Текст книги "Быть человеком"

Догадка Фрейда

Фрейд – отец психоанализа. А матери у психоанализа нет.

Джермейн Грир

В начале XX в. психоаналитик З. Фрейд утверждал, что повседневные, на первый взгляд незначительные события – необъяснимые случайности, потерянные предметы, ошибки правописания, провалы в памяти и многое другое – отнюдь не случайны, а подчинены определенным законам, большей частью не контролируемым сознанием. Каждое из этих событий, по утверждению Фрейда, ключевым образом связано с душевными переживаниями. Это нашло свое выражение в так называемой концепции психической детерминации – представления о том, что любое событие не является случайностью, а определяется предшествующими событиями. Это характерно не только для нормального душевного состояния, но и при наличии отклонений от него. Невротический симптом, независимо от необычности его проявления, не является случайным для подсознания, так как связан с предшествующими душевными процессами. Выявление подсознательных мотивов, или каких-то скрытых источников, вызывающих определенные действия, и, как следствие, разработка защитных механизмов с целью лучшего понимания самого себя для достижения положительного терапевтического эффекта, должны были привести к многообещающим результатам.

В связи с этим многим ученым не давал покоя вопрос: где в таком сложном лабиринте извилин мозга скрывается эта психическая или душевная инстанция, которую так скрупулезно искал, но не нашел в свое время немецкий ученый Вирхов. Позднее ученый Грундфест пытался связать теорию Фрейда о наличии конфликтной ситуации внутри нашей так и не найденной души с основами биологии. Он пришел к выводу, что это выходит за рамки возможностей нейрологии того времени. Чтобы постичь загадки души, считал он, нужно углубиться в исследование отдельных нервных клеток мозга. И как мы видим, именно по такому пути и пошла наука.

Время подтвердило эмпирические догадки Фрейда о наличии неосознанных раздражений и связанных с ними процессов практическими доказательствами. Нобелевский лауреат Э. Кандель в интервью журналу “Spiegel” отмечал: «Утверждения Фрейда о том, что в мозге существует множество неосознанных процессов и явлений – фантастическое предсказание, и мы знаем между тем, что многое из того, что мы знаем, нами совершенно не осознано». Например, секс заложен в природу человека на бессознательном уровне.

На замечание журналиста об утверждении Фрейда, что бессознательные (неосознанные) воспоминания, например, имеют глубокое влияние на психику, Кандель отвечает: «Существуют два мнения. Мнение Фрейда: “Все события откладываются в памяти, причем события первых лет жизни подсознательно”. Другое мнение высказывают биологи, считая, что память младенца еще недостаточно развита, чтобы в ней все откладывалось. Истина лежит где-то посередине. Я думаю, что в мозге запечатлены и воспоминания первого года жизни, но речь в этом случае идет об эпизодической памяти, которую нельзя путать с исторической. Историческая память предполагает способность узнавать процессы и явления в их хронологической последовательности. Существует мнение, что животные запоминают иначе, чем человек, и нельзя всерьез утверждать, что улитка вспоминает о своем детстве – человек обладает дополнительными механизмами. Возможно, самым удивительным достижением современных исследований памяти является проникновение в глубины этих явлений, с использованием уже существующих принципов. Протеины, отвечающие за механизм памяти, содержатся даже в дрожжевых бактериях, хотя они выполняют там совершенно другие функции. Эволюция не отбрасывает никакой генетической информации. Наоборот, она использует снова и снова те молекулы, которые проявили себя в свое время как полезные, переделывая только отдельные их части. Что же заставило эволюцию впервые приступить к созданию механизма памяти? Ключ к способности запоминать лежит в том, что соединения между нервными клетками очень пластичны. Они могут изменяться под влиянием опыта и навыков. Это означает, что опыт может изменять наш мозг. И это ведет к утверждению, что каждый индивидуум имеет свой, с анатомической точки зрения, единственный в своем роде мозг, так как он несет отпечатки опыта и явлений и сформирован на их основе».

Далее Кандель считает, что разница между человеком и животным значительно меньше, чем мы думаем. Стало очевидным, что молекулярные процессы, которые происходят в очень примитивных живых существах, свойственны и человеку. Однако еще до Канделя, в середине XIX в., Ч. Дарвин выдвинул идею о том, что все живое имеет одного общего предка. Эти процессы можно ретроспективно проследить вплоть до момента зарождения жизни на Земле. Кандель в своей книге «В поисках памяти» пишет: «Эволюционные процессы приводит в движение не какая-то сознательная программирующая или божественная сила, а «слепая» динамика естественной селекции – чисто механический, подвластный случайности процесс отбора. Попытки и ошибки являются основой генетической изменяемости. Идеи Дарвина прямо противоречили основам большинства религий, так как до него первоначальная цель биологии состояла в том, чтобы объяснить божественный план создания окружающего мира. Теория Дарвина разорвала исторические связи между религией и биологией. В конце концов, новая современная биология должна была укрепить в нас веру в то, что все живое во всей своей красоте и разнообразии, не что иное, как продукт постоянно изменяющихся в своих рекомбинациях и модификациях нуклеидных составляющих. На их базе и строится генетический код ДНК, возникший в результате многих миллионов лет борьбы организмов за выживание и продолжение рода. Новая биология души, возможно, еще в какой-то мере размыта, так как развивалась одновременно с нами. Наш дух, наша душа вместе со специфическими молекулами, лежащими в основе высших духовных и душевных процессов, например, сознания, составляют нас самих, наше окружение, осознание нашего прошлого, настоящего и будущего».

Очень скоро биология позволит, вероятно, представить человеческое сознание как биологический процесс, который мы сможем объяснять и использовать при помощи молекулярных сигнальных потоков. Многие не имеют с такой постановкой вопроса никаких разногласий и удовлетворены результатами научно-исследовательских изысканий. Довольно легко представить себе, что сердце, например, не является местом сосредоточения наших чувств – это просто своего рода мускульный насос для перекачивания крови. Но предположение о том, что душа человека и его сложный духовный мир имеют свое начало в физическом органе – мозге – является новым и для многих неприемлемым. Очень трудно поверить в то, что мозг – этот орган переработки информации – осуществляет свою деятельность не как великую тайну, а благодаря сложному строению нервных клеток, их огромному количеству, разнообразию и взаимовлиянию.

Ученые-биологи, занимающиеся проблемами мозга, вовсе не считают, что их работа нарушает восприятие человеческой души во всей своей широте и богатстве. Они также не опасаются, что глубокое, до мельчайших деталей, исследование мозга унижает человеческую душу. Напротив, биологический анализ еще больше укрепит и возвысит наше уважение к способностям и сложностям духовного мира человека. Наука о душе, возможно, вскоре обнаружит связь с поведенческой и познавательной психологией, и вместе с нейрологией и молекулярной биологией сможет вплотную подойти к решению философских вопросов, над которыми бьются серьезные мыслители в течение тысячелетий. Как постигает наш дух знания о мире? Насколько душа (дух) может передаваться по наследству? Как взаимосвязаны наши врожденные душевные функции и наши знания о мире? Какие физические изменения происходят в мозге в процессах обучения, мышления и воспоминаний? Основы спекулятивной метафизики, включающие вышеприведенные вопросы, тоже можно будет исследовать посредством различных инструментов и экспериментов со значительно большими шансами на успех. Какие еще открытия или новые прочтения страниц тайного мы получим от науки о душе? И это только малая часть вопросов, на которые Кандель пытается обратить внимание. Возможно, они помогут нам точнее разглядеть молекулярные механизмы, лежащие в основе процессов мышления, сознания и памяти. И мы не будем смущаться, как наш вездесущий предок, при постановке и формулировке вышеперечисленных вопросов.

В основе сложных способов и инструментов восприятия мира, обработки поступающих извне данных, принятия решений через анализ, сомнения, сопоставления различных вариантов и схем, формирования, реформирования и трансформирования общественно-социальных процессов лежит сложный механизм человеческой памяти. Он как фотопленка, проходящая через лентопротяжный механизм, запечатлевает эпизоды быстротекущей жизни. Наше абстрактное мышление наделяет события и исторические факты полутонами внутренних переживаний, и как адреналин в крови, способствует или неограниченной радости, вплоть до эйфории, или драматизации, вплоть до трагедии. Все тот же Кандель, которого можно цитировать бесконечно, ибо никто не может сказать о памяти больше, чем он, считает, что память придает жизни динамическую последовательность, воссоздавая целостную картину событий и устанавливая временную связь между прошлым и настоящим. Часто такая картина может быть неосознанна или неясна, но она всегда возникнет. Без связующей силы памяти наш опыт распадется на множество осколков, представляющих отдельные жизненные моменты. Да и сами наши жизненные поступки будут лишены логики предшествующего опыта. Без эмоционального путешествия по времени, реализуемого нашей памятью, мы бы не осознали исторические эпизоды личностной значимости, не смогли бы вспоминать друзей, которые являлись своего рода маяками на определенных этапах жизни. То, чему мы обучились и что мы помним, делает нас тем, кто мы есть. Воспоминания о радостных событиях жизни помогают нам смягчить эмоциональные переживания, неудачи, разочарования. Но иногда тяжелые воспоминания преследуют нас, трагически влияя на ход жизни, например, общечеловеческие ужасы и катастрофы – войны, голод, лишения, насилие.

Память – это не только решающий фактор индивидуального развития, но и носитель преемственности культур целых общественных формаций в течение многих столетий. Несмотря на то, что размеры и структуры человеческого мозга не изменились с момента появления в Восточной Африке Homo Sapiens около 150 тыс. лет тому назад, способность человека к познанию и его историческая память, благодаря коллективному обучению, значительно расширились. Культурная эволюция наравне с биологической служит тому, что знания и способности передаются от одного поколения к другому.

Все человеческие достижения, начиная с античности и заканчивая современностью, являются результатом коллективной памяти, соединяющей цивилизации и передаваемой письменно или устно. То же происходит в личной жизни каждого конкретного индивидуума: ясная память нас обогащает, а ее потеря, разрушая сознание, стирает понимание собственного «я», разрывает связь с нашим прошлым, другими людьми и уподобляет нас неразвитым младенцам, несмотря на преклонный возраст. Синдром Дауна, болезнь Альцгеймера и просто старческая деменция – это примеры болезней, в основе которых, как уже доказано, лежат процессы разрушения памяти. Мы знаем сегодня, что психические заболевания – шизофрения, депрессии, приступы и состояния страха способствуют развитию дефектов памяти. Новая наука о душе позволяет надеяться, что развитие понимания биологии памяти даст возможность освоить новые, более эффективные методы исследований и врачевания подобных недугов.

Уже в XIX в. было широко распространено мнение, что множество проявлений психических заболеваний и душевных отклонений, а также способности человека связаны с определенными областями головного мозга. Французский нейролог П. Брока подтвердил предположения английского врача М. Дакса, наблюдавшего взаимосвязь факта потери речи с повреждениями левой половины мозга. Это стало основой для дальнейших исследований в направлении установления взаимосвязи различных функций организма с определенными участками содержимого нашей черепной коробки. В итоге это привело к созданию своего рода «топографической карты», в которой можно было определить различные структуры мозга, их функции, а также тесную взаимосвязь между ними.

Такие «френологические схемы» отображали не только эмоциональные характеристики личности (честолюбие, сознательность, совестливость), но и даже указывали на связь различных форм проявлений чувств, например, любви, с определенными участками головного мозга. И конечно, процесс мышления также неразрывно связан с деятельностью мозга. Наш мозг – необычайно сложное целое, состоящее из множества различных внутренних систем. Все основные функции человеческой психики, такие как мышление, эмоции и воспоминания связаны с функциями определенных областей мозга. Сбой этой системы ведет к психическим нарушениям. Однако зафиксированные в специальных исследованиях изменения активности мозга не являются достаточным доказательством того, что мы имеем дело с первичными органическими нарушениями. Психические предпосылки также могут вести к изменению мозговой активности, которая проявляет себя опять же на органическом уровне.

Эти исследования стали фундаментом изучения психических заболеваний, которые возникают вследствие осознанных или неосознанных внешних и внутренних раздражений, различных нарушений в коммуникационных системах при их передаче и даже на стадии приема этих сигналов и явились основополагающими для проникновения в человеческую душу.

В сочинении «По другую сторону принципов наслаждения» Фрейд писал о биологии как «стране неограниченных возможностей, в которой нас ожидает множество сюрпризов с удивительными объяснениями их происхождения. Мы даже не можем предположить, какие ответы она нам подготовила на ближайшие десятилетия, когда множество конструкций и гипотез, кажущихся фундаментальными и важными, вдруг неожиданно лопнет и разрушится».

Прошло уже более полувека со времени этого высказывания Фрейда, и мы, заполучив новые достижения биологии, достаточно глубоко, вплоть до элементарных частиц, проникли в глубины материального мира, но освоить мир почти метафизических или мистических понятий духа, души, разума, сознания пока так и не смогли.

Осознанное сознание

Единственный способ определить границы возможного – выйти за эти границы.

Артур Кларк

Когда мы используем понятие «сознание», что мы понимаем под ним? Кому-то хочется расширить свое сознание, кто-то считает, что различные дела ему нужно выполнять более осознанно. Но что такое сознание? Какая взаимосвязь существует между телом и духом? Как из прозаичной материи рождается чувственная душа? Является ли эта самая душа моральным зеркалом, отражающим влияние биохимических процессов, проходящих в нашем организме? Чтобы ответить на эти вопросы, человеку приходится пользоваться именно тем инструментом, который и является объектом изучения – сознанием, способностью ощущать собственное «Я», следовать своим мыслям и чувствам.

Каждое утро, пробуждаясь от сна, мы становимся свидетелями того, как в тишину внезапно врывается пронзительный звон будильника, а вместе с ним и все звуки мира. Наши глаза еще закрыты, но мы уже ощущаем свое медленное и глубокое дыхание, чувствуем, как воздух наполняет наши легкие, щека касается подушки, а одеяло окутывает нас теплом. Мы приоткрываем глаза, комната наполняется светом. Далее в нашей голове мелькают первые мысли, возникают первые вопросы: который сейчас час, какой сегодня день, что предстоит сделать? Кажется, что ночи не было вообще, не было и этих часов погружения в небытие – так незаметно мы снова приходим в себя, с легкостью возвращаемся в состояние, которое обычно называем «сознанием». Это знакомое нам ощущение внутренней ясности, активных переживаний, которое мы отождествляем с собственным «Я» и без которого наше существование было бы невозможным. Ибо кто полностью теряет сознание, больше не владеет своими чувствами, утрачивает связь с окружающим миром. Другими словами, вместе с потерей сознания человек теряет самого себя. Только будучи в сознании, мы можем создавать и реализовывать сложные идеи, строить планы на будущее, ощущать горе, радость, гнев или боль. Мы можем вспоминать пережитое только сознательно. Только в сознании мы ощущаем бег времени.

В нас есть нечто, что слышит и видит, ощущает запах и вкус. Это нечто позволяет нам не только примитивно и буднично воспринимать окружение, но и переживать при этом определенные ощущения и впечатления, создавая тем самым собственный субъективный мир, который в конечном итоге является интерпретацией нашего мозга. Краски, звуки, ощущения – все это индивидуально и не поддается объективной оценке. Никто в одинаковой мере не воспринимает звучание одной и той же мелодии. Каждый имеет свое личное впечатление от палитры красок, просматривая одну и ту же картину. Солдатская каша нравится не всем, точно так же, как и черная икра. «Я есть мой мир», – писал философ Л. Виттгенштейн, пытаясь «загерметизировать» индивидуальность чувств. Наше сознание обладает поистине удивительной способностью определять себя как персону, как «Я». Более того, оно в состоянии превращать это «Я» в объект наблюдения. Таким образом, мы с полным основанием можем сказать: «Я знаю, что я мыслю». Более того, мы даже в состоянии задать себе вопрос: «Почему я знаю, что я знаю, что я мыслю?»

Платон проводил четкую границу между телом и духом. Согласно его учению существовало нематериальное бытие, и в смертной оболочке человека заключена бестелесная, бессмертная душа. Декарт выдвигал тезис о том, что человек состоит из двух отдельных друг от друга форм бытия – материальной и духовной. То, что мозг, нечто сугубо материальное, сам в состоянии зарождать сознание и дух, долгое время считалось немыслимым. Однако в результате множества наблюдений среди исследователей в области нейрологии все более широко распространялось убеждение, что именно мозг определяет наше мышление и сознание. Это утверждение было сравнимо с научной революцией, которое, однако, вызвало у некоторых ученых открытое возмущение: не оскверняет ли оно человеческую душу, приравнивая ее к материальному, преходящему? Упрощение души до материальной структуры высмеивал в числе других немецкий философ Г. Гегель: «Это утверждение предполагает только один вывод: мыслить – это все равно, что мочиться». И сегодня есть ученые, исходящие из того, что душевное состояние может быть независимым от деятельности мозга, хотя до сих пор этому нет однозначного доказательства. Но все же подавляющая часть ученых абсолютно убеждена в том, что сознание целиком и полностью определено деятельностью нашего мыслящего органа.

Наш мозг обладает поразительной способностью разыгрывать нас. Например, мы убеждены, что наше осознанное «Я» является одним неделимым целым. Ученые однако установили, что существует многочисленное количество «Я», и наше сознание может проявляться в многообразии различных образов. То, что мы считаем своей личностью, в действительности представляет собой своеобразную конструкцию различных состояний сознания.

Исследователи мозга и нейропсихологи различают в настоящее время до девяти состояний сознания, которые мы отождествляем со своим «Я». К ним относятся:

– восприятие процессов, происходящих в окружающей среде и собственном теле (звуки, боль);

– ментальные состояния, такие как мышление, воспоминания, представления (размышления, вспоминания, планы на будущее);

– потребности, эмоции (жажда, усталость, страх);

– ощущение собственной личности и постоянства (осознание себя во времени);

– владение собственным телом (ощущение частей тела);

– контроль над собственными мыслями и действиями (осознание своего поведения);

– ощущение своего нахождения во времени и пространстве (способность к ориентации);

– способность различать реальность и представления (осознание действительности);

– способность к самоощущению (осознание собственной индивидуальности).

Может показаться непонятным, для чего ученые устанавливают различия между этими отдельными состояниями сознания. В конце концов, мы воспринимаем себя самими собой, когда лежим на пляже под лучами солнца, когда чувствуем боль, бодрствуем, читаем газету или сидим в бюро. И тем не менее, каждое отдельное из этих состояний сознания может выпадать, не затрагивая другие. Это заметно у пациентов с определенными психическими отклонениями, которые драматическим образом, иначе не скажешь, воспринимают свое «Я» иначе, чем здоровые люди. Например, люди с опухолью мозга по-прежнему ощущают свое тело, могут вести беседу, строить планы на будущее, но они не имеют понятия, кто они, не узнают себя в зеркале. Другие пациенты с поражением мозга не могут определить, где они находятся в настоящий момент или утверждают, что находятся в двух различных местах одновременно, не считая это чем-то необычным. Некоторые, полностью осознавая, кто они и где находятся, теряют, например после инсульта, ощущение собственного тела и чувствуют себя как бы в чужой коже.

Мы находимся не во всех состояниях сознания одновременно. Различные грани нашего «Я» незаметно и постоянно сменяют друг друга. Например, вспоминая о прошедшем отпуске, вдруг споткнувшись о порог, в сознание врывается чувство боли. Как только боль утихает, восприятие собственного тела притупляется, и наше внимание привлекает какой-то звук из внешнего мира или дает о себе знать чувство голода. И только благодаря удивительной способности нашего мозга свести все эти грани разных состояний в одно целое мы не ощущаем наш мир как бы разорванным на куски и не чувствуем резких надломов собственного «Я». Этот процесс можно сравнить с тем, как мы воспринимаем просматриваемый фильм: нас не смущает постоянная смена действий, картин и перспектив. Наш мозг без труда объединяет отдельные сцены в единое целое.

Человек может образовывать абсолютно неидентичные ощущения собственного «Я», существующие независимо друг от друга. Подчас он не знает абсолютно ничего о жизни другого в его собственном теле.

Этот феномен можно отнести к одному из самых удивительных нарушений человеческой психики. Любой нормальный человек может переживать такое раздвоение, хотя и в незначительных его проявлениях, переносясь в своих мечтах и фантазиях в другие миры. Например, мы ведем машину по знакомому маршруту совершенно автоматически, но почему-то минуем желаемую цель или вдруг не можем следовать теме разговора.

В подобных ситуациях «Я» распадается на части: одна из них воспринимает раздражения, другая погружается в воспоминания, третья управляет телом. При этом восприятие, мысли, действия и чувства недостаточно прочно связаны друг с другом. Обычно эти функции совмещены в психике, но когда происходит диссоциация (лат. dissociare – отделяться от целого), некоторые из них отделяются от потока сознания и становятся как бы независимы. Собственное «Я» в таком случае распадается на множество частей и прекращает свое существование как единое целое.

Некоторые люди в определенных ситуациях, например, в шоковые моменты, не в состоянии управлять собственными мыслями и даже владеть собственным телом. На мгновение у них появляется ощущение, что они покидают его. Сознание, как им кажется, становится бестелесным. Они могут видеть себя двойником, словно отражением в зеркале, чьи мысли и эмоции им хорошо знакомы, при этом воспринимая себя со стороны как действующее лицо какого-то фильма. В большинстве случаев это наваждение проходит через несколько секунд. В экстремальных ситуациях оно может продолжаться часы и даже недели.

Пожалуй, самой поразительной формой диссоциации является «диссоциативное расстройство идентичности». Его причисляют к редким метаморфозам человеческого «Я». При этом диссоциация так прочно запечатлевается в психике, что расщепляет идентичность на длительное время. Говоря «я», пострадавшие не всегда имеют в виду одного и того же человека. И как бы странно это не звучало, «я» – это многие в одном теле.

Этот феномен, называемый также «множественной личностью», трудно распознать даже опытным психиатрам, поскольку он очень часто скрывается за другими психическими расстройствами, например, страхами. Часто сами пострадавшие не осознают собственного положения и не в состоянии изложить симптомы болезни. Диагностика настолько сложна, что многие ученые сомневаются в том, что «диссоциативное расстройство идентичности», известное также под названием «раздвоение личности», можно идентифицировать как самостоятельное заболевание.

Иногда множественные личности не знают о своих действиях, считая, что некоторые события, на самом деле пережитые часы, месяцы и даже годы назад, когда они вели жизнь другого человека в собственном теле, произошли только сейчас. На передний план выступает то одна, то другая личность, и эта смена происходит очень быстро. В считанные минуты меняются голос, мимика, жесты, чувства и мысли. Так, жизнерадостный, беззаботный и открытый человек через мгновение вдруг становится замкнутым и тревожным, рассказывая порой совершенно различные жизненные истории.

Эксперты исходят из того, что у большинства пациентов с диссоциативным расстройством существует «основная» личность, контролирующая главные жизненные функции. Параллельные личности могут отщепляться от этой основной, являясь иногда существами другого пола, возраста или сексуальной ориентации, говорить на разных языках, быть левшами или правшами. Психологи упоминают случай, где только одна из личностей больного страдала аллергией на определенные субстанции.

Некоторые исследователи считают, что существует ряд типологий, присущих большинству таких пациентов: «мучителя», действующего агрессивно или насильственно, «наблюдателя», идущего по жизни безучастно и без эмоций, тип «наивного ребенка», не имеющего никаких воспоминаний о причинах своей раздвоенности. В большинстве случаев именно травматические события в детстве или ранней юности вызывают такое расщепление. Почти все больные были жертвами физического или сексуального насилия, не получали достаточно внимания от родителей или явились участниками или свидетелями несчастного случая. Чтобы защитить себя от мучительных воспоминаний и впечатлений, их основное «Я» развило параллельные себе «альтер-личности». Это своего рода уловка сознания, имеющая своей целью как-то облегчить тяжесть страдания. И чем драматичнее переживания, тем интенсивнее диссоциация. Свыше 50 % пациентов имеют более 10 различных «альтер-личностей».

Многим больным с помощью психотерапии удается «слить воедино» все свои личности. Другим приходится жить с ними, удерживая их под контролем.

Одна пациентка, перенесшая в течение своей жизни множество трагических событий, с каждым разом «распадалась» на все большее количество личностей. Свою автобиографию она начала словами: «Наше главное имя – Лиз. Нас много, и если вы хотите знать, как много, то ответ вы сочтете ненормальным: в начале терапии нас было 147».

Особенно важная роль в драматургии собственного «Я» отводится «автобиографической памяти». Этот резервуар мозга хранит, с одной стороны, факты лично пережитого, с другой стороны, обеспечивает возможность идентифицировать свою личность в общих судьбах – то есть дает нам возможность самим плести нить своей жизни на фоне постоянно меняющихся систем координат. Некоторые ученые говорят в этом случае о «течении сознания».

Куда несет течение сознание, каким образом изменяются его состояния – определяет своего рода соревнование. В нашем мозге происходит непрерывная борьба приоритетов информационных потоков о самих себе и об окружающем мире. Они как бы конкурируют за благосклонность нашего внимания. Мы не в состоянии сознательно воспринимать все то, что происходит в нас и вокруг нас. С одной стороны, не все то, что воспринимают наши органы чувств, проникает в наше сознание. С другой стороны, то, что мы осознаем, не всегда воспринимаем с должной интенсивностью.

Наше так называемое внимательное сознание располагает ограниченной емкостью. «Чтобы занять себя, достаточно одной мысли. Мы не в состоянии думать одновременно о нескольких вещах», – писал в середине XVII в. французский ученый Паскаль. Философам и психологам был уже давно известен феномен «ограниченности сознания».

Наше сознание подобно прожектору-искателю, который фокусируется на самом важном и значимом. Чем больше концентрация внимания, например, если мы особенно напряженно вслушиваемся в речь другого человека, тем дальше окружающий мир удаляется от нас. По мнению ученых-нейрологов, подобная концентрация представляет собой наивысшую форму сознания. Пережитое представляется в этом случае яснее, детальнее, пластичнее, и подобные ситуации запоминаются намного лучше.

С другой стороны, события, не заслуживающие нашего внимания и не требующие полной концентрации, значительно быстрее стираются из кратковременной памяти. Исследователи утверждают, что любое раздражение органов чувств – будь это звук или прикосновение – уже через пять секунд выпадают из нашей памяти в случае, если они не возбуждают наше внимание.

На удивление мало раздражений, воспринимаемых нашими органами чувств, проникают в наше сознание. Особенно тщательно ученые изучили это на примере органов зрения. Сетчатка нашего глаза воспринимает каждую секунду до 10 млрд световых сигналов, из которых всего 6 млн (менее тысячной доли) проводится через зрительные нервы в наш мозг. В затылочной части мозга происходит дальнейшее радикальное уменьшение информационных потоков, после которого остается менее 100 сигналов в секунду. Именно они и попадают в отделы мозга, занимающиеся сознательной переработкой информации.

Особую роль в этом отборе, то есть в решении, какая информация достойна нашего сознания, играет область мозга – таламус. Самые незначительные повреждения определенных частей таламуса способны привести к полной потере сознательного восприятия. По этой причине ученые называют таламус «воротами в сознание». Это звучное название подтверждает эксперимент, проведенный врачами из Нью-Йорка. Они ввели тончайшие электроды в таламус 38-летнего мужчины, находящегося в коме после повреждения мозга, и пропустили через них ток. Пациент внезапно очнулся, и его сознание постепенно восстановилось.

В участках мозга, управляющих сознанием, образуются модуляторно действующие вещества, которые вызывают изменение активности синапсов кортикальных нейронов, играющих важнейшую роль в осуществлении ряда фундаментальных функций мозга, направленных на формирование и выражение разнообразных поведенческих реакций с их эмоциональными и вегетативными компонентами. Последние вызываются определенными химическими процессами в клетках, для которых требуются энергетические затраты и время. Так, при освоении нового вначале необходимы гораздо большие усилия, чем при повторении. Наш мозг постоянно стремится автоматизировать как можно больше движений, ускорить их реализацию, повысить эффективность, а с точки зрения обмена веществ – сделать их физиологически экономичнее. Хотя сознательное исполнение – процесс медленный, включающий в себя много ошибок, и «дорогой» в смысле энергетических затрат биологических процессов, поскольку новые сложные виды деятельности вначале не могут быть произведены бессознательно.