Текст книги "Институт договора в правовой науке Западной Европы XI–XVIII веков. Учебное пособие"

1. Поясните влияние научной революции на идеологические и методологические основы нового естественного права.

2. Чем новое естественное право отличалось от схоластической юриспруденции ius commune?

3. В чем проявилась преемственность между германской школой «современного использования Пандект» и правовой наукой итальянских комментаторов?

4. Какой вклад в развитие западноевропейской юриспруденции внесла римско-голландская школа?

5. Каким образом обосновывалась обязательность договоров сторонниками «современного использования Пандект» и нового естественного права?

6. В чем заключается принципиальное отличие учения о договоре Гроция от доктрины комментаторов?

7. Какое место занимает договор в классификации юридически значимых действий?

8. Кто из немецких сторонников нового естественного права отождествил договор и соглашение между контрагентами?

9. Какой смысл вкладывает в термин «кауза» Жан Дома?

Аннерс Э. История европейского права. М.: Наука, 1996.

Бекленищева И. В. Гражданско-правовой договор: классическая традиция и современные тенденции. М.: Статут, 2006. Гл. 1, § 1.

Стоянов А. Методы разработки положительного права и общественное значение юристов от глоссаторов до конца XVIII столетия. Харьков, 1862.

Berman H. J. Law and Revolution. The Impact of the Protestant Reformations on the Western Legal Tradition. Cambridge, Mass.: Belknap Press of Harvard University Press, 2003.

Daston L., Stolleis M. Natural Law and The Laws of Nature in Early Modern Europe: Jurisprudence, Theology Moral and Natural Philosophy. Farnham: Ashgate Publishing Group, 2009.

Heine J. F. Zur Methode in Benedikt Carpzovs zivilrechtlichen Werken // Zeit-schrift der Savigny-Stiftung fur Rechtsgeschichte. Romanistische Abteilung. 1965. Nr. 82. S. 227–301.

Lee R. W. The History of the Roman-Dutch Law // Journal of the Society of Comparative Legislation. New Series. 1910. Vol. 10. No. 2. P. 261–268.

Söllner A. Zu den Literaturtypen des deutschen Usus modernus // Ius commune. 1969. Nr. 2. S. 167–186.

Watson A. Evolution of Western Private Law (Expanded Edition). Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2001. Ch. 10.

Wieacker F. A History of Private Law in Europe with Particular Reference to Germany / transl. from German by T. Weir. Oxford: Clarendon Press, 1995.

Witte J. Law and Protestantism: The Legal Teachings of the Lutheran Reformation. Cambridge, N.Y.: Cambridge University Press, 2002.

Zimmermann R. Das römisch-holländische Recht und seine Bedeutung fur Europa // Juristenzeitung. 1990. Nr. 45 (18). S. 825–838.

Глава 6. Институт договора в первых кодификациях гражданского права XVIII – начала XIX в.

6.1. Правовая наука в век Просвещения

XVIII столетие принято считать временем становления капиталистических отношений в большинстве стран Западной Европы. Новыми тенденциями экономического развития становятся: распространение мануфактур в ведущих сферах производства, постепенный переход от внеэкономического принуждения к вольнонаемным отношениям и на мануфактурах, и в сельском хозяйстве (исключая территории на востоке Германии, за Эльбой), формирование внутренних (национальных) рынков и рост международной торговли, вовлечение завоеванных заморских территорий в экономики наиболее крупных европейских государств, процесс первоначального накопления капитала.

В то же время темпы и масштабы перемен все еще не привели к существенному изменению традиционного уклада жизни основной части населения Старого Света. Заводы и фабрики сосуществовали с мелким ремесленным трудом. Более того, известный французский историк Фернан Бродель, изучая в течение многих лет материальную цивилизацию доиндустриальной Европы, пришел к выводу, что вплоть до конца XVIII в. «пятно капиталистических отношений» еще не расползлось дальше купеческой верхушки и крупных городских центров Франции, Германии, Голландии. Такие «города-солнца», как Париж, Франкфурт, Амстердам, Венеция, формировали вокруг себя сеть зависимых городков-сателлитов, но в целом не определяли «погоду» в удаленных сельских районах. В XVIII в. западноевропейские народы вплотную приблизились, но не достигли уровня развития производительных сил, который в XIX в. позволил преодолеть вековые естественные ограничения своего развития, существенно сократить зависимость общества от непостоянства природной среды и подчинить ее социальным нуждам.

Для социального развития Западной Европы характерны процессы дальнейшего имущественного расслоения и изменения баланса сил в пользу непривилегированного сословия зажиточных горожан, существенный рост городского населения, сопутствующий благосостоянию рост уровня грамотности, а также процесс формирования наций как особого социально-политического единства сословий и классов, более значимого по сравнению с другими социальными (религиозными, этническими и т. д.) группами. В централизованных монархиях (Франция, Испания) данный процесс протекал интенсивнее, чем в политически раздробленных странах (Германия, Италия) или многонациональных монархиях (владения австрийских Габсбургов).

Социально-экономические факторы изменили соотношение Южной и Северной Европы. Вплоть до позднего Средневековья регионы Южной, Средиземноморской Европы по уровню экономического и культурного развития лидировали в Старом Свете благодаря римскому наследию и концентрации международной торговли в средиземноморском бассейне. Напротив, к XVIII в. заметно активизировался регион Северной Европы (Англия, северная часть Франции и Германии), не в последнюю очередь за счет смещения торговых путей из Средиземного моря в Атлантику, а также распространенной в этих землях протестантской этики, влияние которой на отношение общества к упорному труду и накоплению богатств описал немецкий социолог Макс Вебер.

Политическое развитие европейских государств отмечено утверждением режимов абсолютной, или персональной монархии. Укреплению власти государей крупных и мелких стран Западной Европы способствовали:

• ослабление влияния католической Церкви (в протестантских странах государи стали главами национальных церквей);

• рост и укрепление бюрократического и полицейского аппарата;

• официальная идеология сильной центральной власти и просвещенного абсолютизма;

• умелое выполнение роли арбитра в спорах между сословными группами (привилегированными духовенством и дворянством, с одной стороны, и богатеющим, но непривилегированным городским патрициатом – с другой), ни одна из которых не могла одержать решительной победы над другой.

В XVIII в. развитие получает либеральная идеология, утверждающая ценности Нового времени – права и свободы личности, веротерпимость, рационализм. В Старом Свете догорают последние костры инквизиции и прекращается «охота на ведьм». Вместо религиозного мистицизма получают распространение трактаты Дж. Локка (конец XVII в.), Ш. Монтескье, Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, И. Канта, позднее признанных классическими идеологами индивидуальной свободы и прав личности. В трудах по политэкономии А. Смит и Д. Рикардо дают теоретическое обоснование капиталистического хозяйства.

Гарантии личной свободы в сочетании с новым способом производства и научными знаниями вели к всплеску частной инициативы, свободе творчества, небывалому динамизму развития европейских обществ. В сфере материальной культуры разрыв между западными и традиционными обществами стал резко нарастать. Развитие науки и техники, успехи народного образования (повышение грамотности) неуклонно сокращали расстояния и ускоряли процесс обмена идеями, повышали социальную активность населения. Атлантика для «западной» цивилизации стала тем, чем Средиземное море было для народов Античности.

Конечно, в рассматриваемый период подавляющее большинство населения Европы оставалось неграмотным, что мешало приобщиться к либеральным ценностям. Тем не менее на протяжении XVIII в. слабые ростки либерально-капиталистических ценностей настолько окрепли, что послужили основой для революционных потрясений и свержения в ряде стран «Старого порядка».

В правовой сфере XVIII столетие также стало рубежным. Торжество идей Просвещения, практически применимого естественного права и кодификации национального гражданского права означали конец универсальной правовой идеи европейского традиционного общества и развал общеевропейского права (ius commune).

В XVIII в. несоответствие между реальным состоянием и естественно-правовым (идеальным) состоянием общественного порядка стало еще более заметно на фоне дальнейшего развития и детализации теорий естественного гражданского права. Если в XVII в. новое правовое учение представляло собой ряд общих принципов и абстрактных правил, то к середине XVIII в. на основе этих принципов сложилась достаточно проработанная система, подходящая для применения на практике.

Однако влияние естественно-правового учения связано не только с его разработкой, но и с более активной установкой на использование новых правовых идеалов для преобразования общественного устройства.

В XVIII в. возросло число интеллектуалов в западноевропейских обществах, которые (с полным основанием) полагали, что основная масса простонародья продолжала жить в условиях, мало отличавшихся от Средневековья: примитивный ручной труд, антисанитария, безграмотность, невежество, бесправность, судебный произвол. С точки зрения дальновидных аристократов и смелых мыслителей XVIII в., такие условия были мраком, который надлежало развеять светом Знания, иначе говоря, «просветить».

На основе давней христианской традиции сравнивать знание со светом возникло название Просвещения (фр. les Lumiéres, нем. Aufklärung, англ. Enlightenment, ит. Illuminazione). Выражение «век Просвещения» начиная с 30-х годов XVIII в. использовали аббат Жан-Батист Дюбо (1670–1742), Жан-Жак Руссо (1712–1778), Жан Лерон Д’Аламбер (1717–1783) и др.

Смысл Просвещения изменялся. Во введении к крупнейшему справочному изданию Франции XVIII в. «Энциклопедия, или толковый словарь наук, искусств и ремесел» Д’Аламбер противопоставлял Просвещение невежеству (Средневековья). На протяжении большей части XVIII в. оно означало критику существующих порядков и сеяло идеи некоего светлого, рационально устроенного состояния общества. Первые просветители призывали к преобразованию жизни общества на основе идеалов Разума, справедливости и естественного порядка вещей. Эти призывы могли быть адресованы монархам, власть имущим и даже всему обществу (в зависимости от революционного пыла авторов таких призывов).

Умеренные авторы видели в Просвещении не акт внешнего воздействия на «темное» общество, а кропотливую внутреннюю работу по самосовершенствованию. Так, немецкий философ Иммануил Кант (1724–1804) в статье «Что такое Просвещение?» (для просветительского «Берлинского ежемесячного журнала» за 5 декабря 1783 г.) отметил: «Просвещение – это выход человека из наложенного на себя самого безмолвия. Безмолвие представляет собой неспособность пользоваться своим рассудком без помощи другого. Человек сам повинен в этом безмолвии, если оно вызвано не недостатком рассудка, а нехваткой решительности и мужества воспользоваться собственным (рассудком) без руководства другого. Sapere aude! Имей мужество воспользоваться собственным рассудком! – вот девиз Просвещения».

Для Канта Просвещение – свобода мысли. Он призывал доверять собственному суждению больше, чем всем авторитетам. Просвещение стало индивидуальным актом, обращенным внутрь себя. Общественный мрак, со слов мыслителя, порожден не Церковью и не Средневековьем, а внутренним состоянием: «Леность и трусость – причины того, почему большая часть людей… все-таки безмолвствуют всю жизнь».

Важным компонентом Просвещения в основном его значении являлось рациональное право. Прочную связь между двумя понятиями (Просвещением и правом Разума) установил Шарль-Луи де Монтескье (1689–1755). Впервые внимание публики он привлек «Персидскими письмами» (1721), написанными в популярном тогда жанре путевых заметок. Однако если прежде в таких заметках другие народы описывались глазами европейца с целью развлечь читателя, то Монтескье описал французские порядки глазами иностранца, чтобы подвергнуть их критике с социальной, культурной и политической точек зрения.

Высказанная Монтескье в «Персидских письмах» критика носила умеренный характер, а предложенный идеал общества намечен неопределенно. Но успех данной публикации показывает, что автор угадал настроение эпохи. Путешественник-перс описывал нравы всех сословий французского общества и наиболее одиозные изъяны политического устройства – фаворитизм, взяточничество, бездуховность, глупость, продажность и своеволие судей. К слову, о работе судебной системы Шарль Луи де Секонда, барон де Ла Бред и де Монтескье знал не понаслышке, занимая с 1714 по 1726 г. должность председателя парламента (судебной палаты) г. Бордо. Например, в письме № 94 устами путешественника-перса автор констатировал: «…Государственное право более известно в Европе, чем в Азии; однако можно сказать, что страсти монархов, долготерпение народов, лесть писателей извратили все его принципы… В том виде, в каком оно находится сейчас, это право является наукой, которая учит государей, до каких пределов могут они нарушать справедливость, не нанося ущерба собственным интересам…».

В то время пока в Германии молодой ученый Христиан Вольф (см. далее) предпринимал попытки возвести все рациональное право на логической основе, Монтескье пришел к убеждению, что право, несмотря на всю свою систематизацию, становится рационально организованной ложью, если государь нарушает права подданных.

В поисках ответов на злободневные вопросы Монтескье продал место председателя парламента Бордо и отправился в путешествие. Посещение Германии, Венгрии, Италии, Швейцарии, Голландии и Англии дало мыслителю материал для создания своего основного произведения «О духе законов» (впервые анонимно опубликовано в Женеве в 1748 г.). «О духе законов» – сумма рассуждений Монтескье о пережитом и увиденном, своего рода политическая энциклопедия эпохи, или «оптимистичный учебник» правотворческой деятельности. Здесь автор не только критиковал существовавший правопорядок, но и предложил свое видение идеальных законов.

В третьей главе «О положительных законах» первой книги «О законах вообще» названного произведения Монтескье категорично утверждает: «Закон, говоря вообще, есть человеческий разум, поскольку он управляет всеми народами земли; а политические и гражданские законы каждого народа должны быть не более как частными случаями приложения этого разума»[33]33
  Цит. по: Монтескье Ш. Л. О духе законов. М.: Мысль, 1999. С. 16.


[Закрыть].

Рациональность права тесно связана с его естественным происхождением. В сочинении Монтескье природа предстает высшим законодателем, определяющим не только законы, но и прочие основные параметры человеческого общежития («географический детерминизм»). Только в чрезвычайно редких случаях, по мнению мыслителя, законы одного народа могут оказаться пригодными и для другого народа.

В то же время разум и природа казались Монтескье недостаточно широкими понятиями. С помощью концепции «духа» он постарался выразить всепроникающее и самое разнообразное воздействие на право некоего более весомого фактора. Рассуждая о духе, французский мыслитель пришел к выводу о преобладании разнообразия и индивидуальности там, где ранее усматривали проявление единообразного разума. Совпадение законов у разных народов – большая редкость ввиду разнообразных условий их существования.

В сочинении Монтескье обращает на себя внимание активное использование терминов «народ» и «нация» вместо популярного ранее понятия «общество». Изменение терминологии отразило перемены в представлениях об основах правопорядка. Сторонники естественного права XVII в. исходили из универсальности такого идеального правопорядка для всех народов и во все времена. Аналогичным образом средневековые цивилисты вкладывали в Свод Юстиниана значение общеевропейского «писаного разума» (ratio scripta). Монтескье уловил новую тенденцию XVIII в. – рост национализма в ущерб универсалистским теориям. Более того, он яснее, чем прежде, выразил эту тенденцию в виде национальной идеи и сделал ее достоянием общественного мнения. Термин «нация» постепенно становился выражением народной своеобычности, осознание которой сплачивало и выделяло общественную группу не только по этническому, но и по политическому, культурному и языковому признакам.

Утверждая своеобычность нации и своеобразие («дух») подходящего ей права, Монтескье, по сути, предрек распад общеевропейской правовой традиции (ius commune) и обосновал невозможность нового общеевропейского естественно-правового порядка, ибо у каждого народа свои особенности.

По меткому выражению немецкого историка права Г. Хаттенхауэра, плод Просвещения отличался в зависимости от почвы произрастания. Во Франции «свет Разума» был направлен против церкви, дворянства и последних преемников «короля-Солнца». В германских княжествах и Австрийской империи Просвещение стало частью официальной идеологии и насаждалось сверху в порядке монаршей милости, прежде всего королем Пруссии Фридрихом II, австрийскими монархами Марией-Терезией и Иосифом II.

Использование просветительской идеологии и естественно-правовой доктрины для целей укрепления абсолютизма впервые обеспечило идеальным правовым концепциям Разума реальное воздействие на действующее право главным образом через законотворчество и кодификации.

Путь от правовой теории до ее воплощения в действующем праве не был близким и не всегда вел прямо к цели. Юристы-практики придерживались действующего права, чтобы применять его в повседневной жизни. Впрочем, и правоведы за кафедрой с трудом поддавались влиянию политико-правовых концепций и скептически относились к призывам Монтексье и Руссо реформировать частное и публичное право, утвердить его на новом основании природы и Разума. Непонимание со стороны университетских коллег встречали и X. Вольф и Р.-Ж. Потье – создатели наиболее полного учения о естественном праве.

Взгляды юристов в первой половине XVIII в. продолжала определять практикоориентированная юриспруденция современного использования римского права (usus modernus), включая ее национальные ответвления вроде римско-голландской школы (см. гл. 5).

Представители usus modernus вполне обходились без учений о естественном праве при разработке отдельных институтов современного римского права. Однако их суммарный вклад в развитие частного права был малозаметен на фоне многовековой единообразной традиции комментирования. Правоведам XIX в. эти юристы запомнились кропотливыми комментаторами источников ius commune, лишенными высокого полета мысли. В частности, лидер немецкой исторической школы права Ф. К. фон Савиньи сетовал в своей программной статье «О призвании нашего времени к законодательству и правоведению» (1814): «К несчастью, все XVIII столетие в Германии было весьма бедным на великих юристов… встречалось множество прилежных мужей, которые делали очень ценные подготовительные работы, но дело редко шло дальше этих подготовительных работ»[34]34
  Савиньи Ф. К. фон. О призвании нашего времени… // Система современного римского права. Т. 1. С. 151.


[Закрыть].

В числе наиболее известных «невеликих» представителей usus modernus XVIII в. Иоахим Хоппий (1656–1712), Августин Лейзер (1683–1752), Людвиг Хёпфнер (1743–1797), Юстус Геннинг Бёмер (1674–1749), Иоган Готлиб Гейнеций (1681–1741), Христиан Фридрих фон Глюк (1755–1831).

Научное творчество позднего usus modernus поразила старая «болезнь» комментирующей юриспруденции. Подобно правоведам mos italicus XV в. немецкие ученые юристы XVIII в. погрузились в написание детализированных комментариев и комментариев на комментарии. Наиболее показательны в этом отношении «Подробные разъяснения Пандект» X. фон Глюка в 34 томах (!), педантично издаваемые с 1790 по 1830 г.

В таких многотомных комментариях стало слишком сложно ориентироваться даже специалистам. Между тем с середины XVIII в. в Западной Европе росла популярность идеи понятного закона и четкой системы права. Учение естественного права в большей степени соответствовало этим требованиям. К тому же именно в XVIII в. оно приобрело наиболее полное выражение в творчестве Христиана Вольфа и Робера-Жозефа Потье.