Текст книги "Фабрика прозы: записки наладчика"

7 августа 2020

День памяти Блока. Самые подлинные и самые русские стихи:

 
Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.
 

Комментировать это бесполезно, как нельзя комментировать только что набросанную на могилу рыжую глинистую землю; как нельзя обсуждать долгий дождь и внезапное солнце, прибрежную осоку, застрявшую и забытую в ней полузатопленную лодку и всё прочее, что нельзя понять и даже толком почувствовать, а можно лишь – не пережить.

Да, да. Не «пережить», а именно что – «не пережить».

9 августа 2020

«А теперь мой мч встречается со своей бж!»

Наверное, так разговаривают ежики.

19 августа 2020

Успокойтесь вы все-таки насчет слова «кушать». Антон Павлович Чехов «кушал». Не его герои, а он сам. Вот как он пишет о себе в письмах:

«Меня 10-го апреля выпустили из клиники, и теперь я опять сижу дома, кушаю и утешаю своих родителей» (Александру Павловичу Чехову, 1897). «В то время как я живу в Западной Европе с аристократами и кушаю устриц и тюрбо» (ему же, тогда же). «Я провожу всё время в труде и кушаю хлеб свой в поте лица» (ему же, 1892).

Или Чехов тоже лимита таганрогская? Не знает, как правильно? Плюньте на снобов. Кушайте на здоровье! Когда мне было 20, 30, даже 40 лет, я тоже делил слова на «провинциальные» и «столичные», «холуйские» и «хозяйские», «холопские» и «панские», «плебейские» и «патрицианские», а также «окраинные» и «в пределах Бульварного кольца».

Когда же мне стало 50+, я разучился различать слова по «холуйско-дворянскому» критерию. Должно быть, поглупел от старости. Сейчас для меня весь словарный запас языка – это бездонный кладезь выразительных средств, а не пятачок самоутверждения в качестве «патриция», «столичного сноба» и прочих картонных масок.

20 августа 2020

Вариации на тему Фридриха Энгельса.

Тема:

«Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, – что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории» (1885, из письма к Вере Засулич).

Вариация:

«Лежа на спине, глядя в потолок, где тень от люстры слегка качалась в такт движениям уличного фонаря, который подрагивал от ветра, – он время от времени косился направо, на ее милый курносый профиль, так ясно видный на фоне окна, на прилипший к ее лбу завиток темно-каштановых волос, слушал ее дыхание и мучительно думал:

“Ну зачем? Господи, зачем я писал ей письма, добивался встреч? Зачем сегодня тащил ее в театр, потом в ресторан, потом сидел с ней на бульваре, шептал что-то, уговаривал, гладил ее руки внутри муфты, а потом нанимал извозчика, обнимал ее, сидя в этом тряском кожаном купе… Зачем, когда она в последнюю минуту заколебалась около двери в мою квартиру – боже, зачем я горячо обнял ее и поцеловал в губы… Зачем? Если мне было хорошо только три минуты, и пора бы мне уже выучить этот урок, а вот всё никак не затвержу, и повторяется опять всё то же самое!”

С печалью, с тоской и даже с отвращением – понимая, что это чувство несправедливо, – он молчал и лежал неподвижно, зная, что нужно что-то сказать, обнять, поцеловать – но не мог произнести ни слова, не мог шевельнуть рукой, и только снова глядел в потолок, повторяя бессмысленное “зачем?” и страшась разговора, который непременно состоится утром…» (un е́crivain inconnu de la fin du XIXe siècle).

24 августа 2020

Прочел чудесный (и лирически искренний, и в смысле фактов интересный) очерк-некролог-эссе Андрея Седых (того самого, секретаря Бунина) – о Константине Бальмонте.

Написано в 1958 году. Запоздалый некролог, да. Поскольку Бальмонт скончался в 1942 году, в приюте матери Марии, пробыв в безумии десяток лет до смерти. Прекрасное, повторяю, эссе, потому что оно написано таким, что ли, отчасти бальмонтовским стилем и ритмом – позволяющим ощутить этого поэта.

Отвлекусь на минуту.

Это вообще интересная задача. Представляете себе эссе о Достоевском, написанное, например, так: «Принужден поделиться некоторыми подробностями о талантливом и многочтимом Федоре Михайловиче; но пусть эти подробности послужат лишь введением…» Или о Пушкине: «Однажды читали верстку монографии академика Виноградова; за разговором долгая зимняя ночь прошла незаметно. “Что же ты сделал, Шкловский?” – спросил Тынянов у одного из гостей…»

Но вернемся.

Чудесное, повторяю в третий раз, эссе о Бальмонте. Почитайте, не пожалеете.

Но вдруг! Но вдруг! Нет, не как гром среди ясного неба, а как подломившаяся ножка стула, на котором сидит виолончелист в сольном концерте…

Вдруг – хрясь:

«Помню вечер на парижской квартире Марины Цветаевой. Мы сидели вдвоем, в сумерки, и говорили о поэзии. Была сырая осень, в квартире еще не топили, Цветаева зябко куталась в оренбургский платок».

Зябко куталась!

Зябко куталась в платок!!

Зябко куталась в оренбургский платок!!!

Как говорил их общий современник: «Испортил песню, дурак…»

29 августа 2020

Другая жизнь в кавычках и без. Недавно я прочел изумительно бессмысленный текст о повести Юрия Трифонова «Другая жизнь» (1975). Через 45 лет после публикации – в наше время интеллектуальной свободы – повторяются все штампы наихудшей, самой замшелой и злобной советской критики. Дескать, в повести сплошной затхлый быт, героиня дура, герой неудачник, все только и делают, что выясняют отношения, ревнуют, злобствуют, никакой интеллигентности, никакого «осмысления проблем», и, главное, нужны подробные комментарии, потому что неясно, что означает то или иное слово, учреждение или намек.

Вот ведь горе!

Одно утешает: возможность писать всякую хрень – это тоже побочный внешний эффект интеллектуальной свободы.

Но отвечать на хрень – надо. Чтобы хрень не слишком цвела и ветвилась, чтоб не разрасталась самосевом.

Перенесу сюда свою прошлогоднюю (2 февраля 2019) запись о той же самой повести:

«Недавно мне надо было найти цитату в повести Юрия Трифонова “Другая жизнь”. Нашел, и перелистал, и почитал немного, и изумился. Я уже давно не видел такой плотности письма, плотности именно в плане содержания. И не только философского, но и реального, так сказать.

Бесконечная череда имен и фактов. Героиня-рассказчица со своей судьбой и работой, ее отчим-художник, их дом и проблемы. Герой – историк, его семья, его мать, ригористка-коммунистка. Встреча двух семей (семья художника и ригористки-коммунистки). Институт, коллеги, их жены и родственники, трагедии, карьерные падения и взлеты, нищета и богатство, предательства и помощь, и у каждого персонажа есть имя и биография, которая вплетается в истории остальных. Далее – то, чем занимается герой как историк, то есть заходы в XIX век, в революцию и царскую охранку. Плюс к тому воспоминания о молодости героя и героини, их встречи, связи, молодежные компании. Плюс какие-то сбоку выскакивающие люди, какие-то мистики и психологи, шпанистые племянники пригородных стариков, у которых хранятся письма из XIX века…

И всё это – на 7 печатных листах. То есть около 100 журнальных страниц. Или страниц 250 нынешнего книжного набора.

Кажется, сейчас так уже не могут. Нет, не писать! Сейчас так уже не могут читать. Я, разумеется, не о всех говорю, а именно что о большинстве читателей. Трудно себе представить, что сто тысяч человек будут эту книгу глотать и понимать подробный смысл проглоченного.

Сейчас кажется, что эту книгу надо читать с карандашом и тетрадкой, выписывая имена и должности и ставя стрелочки – кто кому кем приходится. Как это у людей получалось каких-то тридцать-сорок лет назад – загадка. Хотя, конечно, никакой загадки нет. Потому что тогда не было 100 каналов ТВ и десятков “лучших книг столетия” каждую неделю. Умному читателю ничего не оставалось, кроме Юрия Трифонова.

Информационный поток увеличился в сотни раз, а способность человека воспринимать и понимать – осталась на уровне античности. Но человек ленив и склонен к развлечениям. Из легкого и трудного он выбирает легкое, из веселого и грустного – веселое. Это ни хорошо, ни плохо – это так. Данность современности. И никуда не денешься. Другая жизнь, я же говорю».

Хочешь выбирать легкое, веселое и понятное – ради бога. Свобода, сколько раз повторять.

Но не лезь в дебри трудного и грустного. Чего ты там забыл?

31 августа 2020

Из жизни бывших.

– Так ты, баба Катя, из бывших, что ль? – спросила завстоловой Анна Ивановна старушку-судомойку, глядя, как та, изящно отерев руки, села в уголке с томиком Леконта де Лилля.

– Бывших бывших не бывает! – горделиво сказала старушка и для понятности добавила: – Il n’y a pas d’ex «ex»!..

– Бывший позвонил, просится переночевать… – задумчиво сообщила парикмахерша Кристина своей подруге Карине.

– Да шли ты его нах!

– Нельзя, – сказала Кристина. – Как говорят французы, il n’y a pas d’ex «ex»…

– Что? С сексом? – возмутилась Карина.

– Как получится. Бывших бывших не бывает, это еще моей маме ее бабушка говорила, а она сама из бывших. Графиня, типа. Особняк на Большой Морской, отдых в Ницце или в Биаррице. Блин. Кому всё это мешало… А теперь пятьсот на чай дадут, и радуешься.

3 сентября 2020

Поэты и козлы.

«Все-таки самые лучшие воспоминания об Ахматовой я слышал от Елены Георгиевны Боннэр: “Я два месяца ежедневно встречалась с Ахматовой, получала от нее рубль на чай и молча уходила”. Потом поясняет: “В сорок девятом году ей нужны были уколы, а ходить на люди она не хотела. Миша Дудин мне говорит: хочешь заработать? Только чтоб никаких с ней разговоров…”» (Лев Лосев).

Не знаю, кто как – а я ничего более прекрасного не читал. Тут вся Ахматова, вся Боннэр и вся эпоха, включая цены и Дудина. Однако находятся козлы, которые упрекают Боннэр, что деньги брала (корыстолюбива?). А Ахматову, что молчала (понты кидала?). А ведь одна могла и бесплатно укольчик сделать, а другая – почитать чего ни то из новенького.

4 сентября 2020

Странное и нелепое слово «хтонос». Слово/понятие «хтонический» стало очень модным, вот и говорят: «и тут попер такой хтонос». Очевидно, по аналогии с «хронический – хронос».

Так вот, друзья. Нет такого слова – «хтонос». Есть слово «хтон» (khthon) – по-гречески χθών, родительный падеж χθονός (ударение, как видите, на последний слог).

Слово «хтон» (χθών) – женского рода. Поэтому лихое словечко «хтонь» («это вообще такая хтонь!») – правильнее, чем не пойми откуда взявшийся «хтонос».

7 сентября 2020

Люди не умеют думать. Люди не любят думать. Людям больно и неприятно думать. О чем угодно – о политике, о литературе, просто о своей собственной жизни, о других людях, о небе и птицах небесных.

Человеку, который полвека ел детсадовскую котлетку с картофельным пюре, – больно и неприятно жевать натуральную еду: хоть сочное мясо, хоть черствый хлеб.

10 сентября 2020

Один философ сказал: «Забывать о дурных качествах своих друзей так же глупо, как выкидывать деньги, заработанные тяжелым трудом».

На первый взгляд кажется – злопамятный пошлый старик!

Но на второй взгляд понимаешь, что он прав. Потому что выявить дурные качества своих друзей – это опыт, часто трудный и болезненный. Надо ли его выкидывать? Надо ли забывать, что твой друг – врун, сплетник, «обещалкин», склонен походя заводить легкие романы, не всегда аккуратен в денежных делах…

«Какой же это друг после всего этого?» – спросите вы.

«А вот такой и друг! – отвечу я. – В остальном он может быть очень хорош: благороден и добр; тут же бросается на помощь; щедро делится своими связями и знакомствами; умен и начитан, с ним интересно беседовать… Но! Но при этом лгунишка, сплетник и т. д…» Нет на свете совершенства! Поэтому надо учитывать дурные качества хорошего друга. И тогда ваша дружба не будет омрачена неприятными происшествиями.

15 сентября 2020

 
Когда б вы знали, из какого сора
Рождаются писательские ссоры!
 

Сергей Чупринин публикует любопытный отрывок:

«Однажды, поздней осенью 1921 года, пошел я с Таней в театр, находившийся в Пассаже… В фойе театра – неслыханная новость! – был буфет… Я подвел Таню к стойке и предложил съесть по пирожному… Таня съела пирожное с величайшим наслаждением. Облизала пальцы и сейчас же – цоп – взяла из вазы еще одно. Я, конечно, не говорил ей: “Ложи взад”. Но… пережил несколько страшных минут. Я не знал в точности, сколько у меня денег в кармане… На следующий день был я в Доме искусств, зашел к Зощенко и рассказал ему о своем вчерашнем переживании в театре… На ближайшем серапионовом сборище он прочитал рассказ “Аристократка”» (Николай Чуковский, «О том, что видел». М., «Молодая гвардия», 2005).

Хочу вложить свою лепту:

«В сентябре 1829 года я, расчувствовавшись, рассказал Пушкину, что танцовщица Глашенька Изумрудова окончательно со мною рассталась, предпочтя перейти на содержание к гусарскому полковнику князю NN (nomina sunt odiosa!) – и вчера едва удостоила меня последнего свидания, в финале коего я, собрав все силы, чтобы не задрожал мой голос, сказал ей: “Ma chère, je crois que Dieu ordonnera à votre nouvel ami de vous aimer aussi tendrement et sincérement que moi”. Моим рассказом, особливо последнею фразою, Пушкин был весьма растроган – казалось, он даже смахнул слезу. На ближайшем нашем собрании он прочел свое новое стихотворение “Я вас любил…”» (Антон Дельвиг, «Из неопубликованного и забытого». Пг., Изд-во «Картонный домик», 1921).

16 сентября 2020

«Вышедший из низов бесшабашной газетной богемы, он почувствовал здесь родную стихию и стал охотно поставлять низкопробным бульварным изданиям развлекательное, пустозвонное чтиво. Именно в этот период написаны мелкотравчатые, построенные на анекдотах рассказы. В этих рассказах писатель дал полную волю всегдашнему своему тяготению к эксцентрическим, пряным, курьезным, внешне эффектным (хотя бы и неправдоподобным) сюжетам.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы только в тогдашних рассказах он изменял своему дарованию: ведь и раньше, и после, даже в наиболее серьезных вещах, написанных в строго классической, толстовско-чеховской манере, он порою поддавался соблазну соскользнуть в безвкусную мелодраму, в банальщину».

Это Корней Чуковский пишет о Куприне. Мне кажется, что сам великий критик, литературовед и автор «Мойдодыра» – здесь соскользнул куда-то не туда…

* * *

Бывает ли, что в любви деньги не играют вообще никакой роли? Конечно, бывает!

Они не играют роли. Но они работают гримерами, костюмерами, педагогами-репетиторами. Очень часто – суфлерами. И непременно – режиссерами-постановщиками. И разумеется, авторами пьесы.

17 сентября 2020

Еще о Куприне. В первых изданиях повести «Поединок» голубь несет письмо в зубах (это, кстати, истинная правда). Корней Чуковский при встрече указал Куприну на эту маленькую ошибку.

Куприн сердечно поблагодарил критика и тут же написал письмо в издательство, где значилось – «в клюве». Показал Чуковскому. Тот заржал. «В лапках?» – робко спросил Куприн.

Чуковский от смеха свалился на пол, проломил доски и упал в глубокий подпол. Куприн его долго оттуда вытаскивал, а потом пошел домой и написал повесть «Яма». Но Чуковского из героев вычеркнул, на всякий случай.

20 сентября 2020

Бывает, что плохой (точнее, никакой) литератор остается в памяти народа – ну, проще говоря, в культуре – несколькими строчками.

Напр., кому интересны поэты Ошанин, Сурков, Агатов, а также Алмазов, Курочкин, Полонский и Гребенка? Или слабая писательница Хвощинская? Не говоря уже о Кудашевой!

Но все или почти все знают или припоминают: «Эх, дороги», «Бьется в тесной печурке огонь», «Темная ночь», а также «По причинам органическим мы совсем не снабжены здравым смыслом юридическим, сим исчадьем сатаны», «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой», «Мой костер в тумане светит», «Очи черные, очи страстные» и – «Бывали хуже времена, но не было подлей». Ну и разумеется, «В лесу родилась елочка».

Литература несправедлива по всем азимутам.

Тем и прекрасна.

22 сентября 2020

Должен ли поэт ощущать свою значимость? Вроде Горация – non omnis moriar, multaque pars mei vitabit Libitinam… что в переводе значит «нет, весь я не умру – душа в заветной лире мой прах переживет…» и т. д.

Или надо тихонько так, скромненько? «Вот тут стишок накарябал, если будет время и охота – ознакомьтесь-с».

Сам, своими ушами слышал, как Твардовский говорил литературоведу Жданову на дачной аллейке: «Идете купаться? В одиннадцать? Так поздно? А я искупался в семь утра и уже успел написать кое-что, так сказать, для вечности».

29 сентября 2020

Читательница написала мне про рассказ «Из жизни спасателей»:

«О, господи! Конец ну просто! Простите ради бога, но блин, ну что это… индийская мелодрама».

Отвечаю.

Когда-то наши социологи заинтересовались – почему это индийские фильмы-мелодрамы так популярны в российской глубинке? Казалось бы, что может быть более чуждым русскому человеку из деревни или поселка городского типа, чем все эти выкрутасы про разлученных в детстве сестер, одна из которых вышла замуж за пожилого миллионера, а другая за миску риса работает уборщицей в дешевом борделе в злачном районе Бомбея, где ее соблазняет нищий, но красивый рикша, который вдруг оказывается незаконным сыном этого миллионера и женщины, которая приходится теткой этой девушке. И вот она-то и признаётся…

Почему эти фильмы так любили простые русские люди?

Простые русские люди отвечали:

– Потому что там всё как в жизни.

Вот так.

Индийская мелодрама, американский вестерн, новелла Мопассана или О.Генри – это и есть «как в жизни».

А русско-немецкий роман, где трое интеллигентов вяло спорят о судьбах страны и робко изменяют женам, – это не «как в жизни», это как в измученной внутреннею и внешнею цензурою русско-немецкой умной головушке.

5 октября 2020

Благовещенск. Чудесная компания – Аня Матвеева, Костя Мильчин, сибирские журналистки Настя Вещикова и Наташа Лопатина, издатель Олег Вавилов. Еще Михаил Фаустов со своим чудесным фестивалем-конкурсом «Открой рот!» – когда надо читать незнакомый текст прямо с листа.

Интересный город. Там жили православные и молокане. Когда были китайские погромы – и такое было! – потом они обвиняли друг друга. Православные говорили, что они прятали китайцев в подвалах, а молокане выдавали. Молокане говорили, что всё как раз наоборот. В Гражданскую город почти два года был под японской оккупацией.

Золото! Сюда в XIX веке приезжали из Европы делать бизнес. Открывали шикарные магазины, здания до сих пор стоят. Две черточки. Улицы были не мощеные, поэтому перед магазинами лежали ковры. Ковры пачкались, их быстро меняли, их стирали китайцы; китайцев в городе было много, в основном работники. И еще: золотоискатели с проститутками расплачивались так: девушка ложилась на спину и ей в пупок сыпали золотой песок. Сколько насыплется, то и бери. Бедные девушки с неглубокими пупками…

Прогулочный кораблик, ветер щиплет уши, хотя солнце. На том берегу Амура – буквально в двухстах метрах – Китай, красивые высокие дома.

11 октября 2020

О спойлерах. В разговоре вспомнил известную вещь Виктора Гюго «Последний день приговоренного к смерти» (1829). Мне сказали: «Эх, тут уже в названии спойлер!»

Ну и что? Вот вам название-спойлер так спойлер!

«Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего 28 лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами; написанные им самим».

Несмотря на этакий спойлер, книга стала одной из самых популярных в мире. А в XVIII–XIX вв. – самой популярной.

Самое большое читательское наслаждение мы получаем, перечитывая любимую книгу. Да и не только читательское. Сексуальное тоже. Взрослый опытный человек, обнимая своего любимого партнера, прекрасно знает, «чем дело кончится», и порою не только в общем и целом, но даже и в подробностях эротического рисунка. И, честное слово, получает от этого куда больше удовольствия и радости, чем подросток, который боится, что его в последний момент оттолкнут или что он осрамится от нетерпения.

18 октября 2020

Написал колонку про кастомизацию текстов. В ответ мне пишут, что тексты скоро исчезнут. Давайте всё же утихомирим свой футуро-энтузиазм. Дышим носом. Надо оглянуться назад и вспомнить, что такой формат, как «текст», пережил уже 3000 (а если считать с «Гильгамеша», уже 4500) лет и никуда не делся. И почему через 50 лет он должен исчезнуть или радикально трансформироваться? Особенно при постоянно растущей популярности дешевых романов. Но психологически этот настрой понятен. Так в 1920-е годы думали, что радио изменит всё. Но вот «радио есть, а счастья нет» (И. Ильф).