Текст книги "Фабрика прозы: записки наладчика"

12 апреля 2016

Какое богатое слово – «огарочничество»!

Андрей Белый: «…с 1907 года уже выступают на поверхности разгромленной жизни темы огарочничества, крайнего субъективизма, индивидуального террора; это эпоха переживаемого отчаяния с решительным «нет» видимо оправившемуся царизму и буржуазии» (1928). «“Огарочной психологией” в то время называли проповедь “трын-травизма”, подхватываемую послереволюционным надрывом; “огарочное” настроение захватывало и молодежь» (1934).

Огарок – «подросток-хулиган, безнравственный мальчишка» (словарь Ушакова, 1935–1940).

* * *

Разговор в коридоре:

– Я понимаю, что это абсолютно гениальная книга, но я не смог ее дочитать.

– Не огорчайтесь. Она настолько несравненно гениальна, что автор не смог ее дописать.

(Я, к сожалению, не расслышал, о какой книге идет речь, но тоже не стал огорчаться: таких книг довольно много.)

* * *

– А «Лолита» – на самом деле гениальная книга? – спросила Диляра Тасбулатова.

Ответил:

– «Шахнаме» – тоже гениальная книга. Ну и что теперь?

13 апреля 2016

Еще о гениальных книгах. «Улисса» я прочел два раза. Первый раз – по-английски, в возрасте 17 примерно лет. Со словарем. На спор с самим собою. Ну а потом – как положено, в переводе Хинкиса и Хоружего, с комментариями Екатерины Гениевой.

Стал ли я от этого лучше? Человечески тоньше, сочувственнее, добрее, умнее, литературно разборчивее, наконец?

Нет! Нет и еще раз – нет! А от прочтения «Отца Сергия», «Процесса», «Смерти в кредит» и «Утраченного времени» – да.

19 апреля 2016

В метро две девушки, совсем молодые.

– Либералы, между прочим, очень даже неплохо… – Поезд грохочет, и не слышно, что они неплохо делают.

– А ты откуда знаешь? – изумляется вторая. – Ты же за Путина!

– А вот знаю! – смеется первая, показывая красивые зубы.

Вторая вежливо хихикает, но смотрит неодобрительно.

22 апреля 2016

О моем рассказе «Лида», сочиненном по канве рассказа Бунина «Ида», мне написали, что он больше похож не на бунинскую «Иду», а на купринскую «Яму». Весьма польщен. Это настоящая похвала, очень ценная для сочинителя. Потому что «Ида» запоминается красивостями вроде фуражки с муаровым дном в руке студента-аристократа… И, конечно, сугробы снега. Чувства Иды к герою не показаны, а просто названы… Другое дело «Яма» – там кровь, пот и дрожь в каждой строчке. Биение реальной жизни, живые страсти живых людей.

Впрочем, сказанное никак не отменяет того факта, что Бунин – великий русский писатель. В целом, в совокупности написанного – сильнее Куприна.

24 апреля 2016

Академический вопрос: русская литература в сокровищницу мировой культуры внесла не только три великих имени, но и всю мощь русского языка. Но вот что странно: не создан нашей литературой ни один образ, который встал бы в линейку, как их называют, вечных спутников человечества. Дон Кихот, Гамлет, Фауст, Гулливер, Робинзон…

Интересно.

Мне кажется, что таких «вечных спутников» есть несколько рядов. Ряд первый: Одиссей, Эдип, Дон Кихот, Гамлет, Фауст, Гулливер, Робинзон… Те, о которых знают буквально все, которые вошли в пословицы. Второй ряд – чуть менее знаменитый, но тоже мощный: Медея, Орест и Электра, Отелло, Ричард III, юный Вертер, Квазимодо, Оливер Твист, Урия Гип, Растиньяк, Бель-Ами (Жорж Дюруа), Скарлетт О’Хара, Йозеф К… – и вот сюда входят Анна Каренина и Раскольников.

Наверное, есть и третий, и четвертый ряды.

Если мы говорим о восточной литературе – там есть всемирно известные, такие же пословичные Рустем и Зораб, Лейли и Меджнун, Аладдин и еще Синдбад-мореход…

Вопрос: почему ни один персонаж русской литературы не вошел в «великолепную семерку» мировых образов? Да бог его знает. Возможно, всё дело в относительной молодости русской литературы. Ну или просто вот так сложилось. В конце концов, в «великолепной семерке» нет героев французской, американской, итальянской литературы…

26 апреля 2016

Полтора часа назад объявили лауреатов «Русской премии» (для русских писателей, живущих за рубежом).

Я болел за Катю Капович – в области поэзии. Хотя многие считали, что получит Ирина Евса. Так оно и вышло. Ирина Евса пишет хорошие стихи, но слишком совершенные. Выверенные, равновесные.

А Катя – более, что ли, живая, грубоватая, заусенчатая – и этим она прекрасна. Ибо, как сказал великий японец Кэнко Хоси: «Настоящий мастер работает чуть затупленным резцом». Так что я поздравляю Ирину Евсу, но стихи Кати Капович мне всё равно нравятся больше.

30 апреля 2016

На Новом Арбате – иду в «Эхо» на «Культурный шок» (Ларина, Щербакова, Голубовский), прохожу по нечетной стороне. Напротив – въезд на Поварскую. Там вдали, за чуть зазеленевшими деревьями, прямо в створе улицы – серо-серебряная высотка на пл. Восстания. Вижу – остановились два иностранца. Один показывает другому:

– Cathedral?

В самом деле, издалека чуть похоже на шпиль Миланского собора.

«Москва высотная вставала, как некий странный павильон…» (Твардовский).

2 мая 2016

В чем состоит наслаждение от вранья? Именно от вранья в самом простом, прямом, бытовом, даже детском смысле слова? Не от подтасовок в статье, не от лицемерия в общении, не от вынужденного избегания говорить на болезненные темы, не от умолчаний и обиняков – хотя всё это тоже принято называть враньем.

Нет, я спрашиваю о звонком, незамутненном вранье. Когда человек врет в глаза, зная, что он врет. «Буду у тебя завтра в час дня как штык!» (хотя сегодня вечером он уезжает в Питер). «Ахматова? На верхней полке, слева» (хотя книга давно подарена подруге). «Я позавчера перевел тебе деньги. Не пришли? Странно. Квитанцию куда-то задевал, черт, как нарочно…» (ничего не перевел и не переведет). «Я всегда была ему верна! Как Пенелопа!» (присутствующие мужчины переглядываются). Ну и так далее.

Я, к сожалению или к счастью, врать в лицо не умею. Когда приходится, начинаю мекать-бекать, краснеть, отводить глаза. Поэтому и думаю, что в наглом бесстыжем неприкрытом вранье есть какое-то особое, мне неведомое наслаждение.

Но вот какое?

6 мая 2016

Новейший парадокс о лжи:

«Фраза “Геббельс сказал, что ложь, повторенная 1000 раз, становится правдой”, – это ложь, повторенная 1000 раз». Поскольку сказал это все-таки не Геббельс, а Шатобриан, да и тот, видать, процитировал пословицу: Tout mensonge répété devient une vérité (любая повторенная ложь становится правдой).

9 мая 2016

Никогда не говори «это навсегда».

Нет ничего более хрупкого, чем наши мечты о постоянстве. А когда говорят: «Ничего, на наш век хватит!» – не утешайся возможностью умереть и тем самым как бы отвернуться от того, что будет после этого обманчивого «навсегда».

Бабочкой из воздуха или червем из земли ты всё равно увидишь, как твоими упованиями распорядилась судьба, и горько заплачешь, но никто не услышит и не вздохнет в ответ. Ибо кому интересны слезы бабочки, а тем более – земляного червя?

13 мая 2016

Профессия – мыслитель? Мне почему-то разонравилось это слово, хотя раньше я его произносил довольно часто. «О, это великий мыслитель!» А теперь вдруг перестал понимать, о чем речь. Бывает литератор, бывает философ, бывает логик, экономист, историк. Мыслитель ли Достоевский? Нет, писатель. А Бродель? Нет, историк. Бахтин? Литературовед. Гегель? Философ. Каждый из них решает свои предметные, так сказать, задачи.

Иногда кажется, что «мыслитель» – это медалька, выдаваемая литератору, который, с одной стороны, не сумел создать захватывающий художественный текст, а с другой – не смог поставить и/или решить определенную интеллектуальную задачу как профессионал, то есть как философ или историк.

Как говорится, «когда мне смешно – я смеюсь, когда не смешно – нет; а никакого вашего “чувства юмора” у меня нет». Кажется, нечто похожее и с мыслителями.

* * *

О, великий и страшный соблазн корреляций и пропорций!

Соблазн сказать: чем лучше проза, тем автор ее умнее в самом простом смысле – тем лучше понимает, что почем в жизни человека, страны, народа; умеет сопрягать будущее с прошлым, внешнее с внутренним и т. д. и т. п. А с поэтом – наоборот. Чем лучше поэзия, тем поэт наивнее, тем легче он путается в простых вещах… в общем – «поэзия, прости господи, должна быть глуповата» (А.С. Пушкин) – и поэт, наверное, тоже.

Но это всего лишь соблазн.

16 мая 2016

О книгах, которые «надо прочитать». Я всегда с ужасом гляжу на рекомендательные списки литературы, особенно когда они сопровождаются словами «обязательно», «непременно», «чтоб быть интеллигентным человеком» – хотя на самом деле это не более чем оглавление истории мировой литературы. Нельзя обойтись совсем без книг, но без каждой отдельной – легко, честное слово. Даже если эта каждая отдельная – Гомер или Гораций, Толстой или Пруст, Кафка или Хемингуэй.

Но я с удовольствием покажу список книг, которые на меня очень сильно повлияли уже в совсем взрослом возрасте, уже сильно после Толстого, Стендаля, Чехова, Достоевского, Манна, Камю, а также Верзилина, Ивича и И. Шкловского (три последних – великолепный научпоп: ботаника, техника, космология).

Итак, вот вам десять умопомрачительных и сногсшибательных книг, которые мало кто читал:

1. Стюарт Хоум, «69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой»: сочетание почти порно с высочайшим интеллектуализмом и литературной эрудицией.

2. Яков Крюковской, «Чусова́»: об уральской деревне в 1920-е; невероятная плотность языка и реалий жизни.

3. Донасьен Альфонс Франсуа, маркиз де Сад, «Жюльетта»: одна из главных книг Нового времени; тема подчинения, господства и упоения властью вычерпана до дна.

4. Евгений Харитонов, «Под домашним арестом»: едва ли не лучший русский литератор, слагатель слов во фразы, а фраз – в абзацы.

5. Петер Альтенберг, «Как я это вижу»: просто импрессионизм; важно понять, что так тоже можно писать.

6. М. Агеев, «Роман с кокаином»: ощущение чуда; а если знать, что это единственная книга автора и он ее написал случайно, ради гонорара, – то чудо удесятеряется.

7. Оскар Льюис, «Дети Санчеса»: о бедности в Мексике; сильно прочищает душу и мозг.

8. Людвик Флек, «Возникновение и развитие научного факта»: о том, что факты не изучают, а создают; прочищает мозг еще сильнее, чем предыдущая.

9. Лидия Иванова, «Книга об отце» (то есть о поэте и филологе Вячеславе Иванове): про ту жизнь, которой уже всё равно никогда не будет, как ни пыжься.

10. Жорж Батай, «История глаза»: учебник литературной свободы.

* * *

Но это никакая не рекомендация. Хотя №№ 1, 6 и 9 всё же рекомендую.

А вот десять книг очень трогательных, грустных, печальных и даже отчасти пугающих – ну или так: рвущих сердце:

1. Фридрих Дюрренматт, «Грек ищет гречанку».

2. Яромира Коларова, «О чем не сказала Гедвика».

3. Кэндзабуро Оэ, «Объяли меня воды до души моей».

4. Сьюзен Хилл, «Я в замке король».

5. Александр Рекемчук, «Тридцать шесть и шесть».

6. Николай Дубов, «Беглец».

7. Памела Джонсон, «Особый дар».

8. Леонид Габышев, «Одлян, или Воздух свободы».

9. Пер Петтерсон, «В Сибирь!».

10. Владимир Короленко, «История моего современника».

19 мая 2016

О стиле. Сейчас выбрасывал старый букет. Из вазы со старой водой шел тухло-кисловатый запах. Как изо рта с гнилыми нечищеными зубами. Бывает иногда в очереди… ох.

Но я знаю точно: я никогда не напишу такое в рассказе. Что старая вода в цветочной вазе пахла гнилым ртом или что у кого-то изо рта пахло, как из вазы, где застоялись цветы.

Почему? Сам не знаю. Не напишу, и всё. Потому что это еще хуже, чем «лбом к холодному стеклу» и «угловатый вихрастый подросток». Мне так кажется.

21 мая 2016

Классика открыта для интерпретаций! Почему? По двум причинам, которые так удачно совпали для закомплексованных «интерпретаторов».

Во-первых, бренд. Ничто не мешает написать великую пьесу о ревности и измене, о жизни и смерти и т. п., гениально поставить ее и блестяще сыграть. Но тут есть огромный риск. А вдруг зритель, увидев афишу и даже прочитав восторженную рецензию, скажет: «Ну, подумаешь! Роберт Хитсуорд, «Марчелло», об итальянском генерале в немецкой армии… А вот если Уильям Шекспир, «Отелло», да еще венецианского мавра играет белая женщина, а дочь дожа – черный мужчина, и он в гомосексуальной связи с Кассио, а Яго его ревнует, это круто!» Тут зритель скорее пойдет, и критик скорее напишет. То есть налицо некоторое не совсем корректное использование чужого бренда.

Причина номер два. Бернская конвенция. Автор давно уже умер, более 70 лет назад, и ни он, ни его наследники не имеют права запретить постановку.

Поэтому, в частности, мы не видим агрессивных и транскультурных интерпретаций таких крупнейших драматургов, как Теннесси Уильямс, Гарольд Пинтер, Юджин О’Нил. А также, например, таких великолепных русских писателей, как Юрий Трифонов. Его, казалось бы, можно отынтерпретировать, как Достоевского! Один «Старик» чего стоит! А «Другая жизнь»! Эх! Но видит око, да зуб неймет: Юрий Валентинович аж до 2051 года в безопасности.

Итак. Что мы назовем «классикой», товарищи? Классикой мы назовем выдающиеся произведения, создатели которых умерли 70 и более лет назад, и поэтому мы их можем интерпретировать в хвост и в гриву.

28 мая 2016

Есть вещи, которые не позволяют отчаиваться. Какая-то женщина в 1938 году подобрала на железнодорожной насыпи написанное на тряпочке письмо заключенной, моей двоюродной бабушки – выброшенное из окна на авось: авось добрый человек найдется.

Она отнесла это письмо не в милицию, не в НКВД, а по адресу.

Сейчас это письмо в музее, в витрине. А эта «какая-то женщина», я точно знаю, пребывает в раю. Милая! Моли за нас Царя Небесного!

30 мая 2016

Петербург. Разговор в кафе, за соседним столиком.

– А это точно картина Леонардо до Винчи?

– Ты со мной еще спорить будешь! Да я, если хочешь знать, был на его первой прижизненной выставке!

3 июня 2016

Детские размышления о печали и скоротечности жизни.

Рядом с нашим дачным поселком был детский санаторий, чудесный архитектурный ансамбль 1949 года постройки, достойный отдельного описания… Там были беседки над рекой, каменные, античного вида, и деревянные, ажурные, в духе русского модерна. И вот в такой деревянной беседке, среди берез и лип, где так приятно сидеть на теплой лавочке и глядеть, как серебряно блестит река, – я в свои одиннадцать лет прочел нацарапанную гвоздем сентенцию:

«Жизнь – как детская рубашка: коротка и обосрана».

Я думал об этом день, вечер, следующее утро. Я дивился скупой точности мысли и картинной мощи образа. Впервые я ощутил ужас смерти и кошмар повседневности. Но это я теперь так красиво говорю. А тогда я просто ходил, нахмурившись, и никто не знал почему.

* * *

У входа в наш двор, где продаются цветы и газеты, очень молодой человек с банкой пива кричал, обращаясь к прохожим, заглядывая каждому в глаза:

– Коммуняки еще ответят за семнадцатый год, ответят за Россию!

4 июня 2016

Все кругом жалуются на ужасную нехватку времени. «Как можно сочинять толстые книги, как можно надеяться, что их прочтут, вот у меня времени не хватает, чтоб этикетку прочитать!» Отлично. Тогда возьмем обычного интеллигентного инженера, типичного читателя советской поры. Он добирался до работы на метро и двух автобусах; он почти каждый день выстаивал длинные очереди за продуктами; на работе его мучили партсобраниями и субботниками…

Вопрос: откуда у него было время читать книги? Или иначе – куда это время подевалось у современного менеджера, аналога советского инженера?

А вот и ответ: «В советское время нечем было заняться, поэтому много читали». Как бы вместо настоящей жизни.

Отлично. А чем таким супернастоящим (кроме инстаграма) занимаются наши сверхзанятые современники? Вспоминается стандартная советская картинка. Во двор выходит очкастый мальчик с английской книжкой, словарем и тетрадкой или девочка с этюдником… А мимо них скачут и прыгают их ровесники, играя в разные подвижные игры типа резинки или штандера. Проносясь мимо этих ботаников, непременно крикнут:

– Ты что? Тебе что, делать нечего?

5 июня 2016

Миша Слоним погиб сегодня. Его сбила машина.

9 июня 2016

Мишу Слонима похоронили. Отпевали в церкви Св. Стефана Пермского в Южном Бутове. Служил знаменитый Дмитрий Смирнов – наш с Мишкой одноклассник. Погребение – на Ивановском кладбище, далеко. Мама Мишкина, Валентина Семеновна, жива. На кресле-каталке ее подвезли к гробу. Кажется, она ничего или почти ничего не понимает. А я ее помню 58 лет назад, и я тоже ничего не понимаю…

18 июня 2016

Читал вчера одно художественное произведение (со мной такое иногда случается).

Там описан главный герой, принц на белом внедорожнике. «У него было всё, чего только можно достичь к 30 годам, о чем только можно мечтать: бабушкина квартира в центре, которую он сдавал, и сервис по тюнингу спорткаров. Красивые женщины вились вокруг него, как акулы, – каждая хотела получить свой жизненный приз в лице этого уверенного в себе, богатого, состоявшегося мужчины».

Художественная литература – великое дело! Пелена падает с глаз и с тихим шуршанием ниспадает куда-то вниз, туда, где живут убогие, слабые, несостоявшиеся людишки…

27 июня 2016

Этой ночью умер Николай Алексеевич Федоров, наш – нескольких поколений – незабвенный учитель латыни. Он родился в 1925 году. Я у него учился с 1968 года – ему тогда было сорок с небольшим. Последний раз я видел его на праздновании его 90-летия. Он преподавал буквально до последних недель жизни. Светлая память, вечная память.

8 июля 2016

Об именах, фамилиях и русском литературном языке. Тут прочитал в мемуарах:

«А Иосиф ведь очень любил Карла, восхищался им, доверял ему…» – это про отношения Бродского и Проффера. Убейте меня, но это не по-русски. В русской литературной традиции знаменитых «третьих лиц» принято называть по фамилии или по имени-фамилии. Ужасно звучит в книге Рейфилда о Чехове: «Антон и Ольга перестали скрывать свою связь» (как будто речь идет о персонажах дамского романа).

В общем – «Анна сначала любила Николая, а потом ушла от него к Владимиру». Или еще круче: «Иосиф попросил Вячеслава передать привет Адольфу».

14 июля 2016

Отзовитесь, переводчики и великие стилисты!

Знаменитый диалог Людовика XVI и герцога Лианкура:

– Mais, c’est une révolte! (но это бунт!)

– Non, sire, c’est une revolution! (нет, государь, это революция!)

Как это перевести на русский язык, чтоб сохранить чудесную игру созвучных слов révolte и revolution?

17 июля 2016

Общаясь с писателем, полезно повторять в уме вот такую особую «Миранду»:

«Ты имеешь право молчать. Всё, что ты рассказываешь, может быть и будет использовано твоим собеседником в его новеллах, повестях и романах».

Обязательно будет использовано! При этом будет приписано другим людям, что особенно обидно…

23 июля 2016

Вдруг я понял, откуда это внезапное нашествие «больших писателей». Оттого что нынешние читатели какие-то уж очень маленькие. Извините.

* * *

Подслушанный диалог:

– Кому вообще можно сочувствовать?

– Детям и животным.

– Малолетним насильникам и пираньям?

– Да, и им тоже.

– Браво! Вот высший акт сочувствия – отдаться банде малолетних насильников и потом упасть в аквариум с пираньями. Пусть деткам и рыбкам будет приятно.

О сочувствии. Трудная это штука. Трудно понять, кому и в какой момент его жизни можно сочувствовать. Я сочувствую Фадееву в тот миг, когда он из нагана стрелял себе в грудь – у меня и фото есть, ужасное, – ему было страшно, и больно, и предсмертно, и всё такое. Да. Мне жаль его, и я ему сочувствую. Но когда он заправлял Союзом писателей, санкционировал аресты, писал заказной роман «Черная металлургия» – и вообще нес венец классика, будучи автором одной повести, одной переписанной по указке Кремля нон-фикшен и пары неоконченных книг, – вот тут я ему ни капли не сочувствую и не жалею его. А на кровати с наганом – жалею и сочувствую.

Ничего не понятно.

1 августа 2016

Когда Бернарду Шоу сказали, что в СССР – голод, он ответил:

– Какая ерунда! Нигде в мире меня не кормили так вкусно и обильно, как в СССР.

Интересно, он продажный циник или клинический мудак?

Но в любом случае ясно, что он не заслуживает и плевка.

* * *

Признак незрелости общества – трепетный, невротический ужас перед сословностью. Ненависть к высшим социальным слоям (к презренной «элитке», то есть к богатым и/или образованным) – и сиропная любовь к низшим слоям (к чудесному «народу», то есть к бедным и/или неграмотным). За первым кроются постыдные восторг и зависть, за вторым – столь же постыдный страх обнищать и опуститься.

Говорят, у англичан этого нет. Там upper class, middle class, working class и прочие подклассы уважают сами себя и друг друга. Говорят, и в старой России было так же. Эх.