Текст книги "Фабрика прозы: записки наладчика"

7 июня 2015

Нам очень трудно, едва ли вообще возможно понять внутренний мир величайшего русского поэта. Почему? Потому что Пушкин – писатель и человек скорее XVIII столетия, хотя и создал современный русский литературный язык. Вот такой парадокс. Поэтому у Пушкина не было литературных последователей.

Вся великая русская литература XIX в., от Гоголя до Чехова, основана на следующих принципах. Русский писатель – демократ, христианин и богоискатель, противник правительства и государства, почвенник, моралист-проповедник; для русского писателя XIX в. содержание стократ важнее формы, русский писатель кто угодно, но не эстет. Наконец, для русского писателя литература есть служение обществу.

Не то – Пушкин. Он аристократ, атеист, государственник и империалист, при этом европеец, он аморален, он ничего никому не проповедует, он эстет и мастер изысканной, утонченной формы стихов и прозы; он не дорожит любовию народной и не собирается поучать чернь. Это не я сообразил. Это сообразил Петр Губер в 1923 году.

Можно сказать, что Пушкин – едва ли не единственный русский писатель, так сказать, поэт в высоком смысле этого слова, а остальные – более или менее одаренные труженики на ниве народного просвещения.

Это будет верно, но ужасно несправедливо по отношению к Тургеневу, Достоевскому, Толстому… Поэтому лучше считать, что Пушкин – это «беззаконная комета в кругу расчисленном светил».

* * *

Однажды, полвека назад, на уроке литературы, какой-то студент-практикант задал нам вопрос: «Кто виноват в смерти Пушкина?» Лес рук, град ответов. Дантес, Наталья, старик Геккерн, пасквилянт Долгорукий, граф Бенкендорф… Какая-то очень начитанная девочка сказала: «Может быть, Идалия Полетика?»

«Нет! – сказал студент-практикант и указал пальцем на моего соседа по парте, известного на всю школу двоечника, хулигана и сочинителя неприличных стишков. – Ну, кто же виноват в гибели Пушкина?»

Тот толкнул меня коленом под партой. Я, исключительно для смеха, шепнул ему:

«Смдржвие! Црзм!»

Он встал и пробурчал: «Царизм. В смысле самодержавие».

«Правильно! – воскликнул студент-практикант. – Это пять!»

И поставил ему пятерку в журнал и дневник. А он за это на перемене угостил меня сигаретой с фильтром. А вы говорите – вульгарный социологизм…

8 июня 2015

Для меня образец поведения писателя – это загадочный М.Агеев, который написал и опубликовал в 1934 г. в Париже «Роман с кокаином». Одну из лучших русских книг столетия. Никто не знал, кто этот человек и куда он делся. Грешили на Набокова. Однако потом выяснилось, что это Марк Лазаревич Леви, из купцов, родился в 1898 г., в эмиграции с 1920-х, вернулся в СССР в 1942 г., заведовал кафедрой немецкого языка в Ереване, где и умер в 1973 г.

Марк Лазаревич очень правильно распорядился. Написал великолепную книгу под псевдонимом. Потом, возможно, попробовал еще. Наверное, не получилось. Или получилось, но не так. Ну и всё. Забыли, проехали. Не надо натужно подтверждать свое присутствие в литературе. И тем более не надо делать заявления, писать письма, становиться под тот или иной стяг… Боже, какая тоска.

10 июня 2015

Вспомнил разговор с папой. Мне было лет 12–13. Мамин брат Валерий (ныне уже покойный) тогда еще был совсем молодой и служил на флоте. Он, когда приехал на побывку, рассказывал. Им там полагалось денежное довольствие. Помню сумму: 2 р. 70 коп. в месяц. На сигареты. Ну или на мороженое в увольнительной. Так вот, Валерий рассказывал – с ним служил паренек откуда-то из Курской области, из далекой деревни. Он эти деньги не тратил и всё до копейки посылал домой, родителям.

Меня это очень впечатлило. Тем же вечером я снова вспомнил эту историю и сказал папе:

– Повезло родителям этого парня.

Папа сказал:

– Это ему повезло, что у него такое сердце.

Я не сразу понял. Собственно, я и сейчас не до конца понимаю. То есть не знаю, правда ли, что людям с добрым сердцем – повезло в жизни уже только поэтому.

* * *

Трястись от страха, что после смерти «лопух вырастет», – как это, в сущности, смешно!

Человеку необходимо примириться с неизбежностью взросления, а там и с неизбежностью смерти. Человек, который не верит в то, что он ляжет в землю и станет ею, – так же незрел, неумен и нелеп, как инфантильный переросток, который не желает зарабатывать себе на жизнь.

* * *

Люблю старые эмигрантские дневники, где то и дело попадаются «камионы», «макадамы» и «синеасты» (грузовики, тротуары и владельцы кинотеатров).

* * *

Мужчина базаровского возраста. Евгению Базарову, нигилисту, знаменитому на всю русскую (и не только) литературу, – 25 лет. Двадцать пять-с…

Даже как-то не верится. Уж больно он какой-то взрослый. По нынешним меркам, разумеется.

14 июня 2015

Жизнь по Станиславскому и Агееву. Станиславский учил: «Когда играешь злого – играй, какой он добрый, а играешь доброго – сыграй, какой он злой. Получится достовернее». Точно так же – когда появляется не очень умная и злая статья – смотри, где автор прав. Это гораздо полезнее.

Вот некий не шибко удачливый писатель написал заметку о «приватизации русской литературы» и о «мафии толстых журналов». Конечно, там всё перевернуто с ног на голову, личных обид там вдесятеро больше, чем социологического анализа, но проблема «своего круга» тем не менее существует.

Я не могу понять, почему Твардовский печатал в «Новом мире» скучноватые мемуарные поэмы Аркадия Кулешова, где десятками строк шли перечисления однокурсников типа: «И Коля, и Тарасик, и Трофим – и Саша, и Евгений, и Ефим – и Вася Жохин, и Володя Кмырь – и Сенька по прозванию Пупырь…» (это я пародирую, но довольно точно). Судя по переписке Твардовского, они с Кулешовым были давние добрые друзья.

Также я вспоминаю, как во времена расцвета научного журнала «Полис», где опубликоваться было не так легко, – его зам главного редактора Татьяна Шмачкова звонила мне и говорила: «Денис! Напиши нам! Сколько тебе полос оставить? Пять? Фу, как мало… Что тебе, жалко лишний вечерок просидеть? Давай восемь… Про что, про что… Надоел ты мне! Да про что хочешь, про то и пиши!»

Несправедливо, да? Да, несправедливо.

Длинная цитата:

«…преподаватель руководствуется обычно не столько знанием ученика, которое тот обнаруживает в момент вызова, сколько той репутацией, которую ученик этот себе годами создал. Обвинять преподавателей за это в несправедливости – было бы столь же справедливо, как обвинять в несправедливости весь мир. Ведь сплошь да рядом уже случалось, что зарекомендованные знаменитости, эти пятерочники изящных искусств, получали у своих критиков восторженные отзывы даже за такие слабые и безалаберные вещи, что будь они созданы кем-нибудь другим, безымянным, то разве что в лучшем случае он мог бы рассчитывать на тройку» (М. Агеев, «Роман с кокаином»).

17 июня 2015

Когда-то Виктор Шкловский недовольно заметил своему знакомому, затеявшему ремонт:

«Интеллигентные люди ремонт не делают».

Что он имел в виду? А вот что. Интеллигентные люди (по меркам рубежа XIX–XX вв.) почти никогда не были собственниками квартир. Собственничество сразу передвигало их из класса интеллигенции в класс буржуазии. Интеллигентный человек квартиру снимал. Когда она обтрепывалась, то есть года через четыре-пять – он что делал? – правильно! Съезжал и снимал другую, чистенькую. Вот и всё.

21 июня 2015

Волки высоких идей. Есть люди, которые столь яростно защищают свои прекрасные идеалы, что становятся похожими на волков, загрызающих любого, кто зазевается.

Желчные оппозиционеры, не прощающие власти ни единого промаха. Несгибаемые лоялисты, убежденные в безупречности власти. Радикальные феминистки, считающие, что мужчина всегда виноват. Фанатично верующие, во всем ищущие оскорбление религии. Упертые правозащитники, озабоченные тем, чтобы никто не унизил человеческое достоинство садиста-маньяка-убийцы. Либералы, которые во имя свободы слова аплодируют призывам к уничтожению самих либералов. Космополиты, со смехом доказывающие глупость любой национальной идентичности. Националисты, истово убежденные в том, что «мы» стократ лучше, умнее, моральнее, красивее, чем «они».

Все эти люди – нужны. Они освежают общественную жизнь, разгоняют кровь дискуссии, уничтожают ослабевшие или отмирающие дискурсы. Волки, одним словом. Санитары социально-психологического леса.

Но их судьба, как и судьба реальных волков, в итоге печальна: украсить своими шкурами буржуазную гостиную.

24 июня 2015

Герои и жертвы. Один мой старший (сильно старший!) товарищ переживал особую драму, связанную с войной.

Его призвали, отправили на формирование, и довольно скоро эшелон новобранцев двинулся к фронту. Но состав не добрался до места назначения – был атакован немецкой авиацией. Первые же бомбы разнесли поезд в щепки. Много убитых, много раненых. Ему осколками посекло ноги. Кости, сухожилия. Госпиталь, операция, белый билет. Потом – то есть лет через десять – он восстановился, ходил уже без трости, но прихрамывая и медленно.

Единственная боевая награда – знак тяжелого ранения. Ну и потом, конечно, за доблестный труд в тылу, за победу над Германией («Это всем давали», – вздыхал он) – и череда юбилейных медалей. Ветеран, участник, инвалид – но не воевавший в простом и понятном смысле слова «воевать».

Ему было очень тяжело – особенно после 1970-х, когда престиж звания «ветеран» возрастал с каждым годом.

– Нет, – говорил он. – Я не воевал. Ехал на войну, не доехал. Не повезло.

И разводил руками.

– Участники войны, если забыть про предателей, делятся на героев и жертв. Меня вот угораздило попасть во второй разряд, – и криво и тоскливо улыбался.

* * *

Он же рассказывал: война; едут в поезде на фронт. Старшина, украинец, отрывает от газеты с портретом Сталина лоскут бумаги на самокрутку. Говорит:

– В мирний час мене б за це розстріляли. А тут – вухо відірвав, і нічого!

30 июня 2015

Берлин. Когда видишь роскошно одетых богатых стариков с маленькими сухими головами на широких костлявых плечах, с бессмысленно-горделивыми, как у мертвых индюков, личиками, часами молчащих на террасе за бокалом вина и редко-редко обменивающихся с особями той же породы двумя коленцами индюшачьей речи, а именно: I believe I have и I’m afraid I don’t – вот тут начинаешь думать, что большие капиталы – это наследственное. Вместе с печатью вырождения.

Хотя на самом деле это, конечно, не так. Я надеюсь.

7 июля 2015

Мне приснился этой ночью страннейший сон. Вот такой. Будто бы я читаю какую-то приличную газету, и в ней на развороте, во всю верхнюю его половину, опубликован текст с названием: «Осень, Самара и еще один большой город». Подзаголовок: отрывок из романа.

Текст замечательный. Хорошая, полновесная русская проза. Может быть, чуточку избыточная по живописности, как рассказы Бунина, написанные в эмиграции. Но всё равно прекрасно. Про мальчика, его тетку, у которой юбка в горошек, про тюрьму в конце улицы, про желтые листья на булыжной мостовой, и всё такое.

Фамилии автора нет. И выходных данных (типа: эта книга издана в таком-то издательстве, рекомендуем) – тоже нет. Зато под текстом, на оставшемся месте – подписи ведущих критиков советского времени. Запомнил Аннинского, Михайлова, Чупринина, Оскоцкого, Иванову, Камянова, Кардина, Новикова, Храпченко, Кузнецова – и даже Сучкова, Ивашеву и Елизарову, которые занимались зарубежной литературой, что в данном случае непонятно.

В целом похоже на некролог. Но проза очень качественная.

8 июля 2015

Гений и восторги. Занятно наблюдать, как великий писатель превращается в глазах его поклонников из человека, одаренного огромным талантом, но – человека во всей полноте его реальной жизни, биографии, поступков и их причин, и т. д. и т. п. – превращается в некий безразмерный алмаз. Каждый его поступок безупречен, каждое слово – золото, каждый развод, скандал, запой – исполнены высокого благородного смысла. Не устроил дебош, а поставил на место ничтожных людей, не бросил несчастную женщину, а она оказалась недостойной его, не склонился перед властью, а проявил широту мысли…

Когда-то я написал статью о Трифонове, мною горячо любимом и действительно великом нашем почти современнике, – где попытался исследовать некоторые мотивы его творчества. Тут же получил кучу отповедей от его поклонников.

* * *

Говорят: если один писатель ругает другого, это значит, что он ему завидует. Верно ли обратное? Если писатель хвалит писателя, значит ли это, что он его по меньшей мере презирает?

11 июля 2015

Неоконченное испытание. Сегодня приснился Сталин. Какое-то заседание. Сталин прохаживается по комнате и рассуждает о литературе. Говорит, обращаясь ко мне:

– В романе писателя Березкина «Рассвет в Тропарях» убедительно показан внутренний рост молодого сельского учителя…

Я говорю:

– Да, товарищ Сталин, совершенно верно!

Он говорит что-то еще, и я не вдумываюсь в его слова и только повторяю:

– Глубочайшая мысль! Потрясающая формулировка!

Проснулся. Подумал – жаль, что Сталин во сне не сказал:

– А вот писатель Зощенко сочиняет враждебные и пошлые книжонки. Ему не место на книжной полке советского человека, а вот вы как считаете, товарищ?

Даже интересно, что бы я ответил. Хватило бы у меня сил возразить? Не знаю.

Понятно, почему мне приснился этот сон. Накануне я в метро случайно повстречался с Алексеем Симоновым, сыном знаменитого советского писателя. У Константина Симонова есть мемуары, как он заседал в комитете по сталинским премиям. Однажды Сталин его спросил, хорошая ли писательница Ванда Василевская. Симонов ответил – «нет, так себе, средняя». Симонов пишет: «Видно было, что Сталин огорчился. Василевская со своим выспренним романтическим стилем ему очень нравилась». Симонова за это мелкое литературное несогласие не посадили, не расстреляли и не лишили права печататься.

Увы, это был единичный случай. Как отказ Капицы прийти на юбилей Сталина: ему за это тоже ничего не было.

Тоталитаризм в стадии созревания – это улица с двусторонним движением. Диктатор давит тотально, во всем, от военно-политических вопросов до мелочей быта, до стихов и песен. Вот если бы с ним приближенные не соглашались хотя бы в мелочах. Типа: война и большая политика – это ваше, товарищ диктатор. А вот насчет моды, новогодних елок, стихов и романов – тут вы, извините, ошибаетесь…

А то – что он ни скажет, всё гениально!

14 июля 2015

Реалистичное, слишком реалистичное – как правило, нечто бредовое.

15 июля 2015

Старики уже потеряли чувство реальности, а молодые еще не приобрели.

А что такое зрелость? Не более чем шаткий мостик на пути от молодой растерянности к старческой рассеянности.

16 июля 2015

Вчера вечером, точнехонько в 22.55, мужчина и женщина на велосипедах подлетают к магазину «Магнолия». Останавливаются. Мужчина спрыгивает на землю. Женщина ловко подхватывает его велосипед, остается сторожить. Размашисто крестясь на бегу, мужчина влетает в дверь. Женщина тоже крестится, глядя ему вслед. Отчего так? Да оттого, что через пять минут прекратится продажа алкоголя.

Поэтика композиции: как человек, любящий выпить, я возражаю против идиотского запрета продавать алкоголь после 23.00. Как человек, живущий в доме с магазином, я поддерживаю мудрый запрет продавать алкоголь после 23.00.

При чем тут композиция? Композиция – это распределение точек зрения, как учит нас Борис Андреевич Успенский.

20 июля 2015

Чехов для чайников: если в последнем акте у вас стреляет ружье, проследите, чтобы в первом акте оно висело на стене.

21 июля 2015

Вчера в разговоре с Олей: чем сложнее книга в целом, тем проще должна быть написана каждая отдельная страница.

* * *

В магазине. Девушка-кассир одной рукой (левой) берет покупки с ленты, ищет штрихкоды, проводит их через луч, взвешивает фрукты и овощи, берет у меня скидочную карточку, получает деньги, отсчитывает сдачу. Другой рукой (правой) набивает письмо в мессенджере на большом планшете. Поток грубой, даже какой-то бесстыжей ругани. Трехэтажные матерные завороты, адресованные мужчине.

И ни одной орфографической ошибки.

* * *

Есть режиссеры, которых в последнюю минуту кидает продюсер. Художники, у которых перед открытием выставки галерист уходит в запой. Писатели, у которых на стадии верстки закрывается издательство. И даже политики, у которых вдруг разоряется спонсор. Чем-то они неизъяснимо похожи друг на друга.

Наверное, это жестоко – так думать. Но это факт.

31 июля 2015

Двое. Крик за окном, хриплый, злобный и требовательный: обнаглевший мужик так орет, бывает, на свою бабу.

Смотрю из окна. Так и есть. На скамейке сидит парочка: откормленный парень лет сорока и девушка – худенькая, сильно моложе. Между ними – раскрытый рюкзак, из которого она торопливо достает бутылку и пластиковые стаканчики. Он погоняет ее криком «сука!», произнося вот так: «Ссэка!» Она дрожащими руками наливает ему и себе. Он выпивает, отхаркивается и кричит: «Сссэээка!! убью нахер… ну, ссэка!» Она наливает еще стакан, уже только ему, он пьет, она протягивает ему закусить, что-то в салфетке, он бьет ее по руке – «Идинаххх, сэка!» – и кидает стакан наземь.

Она прячет бутылку и несъеденный бутерброд назад в рюкзак, нагибается – она очень худая и стройная, маленького роста, – вежливо подбирает стакан, кладет его в урну. Потом надевает рюкзак. Помогает своему повелителю встать со скамейки.

Они уходят. Он харкает, плюется, шатается и кричит: «Ссэка нах!!!» Она держит его под руку.

Кто-то, конечно, скажет: а вдруг это любовь? А я разве спорю? Любовь, любовь…

Всё познаётся в сравнении – какая банальность. И как верно.

Вечер. Под окном три дворовые старухи надтреснутыми голосами поют о любви – тот самый репертуар: про рябину, про лютики и даже про «без меня тебе лететь с одним крылом».

В другой день я бы разозлился. А сейчас готов умилиться.

9 августа 2015

Нет на свете места, где бы сегодня находилось прошлое. Мы не можем очутиться ни в древнем Риме, ни в Москве 1991 года. История существует только в документах, исследованиях, учебниках и исторических романах. Но документов такая чертова туча, что даже внятно изложить их – не говоря уже о том, чтобы выстроить в непротиворечивую систему, – невозможно ни технически, ни логически. Исследования опровергают друг друга. Учебники меняются не только из-за новых открытий, но и в ходе политических перемен. Что уж говорить о фантазии романистов!

Выводы.

Умеренный: у истории нет и не будет единой истинной версии.

Радикальный: история – это и есть процесс ее переписывания.

* * *

Счастье как итог своевременной и легкой дефекации от В.В. Розанова:

«Еремей в избе, помолясь, обедает серые щи с кусочком говядины и гречневую кашу. И через 2 часа делает “пищеварение”. Его превосходительство Никифор Семеныч жрет трюфеля и французскую кухню. “Сходил” только к часу ночи… какой-то гадостью.

Кто из них двух счастливее?» («Уединенное», 28.IV.1914).

Какое, однако, мощное, кишечно-фекальное представление о счастье! Счастье – это просраться. Только такой человек мог всерьез верить, что евреи готовят мацу на крови христианских детей.

А писатель – великолепный. Что делать!

Еще о счастье от Василия Васильевича Розанова, теперь уже не пищеварительное, а социальное:

«У Еремея родители тоже кушали щи и кашу. И – дед, и – бабка. А как детей он не отдал в училище, то и дети будут кушать кашу и щи. Ни поползновений, ни возможности, ни критики… Не то у Никифора Семеновича: у него служба идет хорошо, но есть какие-то препятствия. И он не знает, передвинется ли в “высокопревосходительство” или останется “там же”… Зависть. Сомнения о себе. И мука. Кто из двух счастливее?»

Вывод: человек, живи, как Еремей! А отчего же ты, дядя Вася, статьи и книжки пишешь? От этого одно расстройство: то критик обругал, то тираж не продается… Жену у Бехтерева лечишь, не у знахаря. Дети, гимназия. Суворин, колонки в «Новом времени», квартира на Шпалерной в восемь комнат…

Ты, дядя Вася, хоть и великий писатель, а пошлый лицемер.

11 августа 2015

О психологическом разврате. Еще сравнительно недавно о поступках людей судили с моральной точки зрения. Говорили: это хороший поступок, а это – дурной. Это правда, а это ложь, это благородство, а это подлость, это жестокость, а это – милосердие. И так далее.

А теперь всё чаще и чаще говорят: он не подлец, он изживает травму раннего детства! Он не бесстыдно лжет, а страдает от отсутствия одобрения со стороны значимого другого! Он не издевается над близкими, а компенсирует низкую самооценку!

В общем, вместо морали – учебник психопатологии. А вместо негодяя – страдалец.