Текст книги "Институт договора в правовой науке Западной Европы XI–XVIII веков. Учебное пособие"

3.2. Вклад школы комментаторов в развитие правовой науки

Составление Ординарной глоссы ознаменовало процесс завершения первого этапа освоения Свода Юстиниана – изучения языка и основных понятий цивильного права. Действительно, студенты в Болонском университете при глоссаторах изучали именно метод, язык права, а не действующее право Средневековья. Но чем дальше распространялось знание о римском (имперском) праве, тем сложнее было обходиться без его применения к средневековым условиям, а последнее невозможно без научной разработки местного, «собственного» права (обычаев, городских статутов), без осмысления средневековых институтов.

Решением новых задач занялись правоведы следующей научной школы. Для нее нет подходящего названия ни в источниках, ни в литературе. Самоназвание «комментаторы» (школа комментаторов) не отражает специфики их деятельности по сравнению с глоссаторами, ведь глоссы – те же комментарии к тексту источника. Наименование «постглоссаторы» преуменьшает научное значение и уровень школы. Наконец, имя «консилиаторы» (от ит. consiliare — примирять, согласовывать) указывает лишь на одно из направлений их деятельности – давать советы (лат. consilia) по вопросам действующего права (преимущественно для городов-коммун Севера Италии).

Новые тенденции в комментировании Свода Юстиниана наметились в среде французских цивилистов второй половины XIII в. с Севера Франции. Изучение цивильного права на юге королевства происходило в рамках глоссаторской традиции (первые правовые школы здесь были основаны приезжими итальянскими профессорами), а вот на Севере представители Орлеанской правовой школы стали более широко применять диалектический метод и философские идеи в праве, заслужив название «школы диалектиков». Это позволило им критиковать теории глоссаторов за логическую противоречивость и непоследовательность. Наиболее резкие замечания высказывали Жак де Ревиньи (1230–1290) и Пьер де Бельпарш (ум. в 1308 г.). Именно они отметили необоснованность глоссаторской теории «одеяния» в отношении поименованных контрактов, поскольку нельзя «одеть» то, что никогда не было «голым», а ни один из поименованных контрактов глоссаторы не признавали «голым» пактом. Таким образом, «одеянием» в собственном смысле можно считать только начало исполнения безымянных контрактов, изначально заключаемых как простое («голое») соглашение, лишенное исковой зашиты.

Первоначально новый подход «заальпийских докторов» встретил неодобрительное отношение в Болонье и других итальянских школах. Французских коллег упрекали за чрезмерное увлечение философией в ущерб юридической аргументации. В предисловии к Комментариям Дигест болонский профессор XIV в. Альберико де Розата писал: «…толкование науки (права) в символической, софистической и диалектической манере… берет свое начало от заальпийских докторов, некоторые из которых в отдельных проблемах проявляли больше проницательности, чем нужно, хотя отдельные (правоведы) были большими знатоками. <…> наши предшественники и учителя, такие как Иоанн (Бассиан)… Ацо, Булгар, Мартин, Одофред и другие, не шли по этому пути. Они использовали аргументы из наших законов, которые непосредственно касались предмета… придерживаясь текста, и глоссы, и мнения наиболее уважаемых докторов. Они не обращались к сказкам и не выдвигали до такой степени углубленные в логику и софистические аргументы, которые имели лишь видимость правдивости… Этот порок в действительности вкрался из теологической науки, ведь нынешние проповедники предпочитают священному писанию риторические фигуры, философов, поэтов и сочиненные истории».

Однако постепенно «диалектическая» манера завладела умами итальянцев и они включили ее в арсенал приемов изучения права. Например, комментатор Чино из Пистойи признал обоснованными немало критических замечаний орлеанских профессоров относительно теории «одеяний» и концепции убытков в договорных отношениях. Распространению философского «порока» способствовал общий рост интереса к научному наследию Аристотеля во второй половине XIII в. К этому времени на Западе получают распространение латинские переводы основных философских трактатов греческого мыслителя, что позволило авторитетным теологам эпохи переосмыслить их в контексте средневекового западного христианства. В этом отношении наиболее показательна «Сумма теологии» Фомы Аквинского, определившая господствующий взгляд Церкви на важные для средневековой науки вопросы мироустройства, целесообразности и познаваемости абстрактных явлений, иерархии духовных ценностей и места права в жизни общества. Признанный «учитель Церкви» Ф. Аквинский наметил перспективы теолого-философского осмысления правовых проблем (смысл права, иерархия источников, значение причинности и воли и др.), показав ученым-правоведам целесообразность диалектической манеры.

В произведениях первого поколения комментаторов (вторая половина XIII в.) новые веяния не столь заметны. Так, итальянцы Одофред (ум. в 1265 г.) и Дин де Россонис (Мугеллан, ум. ок. 1298 г.) продолжали читать лекции и комментировать цивильное право в стиле глоссатора Аккурсия. Лишь ученик Дина Чино де Пистойя (Гвиттончино дей Синибальди, 1270–1337) и его младший современник (и, возможно, сокурсник) Джованни д'Андреа (ок. 1270–1348) восприняли критику орлеанских профессоров-диалектиков, а также некоторые античные идеалы благодаря влиянию их общего друга Франческо Петрарки. Последний вполне мог сформировать у правоведов негативное отношение к глоссаторской традиции изучения Свода, которую знал не понаслышке, поскольку семь «потерянных» лет, по его словам, изучал право в университетах Монпелье и Болоньи по настоянию отца.

Первые серьезные попытки применить идеи Аристотеля к толкованию права в целом и договорного права в частности связаны с именами глоссаторов XIV в. Бартола и Бальда. Самый известный представитель школы комментаторов Бартол де Сассоферато (1313–1357), как всякий образованный ученый XIV в., несомненно, был знаком с работами Аристотеля и признавал их «авторитетными», т. е. пригодными для доказательства правовых тезисов. Ученик Бартола Бальд де Убальди (1327–1400) с большим почтением и вниманием относился к философским идеям. Моральную философию он называл матерью и источником «всего нашего права» (комментарий к D. 1.1.1). О несомненном интересе Бальда к философии свидетельствуют десятки упоминаний имен Аристотеля, Цицерона и других философов, а также частое употребление понятий аристотелевской философии. Действительно, как будет показано далее на примере основания-каузы договоров и сущности договора, некоторые ответы комментаторов явно предполагают знание аристотелевских философских концепций. Однако в целом в своей научной деятельности оба правоведа продолжали опираться именно на текст Свода.

Научное творчество Бартола и Бальда знаменует период наивысшего развития школы комментаторов. Особенно высок был авторитет Бартола. Начав изучать право в 14 лет, он успел оставить обширное научное наследие, включающее пространные комментарии к правовым источникам. Опора на глоссовый аппарат предшественников позволила Бартолу перейти к более подробной разработке отдельных правовых институтов и дальнейшему упорядочению все еще разрозненного материала цивильного права в рамках трактатов (монографий) по отдельным юридическим проблемам (например, трактат «О русле реки»), примечательных не широтой замысла, а последовательностью изложения материала, подбором необходимых фрагментов из первоисточников. Важной частью наследия Бартола являются около четырехсот советов (consilid), указывающих на его активную консультативную деятельность. С XV в. труды Бартола приобретают авторитет, сопоставимый с Большой глоссой Аккурсия, и становятся доктринальным источником цивильного права, признанным университетской наукой и юридической практикой.

Имя Бартола стало нарицательным: «Не юрист, если не бартолист» – гласила позднесредневековая поговорка, означавшая, что любой специалист в области ius commune должен знать произведения Бартола и владеть его методологией толкования источников.

Первым по значению среди бартолистов стал его ученик Бальд. Он продолжил комментирование Свода и написание монографий (например, «О пактах»), но превзойти учителя по тонкости анализа и ясности изложения не смог. Зато он на порядок опередил Бартола по числу данных советов, чем немало способствовал практическому применению ius commune в Северной Италии и за ее пределами.

Среди многочисленных комментаторов XIV в. в первую очередь заслуживают упоминания Альберико де Розата (Alberico de Rosata) (1290–1360), Рикардо де Малубра (Riccardo de Malombris) (ум. в 1334 г.), Ольдрад де Понте (Oldradus de Ponte) (ум. после 1337 г.), Яков де Бельвизо (Jacobus de Belviso) (ок. 1270–1335), Райнер де Форливио (Rainerius de Forlivio) (ум. в 1358 г.), Лука де Пенна (Luca de Penna) (ок. 1325–1390).

В XV в. наибольшей известностью пользовались Иоанн де Имола (Johannes de Imola) (ок. 1370–1436), Паоло де Кастро (Paulus de Castro) (ум. ок. 1441 г.), Александр Тартаньи (Alexander Tartagnus) (ок. 1424–1477), Язон де Майно (Jason de Mayno) (1435–1519), Филипп Деций (Philippus Decius) (1454–1535)[20]20
  Биографические сведения о комментаторах собраны в шестом томе «Истории римского права в Средние века» Ф. К. фон Савиньи.


[Закрыть]. Русскоязычная традиция написания их имен еще не сложилась.

К концу позднего Средневековья школа комментаторов превратилась в общеевропейское явление. Ряды итальянских и французских комментаторов пополняют испанские и немецкие коллеги. Однако научно-теоретическое значение школы неуклонно падало по мере исчерпания возможностей ее методологии. Внешним проявлением кризиса стало написание комментариев на комментарии, перегруженные разномастными дефинициями, делениями и прочими «архидурацкими тонкостями», за которые в XVI в. комментаторов подвергли резкой критике Эразм Роттердамский и другие гуманисты (см. гл. 4).

Тем не менее в XIII–XIV вв. комментаторы внесли чрезвычайно важный вклад в развитие юридической науки в целом и договорных доктрин в частности. Глоссаторы сформировали в средневековом обществе профессиональный слой юристов, говорящих на одном «языке права» и мыслящих категориями Свода Юстиниана. Комментаторы стали подлинными создателями общеевропейской правовой традиции (ius commune), определив направления практического применения Свода и Глоссы, а также установив соотношение Свода с другими источниками средневекового права как в рамках ius commune, так и в его соотношении с местными правопорядками.

Комментаторы были прежде всего научной школой. Они переняли у глоссаторов эстафету преподавания и научного комментирования Свода Юстиниана. Однако в отличие от первых болонских профессоров важным направлением для их преемников стало практическое консультирование. В значительной мере оно определило направления и методы научной разработки правовых источников, а также влияние доктрины комментаторов-бартолистов в странах Западной Европы в XIV–XV вв.

Обращение комментаторов к практике связано с той ролью, которую юристы приобрели в Италии благодаря глоссаторам. Первые болонские профессора-теоретики не оказали непосредственного влияния на современное им законодательство городов-коммун или на применение местного права. К ним обращались за аргументами, скорее, в сложных политических спорах для легитимации своей позиции в борьбе двух универсальных сил – Империи и папства. Так, император Генрих V обращался к Ирнерию, а Фридрих I Барбаросса – к его ученикам, четырем докторам. Аналогичным образом поступали и римские папы. Но именно глоссаторы, разработав метод изучения цивильного права и раскрыв значительную часть древнеримского правового наследия, создали спрос на право как инструмент мирного решения социальных конфликтов.

Значение юристов еще более возросло в позднее Средневековье в период упадка Империи и папства, а также формирования множества региональных центров власти (независимых королевств, территориальных княжеств, городов-коммун). Теперь правоведы чаще оказывались на стороне тех, кто противостоял папам и императорам.

В Италии сложилась особо благоприятная ситуация для практической работы комментаторов. По меткому замечанию авторитетного немецкого историка права Франца Виакера, юрист здесь оказался в роли медиатора, проводившего идею права под видом городского советника, должностного лица (подеста), доверенного лица преуспевшего государя.

Развитие товарно-денежных отношений на Апеннинах также требовало участия знатоков Свода Юстиниана. Последний уже получил признание одного из источников права. Однако без специальной подготовки сложно было разобраться, как решать хозяйственные споры XIV–XV вв. на основе юридических текстов, написанных тысячелетие назад.

Действительно, история школы комментаторов полна примеров их вовлеченности в практику. Гильельм Дурант около 1270 г. составил «Судебное зерцало», положив начало формированию гражданского процесса как самостоятельной дисциплины. К известным комментаторам обращаются за советом из итальянских городов-коммун, отчего возникает новый жанр юридической литературы – consilia. И число этих советов неуклонно растет. Так, если самому именитому комментатору Бартолу приписывают около 400 советов, то его ученик Бальд оставил после себя более 3000 consilia, адресованных коммунам, судьям или стороне судебного спора. Формируется концепция «общего мнения докторов» (communis opinio), которое представляет собой господствующее учение, одобренное большинством авторитетных правоведов. Причем все участники спора признают communis opinio не в силу его официального характера, а благодаря его опоре на источники и научную традицию их толкования. «Общее мнение» стало наглядным проявлением доктрины как источника средневекового ius commune. Примечательно, что такие авторитетные советы действовали достаточно длительное время (пока не будет доказано, что «общее мнение докторов» изменилось) и повсюду, где признавалось ius commune. Это подтверждается количеством юридической литературы комментаторов-бартолистов и ареалом ее распространения в библиотеках Европы. Спрос на авторитетные советы подсказал комментаторам идею собирать «общие мнения» в комментариях и монографиях (трактатах) по отдельным правовым институтам, поясняя, как правило, связь с текстами Свода. Аналогичные работы начали писать иностранные выпускники итальянских университетов в разных регионах Европы.

В отсутствие единого центра законодательной власти и плюрализма (конкуренции) множества юрисдикций даже чисто научные исследования комментаторов становились источниками права при определенных условиях. Среди них следует назвать:

• авторитет (который овладевал умами юристов и мешал им выражать свое независимое суждение), проявляющийся в согласии многих докторов («общее мнение»);

• результат глубокого исследования, которое трудно повторить, а потому гораздо легче принять на веру;

• длительная публичная проверка, обсуждение.

В результате сочетания названных условий научное мнение приобретает авторитет, «господство над умами», и в этом смысле становится источником права. Эти соображения дают основание называть юридические произведения комментаторов особым «правом ученых», процветавшим вплоть до замены авторитета науки авторитетом национального законодателя в эпоху Просвещения. В 30-е годы XIX в. Ф.К. фон Савиньи, излагая «Систему современного римского права», констатировал угасание роли communis opinio и научного права в Германии, одной из немногих крупных стран Европы, где в то время еще действовало «общеевропейское право» (нем. Gemeines Rechts)[21]21
  Савиньи Ф. К. фон. Система современного римского права /пер. с нем.; под ред. В. Зубарья, О. Кутателадзе. М.: Статут, 2011. Т. 1. § 19–20. (Как отмечалось в гл. 2, это – единственный том из многотомной «Истории римского права» данного автора, переведенный на русский язык.)


[Закрыть].

Теоретические работы в значительной мере предопределяли практику: зачастую практические трактаты писали те же самые авторы-«теоретики», теоретические работы использовались в процессе обучения будущих практиков (судей, нотариусов и др.), наконец, грань между теоретической и практической работой не являлась непроницаемой, поскольку теоретическое исследование нередко содержало практические положения, и наоборот.

Значение практической деятельности комментаторов трудно переоценить. Благодаря авторитетным советам и научным трактатам они существенно изменили статуты итальянских городов, адаптировали Свод Юстиниана и Глоссу для применения в судах позднего Средневековья, разработали немало актуальных теорий и концепций, усовершенствовали свою юридическую методологию и тем самым обеспечили успешное распространение ius commune в Западной Европе.

В числе «неоримских» концепций и теорий, разработанных комментаторами в результате практико-ориентированного толкования Свода Юстиниана, следует назвать концепцию юридического лица (теория «фикции» создана совместно с канонистами для нужд католической Церкви), концепцию разделенной собственности (термины «прямое» и «косвенное» право собственности позволяли объяснить феодальные отношения вассала и сюзерена в терминах римского вещного права), теорию статутов (объясняла иерархию источников и позволяла выбрать применимое право), теорию компетенции (определяла предметную сферу действия цивильного и канонического права). Примеры из области договорного права приведены далее.

С практической деятельностью комментаторов связаны перемены в их исследовательской методологии, без чего было бы невозможно обосновать многие актуальные концепции и теории, чуждые древнеримскому обществу, его законодателю и правоведам.

Основу методологии комментаторов составляли все те же приемы формальной логики, с помощью которых глоссаторы толковали забытые древнеримские тексты. Однако новые задачи и сферы применения цивильного права побуждали комментаторов дополнить методологический арсенал или найти иное применение проверенным приемам. Главная проблема практиков – все более очевидное несоответствие позднеантичного римского права позднесредневековым реалиям. В этом причина того, что Свод цивильного права (несмотря на приписываемый ему авторитет) не действовал непосредственно, но всегда применялся с учетом глоссового аппарата, главным образом Большой глоссы Аккурсия, которая служила соединяющим звеном эпох.

По мере развития западноевропейского общества и накопления новых знаний о Своде различия между его Текстом и жизнью становились все заметнее. Об одном из приемов комментаторов по устранению расхождений речь уже шла выше. Это использование философских концепций аристотелизма, которые позволяли обнаружить новый смысл в комментируемых текстах. В частности, с помощью философской концепции причинности комментаторы Бартол и Бальд достаточно успешно обобщили различные значения слова «кауза» в Дигестах и Кодексе, а благодаря этико-философскому учению о добродетелях сократили сферу применения неудобного в XIV в. римского правила об отсутствии исковой защиты у неформальных соглашений (см. далее).

Однако гораздо эффективнее целям модернизации Свода служило превратное использование логических операций определения, деления, сравнения понятий и их синтеза (снятия «кажущихся» противоречий). И чем чаще комментаторы обращались к практическим задачам, тем сильнее становился соблазн использовать логические приемы интерпретации для манипулирования текстом источника.

Одна из популярных уловок – вырвать нужный фрагмент из контекста Свода и использовать его либо в буквальном смысле, либо придать ему значение общего правила. Собственно это даже не считалось предосудительным, поскольку каждый фрагмент Свода в отдельности, как и Свод в целом, пользовался непререкаемым авторитетом.

Бартол, Бальд и другие известные комментаторы XIII–XIV вв. не злоупотребляли такими уловками. Им хватало эрудиции, чтобы найти нужный фрагмент в обширном тексте Свода и предложить достаточно краткое объяснение модернизированному понятию или решению. Однако чем больше комментариев на комментарии писали их преемники – бартолисты, чем реже они заглядывали в текст первоисточника, тем длиннее и сложнее становились цепочки их рассуждений. В XV в. запутанность комментариев стала очевидной проблемой. В глазах общественности юристы-бартолисты неуклонно превращались в крючкотворов, бессовестных персонажей анекдотов («юристы – плохие христиане», начали поговаривать в Германии), которые сознательно наводят тень на плетень и «громоздят глоссы на глоссы, толкования на толкования, дабы работа их казалась наитруднейшей из всех»[22]22
  Эразм. Похвала глупости. Гл. 51 (полную цитату см. в гл. 4).


[Закрыть].

В век гуманистической юриспруденции (XVI столетие) французские правоведы окрестили схоластический подход бартолистов «итальянским обыкновением» (mos italicus), чтобы противопоставить ему обновленную научную методологию (mos gallicus, о чем подробно будет рассказано в гл. 4). Однако, несмотря на издержки логических уловок и очевидный упадок «итальянского обыкновения» к концу XV в., бартолисты все же завершили процесс формирования системы общеевропейского права и обеспечили распространение своего учения по тем регионам Западной Европы, где развивались товарно-денежные отношения и городская культура. Не чураясь логических ухищрений, комментаторы-бартолисты решили крайне сложные задачи: обосновали правомерность отступлений от цивильного права без ущерба для его высшего авторитета и сформулировали теоретические основы для взаимодействия двух основных составляющих ius commune — цивильного и канонического права.