Текст книги "Матрёшка"

Когда Коннор пожаловался, что никто не записывается на экспериментальное исследование вакцины, Дэн тут же предложил снять ролик и пообещал, что завтра очередь будет стоять. Роликов, в итоге, вышло несколько и в Инстаграм, и в тик-токе, и в приложении Шона, у которого только от одного упоминания Дэном за ночь прибавилось несколько десятков миллионов подписчиков. Дэн сам привился, и это было снято с трех камер. Явился тот на прививку в куртке на голое тело, поинтересовался у медицинского персонала готовы ли они, расстегнул замок молнии и нарочито медленно эту куртку снял, заставив их чуть не попадать в обморок от вида его супернатренированного тела, но котором живого места не было от татуировок, резинка рекламируемых им трусов, естественно, торчала выше пояса штанов, которые держались загадочным для Коннора образом, и казалось, вот-вот спадут, а медсестра, которая должна была вакцину вводить, очень долго мялась и хихикала, проколет ли игла этот невероятный бицепс. А Дэн взял ее руку и, спросив «сюда?» сам вонзил иглу себе в плечо, и еще некоторое время не мог ее вынуть, потому что девушка никак не могла пальцы отнять от его кожи. Коннор только надеялся, что она кончать не будет в прямом эфире. Через полчаса система записи зависла, не справившись с потоком желающих, и был миллион комментариев от людей, которым не повезло оказаться в Ирландии, как они мечтают поставить себе «прививку Дэна». Коннор же страшно бесился, что вот он, один из самых уважаемых людей в стране и ученый, на минуточку, никому не указ, а этот пацан – авторитет, и что название прививки сразу ушло в народ, как «прививка Дэна», а не «прививка Филсби». Но все это ему пришлось высказывать собакам на прогулке, потому что даже психотерапевту он не решился признаться, что ревнует к такой бешеной популярности. Еще обыгрывалось то, что у Дэна фамилия Новиков, и что вот этот-то «Новичок» нормальный, в отличие от. Появилась куча мемов, и скоро вообще уже получалось, что это русская вакцина, и даже пресс-секретарь Путина дал комментарий на эту тему, объясняя, что они не делают поставки своей вакцины куда-то на Запад, отнимая у своего населения, а у них самих в России вакцина тоже очень хорошая, и скоро всех привьют, но враждебный Запад, наверняка, ее не признает из коммерческих целей. Коннор же знал, что русская неплохая, может, не хуже его, но так же прекрасно знал, что масштабного производства у них нет, и сто сорок миллионов человек русские не обеспечат никогда, что уже говорить о поставках за рубеж. Катя же на следующий день ехидненько интересовалась, как идет набор на эксперимент, и может еще газку подбавить, а Коннор потрепал Дэна по плечу и даже сказал спасибо. Катя с Меган так переглянулись, что Коннор готов был убить обеих, но Дэн, как всегда не считывающий никакой подтекст, искренне признался, что рад был помочь, и рассчитывайте на меня, и Коннор в очередной раз подумал, что туповат, конечно, но парень хороший, честный, правильный.

То, что Дэн начал заниматься с Вилли на инструменте, потому что вот это-то никак не получилось бы делать удаленно с учителем, еще добавило ему очков в копилку. «Хочешь, я свою студию тебе покажу?» – Поинтересовался Дэн, когда их посиделки за роялем с этюдами Черни, прописанными Милошем, окончательно привели его в грусть-тоску. И там восторженный Вилли выдал все эти же самые этюды на клавишах, дополненные битами. Потом они переделали всего Баха, Бетховена, Моцарта и Чайковского на современный лад, соединив их в самых невероятных комбинациях. Даня думал, что ж у них рояль стоит так неудачно – посередине огромной музыкальной гостиной, а Вилу нужна камерность, ну это же очевидно. Вот в студии, непроницаемой от света и звуков извне, тому было комфортно. Потом Даня раскрутил-таки его на концерт, и он происходил в большом доме, куда была перетащена часть техники, и Вилли играл на рояле их придумку, а Дэн был просто ди-джеем у него на подхвате. Милош, наблюдавший все это по зуму, первый раз взревновал, но не Катю, а своего маленького любимчика, и сопливо рассказывал Вилли по окончанию, какой же он гениальный, не упомянув про заслуги Дэна, словно того не существовало, потом резко со всеми попрощался, забыв отключиться полностью и отрубив только видео, и все слышали, как он говорил кому-то, всхлипывая: «Пиздец, просто пиздец, ну я там уже все, не котируюсь, понятно, уже три месяца его не видел, конечно, для малыша целая вечность». На этом добрая Меган захлопнула крышку ноутбука, хотя Катя с Коннором сидели, навострив ушки, и еще бы послушали, а Даня сидел, обняв Вила, который трясся мелкой дрожью после выступления на публику, уверенный уже на двести процентов, что он будет композитором, но выступать никогда и ни за что, потому что он и сейчас-то перед родными людьми чуть не описался от страха. «Я хочу в кроватку», – поднывал он, сося палец, что точно сигнализировало, что он в стрессе, и Дэн понес его наверх, и тут уже набежали все, и наперебой малыша укладывали, и тащили ему то печеньку, то молочко, оттеснив Даню, который пошел оборудование складывать и переносить обратно.

И все же успевает, поражался Коннор, при том, что нужно максимальное количество времени уделять Кате, которая уже еле таскала свой огромный живот, по мнению Коннора перейдя все границы допустимого набора веса, но, по мнению Дани, всегда была само красивой и вообще мимими. Тот постоянно ластился к ней, как котеночек, и без конца наглаживал ее опухшие ручки, с которых давно были сняты все кольца, браслеты и даже неизменные папины часы, и только что не мурлыкал. «Это моя женщина», – шутливо ругался Дэн с котом, который нашел новое любимое место и мгновенно занимал позицию на Катином животе, стоило ей сесть, и наминал живот лапками, а Дэн сам претендовал прижаться к этому невероятному сокровищу то щекой, то ухом, то губами. А Катя довольно улыбалась, совершенно не стясняясь своей новой фигуры, и даже, к удивлению Коннора, в Инстраграм выкладывала себя совсем не отретушированную, и, конечно же, все в комментариях восхищались, что вот она такая искренняя и настоящая и подает пример всем своим бодипозитивом.

Ребят своих Даня тоже не бросает – кто остался в Штатах, кто уехал в Россию поближе к родителям, и записывает с ними треки, находясь в разных частях планеты. Потом записывает совместный трек с Джастином, который уехал с женой в Канаду к своей семье, и они делают трогательный клип, просто снятый на телефоны и смонтированный Даней, и, конечно же, опять они в топе по скачиванию и просмотрам на ютуб. «Если бы это были мои последние дни, я хотел бы провести их ровно так – с тобой, и никого вокруг». Запускается целый флешмоб, где люди просто снимают себя со своими родными в домашней обстановке под эту песню, и Катя утирает слезы каждый раз, смотря очередной ролик, и понимая, какую волну любви мальчишки создали.

Аня и Шон, ну и их дети, – единственные, кто допущен к ним в дом, а они «Филсби», как для краткости называют их Галлахеры, соответственно в тот дом. Катю сначала это их прозвание бесит. Ну какие они Филсби?! Меган, может, и светит, но почему она, Агата, Даня, у которого вообще-то всемирно известное имя, тоже стали с какого-то перепугу Филсби, она сначала отказывается принимать. «Давай, еще и с этими друзьями разосрись, – шипит на нее Коннор, когда она было начинает возмущаться, – давай, давай, ты умеешь». Все они и их домашний персонал были привиты, кроме Ани и Кати, которые были беременные – им непроверенную всеми возможными способами вакцину ставить отказывались, хотя обе были готовы. Катя даже совершенно не чувствовала себя оторванной от общества, потому что, во-первых, за год привыкла сидеть дома с Данькой и всех своих тусовочных друзей растеряла, а во-вторых, ей так нравится их цыганский табор с кучей детей, носящихся под ногами, – семь человек с заправилой Агатой, самой старшей, которая в отсутствие ровесников очень полюбила с малышами тусоваться. Коннор порой, приходя в свой дом, ужасался от этого визга, шума, грохота, от которого не спрятаться, не скрыться, несмотря на девятьсот метров жилого пространства, и жалел, что он уехал из тихого офиса, а порой, не найдя никого, потому что не успел прочитать общий чат и не узнал, что у них сегодня барбекю и вечеринка у бассейна в доме у Шона, страдал от этой гнетущей тишины и не знал, чем себя занять, потому что замечания было делать некому, и сидел с Диллом в столовой, сначала подкармливая того по кусочку, а потом просто разрешал сесть рядом с собой на стул и жрать прямо из тарелки, надеясь, что тот никому не расскажет о таких вольностях.

Свой сороковой день рождения Катя праздновать категорически запретила, даже вообще упоминать об этом, и предупредила всех по отдельности. Даня с Аней сразу же согласились, потому что любому русскому человеку известно, что сорок не отмечают, а Меган долго рядилась и просила ну хотя бы торт испечь, и подговаривала Галину испечь тайком, но та сказала «ты что, сорок лет не отмечают» и помогать отказалась. Коннор, который все воспринимал Катю малолетним ребенком, поразился, неужели уже сорок, и автоматически уточнил, а сколько лет Дэну, а на прямой ответ, что двадцать восемь, понимающе хмыкнул, и тут же, раскаявшись в своем эйджизме, постарался загладить и перевести тему и сказал, что вот а Меган скоро тридцать, это надо отметить будет и он уже думает как, и тут же понял, по испепеляющему взгляду Кати, что опять ляпнул не то, и судорожно соображал, как бы исправить эту неловкую ситуацию, но она уже захлопывала дверь его кабинета с другой стороны, постаравшись, конечно, хлопнуть погромче. На свой день рождения Катя получила много букетов: от мамы – какие-то унылые лилии, от Милоша – тоже не сказать, что супербукет, потому что собирал явно не он, а просто заказал доставку, поэтому туда навтыкали цветов на определенную сумму и на этом успокоились, от Итана и еще нескольких друзей. Зато Данечка поднялся рано поутру и нарвал ей майских первоцветов на лугу, который окружал их дом, и постучал в окно их спальни, которая находилась на втором этаже, снаружи. И, когда Катя распахнула окно, не понимая, на чем он там держится и висит, сунул ей этот совершенно волшебный букет и сказал, что это просто так, без повода. Катя отодвинулась от оконного проема и сказала ладно уж, заходи, и он легко перемахнул через подоконник и они немедленно занялись самым романтичным сексом на свете. Катя вообще открыла в себе какую-то новую женственность и чувственность во время этой беременности, перестала ориентироваться на внешнее, а сосредоточилась на внутреннем, где, к ее удивлению, нашла очень нежную и ласковую девочку.

В итоге, Катя, планировавшая провести этот день в депрессии, весь день потом счастливо улыбалась и сказала Меган с Галиной, что хрен с вами, доставайте свой торт, но его везла Анечка, которая сама сделала трехярусный красивейший торт, но плохо его закрепила и он смялся в коробке, и Аня так горестно плакала, как только она умела из-за какой-нибудь ерунды, и всем хотелось сделать все, что угодно, хоть почку отдать, лишь бы она не расстраивалась, а Галина тут же собрала торт обратно, пусть не идеально, но он на сто процентов соответствовал, чтобы в ленту запилить, что, мол, вот да, пандемия коснулась всех, не думайте, что мы какие-то особенные, сами кривые тортики печем, хотя состояние одного Шона переваливало за сотню миллиардов, а Коннор тоже резко со своей фармой и медицинским оборудованием взлетел. Торт был таким, что Катя съела точно половину, потому что не могла остановиться ну никак, а вторую половину съел Шон, который оказался ужасным сладкоежкой, и на этом они с Катей сошлись, постепенно, далеко не сразу, начав общаться по-дружески, и, действительно, он оказался очень милым и веселым парнем, его особенности Катя со временем замечать перестала, и так радовалась за Анечку, что Бог и Федеральное Бюро Расследований США отвели ее от этого Антона мерзкого, который и мизинчика ее не стоил, а Шон был, конечно, идеальным мужем и отцом, и Катя надеялась, что Даня будет таким же.

В клинике, закрытой под ковид, Коннор выхлопотал Кате с Аней отдельный бокс для наблюдения за беременностью и последующих родов. Вход туда, как в красную зону – врачи больше похожи на космонавтов в своих скафандрах, но Дане разрешается присутствовать на родах вместе с Катей. К сожалению, курсы по подготовке к родам недоступны из-за сложившейся ситуации, но им рекомендуют видеолекции, на которые Даня благополучно забивает, разумно рассудив, что у Кати трое детей, уж как-нибудь в родах она понимает.

Появления малышки на свет ждёт все население земного шара. Она явно не торопится явить себя миру. Катя каждый день оправдывается в сториз, что она бы хотела, но мисс Новиков никуда не собирается из ее живота, который уже размером с космос и такое ощущение, что там не один ребенок, а тройня, как минимум. Когда, наконец, Даня отвозит ее в госпиталь со схватками, то обещает подписчикам вести чуть ли не прямой эфир, но пребывает в таком шоке от происходящего, что забывает напрочь про телефон. Он уже жалеет, что просил ее о ребёнке, если бы он только знал, что такое роды! Но как она согласилась, уже три раза пройдя через этот ад – для него загадка. Он не понимает, как человек в здравом уме может согласиться на такие муки. Сейчас он бы отдал все, чтобы это прекратилось, в какой-то момент он думает, что она умрет, ну точно умрет, и в этом виноват только он! Он бы сам умер, если бы это помогло. Его приводят в чувство нашатырём. Катя сама первая берёт в руки телефон.

– Я все, родила, не переживайте, я знаю, многие ночь не спали вместе с нами. Все хорошо. Кроме того, что у меня в палате один не очень вменяемый человек, который то смеётся, то плачет.

Она переводит камеру на Дэна, который ходит, прижимая к себе малышку, садится на кровать рядом с Катей, качает младенчика, двигаясь, как заведенный взад-вперед.

– Дэн, ты как? У нас тут прямой эфир, приди уже в себя. Ты ей сейчас сотрясение мозга сделаешь! – Он, наконец, останавливает толчки своего тела. «Это у него реально схватки или потуги», – понимает Катя. Просто, отложенные. Она надеется, что ему не так больно, как ей, но умом он тронулся, по ходу.

– Чудо, чудо произошло, понимаешь? – Он глазами указывает на ребенка, словно в доказательство. – Я не понимаю, в голове не укладывается, как ты смогла это сделать! Дочь! Дочь! – Тупо повторяет он. – Я теперь папа, у меня есть дочка, – слёзы катятся по его лицу, он даже не пытается их скрыть.

– Да хорош плакать уже! Все же отлично! – Весело произносит Катя. Мужчина на родах с ней был первый раз в жизни, и она уже немного жалеет об этом решении. Хотя, он ей сильно помог на этапе схваток, массируя спину и ноги, просто держа за руку и гладя по голове, но потом она уже не особо понимала, занимаются ли ей или его откачивают все дружно, когда у нее уже потуги пошли. Она, вроде, помнит краем сознания, как его вывели шатающегося в коридор.

– Но ведь можно иногда и поплакать, особенно, если от счастья? – Дэн смотрит прямо в камеру.

Этот принтскрин с его заплаканными оленьими глазами скоро стоит на экране телефона почти у каждой девушки, да и у многих мальчиков тоже. Коннор, который сам ждал этого события так, как не ждал, кажется, рождения своих собственных детей, тоже пророняет пару слез с утра в ванной. Понятно, что за ночь он и глаз не сомкнул. То, что Меган рыдает сейчас навзрыд в подушку, он даже не сомневается и делает напор воды посильнее. Он думает, что надо им какой-то подарок сделать, но какой еще может быть подарок больше, с учетом того, что он ребенка их спас, их спас, терпел три месяца рядом с собой эту парочку, сам чуть из дома не съехал жить в офис, лишь бы они себя комфортно здесь чувствовали! А они и чувствовали! Как у себя дома! Дэна этого чуть не усыновил. Но они, наверняка, не ценят этого всего, а только считают, что он это сделал из своих интересов, накручивает он сам себя, не давая сентиментальности войти в чат.

Катя же, явившись из роддома, первым делом интересуется, пришла ли ей посылка. Ей указывают на огромное количество коробок и пакетов с подарками – половина от друзей, половина от брендов, занимающих чуть не половину холла. Все, конечно же, обработано санитайзером, тут же уверяют ее. Катя, разворошив этот склад, достает самую невзрачную коробочку без подарочной упаковки, берет Коннора под руку и ведет в гостиную. И пока Дэн с малышкой на руках, Меган и присоединившиеся к ним Шон и Аня, сама уже с круглым животиком, фотографируются на фоне шариков и цветов, которыми Меган с детьми украсили вход, вручает ему матрешку, расписанную под заказ, видимо, сделанный еще давно.

– Смотри, – демонстрирует она верхнюю фигурку с его лицом, немного гротескным по стилистике, но четко узнаваемым и даже с редкой щетиной на подбородке, – это ты. Главный в прайде. – Хихикает она, раскручивая его на две части. – Потом я. – Ровно так Коннор ее и представлял в виде матрешки – красные кружки румян на пухлых щечках. Брови, совершенно не симметричные, не дают усомниться, что это Катя. – Потом Меган. – У матрешечной Меган ровно такое же выражение лица, которое есть в жизни – заранее извиняющееся за все. – Потом Дааааанечка. – Достает она игрушечного диснеевского принца с подведенными глазами. К этому «Дааааанечка» Коннор давно привык и даже иногда, чертыхаясь, так и называет его у себя в голове. Потом идет Агата в нарисованных очочках, потом Лили с огненно-рыжими волосами, Уильям с испуганными глазищами на поллица и самая маленькая крошечка – матрешечка в детском бодике – новая девочка. Коннор сосредоточено смотрит на это, боясь поднять на Катю намокшие глаза. «Семья! – Ласково говорит Катя, скручивая матрешку обратно. – Филсби! – Продолжает она беспощадно выдавливать из него слезы. – Я так ценю все! Все, что ты сделал для меня! – Она обнимает его крепко-крепко. Он стоит, опустив руки, даже не пытаясь обнять ее в ответ, и ощущает, как она вжимает игрушку куда-то ему в область лопатки. И еще ощущает ее духи. Там же вообще все было запрещено проносить с собой! Плюс убойными антисептиками все поливают! Или этот шлейф настолько въелся в ее кожу и волосы, что даже больничные запахи не вытравили? Или этот запах только у него в мозгу? – Я тебя люблю, ты же знаешь?» – Она отстраняется и внимательно смотрит на него, смеясь только глазами, изображая всем лицом серьезность под стать трогательности момента.

– Вот же ты зарррраза! – Только и может выговорить он прерывающимся голосом, глядя, как она, уже не в силах сдерживаться, счастливо хохочет.