Текст книги "Христианство. Три тысячи лет"

От активной ненависти к христианству делатель палаток из Тарса перешел к горячей его защите, став самым известным раннехристианским лидером и проповедником из тех, имена которых сохранила для нас история. Обстоятельства его обращения, описанные в Деяниях, драматичны: оно произошло после того, как Павел с одобрением наблюдал за казнью Стефана, первого известного христианского мученика (после самого Христа) в начале 30-х годов н. э. Быть может, вид мученика, забрасываемого камнями, вызвал у Савла столь бурную реакцию. Вскоре после этого, по дороге в Дамаск, «внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?»[153]153
  Деян 9:3–4.


[Закрыть] Это говорил сам Иисус. Потрясение было так велико, что Савл временно потерял зрение и три дня не ел и не пил. Сам он в Послании к жителям римской провинции Галатии (в центре Малой Азии) рассказывает об этих событиях более сдержанно. Там только говорится, что Бог «благоволил открыть во мне Сына Своего», и это благовестие совершилось «через откровение Иисуса Христа» – и даже это упоминание окрашено новым, драматическим измерением христианской проповеди: Павел утверждает, что Бог призвал его проповедовать Христа «язычникам», то есть неевреям. Кроме того, он говорит, что не советовался об этом ни с кем из иудейских лидеров движения Иисуса в Иерусалиме, да и вообще ни с какой «плотью и кровью». Он отправился в Аравию и там три года проповедовал Христа, прежде чем, вернувшись в Иерусалим, встретиться там с двумя из двенадцати апостолов, Петром (которого он называет Кифой) и вождем Иерусалимской церкви Иаковом.[154]154
  Гал 1:12–19.


[Закрыть]

Об аравийской миссии Павла Деяния молчат, и есть подозрение, что она была не очень успешной – хотя, возможно, именно там, вдали от Тарса и Иерусалима, сложилась глубоко оригинальная Павлова версия благовестия об Иисусе. Те путешествия Павла, которые известны нам из Деяний и отчасти из его собственных писем, вели его в другом направлении – в Восточное Средиземноморье и, наконец, в Рим, где он и погиб приблизительно в середине 60-х годов. Эта важнейшая перемена со временем превратила христианство из религии семитского Востока в нечто совсем иное, предопределив то, что носителями христианства, решающими, как должно излагаться и истолковываться его послание, стали наследники греческой и римской цивилизации. Ибо Павел был не простым иудеем: он был одним из бесчисленных подданных Римской империи, имеющих римское гражданство и на всем обширном пространстве империи чувствовавших себя как дома. Выразительная деталь: в географических ссылках, разбросанных по его письмам, он, как само собой разумеющееся, называет различные провинции империи теми именами, которые дали им римляне.[155]155
  M.M.Mitchell, “Gentile Christianity”, in Mitchell and Young (eds.), 103–124, at 109.


[Закрыть] Когда Павла судил провинциальный трибунал в Палестине (согласно Деяниям, за то, что он ввел в Иерусалимский храм нееврея), он настоял на своем праве обратиться с апелляцией к императору – хотя эта апелляция в конечном счете ничего ему не дала, позволив лишь выиграть время для проповеди перед казнью в Риме. Он гордился титулом, который дал себе сам: «апостол язычников».[156]156
  Рим 11:13. Рассказ об аресте Павла и суде над ним у Феликса, римского губернатора Кесарии, см. в Деян 24.


[Закрыть]

Вполне возможно, что поначалу сближение Павла с классическим античным миром было медленным и осторожным. В Книге Деяний мы читаем о том, как он проповедовал в полностью языческой среде, хотя самая известная из этих проповедей, в Афинах, не имела большого успеха. Однако письма самого Павла указывают на то, что он ожидает от своей аудитории серьезных познаний в иудейской традиции, а это означает, что основу его паствы составляло отнюдь не обычное языческое население Древнего мира. Намного вероятнее, что в попытках приблизиться к миру язычества Павлу способствовал порядок, принятый в синагогах Средиземноморья: помимо тех иудеев, что принадлежали к ним по рождению и обрезанию, туда входили группы бывших язычников, сознательно обратившихся в иудейскую веру. Автор Деяний называет их по-разному, чаще всего «боящимися Бога» или «почитающими Бога» (теосебес), и указывает на них как на важную часть слушателей Павла.

Некоторые комментаторы Деяний высказывали сомнения в исторической реальности категории «богобоязненных»; однако в 1976 году археологические раскопки в Афродизии, на юго-западе нынешней Турции, открыли надпись на синагоге III века н. э., где это слово фигурирует в списке благотворителей, жертвовавших на постройку здания. Имена «богобоязненных» поставлены отдельно от иудейских имен и представляют собой чуть менее половины от общего числа жертвователей. Таким образом, мы видим, что значительную часть по крайней мере этой синагогальной общины составляли люди, признававшие иудаизм своей верой, однако по рождению и культуре принадлежавшие к языческому миру. Сам Павел в письмах не использует слово «богобоязненные», однако его послание к христианам Галатии, судя по всему, обращено именно к этой аудитории: от них требуют обрезания (что показывает, что они не обрезаны), однако они достаточно сведущи в иудаизме, чтобы понять и оценить многочисленные ссылки Павла на иудейскую священную литературу и священные предания.[157]157
  J.D.Crossan and J.L.Reed, In Search of Paul: How Jesus’s Apostle Opposed Rome’s Empire with God’s Kingdom (London, 2005), esp. 23–26, 36–37, 215–234.


[Закрыть] Возможно, именно они готовы были слушать благовестие, крайне отличающееся от всего, что они слышали до сих пор, и в то же время связанное с прежним неразрывной связью, о которой их проповедник говорит убежденно и страстно.

Естественно задаться вопросом: с чего же начинал Павел свою проповедь? В его писаниях, дошедших до наших дней, царит полное молчание о том, каким был Иисус и чему он учил при жизни. Эти сведения непременно были бы сообщены ему, если бы Павел советовался с «плотью и кровью» – и молчание резко контрастирует с тем фактом, что он постоянно цитирует ТаНаХ. То, что так поразило и увлекло Павла во время таинственных событий по дороге в Дамаск, не было религиозной системой – это была личность. Личность Христа и Господа: за этими двумя титулами – две стороны того, кем являлся для Павла Иисус. Иисус – Христос (Помазанник), поскольку он был избран для исполнения Божьего замысла; Иисус – Господь, потому что его место в замысле Божьем дает ему вечную власть над миром.[158]158
  О Христе см., например: Рим 5:6; 10:4; о Господе см., например, гимн, который представляется цитатой из Павла в тексте другого автора, в Флп 2:11.


[Закрыть] Жесткого разделения здесь нет; однако, как правило, в письмах Павел называет Иисуса Христом, когда делает какие-то утверждения, и Господом, когда о чем-то просит или что-то приказывает лидерам общин. Именование Христос он связывает уже не с политической ролью Мессии-Помазанника, призванного спасти Израиль, а с делом Божьим, завершившимся на кресте. Господа Иисуса Павел воспринимает как того, кому христиане обязаны повиноваться, поэтому связывает именование Господь с послушным исполнением этого Божьего дела в жизни Церкви.[159]159
  C.F.D.Moule, The Origin of Christology (Cambridge, 1977), 58–60.


[Закрыть]

В прошлой своей религии Павел превыше всего ставил исполнение Закона; и теперь можно ощутить, как он борется с наследием Закона – и не всегда побеждает. В его послании к римским христианам можно прочесть, что Закон приносит на землю грех и гнев Божий – и тем не менее он свят.[160]160
  Рим 4:15; 7:8, 12.


[Закрыть] Больше всего поражают неоднократные заверения Павла, что традиционное для иудеев обрезание гениталий ничего не значит само по себе, если не исполнять заповедей Божьих. Не мог же он не читать в ТаНаХе, что обрезание и есть одна из Божьих заповедей? Похоже, проблема Закона, хорошего и дурного, стояла для него еще более остро, чем для самого Иисуса – так же, как пятнадцать веков спустя для Мартина Лютера, и неудивительно, что второй религиозный реформатор так высоко ценил первого. Однако это кажущееся противоречие можно объяснить полнотой его драматического переживания на дороге в Дамаск: он отверг нечто хорошее – свое иудейское наследие – ради несравненно лучшего – Христа. Встреча лицом к лицу с Христом – более надежный способ стать «праведником»: слово, однокоренное с глаголом «дикайюн», «быть праведным» или, в прославленном протестантском истолковании XVI века, «быть оправданным». Библеист Эд Сандерс выразил это ощущение благодати, приходящей извне, ярким неологизмом «оправедниться» – воссоединиться с Богом.[161]161
  E.P.Sanders, Paul, the Law and the Jewish People (Philadelphia, 1983), 6, 10, 13–14.


[Закрыть] Адам, первый человек, пал так низко, что никакой закон не спасал людей от греха, пронизавшего все области их жизни; ни Адам, ни его потомки, как остро ни ощущали они изгнание из рая и мерзостность своего нынешнего существования, не могли «оправедниться» собственными усилиями. Только Христос в силах исправить причиненный ущерб, и основная мысль Павлова благовестия – указание на Христа и необходимость верить в него: только через Христа можем мы достичь спасения и вечной жизни. Эту мысль Павел выражает удачно найденным пророческим изречением из ТаНаХа: «Открывается правда Божия из веры в веру, как написано: праведный верою жив будет».[162]162
  Рим 1:17, с цит. из Авв 2:4. О современном состоянии исследований отношения Павла к Закону см.: D.G.Horrell, An Introduction to the Study of Paul (London and New York, 2000), Ch. 6.


[Закрыть]

Итак, чтобы «оправедниться», Закон не нужен; однако для Павла невыносима мысль, что Закон должен совершенно исчезнуть. Его должны соблюдать даже «оправеднившиеся», чтобы тем проявить послушание Христу, обязательное как для иудеев, так и для не-иудеев.[163]163
  Рим 2:14–15.


[Закрыть] Послушание – навязчивая тема, к которой Павел возвращается снова и снова. Последователей Христа он сравнивает с рабами, женами, должниками, младшими сыновьям, сонаследниками; отношение верующего к Христу может стать настолько близким, что Павел говорит о нем в терминах поглощения одной личности другой – не случайно одно из его характеристических выражений, о том, что верующие находятся «во Христе». Все это тем более удивительно, если учесть, что отправная точка его веры – конкретная личность, жившая совсем недавно, а не какая-нибудь абстрактная платоновская Высшая Душа. Однако Павел проповедует Иисуса таким, каким встретил его сам, – как трансцендентное существо, стоящее над миром, чья земная жизнь вторична по сравнению с тем, что принесла человечеству его смерть. Он указывает на катастрофу, вызванную непослушанием Адама, и на победу Христа над этой катастрофой: «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут».[164]164
  1 Кор 15:22.


[Закрыть]

Все верующие получили новую жизнь во Христе, и все стали членами одной общины – церкви. Слово «церковь» Павел уже использует в двух смыслах: как местные общины последователей Христа – и как единое тело, объединяющее их всех в их отношении к Христу. Церковь существует везде, где проходят собрания верующих, завершаемые общей трапезой, в которой Павел видит отзвук и воспоминание о действиях Иисуса Христа на Тайной вечере.[165]165
  Описание Евхаристии у Павла (1 Кор 11:23–26) – древнейший текст, из которого следует, что Иисус заповедал верующим повторять то, что сделал он сам на Тайной вечери, в воспоминание о себе. Из синоптических евангелий то же указание встречается в самом позднем – Лк 22:19; в более ранних параллельных текстах у Мк 14:22 и Мф 26:26 этого нет.


[Закрыть] Вся Церковь объединена крещением – ритуалом, проводящимся раз в жизни, при котором вступающий в нее омывается в воде. Ничто другое не в силах утвердить единство последователей Христа, поскольку они чрезвычайно разнообразны – иудеи и неиудеи, рабы и свободные, мужчины и женщины – а кроме того, различаются и по дарам (charismata), которые дает им Бог. «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом».[166]166
  1 Кор 12:13; о разнообразии христианской общины см. 1 Кор 7:7, 17; 12:27–30.


[Закрыть]

Теперь, помимо «Бога» и «Христа», мы слышим о третьем элементе – «Духе». Это слово было знакомо любому иудею по первым же строкам ТаНаХа, где мы читаем, что до завершения творения «земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою».[167]167
  Быт 1:2.


[Закрыть] Павел об этом Духе говорит постоянно, и возникает вопрос, как же он относится к Христу, – вопрос, занимавший церковь на протяжении пяти последующих столетий, причем найденные тогда ответы признаны далеко не всеми. Однако ни Павел, ни общины, к которым он писал, по всей видимости, не видели в этом вопросе проблемы: если спросить их об этом – они, без сомнения, ответили бы, что просто стараются описать открывшуюся им реальность. Так, одной из причин появления Первого послания к Коринфянам стало то, что, по мнению Павла, коринфские христиане воплощали в жизнь открывшиеся им тайны Духа неприличным и опасным образом: он посылает им развернутое предупреждение на эту тему (1 Кор 14), особенно сурово обрушиваясь на практику экстатического говорения непонятными «языками». Дух извергает на общину свои силы и чудеса, проявлявшиеся и во впечатляющих представлениях (как говорение языками), и в повседневности. Порой Дух вселял в сердца верующих молитвы столь углубленные, что для выражения их не хватало слов – оставалось лишь глубоко вздыхать; а порой использовал людей как куклы чревовещателя, восклицая через них: «Авва!», так что это обращение Иисуса к Отцу становилось их собственным.[168]168
  Рим 8:15–16, 26.


[Закрыть] В одном из первых эпизодов Книги Деяний (2:1–13) мы видим, как Дух охватил и заставил во всеуслышание вещать на неизвестных языках восстановленное сообщество двенадцати апостолов: произошло это на иудейском празднике, у эллинизированных иудеев, носившем название Пятидесятницы. Восемнадцать столетий спустя христиане вспомнили о первой Пятидесятнице Церкви и создали из нее нечто новое (см. с. 1001–1002).

Войти в мир богословских представлений Павла – все равно что запрыгнуть на крутящуюся карусель: не так уж важно, откуда начинать. В его посланиях перед нами открывается серия ярких картин, изображающих, как действует христианская община и что она собой представляет; однако не стоит забывать, что это – лишь один из возможных взглядов на христианскую общину. Павел проявляет до странности мало интереса к жизни и учению ее основателя – все свое внимание он посвящает его смерти, Воскресению и месту этих событий в Божьем замысле. Личность, живущая во Христе, уже не принадлежит себе. Любовь, общение, причастие Христу всех связывают воедино: эти отношения превосходят обычные человеческие связи – брачные и родственные узы, социальную иерархию; последние сохраняются лишь потому, что они неважны для будущего века. В дальнейшем мы увидим, что христианская община могла выглядеть и совсем иначе.

В своем творческом развитии идей Иисуса Павел был не одинок. Некоторые очень похожие темы можно обнаружить в Четвертом Евангелии, от Иоанна, написанном, как полагают, намного позже трех синоптических евангелий, – на рубеже I и II веков. Возможно, в нем следует видеть плодотворные размышления над традицией, созданной синоптиками.[169]169
  Некоторые современные ученые настойчиво утверждают, что вплоть до конца II века многие мейнстримовые христиане смотрели на Евангелие от Иоанна с подозрением. Свидетельств этого мало, как тщательно показал C.E. Hill, The Johannine Corpus in the Early Church (Oxford, 2004), особенно 463–470. Консервативные исследователи, в свою очередь, по сей день настаивают на ранней датировке Евангелия от Иоанна: в эту веру неожиданно обратился J.A.T.Robinson, The Priority of John (London, 1985). См. также недавнее исследование Бокэма, предлагающего ранние датировки всех Евангелий: R. Bauckham, Jesus and the Eyewitnesses: The Gospels as Eyewitness Testimony (Grand Rapids, 2006). [Русское издание: Ричард Бокэм, Иисус глазами очевидцев. Первые дни христианства – живые голоса свидетелей. – М.: 2011. – Прим. ред.]


[Закрыть] У Иоанна содержится много новой информации об Иисусе, которую мы не находим у Марка, Матфея и Луки. По-видимому, он искренне старается дополнить начертанную ими картину жизни Иисуса; однако это не главная цель Иоанна, и сообщаемые им сведения служат иным задачам, чем у синоптиков. С самого начала он изображает Иисуса, который, согласно величественному вступительному гимну, уже полностью тождествен предвечному Слову, обитающему с Богом; и все повествование Евангелия от Иоанна не что иное, как прославление этой фигуры, как до креста, так и после. Иисус у Иоанна в своих величественных речах (их семь – по числу дней творения) начиная со слов «Я есмь» описывает себя самыми грандиозными метафорами. Он – Хлеб, Свет, Дверь, Пастырь, Воскресение и Жизнь, Путь, Истина и Жизнь, Вино.[170]170
  Соответственно Ин 6:35, 48, 51; 8:12; 9:5; 10:7; 10:11, 14; 11:25; 14:6; 15:1.


[Закрыть] Снова и снова он именует себя Сыном Божьим: у синоптиков Иисус так называет себя лишь раз, да и то намеком, хотя они часто вкладывают такое именование в уста других.[171]171
  Мк 13:32: «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы, ни Сын, но только Отец». Явное стремление смягчить апокалиптический пафос предыдущего материала указывает на то, что этот стих может быть поздним дополнением, включенным в текст на финальной стадии редакторской работы над Евангелием.


[Закрыть] Иоанновский Христос мало говорит о прощении врагов – важная тема у синоптиков. Его заявления о себе для тех, кто их не принимал, могли показаться нестерпимо высокомерными; можно было подумать, что это голос одержимого. Дух, о котором говорит Павел, также постоянно присутствует в этом евангелии, начиная с того, как Иоанн Креститель видит, что он сходит на Иисуса при крещении в Иордане.[172]172
  Ин 1:32.


[Закрыть]

Традиция Иоаннова евангелия отражается и в нескольких небольших посланиях, также носящих имя Иоанна: по всей видимости, это еще одно направление мысли неиудейских христианских общин, не следовавших иудейской матрице, но избежавших и влияния Павла. Нам осталась последняя книга Нового Завета: странное поэтическое сочинение, называемое Откровением, – своего рода открытое письмо к нескольким перечисленным в начале послания христианским общинам, находившимся на юге современной Турции. По всей видимости, оно написано в эпоху императора Домициана (81–96 годы) и отражает гнев христиан, связанный с проведенной им насильственной кампанией по укреплению культа императора. Как и большая часть межзаветной литературы (см. с. 90–91), это «апокалипсис» (т. е. по-гречески «откровение»): видение космических битв в конце времен и триумфального Божьего суда. Автора его также зовут Иоанном, и он, по-видимому, современник евангелиста Иоанна (от которого его отличает прозвище «Богослов»): однако пишет он на гораздо более простом греческом, и волнуют его совершенно другие проблемы.

Скорбя о жестоком обращении римской власти с христианами, Иоанн Богослов в стиле дохристианских иудейских писателей-апокалиптиков утешается мечтами о падении Римской империи. Рим он обозначает обычным у иудеев символом тиранической власти – «Вавилон». Интересно, что Иоанн Богослов, единственный из новозаветных авторов, смело, без каких-либо уточнений применяет к Иисусу провокационный термин «царь». В Новом Завете много говорится о Царстве Божьем, а Иисус не раз называется Царем иудейским или израильским – но это совсем не одно и то же. Ранние христиане боялись, что римские власти враждебно отнесутся к тому, что они начнут называть Христа царем; в конце концов самого Иисуса за то и распяли, что он будто бы провозглашал себя «царем иудейским». Вот почему в остальных новозаветных книгах эта тема почти не затрагивается: современные западные христиане, любящие говорить о Христе как царе (см. с. 1025–1035), обычно этого не замечают. Два английских баптиста XVIII века Джон Сенник и Чарльз Уэсли, когда слагали свой прославленный гимн: «Вот Он идет по облакам» – бо́льшую часть своих ярких «царских» образов и метафор заимствовали именно из книги Откровение:

 
Yea, Amen! let all adore Thee,
High on Thine eternal throne;
Saviour, take the power and glory,
Claim the kingdom for Thine own;
O come quickly! O come quickly! O come quickly!
Everlasting God, come down!
 
 
(Да, аминь! Пусть всё творение воздаст Тебе хвалу
Пред Твоим вечным престолом в вышних.
Спаситель, установи Твое Царство во власти и силе!
Ей, гряди! Ей, гряди! Ей, гряди!
Вечный Бог, прийди скорей!)
 

Итак, Откровение – это великое исключение: единственная книга Нового Завета, в которой открыто утверждается «подрывной» характер христианской веры. Неудивительно, что снова и снова в истории христианства эта книга вдохновляла угнетенных на борьбу с их угнетателями. Подобные акценты пугали христиан и долго не позволяли полностью принять книгу Откровения в библейскую семью: однако в конечном счете в ее пользу сыграл представленный в ней образ Иисуса Христа, перекликающийся и с Павловыми посланиями, и с Евангелием от Иоанна. Здесь Иисус – также фигура космического значения, Агнец, который после конца света воссядет на престол. Первым читателям Иоанна Агнец напоминал о жертвоприношении на иудейскую Пасху и погружал их в размышления о Тайной вечере, ставшей для них первой Евхаристией. Интересно, что Агнец, вместе с Богом Всемогущим, вполне заменяет собой храм в городе будущего под названием Новый Иерусалим.[173]173
  См. Откр 21 и 22, с огромным количеством аллюзий.


[Закрыть] Дело в том, что в то время, когда писал Иоанн Богослов, отношение последователей Христа к старому Иерусалиму радикально переменилось: они уже не связывали с этим городом свое будущее.

Апостол Павел оставил немало сведений об общинах последователей Христа, в основном иудейского происхождения, которые после смерти Иисуса и окончания его земной жизни ориентировались на лидеров Иерусалимской церкви. Как мы уже отмечали (с. 120), поначалу самым видным из этих лидеров был Иаков, брат Иисуса. Когда в 62 году н. э. иудейские власти казнили Иакова по обвинению в нарушении иудейского Закона, его место занял другой «родич» Господень, Симеон. Если иерусалимская община последователей Христа надеялась занять ведущее место в иудаизме, то это ей не удалось: христиане остались маргинальным меньшинством и в Иерусалиме, и в Палестине. Однако среди новых последователей Христа Иерусалимская церковь пользовалась высоким авторитетом из-за тесной связи ее лидеров с Иисусом. В Послании к Коринфянам Павел нехотя признает, что этим людям Иисус явился по воскресении раньше, чем ему самому, и тщательно воспроизводит порядок этих явлений: сначала – Петру, затем – Иакову.[174]174
  1 Кор 15:5–8.


[Закрыть] Снова и снова Павел приказывает средиземноморским церквам, к которым обращается, отсылать средства в Иерусалим – так же, как иудеи в Рассеянии отсылали пожертвования на Храм. Это значит, что в глазах последователей Христа Иерусалимская церковь начала занимать место Храма: неудивительно, что Павлу приходилось относиться к ней с уважением. Однако он представлял интересы растущего числа общин, верящих в Христа как Господа, вдали от Иерусалима, в средиземноморском мире: обстоятельства возникновения и роста этих общин, быть может, навеки останутся от нас сокрыты, несмотря на яркие лучи света (или кажущегося света), который проливают на них послания Павла и Деяния апостолов.

За личным вдохновением Павла и его независимостью (которую, как мы видели, сам он подчеркивал) стоят напряженные отношения с лидерами Иерусалимской церкви, и даже в гладком повествовании Деяний чувствуются отголоски грохочущих за ними битв. Истинную серьезность спора открывает нам один гневный пассаж из Павлова Послания к Галатам, где апостол упрекает Петра – ученика Иисусова, одного из Двенадцати – в малодушии, непоследовательности и лицемерии.[175]175
  Гал 2:11–14.


[Закрыть] На кону стоял вопрос, не дававший покоя христианам еще полтора века: насколько далеко можно отступать от иудейской традиции, если они, как Павел, проповедуют Благую весть царства Христова неиудеям? Вставали вопросы глубокого символического значения: следует ли новообращенным перенимать такие черты иудейской жизни, как обрезание, строгое следование Закону Моисееву, воздержание от пищи, оскверненной связью с языческими жертвоприношениями (а таковой являлось абсолютно все мясо, продававшееся на рынках неиудейского мира)? Павел ввел лишь одно ограничение: не следует есть мясо, о котором известно, что оно было публично принесено в жертву идолам. Что же до всего прочего – нет нужды поднимать шум из-за налогов на продажи или посуды на столе у неверующего.[176]176
  1 Кор 10:23–32.


[Закрыть]

Можно было бы ожидать, что в результате всего этого христианство разделится на две ветви, с различным отношением к своему родителюиудаизму: иудейская церковь будет следовать традиции Иакова, языческая церковь – бережно хранить писания Павла и Иоанна. Однако вышло иначе. В Новом Завете сохранилось одно послание, подписанное Иаковом, и оно представляет совсем иной взгляд на жизнь христианина и на роль Закона, чем у Павла: однако все ныне живущие христиане – наследники церкви, созданной Павлом. Христианство другого типа, когда-то проповедуемое братом Господним, прекратило существование. Как это произошло? Причиной тому стал серьезный политический кризис.