределения государственной собственности «по-справедливости» предполагает жесткие условия. Для этого должны существовать «рациональная бюрократия с прочными морально-нравственными устоями; сильное государство, гарантирующее соблюдение законности; гражданское общество, контролирующее деятельность государства и бюрократии; примерное равенство предпринимательских возможностей у граждан. А так как подобной идеальной ситуации не бывает, нельзя построить и народный капитализм. Выпущенный на волю “предпринимательский дух” заработал в социал-дарвинистском режиме: наиболее хваткие принялись делить собственность, сбросив все моральные ограничители».[379]379
  Согрин В. Закономерности русской драмы // Три века отечественных реформ. М., 1999. С. 167.


[Закрыть] Поэтому особую роль в процессе приватизации сыграла государственная бюрократия. Ибо только она смогла сохранить свою власть и, более того, умножить ее, приобщившись к собственности и «либеральной демократии».

Власть обращалась к обществу лишь в то время, когда «новые» правящие группы утверждали себя. В последующем воспроизводила апробированное прежде отчуждение и продолжала действовать независимо от общества на основе избранной ею, преимущественно умозрительной, модели, игнорируя интересы и настроения этого общества. «После короткого периода совпадения векторы движения этих двух сил снова расходились: общество двигалось в никуда, в очередное мифотворчество, старые же и новые группы правящего слоя делили власть».[380]380
  Дахин В. Как остановить разрушение // Три века отечественных реформ. М., 1999. С. 137.


[Закрыть] Как следствие произошло отчуждение общества от власти и управления, а власти и управления от общества.

Однако современный мировой опыт показывает, что «субъективным показателем политической или государственной эффективности, цементирующей, в конечном счете, политический строй и делающий его стабильным, является степень удовлетворенности деятельностью демократических институтов в обществе, то есть принятием или отторжением большинством населения осуществляемой социальной политики».[381]381
  Стребков А. И. Социальная политика и государственная эффективность // Рациональный выбор в политике. СПб., 1988. С. 128.


[Закрыть]

Результат освоения либеральных ценностей «по-российски» в 90-е годы ХХ века можно определить по «социальному срезу», представляющему процесс имущественной дифференциации. Высшие сферы, где находится менее 10 % населения, представлены крупной и средней буржуазией, а также высшим слоем государственной и хозяйственной бюрократии, включая и часть «элитной» интеллигенции и элиты «вообще». Средний уровень, так называемый «средний класс», составляет примерно 20–25 % из общего числа населения, согласно официальной статистике, неофициальной ― около 7 %. Наконец, к низшему слою относится все остальное население, представленное научной интеллигенцией, которая в советское время относилась к сравнительно обеспеченным слоям; «массовой» интеллигенцией (учителя, врачи, инженеры и т. д.); сюда же можно отнести большинство рабочих и служащих, работников государственных и муниципальных учреждений, низший и частично средний уровень чиновничества. Как следствие, соотношение доходов 10 % самых бедных к 10 % богатых (децильный коэффициент) к концу 1993 года составил 11: 1. Это превысило критическое в мировой практике 10: 1, но уже в 1994 году этот коэффициент стал около 15: 1, по размерам же зарплат разрыв еще выше и иногда достигал 27 %. В годы же советской власти (60–80-е) этот коэффициент колебался, по разным оценкам он составлял от 5–6 до 3.[382]382
  См.: Руткевич М. Н. Трансформация социальной структуры российского общества. С. 14; Десять лет российских реформ глазами россиян // Социс. 2002. № 10. С. 22–37; Аратюнян Ю. В. О социальной структуре постсоветской России // Социс. 2002. № 9. С. 29–40; Тощенко Ж. Б., Цыбиков Т. Г. Развитие демократии и становление местного самоуправления в России // Социс. 2003. №. 8. С. 31. Данные Госкомстата последних лет свидетельствовали о динамике снижения бедности (до 2014 г.). Однако не следует создавать излишних иллюзий на этот счет. Так, эксперты считают, что угроза обнищания – российская социальная опасность.


[Закрыть] В первой четверти нового века эта ситуация не претерпела каких-то значительных изменений: в 2015 году (Росстат) он составил 15,6: 1.

Предотвращает социальный взрыв как в 90-е годы XX века, так и в настоящее время, лишь «теневое» перераспределение материальных благ между различными статусными группами, но и это «теневое» перераспределение также все еще создается, как правило, властью и для власти.

Доминирующие процессы в российском обществе в 90-е годы такие, как снижение уровня и качества жизни населения, углубление имущественной дифференциации, властно-криминальный раздел собственности и власти, снижение значимости интеллектуального труда и т. д., подтвердили справедливость высказанного в свое время мнения о неизбежности цивилизованного «авторитарного» правления при переходе от социализма к «демократии».

Проблема заключается в том, что политическая жизнь России сложилась так, что то значение, которое имеют реальные политические субъекты (политики, бюрократия, промышленно-финансовые группы, и др.), не позволяет их игнорировать и заставляет рассматривать эти субъекты в качестве влиятельных участников политического процесса. Все новообразования являются продолжением происходящих в нашей стране перемен. Такие процессы в том или ином виде свойственны любому политическому режиму, но вес и авторитет носителей политических действий различен.

Их влияние на развитие режима может строиться как на основе закона, так и на основе владения финансовыми, политическими, информационными и прочими ресурсами.

Несмотря на то что современные наиболее влиятельные группы выступают в двух формах ― «новая бюрократия»,[383]383
  «Новая бюрократия» не является однородной. Российская административная система включает в себя по меньшей мере две организационные подсистемы или две группы институтов бюрократической рутинизации. Первая группа институтов ― это «рациональная» административная подсистема. Она основана на конституционном договоре, является его результатом и отвечает за такие направления, как управление государственным имуществом, фондовым рынком, разработка налоговой политики, страховой и банковский надзор, антимонопольное регулирование и др. Вместе с тем в нашей стране продолжает существовать часть прежней патримониальной бюрократической структуры или подсистемы. Эти подсистемы не только существуют, но и конкурируют между собой за доступ к ресурсам. «Значительная гетерогенность российского общества обеспечивает различную конфигурацию данных подсистем в различных регионах страны, а также на федеральном уровне, уровне субъекта федерации и уровне местного самоуправления». См.: Кузнеченков М. О. Административное управление в современной России: опыт неоинституционального анализа // Вестник КРАГСиУ. 2000. № 2. С. 78–79.


[Закрыть] «новые политики» и «новые русские», между ними создана в определенном смысле устойчивая связь, которая напоминает треугольную формулу. В социально-политическом значении этим группам в настоящем обеспечивается информационная и общественная поддержка. Жизнь подтверждает, что треугольная форма взаимоотношений, где каждая вершина выполняет свою функцию, является наиболее устойчивой. Одну составляющую этого треугольника представляют патроны, то есть государственные лица (политики), которые могут распределять финансы или обеспечить политическую поддержку другим субъектам социальных отношений. Вторая вершина ― руководители финансовых, коммерческих, производственных структур, которые представляют частные и «корпоративные» интересы. Третий элемент треугольника ― институты, осуществляющие функцию мобилизации и поддержки реализующейся политики, что важно в любых условиях развития общества, а тем более при смене руководства.

Естественно и то, что наиболее мощные группы интересов являются фактической властью. Они не только оказывают давление, но и контролируют финансы, кадры, прессу, процесс принятия решений наряду с властью формальной ― политическими институтами и их стратегами в традиционном понимании, как лица, принимающие решения, но в реальности нередко представляющие и озвучивающие власть, обсуждающие, согласовывающие и легитимирующие уже принятые решения. Характер деятельности субъектов как формальных, так и реальных в процессе принятия политических решений определяется такими факторами, как система распределения властных полномочий; развитость институтов представительства интересов; политическая культура, присущая данному обществу, наличие определенных традиций и ценностей; правовая база, регулирующая процесс принятия решений.

«При определении роли и значении первых (формальных участников) необходим точный анализ устройства политических институтов и процедур принятия решений, тогда как для идентификации второй группы (реальных участников) больше подходит анализ исторической и национальной традиции, политической, экономической и социальной сред, развития конкретной политической ситуации».[384]384
  Шаулова Т. В. Субъекты права законодательной инициативы и их роль в процессе принятия решений // Политические процессы в России: институциональный, идеологический и поведенческий аспекты. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2001. С. 83.


[Закрыть]

Вне зависимости от конфигурации элит, различающихся по своим функциональным позициям, как политическая, экономическая или идеологическая, ― все они участники распределения или перераспределения функций, статусов и ролей между «элитами» и бюрократией в процессе перехода нашего общества из одного состояния в другое. Результатом этого процесса явилось преобразование советской формы «правящего класса». Однако и при наличии названной треугольной плюралистической структуры элитных отношений, настоящее состояние российского общества все еще следует определить по формуле «неустойчивого равновесия».[385]385
  Незавершенность процесса институционализации в нашем обществе, противоречивый характер его политической системы создают возможности эволюции его политических институтов в разных, в том числе противоположных, направлениях. Возможной является и дальнейшая «демократизация». См.: Дилигенский Г. Г. В. Путин и российская демократия: размышления по результатам 2000 г. // Поле мнений. 2001, Январь. № 07. С. 56.


[Закрыть] В данном случае воспользуемся двумя основными измерениями процесса демократических изменений, предложенных Р. Далем, ― «конкуренция» и «участие». В соответствии с его моделью современное направление российских изменений можно условно представить в виде такой схемы: от «авторитаризма мобилизационного участия» к «конкурентной олигархии». По сути, это разновидность элитарного правления, при которой формальные институты используются в недемократических целях. Такое положение является результатом усеченной элитарной «демократизации при отсутствии механизмов гражданского контроля над действиями властей».[386]386
  Цит. по: Мельвиль А. Ю. О траекториях посткоммунистических трансформаций. С. 361.


[Закрыть]

Как бы политики и обществоведы на основе опыта или в теории не воспроизводили элитные и социальные трансформации,[387]387
  См.: Гельман В. Я. Сообщество элит и пределы демократизации // Cоцис. 1999. № 1; Елизаров В. П. Элитистская теория демократии и современный российский политический процесс // Полис. 1999. № 1; Ашин Г. К. Элитизм и демократия // Общественные науки и современность. 1996. № 5.


[Закрыть] как то: в форме латентного периода (1985–1989), периода конверсии (1989–1991), времени конфронтации (1991–1993), стабилизационного времени (1993–1998), или и по типу некоторой определенности или неопределенности прошлого и настоящего времени, а также с точки зрения структурных взаимоотношений элит ― «разъединенная элита», «консенснусно единая элита», «идеологически единая элита», в российском социально-политическом пространстве как не было единых периодов, так и не существует точного обозначения формы элиты, включая современные политические элитарные образования. Фактор многонациональности, территориальной экономической, социальной и политической неоднозначности России породил многообразие форм элитной трансформации и способов взаимосвязей этих новообразований на различных территориях нашего государства.

Вместе с тем современный общественно-политический процесс (с позиции оснований и направления развития российской формы власти, прежде всего власти «номенклатурной» или новой российской «политбюрократической» власти и других ее форм) следует разделить на три этапа:

• до 1989 года ― «номенклатурный», «политбюрократический» этап ― «по-советски»;

• 1989–1991 годы ― «либерально-демократическая» революция ― «по-российски»;

• после 1992 ― элитарно-термидорианский этап (советско-российский вариант), который продолжается до настоящего времени (2017 год).

Термидор в названном измерении определяется как присвоение результатов «революции», а именно: «концентрация и консолидация» экономической, политической и иной власти в руках новых или обновленных элит. Он обнаруживает как разрыв, так и преемственность с революцией конца 80-х ― начала 90-х годов XX века. Термидор не отменяет полностью результатов революции, а означает, что «элиты» используют их в собственных интересах и далеко не всегда ориентируются на интересы управляемых классов.[388]388
  См.: Согрин В. Закономерности русской драмы. С. 163–168.


[Закрыть] Например, «чемпионами» прошедшей в России приватизации, по мнению граждан, являются теневые дельцы (48 %) и работники правления (41 %). Итогом десятилетней приватизации в России стало то, что государство получило всего 9,7 миллиардов долларов от продажи 145 тысяч российских предприятий. В наше общество понимает также, какие социально-политические группы выиграли от приватизации и власти, поэтому оно, как и прежде, не видит в системе институтов государства защитника своих интересов.

Таким образом, хотя потенциальный резерв правящей российской политической «элиты» достаточно устойчив (по стране в целом), но нет равновесия между элитарной и бюрократическими структурами власти, поскольку деятельность административных образований находится вне политического контроля. Это, во-первых, да и, во-вторых, ― «правящий класс», который, опираясь на аппарат управления, выступает посредником между политической элитой и массой. Если советское прошлое характеризовалось чрезмерным усилением государственной власти над обществом, то до сих пор (в XXI веке) обнаруживается дефицит этой власти в соединении с ослаблением контроля общества над свободой индивидов и групп.

Следует признать, что первые («настоящие») действия российского президента В. В. Путина и его администрации, в этом мы повторимся, говорят об изменении положения политического (властного) маятника из точки «дезинтеграции». Он пошел в противоположном направлении, начался новый этап большей упорядоченности и централизации власти и управления. За время Путина (2008–2012 годах президентом был Д. А. Медведев) уровень жизни населения вырос в три раза.[389]389
  Ратленд П. Постсоветская элита России // Полис. 2016. № 3. С. 55.


[Закрыть] Но это средние показатели, которые не отражают реальной социальной ситуации в российском обществе. Поэтому попытки президента объединить страну (по-прежнему живущую «по-понятиям») вокруг идеи «порядка» и «диктатуры закона» опираются, главным образом, на административные ресурсы, которые не всегда продуктивны.[390]390
  См.: Ачкасов В. А. Региональная идентичность в российском политическом пространстве // Политические процессы в России: институциональный, идеологический и поведенческий аспекты. СПб., 2001. С. 106; Ратленд П. Постсоветская элита России. С. 55–72.


[Закрыть]

Также совершенно очевидно, что из-за «демократизации» в 90-е годы ХХ века ослабло управление, что не способствовало обеспечению устойчивости общества. Поэтому на сегодняшний день не так много оснований, говорить о существовании в России меритократической правящей элиты («класса для других») ― в наличии лишь более или менее стабильная группа, обладающая наибольшей властью.

Современный правящий слой вполне можно назвать «постноменклатурным патронатом» (с определенной долей условности). Этот термин отражает имеющийся тип господства в его генезисе и развитии. То есть произошла приватизация социальной силы «распавшейся» номенклатуры. Иначе ― осуществлено частное присвоение средств и ресурсов власти, еще в существенной мере синкретичной, не разделенной на политическую и экономическую составляющие (и одновременно разрозненные). Названное понятие указывает на элементы патримониального характера российской власти как социальной нормы, постоянно воспроизводимой в системе отношений управляющих и управляемых, а также во взаимодействии властвующих институтов. Кроме того, в категории «постноменклатурный патронат» указаны наиболее действенные средства господства и обмена властными ресурсами ― это патрон-клиентные отношения, частные (властные) «консенсусы» защиты и поддержки. На этапе все еще институциональной неопределенности личные связи и клиентурно организованные социальные сети дополняют дефицит государственной власти. Одновременно патрон-клиентские связи и отношения, пронизывая деятельность государственных и общественных институтов, не способствуют публичному (от имени народа и для народа) положению этих образований, лишают их гражданского правового содержания.[391]391
  См.: Афанасьев М. Испытывая политические институты // Преобразования в России. М.: Pro et Contra, 1999. С. 92; Макарин А. В. Формальные и неформальные отношения в политико-управленческих структурах и обществе // Теория и практика общественного развития. 2016. № 1. С. 9–12.


[Закрыть]

Об отсутствии «настоящей» российской элиты говорит то, что нет общеобязательных правил замещения элитарных слоев, нет четкого разделения элит по сферам деятельности, а также нет все еще такого решающего фактора, как определенная стабильность в обществе. Другими словами, формально есть все, что требуется, с точки зрения «либеральной» теории для формирования меритократии («свободные выборы» и т. д.). Но система власти и управления обществом далека от решения своей главной задачи, а именно: не поддерживает равновесия между интересами личности и общества, общества и государства, между требованиями порядка и стремлением к свободе.

Вместе с тем быстрые изменения системы формальных экономических и политических институтов запустили один из основных трансформационных процессов ― социально-экономическую адаптацию. Даже в искаженной форме рыночные механизмы создали систему определенной ответственности хозяйствующих субъектов за результаты своей деятельности. В нашей стране идет процесс массовой выработки и усвоения моделей социально-экономической деятельности, в той или иной мере соответствующих сложившейся системе формальных институтов и неформальных отношений. Однако для адаптации граждан России необходимы значительные изменения в функционировании формальных и неформальных институтов.[392]392
  См.: Дискин И. Российская модель социальной трансформации. С. 34; Макарин А. В. Формальные и неформальные отношения в политико-управленческих структурах и обществе. С. 9–12.


[Закрыть]