Текст книги "Матрёшка"

Глава 30

Дом Кати пуст, а ведь сколько раз они бывали здесь в гостях у них с Милошем. Сейчас здесь стоит тишина и ощущается по атмосфере, что никто не живет. Катя решительно ведёт их на кухню.

– Надо чего-то поесть, я от голода умираю. – Она открывает холодильник, он забит до отказа. – Ооо, отлично! Хотите, приготовлю вам что-нибудь вкусное? Креветки свежайшие. Можно ризотто сделать. Любите? Арборио должен быть тоже. Мидии. О, мидии хочу, в томатном соусе. Стейк. Сделаем?

Катя суетится на кухне, как заправская домохозяйка. Такое они тоже видят в первый раз. На самом деле, они вообще первый раз на ее кухне, и оба совершенно недоверчиво переглядываются, сомневаясь, что Катя вообще когда-нибудь в жизни подходила к плите. Потом Чарли вспоминает, что она изначально стала известной, как фуд-блогер, и, вроде, даже изданная книжка кулинарная у нее есть. Заходит горничная и интересуется, может ли она чем-то помочь.

– Откройте вино, если оно есть, будьте добры. – Просит Катя. – И креветки можете почистить?

Та неловко мнётся.

– Что? – Раздраженно спрашивает Катя.

– Боюсь, вина в доме нет.

– Понятно. – Катя не возмущается, хотя была надежда, что ее помощница сгрузила все запасы из винных шкафов в какую-нибудь далекую кладовку, но, похоже, нет. – А почему все время этот сыр здесь? – Она демонстрирует упаковку горничной. – Я его терпеть не могу!

– Просто этот список покупок составил когда-то еще мистер Краснич.

– А он-то тут при чем? – Поражается Катя. – Вы не заметили, что он здесь больше года не живет?

– Вы же не давали новых указаний. – Оправдывается та.

– Чушь какая-то. Надо было спросить.

– Я прошу прощения. – Бормочет та.

– А я еще думаю, почему всегда один и тот же набор продуктов. Грейпфруты – я их вообще терпеть не могу. Сыр вот этот не ненавижу, он воняет ужасно. – Она швыряет упаковку в мусорную корзину. – Шоколад я не ем. Ладно, все, что я люблю, тоже в наличии. Напомните мне, – обращается она к горничной, – я вам новый список составлю. Только прям напоминайте, пока не составлю. Но надо же знать профессиональных алкоголиков! – Заявляет она на этот раз друзьям.

Лезет в самый дальний шкаф, выставляя оттуда упаковки макарон, достаёт запрятанную бутылку вина. «Ещё где-то должно быть!» Через пару минут возвращается с бутылкой виски. «Заначка есть всегда!» – Гордо заявляет она, доставая бокалы и усаживаясь за стол. Итан только надеется, что виски она пить не станет. Он уже не знает, чего ждать от этой женщины. Катя просит Чарли налить ей половину бокала вина и разбавляет его водой. Чарли, не стесняясь, переходит сразу к виски, Итан, подумав, присоединяется. Горничная приносит ведерко со льдом.

– Знаете, сколько я не пила? – Гордо заявляет Катя. – Сейчас точно скажу – год и три месяца. Глотка спиртного не сделала.

– А теперь забеременела, сразу давай пить. – Чарли протягивает свой бокал, чтобы чокнуться.

– Ага. Но, честно говоря, такое, не вкусно даже. – Она делает глоток из бокала. – Меня сейчас такие люди окружают – секта реально. Все на ЗОЖе и спорте. Я даже курить с ними бросила, давно уже.

Чарли и Итан одновременно думают, что никогда и не замечали, что у нее проблемы с алкоголем. Пила, как все, или даже меньше. Пьяной они ее не видели ни разу. Тем более, под кайфом. И правда, с алкоголем у Кати особых проблем нет, просто он резко снижает порог толерантности к наркоте. Наркотики тоже не означают, что ты в отключке валяешься. Можно спокойно жить и функционировать. Ну, до определенного момента.

– Расскажешь, что случилось? – Просит Чарли.

– Про перестрелку? – Хихикает она, угадывая его мысли.

Чарли становится неудобно, что его интересуют исключительно желтые подробности. Вообще, его столько всего интересует, но он решает, что в первую очередь нужно понять, что произошло между ней, Милошем и Коннором, почему опека, за которую столько времени она боролась и побеждала, все-таки перешла к бывшему. Каким образом не только его дети, но и Катина старшая девочка оказались в Ирландии? Понять что-то из этого из Катиного Инстаграмма совершенно невозможно. Дети там регулярные гости, и не возникает впечатления, что она живет с ними раздельно. Катя между тем решает позвонить Милошу, отыскивает свой телефон и набирает номер.

– Не знаю, почему Коннор считает, что Милош такой пострадавший, несчастный – ничего подобного, и мы с ним прекрасно общаемся. – Она слушает гудки в трубке. – Привет! – Радостно восклицает она. – Не отвлекаю тебя? Ты в Лондоне? Класс, я тоже. Нет-нет, ничего ты не забыл, не пугайся, это не по графику. Заедешь в гости, может? У меня Итан и Чарли, сидим, пьем вино. Уже, да, у нас стресс. Ну, приедешь, расскажу. Ой, я могу не дожить до вечера с этим джетлагом, приезжай на обед, хоть ненадолго, ты же рядышком. Я понимаю, но перенеси ради нас, ну, плиз. – Уговаривает она ласково-ласково. – Знаешь, мы сколько с ребятами не общались? Ужас! Все тебя мечтают увидеть, и я тоже. Хочешь, тар-тар тебе приготовлю? Ага, из тунца, конечно. Да мой ты хороший!

– Он давно в курсе, кстати. – Она отключает телефон, счастливо улыбаясь после разговора. – Ему не страшно было сказать. Была уверена в нормальной реакции здорового человека. Он за меня очень рад. Я не знаю, что за склонность все драматизировать у некоторых. Это ужас, что он устроил. Постоянно чувствую себя человеком второго сорта с ним. Вот как он это делает? Боже, я всегда так старалась соответствовать и никогда не получалось, никогда! Все не так, что ни сделай. Я что – убила кого? Зарезала? Забеременела! Не от того! Это вот надо? Его забыла спросить. – Бубнит она, тут же, не откладывая, приступая к приготовлению обещанного тар-тара. Она с такой скоростью орудует ножом, как заправский повар, что Чарли все время кажется, что сейчас она рубанет себе по пальцу, но каким-то чудом этого не случается.

– Что произошло? – Настаивает Чарли, пока Итан отмалчивается, уверенный, что Чарли волнуют те же самые вопросы, что и его, и, давая ему возможность проявить инициативу. – Ты нам ничего не рассказывала. Мол, расстались с Милошем, и все! Почему, как? Он тоже ничего не рассказывает, хотя общаемся. Все шито-крыто. Мы все обалдели, когда ты на премьеру с Дэном пришла, если честно.

– Да что произошло? – Она пожимает плечами так, словно и говорить-то тут не о чем. – Самая тупая фигня! Накидалась наркотой, не отрицаю! Самое ужасное, что на глазах Конора меня накрыло, и это был самый мощный проеб за всю историю человечества. Он же меня и довел до такого состояния! Что он мне наговорил, вы себя представить не можете. Даже сегодняшний день отдыхает. Превзошел сам себя! Причем, он не так уж ужасно ко мне относится, нет, мы можем нормально общаться, но, когда его накрывает злость, то все – жжет напалмом. Ну, сами видели. А накрывает его частенько. И вот представьте: лето, жара, Сен-Тропе, шикарный ресторан, все красивые-нарядные, а у меня слюни пузырями, пульс типа пять ударов в минуту, и все, я отъезжаю в клинику. Какое-то место заколдованное, ей-богу, у меня каждый раз там какой-нибудь пиздец происходит. В этом году не поехала даже, от греха. Но Милош напрямую с Коннором договорились насчет детей, вот тоже удивительное рядом, конечно. Общаются прекрасно. То ли дело орать на меня! Это запросто. А Милош, конечно же, ни в чем не виноват. Такие высокие отношения. – Она уже закончила с рыбой и теперь маринует стейк, параллельно проверяя варящийся соус.

– Вот как это возможно? Больше года прошло, ты решила, наконец, рассказать. А говоришь, что мы друзья! – Итан, наконец, не выдерживает сидеть молча. Вот никогда не мог понять этой скрытности! «Ты – мой родной человек, я мечтаю, чтобы ты всегда был в моей жизни!», потом – раз, выясняется, что скрывает все! Абсолютно все! Самые серьезные события в жизни и свои переживания по этому поводу!

– А что мне было вам сказать? – Виновато оправдывается Катя. – Ой, ребятушки, я тут только из рехаба, помните, хотели у меня опеку отобрать? Так и получилось в итоге, ее просрать. Думаешь, хочется такое кому-нибудь говорить? Даже друзьям.

– А для чего еще нужны друзья?

– Ну, нееееет, – Катя качает головой, – вы бы меня стали жалеть, сочувствовать, мне это меньше всего нужно было, вы уж извините. Я ценю вашу поддержку, но мне надо было не пережевывать это все, что уже нельзя изменить, а отвлечься кардинально. Я отвлеклась. Но это почему-то опять зашло слишком далеко, даже не знаю, почему так происходит всегда. Казалось бы, ничего не предвещало. Сама не ожидала, честно. – Разводит руками Катя в непритворном недоумении, как так все в жизни непредсказуемо устраивается.

– Ты меня, конечно, извини, но у меня такой же вопрос, как у твоего бывшего: это действительно взвешенное решение? – Итан заранее извиняется, понимая, что вопрос вообще ни разу не деликатный. – Ничего себе ты отвлеклась, конечно.

– Таааак, это еще что? – Катя мгновенно переходит в оборону, все черты ее лица как бы становятся жестче и грубее. Она усаживается напротив Итана. По ней прям очевидно, даже, если ее не знать, что такая пошлет, и очень далеко, за ней не заржавеет. Опять волшебное перевоплощение в гопницу происходит прямо на глазах. – Ты опять начинаешь морализаторствовать? А чем он вам не хорош, что с ним не может быть серьезных отношений? Ты же не знаешь его. – У нее даже голос становится гнусавым и выговор совсем не такой старательный, как обычно.

– Да видел я его! С крашеными ногтями и волосами.

– Видел? Ну, ясно. – Катя откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди и пялится на Итана прищуренными от злости глазами. – Людей по внешности оцениваем? Так он, вроде, очень привлекательный внешне.

– Только я не девочка двенадцати лет. – Сообщает он.

– У меня такое впечатление, – она делает два глубоких вдоха и выдоха через нос, видимо, стараясь успокоиться, и не начать скандалить, – что вы все не понимаете одну простую вещь: вот как он стал звездой американского шоу-бизнеса? Ммм? Простой мальчик из Сибири, у которого стартовых возможностей было ноль! Думаете, это волосы покрасил и все? Все тебя ждут с распростертыми объятиями? Вы чо, лохи наивные и не понимаете, как эта система работает? Кто там пробивается и выживает? Да у него яйца покрепче, чем у всех моих мужиков, вместе взятых. Думаешь, вот ты, – наклоняется она ближе к Итану, – такой крутой взрослый режиссёр взрослых фильмов, да? – Катины суженные в ярости глаза упираются в него. – Ты поинтересуйся, сколько у него просмотров на ютубе. Последний клип уже 250 миллионов за два дня. Шедевр, кстати, посмотри. Снято шикарно, и идея просто бомба. И он сам продюсер, между прочим. Твоё кино последнее сколько народу посмотрело?

– Так, так, спокойно, не подеритесь! – Чарли вклинивается между ними. – Ещё между вами разборок не хватало.

– Не позволю неуважительно высказываться о моем мужчине! – Кричит Катя. – Своё мнение держи при себе, а лично мне он нравится, девочке под сорок. И ребёнка я от него хочу.

Итан выглядит одновременно задетым и виноватым.

– Извини, я не должен был такое говорить. – Бормочет он. – Это, конечно, дело твоё, я ни в коем случае не имею права никакого мнения высказывать. И откуда может быть 250 миллионов просмотров? – Резко переводит он тему. – Это накрутка какая-то? Нереальная цифра.

– Я смотрел раз 20. – признаётся Чарли. Итан смотрит на него в изумлении.

– Вот! Воооооот! – Торжествующе указывает на Чарли Катя. – И что скажешь?

– Он классный.

– Кто? – уточняет она. – Дэн?

– Да, – Чарли улыбается. – А клип – пушка. Я смотрел, чтобы понять, как снято, так и не понял. Трек тоже отличный, но клип – это прям кино, настоящий блокбастер, сколько денег стоит, страшно представить.

– Спросишь при встрече. Надо вас познакомить нормально. – Так же резко Катя возвращается в свое обычное дружелюбное состояние. – А то у вас какие-то предвзятые представления. Да он круче всех, кого я знаю! И по мозгам повзрослее многих, кто его в два раза старше.

– Ладно, ладно, мы тебе верим! – Чарли, как всегда, пытается всех примирить. – Просто мы же ничего не знаем, беспокоимся. Просто скажи, что у тебя все хорошо сейчас.

– У меня все хорошо, да, конечно, все отлично. У детей все хорошо, может, им, правда, в Ирландии лучше, я не представляю, как в ЛА растить ребенка, если честно. Ребенка знаменитости, в смысле.

– Ну, как? С детства под прицелами камер и вспышка в лицо.

– Да-да. Поэтому за них я спокойна, за Агату тоже, вроде, сейчас приедет, спросим. Она только переехала месяц как. В ЛА школа была просто отвратительная, детский сад какой-то. Поехала осенью в Москву к папе, там школа хорошая, именно в плане образования, но система еще чуть ли не советская осталась, к детям относятся как к низшим существам, за людей не считают. Мой свободный ребенок, конечно же, тут же сцепился со всеми учителями, стала их учить уважению, толерантности, рассказывать про триста существующих гендеров, все в классе стали себя классифицировать, кто гендер-флюид оказался, кто третий пол, кто вообще демигендер какой-то! И это все посреди России-матушки, где законодательно пропаганда гомосексуализма запрещена, не то, что триста гендеров! Учителя эти, суки, которых она доставала, тут же ее слили, нажаловались родителям, что она детям внушает какие-то страшные идеи, и все они скоро начнут себе вены резать и школу взрывать. Ну что делать? Пришлось ее забрать. – Вздыхает она. – А Коннор сам предложил. Несколько месяцев подговаривался, что надо ей в Дублине учиться. Я сопротивлялась, как могла, сложное было решение, но она сама захотела, в итоге. Она ему в рот смотрит: «А Коннор сказал, а вот Коннор считает, Коннор, Коннор, Коннор». Бесит меня! – Внезапно вскрикивает Катя, заставив их подпрыгнуть. – Но жалко, она талантливая такая девочка, со склонностью к наукам, надо учиться, конечно. Уж у него там школа! Может, лучшая в мире.

Словно, услышав последние слова, ее телефон начинает вибрировать. Она вздыхает, демонстрируя друзьям экран: «Коннор». «Успокоился», – решает она. Сейчас будет извиняться. Вот сколько раз она ему говорила: досчитай до ста, прежде чем рот открывать. Нет, он сначала все скажет, потом начинает сожалеть. Она сбрасывает звонок. А она вот не успокоилась! И не хочет сейчас заново начинать отношения выяснять. Так можно бесконечно по кругу ходить. Звонок опять повторяется. Вот ведь настырный!

– Одумался, раскаялся. – Она в задумчивости смотрит на экран. – Очень за меня рад. – Она закатывает глаза. – Это ужас, конечно, вот всю жизнь такие качели, это клиника, конечно. Биполярка, как минимум, думаю. Если не похуже что-то. Такое чистое, кристально дистиллированное безумие в его лице. Конечно, как человек со склонностью к разрушительным маниям, я мимо такого счастья пройти не могла. Как кролик на удава смотрела, полностью загипнотизированная этими безумными глазами.

– Вот никогда я не понимал его, он такой респектабельный бизнесмен, учёный, когда я попадаю в ваши разборки, я просто в шоке, как он может так себя вести? Это не стыкуется. – Чарли разводит руками.

– Я тебя объясняю – он сумасшедший человек, кли-ни-че-ски. – Как бестолковому ребенку, вдалбливает ему Катя. – Диагноз ему никто не ставил, конечно. Он, как настоящий маньяк, прекрасно скрывает свой внутренний мир, внешне да, крайне респектабельный, я тоже подумала, что аристократ, когда увидела. Но сердце не обманешь – психов чувствую издалека. Ну и гениальный именно поэтому, конечно. Это сегодня еще был лайт-вариант, даже почти никто не пострадал, у нас и до рукоприкладства доходило. Да-да! – Утвердительно кивает она в ответ на их выпученные в ужасе глаза. – Простите ради Бога, я не думала, что он заметит, у меня и живота-то нет, никто бы не догадался, даже, если бы я в бикини пришла.

– Вы же уже давно не вместе, а все такие эмоции! – Поражается Чарли, не веря, просто отказываясь верить, что, действительно, могло быть какое-то рукоприкладство. Он не может себе это вообразить даже примерно, хотя с фантазией у него, вроде бы, полный порядок.

– Не говори! – Вздыхает Катя. Как-то часто она вздыхает сегодня, замечает Итан, начиная переживать за нее. – Уверена, он про меня говорит примерно что-то в том же духе, что и я про него. Что клиническая сумасшедшая и загипнотизировала его. Чем еще можно объяснить, что человек после двух свиданий приехал предложение делать ночью? Замужней женщине, на секундочку! Открыли специально для него ювелирный, до утра ждать не мог. Нормальные люди так не поступают же? Особенно в 40 лет. Вот уж кто себя вел, как подросток. Как он сегодня сказал? Обдуманное, взвешенное решение? Вот, интересно, решение на мне жениться было очень обдуманным, взвешенным оно было? Когда мне ему надо было про себя рассказать успеть? Прям при знакомстве выдать справочную информацию? Он и не спрашивал. Может, если бы он хотя бы спросил, скажи, а какие у тебя взаимоотношения с наркотиками, а мужей сколько было, а сколько из них выжило, а не связана ли ты каким-то образом с организованной преступностью? Я бы, может, и сказала, но он не спросил, что самое интересное! А виновата я, конечно, оказалась. Как обычно.

– Ну, все, гляжу, ты успокоилась! Если можешь шутить, то все, отпустило. – Чарли угорает, кажется, его накрыло от виски.

– Да оборжаться. – Катя и правда развеселилась. Ну, не может она долго переживать. Вино свое она допила и заваривает чай. Опять звонок от Коннора. – Да что ж такое! Он бы не стал так настойчиво звонить, чтобы извиниться. Я отвечу. – Она взволнованно снимает трубку.

– Какой у тебя срок? – Орет он. Да уж, тон его далек от извиняющегося.

– Что? – Катя чуть не роняет телефон от этой внезапно выплескивающейся из трубки агрессии.

– Какой срок, я спрашиваю!

Она несколько раз моргает, пытаясь понять к чему этот вопрос. В голову ничего не приходит.

– А тебе-то что? – Только и может выговорить она, убеждаясь, что он окончательно сошел с ума и нужно будет вообще с адвокатом проконсультироваться, существуют ли какие-то методы заставить его пройти освидетельствование на наличие психического заболевания. Детей же нельзя оставлять с психопатом?

– Это мой ребенок? – Задает он следующий вопрос, заставляя ее ахнуть.

– Что? Неееееет! Нет! Ты совсем псих? Конечно, нет! – Она выбегает их кухни, чтобы ее выражения лица никто не видел.

– Какой срок? – Шипит он.

– Маленький. – Как-то наивно и растерянно отвечает она, не понимая, как такое вообще могло прийти ему в голову.

– Какой?

– Это не твой ребенок! – Шепчет она в трубку, хотя из гостиной на кухне ее никто не может услышать.

– Не скажешь, значит. – Так же практически полушепотом хрипит он, видимо, окончательно посадив свой голос.

– Хорошо, 3 месяца. – Спокойно признается она, лишь бы он отстал.

– Ок, сделаем скидку на твое вранье, и это идеально совпадает. Потом скажешь, что этот тоже недоношенным родился. – Как-то даже облегченно выдыхает он, убедившись, что все именно так, как она себе и представлял. – Быстрее надо было соображать, выдала себя с головой.

– Я тебе клянусь, детьми клянусь, – пугается Катя его уверенности, – я тебе могу показать документы.

– Да плевать тебе на детей! И документы любые сделать пять минут. Мне нужен тест ДНК. – Безапелляционно заявляет он. Не «Я хочу сделать тест», не «Давай сделаем тест», не «Когда можно сделать тест», а ему нужен, видите ли, тест! Требует!

– Хоти все, что хочешь. – С трудом сдерживая себя, чтобы не послать его на три буквы, возмущенно пыхтит Катя. – Ты не имеешь к этому ребенку и ко мне никакого отношения. Господи, как тебе такое в голову могло прийти? Я не собираюсь продолжать этот разговор. Просто пойми, ты тут не при чем.

– Я не буду тебя заставлять до родов делать тест, это может повредить ребенку, но после родов это не обсуждается.

Кате интересно, он Лили с Вилли сделал? Сделал, наверняка, втихаря от нее! Уровень доверия к Кате у него на высочайшем уровне, сомневаться не приходится. Если даже не сразу после рождения, то потом-то, узнав ее получше, сто пудов сделал. Кате становится очень обидно, тогда-то ей и в голову не приходило ни на кого другого смотреть! Вот как он смог такую сильную любовь убить? И детей отобрать! Всего ее лишил, просто разрушитель, истребитель всего живого! Еще и относится к ней, как к говну.

– Не можешь меня заставить ничего делать, отстань от меня, я не твоя собственность, – уже, не боясь, что ее услышат, она не может больше сдерживаться и тоже орет в трубку, – да и рычагов давления у тебя на меня нет.

– Уверена? – Как он умеет делать вот этот угрожающий тон! Кате, которой нечего бояться, и которая точно знает, чей это ребенок, становится не по себе, и она почему-то начинает думать, что он может ей сделать в случае чего. – Да миллион у меня рычагов, но я прошу тебя по-хорошему, вернее, не прошу, а требую. Я не позволю, чтобы мой ребенок рос непонятно с кем.

– Это. Не. Твой. Ребенок. – Устало выговаривает она. – Не начинай, все твое уже у тебя. Можно, у меня будет что-то свое? Пожалуйста, не заставляй меня нервничать еще больше, мне это вредно вообще-то. Я уж думала, ты пожалел о своем поведении и звонишь извиниться. А ты такое вдолбил себе в голову. Думаешь, если бы он был твой, я бы не сказала? Я прямо сейчас пришлю тебе документы, вот прямо сейчас, параллельно отсылаю. Смотри, там срок указан. А теперь можешь сам посчитать.

– Ты могла заранее это сделать. – Не сдается он. – Ты же понимала, что я спрошу.

– Господи, Коннор, прошу, пожалей меня, пожалуйста, мне уже плохо, ну, правда, нельзя так давить на меня, нельзя. Я только успокоилась. – Катя всхлипывает.

– Не надо только плакать начинать. Пройдешь обследование в моей клинике. Они мне скажут срок.

– Нет, ну с какой стати?

– Ты все равно приедешь на днях. Ничего страшного, сделаешь УЗИ, это не сложно.

– Хорошо, хорошо! – С раздражением прежде всего на саму себя, что опять она ему уступает, восклицает она. – Считай, ты меня продавил. Я в очередной раз готова на все, лишь бы ты успокоился.

– Когда приедешь?

– С Агатой.

– Я тебя запишу на прием.

– Господи, за что мне это?

Коннор отключается. Катя сидит, совершенно обессиленная. Как она могла не подумать, что он такое себе вообразит? Совсем отупела, расслабилась. Сделает она это УЗИ, все, что угодно, чтобы он отстал он нее. Интересно, а если бы оказался его? Ну, к примеру? Что бы он делал? Отсудил бы, сто процентов. Вряд ли предложил бы вернуться и вместе воспитывать. Хотя, может, и предложил бы. Но, слава богу, к нему этот ребенок не имеет никакого отношения. Слава богу!

Возвращаясь обратно к гостям, Катя застает на кухне свою помощницу – Эбби. Та с недоверием смотрит на развернувшиеся на кухне кулинарное безумие.

– Это что это на тебя нашло? У тебя обед на 20 человек намечается?

– Я обожаю готовить, ты не знала? И страшно хочу есть.

– Нет, про готовить я знаю, конечно, что ты гениально можешь все. Чтобы ты ела, не видела никогда толком. Это крайне удивительно, но я очень рада, хоть ребёнка решила голодом не морить. – Эбби осекается и с испугом смотрит на мужчин.

– Они в курсе, – успокаивает ее Катя, – но вообще следи за языком.

– Извини, вырвалось.

– Да я смотрю, уже не так и мало людей в курсе, – улыбается Чарли.

– Ну, знаете ли, я все узнаю первой, думаете, кому звонят посреди ночи и орут: «Мне срочно нужен тест на беременность!» При том, что она в Лос-Анжелесе, а я в Лондоне.

– Поможешь в столовой накрыть? – Просит ее Катя. – Поешь с нами. Да, и закажи вина и вообще спиртного, вообще ничего нет. Пусть сейчас привезут.

– Ты сама сказала все забрать из дома, не помнишь? Я чуть не спилась элитными винами.

Пока Эбби с горничной накрывают на стол, а Катя заканчивает двадцать пятое блюдо, Чарли интересуется:

– Извинился?

– Это капец какой-то, у него истерика продолжается. – Она устало трет переносицу. – Иногда я просто не понимаю, как я это выдерживала столько времени. А ведь он не отпустит, он как паук, все, что попало в паутину, его по определению. Вот казалось бы, мы в разводе три с половиной года. Что ему от меня нужно? Что? Ладно, все, не хочу больше о нем думать, давайте дальше, на чем мы остановились?

– Расскажи нам про организованную преступность, не могу уже больше терпеть! – Чарли изнемогает.

– Да я поняла, что тебя только это и интересует. А что там рассказывать?

– Про друга своего, который в розыске. Ты не знаешь, где он, случайно? – Чарли сгорает от нетерпения.

– Ты что, из Интерпола? – Катя притворно замахивается на него ложкой, которой она поливает маслом стейк в духовке. – Не знаю, слава богу, и знать не хочу! Думаешь, мы расстались друзьями? Наша последняя встреча закончилась тем, что он меня пообещал, если еще раз меня увидит рядом с Максом – это как раз мой муж будущий был, живьём в бетон закатать у него на глазах, а потом и его следом. И я прям поверила! Кота моего вышвырнул из окна с восьмого этажа. – Они в ужасе ахают. – Кот выжил, кстати, там дерево было внизу, лапу только сломал. Я только кота отвезла к ветеринару, взяла Макса, паспорта и улетели первым рейсом сначала в Париж, оттуда в Гватемалу. Полгода мой папа и Макса отец, используя все свои связи, через ментов, через ФСБ с ним пытались договориться, чтобы он нас не трогал. А у Макса отец Центробанк возглавлял, на минуточку, это как министр, чтобы понятно было. Как-то удалось, в итоге, на него надавить. Бедный папа несколько лет жизни потерял, наверное.

– Думаешь, реально бы закатал? – Челюсть у Чарли, как отвалилась от потрясения, так обратно и не встала. Итан, наоборот, сидит плотно сжав губы и почему-то сжав кулаки, словно руки судорогой свело.

– Не знаю, – Катя легкомысленно пожимает плечами, – хочется, конечно, верить в лучшее в людях, но оставаться и проверять как-то стремно было. А после этой статьи я вообще удивляюсь, что не улетела тогда следом за котом.

– Что за статья? Я тоже хочу почитать.

– Могу тебе найти, скинуть. Хотя…. Может, не надо? Там такое понаписано. Я даже не верю и половине. Он не казался способным на такое. Ну, до эпизода с котом, по крайней мере. Обычный парень, загадочный немного, я понятия не имела, чем он занимается. Ну, знала, что он крутой типа, все его уважают и побаиваются, что ли, за что – без понятия была. Тогда вообще было не отличить, знаешь, бизнесмена от бандита, все настолько было смешано в период первоначального накопления капитала. Убивали всех направо и налево. Дня не проходило, чтобы чью-то машину не взрывали, или кого-то не расстреливали. Дикое время было. Коннор говорит: как тебе папа разрешил с таким человеком общаться? Да тогда все такие были, ну, кто что-то из себя представлял. Я думаю, папа тоже не думал, что там какой-то откровенный криминал. Да и я в 17 была вполне взрослая девушка. Мне кажется, что тогда мы взрослели быстрее гораздо, время такое было, некогда было особо ребенком оставаться. Это сейчас в 30 лет еще можно студентом быть, в 35 задумываться начинать о семье. Мы не могли вообще наперед ничего планировать, буквально не знали, что будет завтра, жить надо было здесь и сейчас. От этого и жадность какая-то до всего, ну, еще, конечно, потому, что раньше это было недоступно, не было ни денег, ни возможностей особо. Когда все это появилось, надо было срочно всем пользоваться. Поэтому то, что для Коннора не понятно, для меня очевидные вещи, по-другому просто не могло быть. Как с этой машиной. Когда папа раньше не мог ни о чем, кроме какого-нибудь древнего форда, пригнанного из Германии, мечтать, а тут у него резко возможность пойти и в салоне купить любую машину вообще! Ну, разве мог он мне отказать? Ведь он не знает, будет завтра у него такая возможность или нет. Что там с ценой на нефть, с акциями, это же все было в новинку абсолютно. Банки лопались каждый день. То дефолт, то еще какая-нибудь фигня. Сегодня ты богатый, завтра все сгорело. Вам этого не понять.

– Сложно это представить, понимаешь? – Подтверждает Итан. – Я вполне могу Коннора понять. Когда факты выхвачены из контекста, они действительно ужасающие, когда ты начинаешь рассказывать детали, все немного по-другому начинает вырисовываться. – Итан и так еще и не пришел в себя после утреннего разговора, или, лучше сказать, скандала, а тут такое не менее бодрое продолжение. Он решительно подливает себе виски и очень надеется не напиться хотя бы до обеда.

– Давай, переходи к главному уже! – Чарли просит уже который раз. – Сколько можно нам зубы заговаривать?

– К стрельбе? – невинно интересуется Катя. – Ну блин, вот вообще в последнюю очередь хочется рассказывать о таком, вот даже вспоминать неохота. Вы никогда перестрелку не видели?

– Нет! – искренне признаются Итан с Чарли.

– Ну, в ютубе там, в кино? – Смеется она. – Вот то же самое, только не так эстетично и зрелищно. Да я и не видела почти ничего.

Раз Катя осталась ночевать у него дома за городом, она и была-то там всего раза три, но так звёзды сошлись, что в то утро была. Он собрался отъехать по делам ненадолго, а потом они собирались поехать к кому-то в гости, к кому она забыла, но помнит, что должно было быть новоселье, потому что они очень хотели посмотреть дом, по словам хозяина какой-то совершенно невероятный, с фонтаном внутри и с пятидесятиметровым бассейном. Катя проводила его до двери, он чмокнул ее на прощание, и она вернулась на кухню за своей чашкой чая. Она машинально присела от страшного хлопка, от которого затряслись стены, оказалось потом, это ворота вылетели. Но тут же снова распрямилась и начала смотреть в окно, пытаясь понять, что произошло. Выяснилось, что за окном происходит война – автоматные очереди, взрывы гранат, бегущие люди, падающие люди. Причем падающие в таких странных позах, как будто они игрушечные и их сломали. У нормальных людей так неестественно руки, ноги и вообще тело вести себя не может. В первую секунду она подумала, что оказалась на съемочной площадке, потом эту мысль отбросила, потому что ее бы предупредили, если бы он вдруг киношникам предоставил свой участок для съемок, потом она пришла к выводу, что спит, так как это было единственное разумное объяснение, и попыталась проснуться, тряся головой. Очнуться ей помогла автоматная очередь, пробившая окно и выбившая чашку у нее из руки, оставив ее сжимать одну ручку. Дальше, что было, я не видела: забралась под стол, заткнула уши и просто хотела к маме. Так страшно ей не было никогда – ни до, ни после! Казалось, это продолжалось бесконечно, и, когда она уже думала, что это никогда не закончится, внезапно все стихает. Катя убирает руки от ушей, не понимая, это она оглохла, или реально все прекратилось. Кто победил, она не знает и с ужасом смотрит на вход в кухню, придут они в дом добивать ее или нет? Она надеется только, что никто не знает, что она здесь, да и потом кому она нужна! Она ведь ничего не видела! А вдруг им нужно что-то находящееся в доме, а тут она? Очевидно, что такие ребята свидетелей оставлять не станут. На четвереньках она ползет из кухни, чтобы забиться куда-нибудь понадежнее и подождать, пока менты не приедут. В том, что их вызвали, она уверена, такую канонаду слышно было километров за десять. Напугав ее до полусмерти, распахивается входная дверь, и она понимает, что не успела. «Катя!» – Орет знакомый вроде бы голос, точно она сказать затрудняется, но логически рассуждает, что нападавшие вряд ли знают ее имя. «Я здесь!» – Отвечает она, тут же прокляв себя за это. Вместо того чтобы прятаться, выдала себя и, может, ей жить-то теперь осталось секунд тридцать. Охранник ее бойфренда влетает в кухню и волочет ее к выходу, «Уходим, уходим!» Катя как была – в одной мужской футболке и босиком выбегает с ним. Двор завален телами. Зима. Нападавший ночью свежий снег весь стал красным и выглядит, словно его раскрасили в фотошопе. Катя помогает поднять своего дружка, и они тащат его в машину. Ноги ее скользят по каким-то осколкам, обломкам, гильзам. Она надеется, что ни на чьи кишки она не наступит, глядя четко себе под ноги и стараясь не смотреть по сторонам. Охранник только говорит ей: «Здесь держи!» и складывает ей руки на груди ее парня. Там просто капец – кровь выходит сильными, упрямыми толчками, отталкивая Катины ладошки. Она давит изо всех сил, чтобы как-то заткнуть этот фонтан, и удивляется, почему кровь еще не вытекла вся. Гнали они по встречке, на красный, по тротуарам, сбивая зеркала машин, водитель просто надавил на газ и ногу не снимал, одна рука на руле, второй бешено сигналя. До сих пор для нее загадка, как они не убились! Если в доме у нее еще оставалась какая-то надежда, то сейчас она убедилась, что шансов выжить нет. Видела наяву, как они влетают вот под этот грузовик на встречке, он успевает увернуться в последний момент, вот под этот грузовик, опять успевает. Дикий адреналин плюс нереальность всего происходящего заставляли ее сердце бешено колотиться, и она отметила, что сердце человека под ее ладонями бьется намного реже, но она даже порадовалась тому факту, потому что с каждым ударом из раны выдавливалась кровь, и, если бы сердце билось чаще, она бы уже вся кончилась. Она пыталась прикинуть, сколько крови выходит за раз, граммов сто-двести, но точно сказать было сложно. Она не знала, как давно он получил пулю, поэтому ее математическая задача подсчитать, сколько он уже потерял, была абсолютно бессмысленной, но отвлекала от мыслей о неизбежной смерти в автокатастрофе. Она даже подумывала бросить это бесполезное занятие – попытку остановить кровь и пристегнуться, но совесть ей не позволила. В конце концов, если бы она истекала кровью, он бы ее не бросил, почему-то уверена она. Жизнь – нормальная, обычная жизнь, в которой она полчаса назад пила чай и размышляла лечь ещё поспать или уж не ложиться, кажется далекой, как никогда, словно она очутилась на другой планете или в другой реальности. До больницы они его довезли живого, но шансов по началу никто ему не давал – куча пуль, из них две в лёгком. Но парень оказался нечеловечески здоровым и каким-то чудом выжил. Катя вся была в его кровищи и ногти отмыть не могла, даже ногтевые пластины пропитались, так и были рыжеватыми, пока не отросли.