Текст книги "Институт договора в правовой науке Западной Европы XI–XVIII веков. Учебное пособие"

Завершая обзор мнений первых болонских докторов о каузе, отметим, что глоссаторам не удалось добиться полной ясности в проблеме основания договора. Поиск общего значения каузы в текстах Свода Юстиниана осложнялся многозначностью слова «кауза», его непоследовательным употреблением в высказываниях римских юристов, а также отсутствием у глоссаторов ясной концепции договора.

Выбор как основного фрагмента высказывания Аристона и Ульпиана об обмене (синаллагме) в качестве некоторых контрактов привел глоссаторов к узкому пониманию каузы как исполнения договорной обязанности в безымянных контрактах. В то же время им пришлось признать наличие в Дигестах и Кодексе Юстиниана иных значений слова «кауза»: юридически безразличная кауза-мотив заключения безымянных контрактов и дарения, а также кауза устной и письменной стипуляции.

Превращение пакта в центр теории договорного права глоссаторов повлияла на систематизацию соглашений (pacta) и договоров (contractus) в Своде Юстиниана. Объектом деления стало понятие с большим объемом, охватывающее все соглашения частных лиц. Следовательно, для их упорядочения потребовалась общая схема, которая включала бы все римские контракты и пакты.

Ввиду многообразия и разнородности классифицируемых объектов глоссаторы на протяжении XII–XIII вв. вели долгие поиски оснований деления и наиболее адекватного их сочетания.

Ранние глоссаторы (середина XII в.) для этих целей разработали теорию «правовых сил пактов» (vires pactorum). Этот методологический прием позволил им путем перечисления сгруппировать разнообразные правовые последствия пактов, связанные с их защитой. К таким последствиям отнесены способность порождать иск и эксцепцию, изменять и устранять иск из прежнего соглашения, а также содействовать его защите (рис. 2.2).

Однако данный метод не привел к созданию стройной классификации пактов. Причиной тому стало нарушение однородности и последовательности предпринятого деления. Система неизбежно оказывалась неполной, поскольку не позволяла точно определить место «голых» и дополнительных пактов.

Поиски более точного критерия упорядочения контрактов и пактов, а также более удачного сочетания нового критерия с имеющимися привели поздних глоссаторов (конец XII–XIII в.) к созданию теории «одеяний» пактов (vestimenta pactorum).

В ее основу положено дихотомическое деление пактов на «голые» и «одетые», в зависимости от наличия или отсутствия исковой защиты. Законченный вид теория vestimenta и построенная с ее помощью классификация пактов приобрели в произведениях Ацо, именитого позднего глоссатора (конец XII – начало XIII в.). Разработкой понятия vestimenta на основании первого и главного правового последствия пакта – порождать иск – ему удалось сохранить преемственность новой теории с доктриной vires pactorum (рис. 2.3).

Особенности дихотомического деления обусловили подробную разработку группы «одетых» пактов, которая должна была охватывать все без исключения соглашения, пользовавшиеся исковой зашитой в Юстиниановом Своде. Нужного результата Ацо достиг выделением шести «одеяний»: вещью, словами, согласием, письмом, в связи с основным договором, передачей вещи (началом исполнения).

Важными характеристиками новой классификации пактов стали однородность и открытость. Выделенные «одеяния» охватывали все (или почти все) защищенные иском пакты и только их. Эти пакты всегда имели исковую защиту, а потому каждый из них четко принадлежал к одному общему роду. Переход от деления пактов на логические оппозиции (прием ранних глоссаторов) к созданию открытого перечня групп пактов придал классификации гибкость.

Рис. 2.2. Система пактов в одном из ранних произведений глоссаторов Summa Trecensis (середина XII в.)

Рис. 2.3. Система пактов (договоров) в произведениях Ацо (начало XIII в.)

Главным пробелом названной классификации стали «голые» пакты, которые порождали не только эксцепцию, но и иск. Не найдя им положительного определения, поздние глоссаторы в качестве единственного убедительного примера типичного «голого» пакта указали на пакт о непредъявлении требования. Что касается проблемы «голых» пактов, получивших исковую защиту, то после некоторых колебаний таковые были признаны исключениями, даже ошибками, не меняющими главного правила теории «одеяний» – «иск есть только у „одетого“ пакта».

Подводя итог обзору договорных теорий первых докторов права Западной Европы, отметим, что в юриспруденции болонских глоссаторов прослеживаются некоторые важные тенденции развития юстинианова права, в числе которых:

• обобщение казусов в правила;

• введение общих понятий и формулировка определений;

• смещение акцента с процессуальных вопросов на материальные;

• направленность анализа от права к средству его защиты.

Первые болонские профессора поставили в центр договорной теории вместо контракта более широкое понятие – соглашение, или пакт. Эта перемена повлекла за собой потребность выстроить классификацию, которая охватывала бы все разновидности пактов. Контракты в силу формального толкования Дигест были признаны разновидностью пактов.

Достижения школы глоссаторов по воссозданию договорной теории несомненны. Особую значимость для последующего ее развития имела трактовка договора как согласия сторон и основного инструмента распоряжения субъективными правами. Создание общей классификации соглашений (несмотря на известную неполноту) позволило болонским профессорам составить более четкое представление о всем многообразии сделок в Своде Юстиниана. Благодаря делению понятия «пакт» на виды и подвиды глоссаторы значительно повысили четкость юридической терминологии для обозначения различных пактов.

В то же время договорные доктрины глоссаторов далеки от совершенства. В частности, невыясненным осталось содержание таких важных понятий, как «согласие» и «воля сторон». Общее понятие договора оказалось недостижимым ввиду сохранения двойственной терминологии (контракты и пакты) и приверженности правилу «из неформального соглашения иск не возникает». Неидеальны и глоссаторские классификации пактов. Опыты ранних глоссаторов грешат нарушением однородности деления. Поздние глоссаторы не смогли объяснить правовую природу «голых» пактов в общей системе.

Тем не менее детальное схоластическое толкование Свода Юстиниана позволило создать всеобъемлющую целостную доктрину цивильного права, нашедшей выражение в Большой глоссе Аккурсия. С опорой на этот завершающий труд глоссаторов их преемники, комментаторы, смогли приступить во второй половине XIII в. к адаптации римского права для нужд средневекового общества.

1. В чем отличие правовой школы глоссаторов от раннесредневековой традиции изучения римского права?

2. Как соотносились понятия studium generale и «университет» в XI–XIII вв.?

3. Охарактеризуйте правовые источники, которые изучали глоссаторы.

4. Что такое схоластическая методология?

5. Назовите основные методологические приемы изучения источников римского права.

6. В чем значение глоссового аппарата, и как он связан с учебным процессом?

7. Каковы основные термины договорной доктрины глоссаторов?

8. Охарактеризуйте понятие «договор» в доктрине глоссаторов.

9. Какой смысл приобрело понятие «кауза» в доктрине глоссаторов?

10. Какие классификации договоров разработали глоссаторы?

11. Назовите основных представителей правовой школы глоссаторов.

Берман Г. Западная традиция права: эпоха формирования. М.: Изд-во МГУ, 1994.

Виноградов П. Г. Римское право в средневековой Европе. М., 1910.

Вормс А. Болонский университет и римское право в средние века // Книга для чтения по истории средних веков / под ред. проф. П. Г. Виноградова. М., 1903. Вып. 2. С. 297–321.

Полдников Д. Ю. Договорные теории глоссаторов. М.: Академия, 2008.

Стоянов А. Методы разработки положительного права и общественное значение юристов от глоссаторов до конца XVIII столетия. Харьков, 1862.

Hazeltine H. D. Roman Law and Canon Law in the Middle Ages // The Cambridge Medieval History. Cambridge: Cambridge University Press, 1968. Vol. 5. P. 697–764.

Jakobs H. H. Die große Zeit der Glossatoren // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur Rechtsgeschichte. Romanistische Abteilung. 1999. Bd. 116. S. 222–258.

Kantorowicz H., Buckland W. Studies in the Glossators of the Roman Law. Cambridge: Cambridge University Press, 1938.

Lange H. Die Verarbeitung klassischer und nachklassischer Lehren in der mittelalterlichen Rechtswissenschaft // Zeitschrift der Savigny-Stiftung fur Rechtsgeschichte. Romanistische Abteilung. 1955. Nr. 72. S. 211–244.

Rashdal H. The Universities of Europe in the Middle Ages. Oxford: The Clarendon Press, 1936. Vol. 1.

Savigny F. K. v. Geschichte des römischen Rechts im Mittelalter. Bd. 4 (Das 12. Jahrhundert). 2. Ausg. Heidelberg: Mohr, 1850.

Stein P. Regulae iuris: From Juristic Rules to Kegal Maxims. Edinburgh: University Press, 1966.

Глава 3. Договор в ius commune эпохи комментаторов

3.1. Становление общеевропейского права (ius commune) в средневековой Западной Европе

Глоссаторы возродили престиж Свода Юстиниана и превратили его в главный источник аргументации при разрешении политических и правовых споров в западном средневековом обществе. Однако Свод не применялся непосредственно (даже в Северной Италии) и не был единственным источником права. Наряду с римским (цивильным) правом в Средние века действовали нормы церковного (канонического), феодального, городского, торгового права. Правовой ландшафт Западной Европы той эпохи оставался чрезвычайно «пестрым».

Утвердив авторитет римского права как общего закона западно-христианского мира, именно правоведам-цивилистам предстояло установить его соотношение с конкурирующими источниками права. Эту задачу в значительной мере решили преемники глоссаторов – итальянские комментаторы XIII–XV вв., которых принято считать создателями общеевропейской правовой традиции ius commune.

В гл. 1 отмечалось, что латинское выражение ius commune (общее право) получило значение термина и, как правило, используется без перевода в зарубежной историко-правовой литературе для обозначения общеевропейской правовой традиции, заложенной глоссаторами и комментаторами в XII–XIV вв. Ее основами принято считать средневековую западно-христианскую идеологию (в частности, доктрину «двух мечей», т. е. сочетание светской (императорской) и духовной (папской) власти), определенный перечень авторитетных источников (главным образом, Свод Юстиниана, церковные каноны и декреталии), схоластическую методологию изучения и преподавания основанных на источниках доктрин, латинский язык и особую научную среду (юридические факультеты средневековых университетов). Единство данной правовой традиции не раз испытывалось на прочность (прежде всего в эпоху Реформации и Контрреформации, разделившей Западную Европу на протестантов и католиков, о чем см. далее), но в целом просуществовало вплоть до разделения единой юридической науки границами национальных гражданских кодексов конца XVIII – начала XIX в.

Указанная традиция – не единственный пример общего правопорядка в истории. Более того, в юридической литературе термин «общее право» прочно ассоциируется у юристов с английским общим правом. Последнее получило наименование «общего» (англ. common law), поскольку исторически формировалось как единый набор правил для королевских судей на территории всей Англии. Позднее «общее право» как систему судебных прецедентов стали отличать от «статутного права», закрепленного актами Парламента. В современной юридической литературе по сравнительному правоведению «общее право» нередко указывает на правопорядки всех стран англо-американской правовой семьи (страны «общего права»).

Ius commune формировалось в странах континентальной Западной Европы, т. е., по сути, оно было общеевропейским. Во избежание путаницы двух основных «общих прав» далее континентальное право, основанное на римской традиции, будет именоваться «общеевропейским правом», или ius commune.

Выражение «общее право» (ius commune), или «общий закон» (lex communis), встречалось еще в капитуляриях франкских королей. В полиэтничном обществе каролингской монархии франки, алеманы, лангобарды и другие варвары, а также романизированное население жили по праву своего племени (так называемый принцип личного закона), и только королевские предписания сохраняли значение «общего закона», обязательного для всех подвластных каролингскому монарху. В раннее Средневековье «общее право» указывало на правила, действующие в отношении всего населения определенной территории, чем оно и отличалось от «личного закона» отдельных племен.

Противопоставление «общего права/закона» и местного права сохранилось и в зрелом Средневековье. Однако в X–XI вв. вместе с возрождением идеи Империи (и имперской государственности при германской династии Оттонов), единства западного христианского мира, значение общего права (для всех христиан) постепенно приобретает «римский (имперский) закон» (lex Romana). Универсальный закон логично дополнял средневековую политическую доктрину «двух мечей».

В произведениях глоссаторов «общее право» стало прочно ассоциироваться с римским правом Свода Юстиниана, правом вечной Империи. В результате кропотливого толкования Свода «общее право» приобрело четкое системное содержание и рассматривалось как основа права отдельных народов, по аналогии с римским высказыванием о цивильном праве как о праве исключительно членов римского общежития. Поясняя один из первых фрагментов Институций, где проводится различие между естественным правом, правом народов и цивильным правом (Inst. 1.2.1), Ацо замечает: «Цивильное право – это то, что не отделяется всецело от естественного права или от „права народов“ и не во всем придерживается его; если мы что-либо прибавляем к общему праву или что-нибудь из него исключаем, мы создаем собственное, т. е. цивильное право». В глоссе к фрагменту D. 1.1.6 Аккурсий подтвердил мысль о целостности «общего права», даже если в отдельных случаях применяются специальные правила.

Наряду со своего рода политико-правовым смыслом ius commune глоссаторы использовали его и в значении общего правила в противоположность специальному установлению, привилегии.

Благодаря усилиям глоссаторов светская и церковная власть признают римское («общее») право одним из источников средневекового права. Так, еще до составления Большой глоссы в одной из конституций императора Фридриха II от 1231 г. для Сицилийского королевства указано: «…пусть (судьи) судят согласно Нашим конституциям, а в случае их отсутствия – согласно одобренным обычаям, и, наконец, согласно общим правам – а именно, лангобардскому и римскому». Но процесс разработки и распространения римского «общего» права не был завершен, и потому оно фигурирует последним в перечне источников права. Однако по мере дальнейшего развития римского права в университетах в XIV–XV вв. оно приобрело значение основного источника правил для регулирования частноправовых отношений, поскольку обычное право перестало интенсивно развиваться, а большинство императорских конституций регулировали публично-правовые отношения.

Успехи цивилистов-глоссаторов по наполнению концепции ius commune конкретным содержанием и ее возрастающее влияние на правовую жизнь побудили обратиться к праву и католическую церковь. В сборнике папских декреталий Григория IX 1234 г. «общее право» не раз фигурирует в значении системы норм, закрепляющей общецерковный порядок. Американский историк права Г. Берман даже утверждал, что именно каноническое право стало первой правовой системой Западной Европы, опередив появление светских аналогов.

Цивильное (римское) и каноническое право (подробнее об их соотношении см. далее), несомненно, являлись двумя основными, но не единственными правовыми системами средневекового общества. Феодальная Европа не могла обойтись без особого феодального права, а трансграничная средневековая торговля нуждалась в общих правилах торгового оборота.

Известно, что глоссаторы занимались толкованием феодальных правил, а Аккурсий составил наиболее известную редакцию основного памятника – «Книги феодов» – и даже включил ее в Свод цивильного права в заключение Новелл. Однако мнения юристов о соотношении феодального и римского права разнились. «Книга феодов» открывается словами одного из авторитетных миланских судей XII в. Оберто дель Орто: «хотя римские законы и важны, они все же уступают местным обычаям» (Книга феодов, кн. II, рубрика 1). По мнению дель Орто, «местные обычаи» имеют преимущественную силу перед римским правом именно в сфере феодальных отношений («специальный закон отменяет общий»). Однако наиболее авторитетные глоссаторы (оставаясь прежде всего проповедниками lex Romana, но не судьями), напротив, низводили отношения сюзерена и вассала по использованию феода до разновидности эмфитевзиса, т. е. римского договора о наследственной аренде земельного участка. Само включение «Книги феодов» в Новеллы Юстиниана указывало на то, что данный договор получил признание в новом императорском законодательстве (новеллы – от лат. novus — новый).

Торговые отношения в средневековом обществе были урегулированы обычаями еще до возрождения университетской юриспруденции и независимо от нее. В результате торговое право (lex mercatoria) оказалось вне сферы внимания глоссаторов. Лишь их преемники комментаторы обратились к толкованию торговых обычаев в связи с повышенным вниманием к средневековому действующему праву. Однако и в XIV–XV вв. наука торгового права сохраняла обособленность по отношению к цивилистике, будучи ограниченной по своему субъектному составу (купцы-предприниматели и их корпорации) и специфическим институтам (торговые сделки, многосторонние договоры и др.).

Таким образом, из всего многообразия юридических правил зрелого Средневековья на роль ius commune реально могли претендовать римское (цивильное) и каноническое. Науки цивилистики и канонистики сохраняли обособленность прежде всего благодаря разным источникам (Свод – для цивилистов, священные тексты и предание – для канонистов), но все же, несомненно, являлись ветвями одного научного направления – средневековой схоластической юриспруденции с ее имперско-христианским универсализмом, преклонением перед авторитетным Текстом, логическими приемами его толкования, латинским языком.

Уже при комментаторах для собирательного именования цивильного и канонического права ввели термин «оба права» (ras utrumque) и ученую степень «доктор обоих прав» (doctor utrisque iuris). Оба права не просто сосуществовали и обогащали друг друга, но конкурировали между собой за территориальную и предметную сферу действия. Соотношение между ними предстояло уточнить итальянским комментаторам XIV–XV вв.

В трудах комментаторов ras commune приобретает свое законченное выражение как четкая система и антитеза местному «собственному» праву (ras proprium). «Собственным» именовалось право городов-коммун (главным образом Северной Италии), а «общим» – римское как право Империи. К XV в. в языках народов Европы появляются переводы термина ras commune, что свидетельствует о его популярности (итал. diritto commune, фр. droit сотипе, исп. derecho comun, нем. gemeines Recht).

Комментаторы определили правила сочетания различных правовых традиций Средневековья: каждая из них применялась в рамках достаточно четко очерченной предметной сферы (так называемая теория компетенций).

Именно благодаря активной научной и практической деятельности комментаторов постепенно складывается и получает распространение далеко за пределами Италии общеевропейское право. К началу XV столетия ras commune использовали в землях на территории Апеннинского и Пиренейского полуостровов, во Французском королевстве (и на Юге, и на Севере как часть обычного права), на территории будущих Нидерландов. Проводниками ius commune в германских землях Священной Римской империи и в Скандинавских странах выступили клирики, использовавшие наряду с каноническим некоторые положения цивильного (римского) права. Лишь с конца XV в. в Германии началось целенаправленное распространение ras commune по воле императоров. На общем фоне важным исключением оставались Англия и кантоны швейцарской конфедерации. В Английском королевстве к этому времени уже сложилось свое общее право, а конфедераты рассматривали авторитет римско-католического права как угрозу своей независимости.