Текст книги "Культура и пространство. Моделирование географических образов"

Структурирование нового геополитического пространства или переструктурирование старых, традиционных ведет к интенсивным процессам их компрессии и декомпрессии, при этом они становятся особенно сложными при взаимодействии геополитических пространств принципиально различных типов, как бы игнорирующих первоначально друг друга. В ходе афганского разграничения 1873–1885 гг. пограничные споры имели чисто европейскую подоплеку, что хорошо было подмечено Риджвеем: «Мы домогались для афганцев земель, кои никогда ими не были обитаемы и заняты и издавна принадлежавших пендждинским туркменам, основывая эти требования на букве лондонского протокола 1885 г.; Россия же, со своей стороны, настаивала на отводе для Бухары земель по Аму-Дарье, издавна принадлежавших Афганистану, опирая свои притязания на соглашение 1873 года»[727]727
  Новая афганская граница… С. 94.


[Закрыть]. Общие принципы организации геополитических пространств условно европейского типа требовали известной генерализации более частных местных культурно– и этнографических границ, тогда как традиционное геополитическое пространство условно азиатского или центральноазиатского типа весьма архаично и живет во многом по законам тождества географических границ различного порядка. В случае афганского разграничения симметрия русских и английских территориальных геополитических притязаний дополнялась дисимметрией или асимметрией геополитических субъектов – Россия прямо представляла интересы Бухарского эмирата, тогда как Афганистан выступал официально как равноправный и прямой партнер по политическим переговорам, хотя все политические решения принимались, естественно, Россией и Великобританией.

Геополитическая ситуация в Туркмении в 1880-х гг. Проникновение в Закаспийскую область, или Туркмению, стало апогеем и одновременно практически завершающей точкой русского движения в Среднюю Азию в течение всего XIX в. Захват Туркмении был результатом, равнодействующей двух направлений русской экспансии – с запада (северо-запада) и востока (северо-востока). Фактически оказалось возможным выделить два пространственно-временных круга поступательного движения России вглубь Средней Азии: первый – в 1860-х гг., когда в бассейне Сыр-Дарьи сомкнулись оренбургская и западно-сибирская линии, второй – в 1880-х гг., когда войска Кавказского военного округа при захвате Туркмении соприкоснулись с территорией, уже занятой русскими войсками, двигавшимися из Туркестана[728]728
  Чарыков Н. В. Мирное завоевание Мерва (Из воспоминаний о походе генерала А. В. Комарова в 1885 г.) // Исторический вестник. 1914. № 11. С. 518.


[Закрыть].

Даже русское название Туркмении – Закаспийская область – указывало на принадлежность в сфере российских геополитических интересов к геополитическому сектору Закавказья. Подобное геополитическое смещение на запад, Каспийское море как естественная преграда, чисто военные способы российского управления Закавказьем вели к известной усложненности, извилистости и малой эффективности узко ведомственных военных коммуникаций из центра через Закавказье в Закаспийскую область и обратно. Так, подробные сведения о ситуации в Туркмении и о взятии Мерва доходили до русского правительства скорее путем частной переписки, нежели через военное министерство[729]729
  Там же.


[Закрыть].

Закаспийская область была, по существу, маргинальной областью, периферией в сфере геополитических интересов русского правительства, как бы даже тормозившего ее завоевание, грозившее прямым столкновением с Англией и переделом всех старых геополитических границ в Центральной Азии. Ситуация осложнялась возникновением проблемы формирования, по сути, глобальных или фронтальных геополитических границ, пересекавших всю Азию, частью которой и была проблема центральноазиатских границ[730]730
  См.: Лурье С., КазарянЛ. Принципы организации геополитического пространства // Общественные науки и современность. 1994. № 4. С. 85–97.


[Закрыть]. Чисто военное руководство русским продвижением в Средней Азии, управление военным министерством вновь присоединенных территорий служило своеобразным амортизатором, геополитической прокладкой, позволявшей российскому МИДу получать некоторую передышку, время для обоснования либо своих собственных политических промедлений, либо, наоборот, быстрых военных, не подготовленных соответствующими действиями в сфере международной дипломатии, действий и захватов.

Продвигаясь в Туркмению, Россия нарушала и чисто местные, региональные сферы геополитических интересов. Так, значительная часть Туркмении была, по-существу, иранским (персидским) фронтиром, большой культурно-географической границей иранского и тюркоязычного (туранского) миров, местом постоянной борьбы оседлой, но ослабевшей Персии с набегами полукочевых туркменских племен. Еще на заре своей карьеры (1879) полковник Генерального штаба Куропаткин писал российскому военному министру Милютину: «…Наше движение в Туркменские степи выгодно для Персии и эти выгоды должны быть сознаны персидским правительством. Поэтому при наших военных операциях, по-видимому, лучше отказаться от занятия напр. верховьев Атрека, чем дать повод Персии отнестись враждебно к нашему движению вглубь Туркменских степей»[731]731
  Записка полковника Генерального штаба Куропаткина от 20.I.1879 г. военному министру Милютину // Россия и Туркмения. К вхождению Туркмении в состав России. I. Ашхабад, 1946. С. 117.


[Закрыть].

Особенности ландшафта и среды обитания в Туркмении второй половины XIX в. В отличие от других частей Средней Азии, где местные государственные образования все-таки имели некоторые устойчивые оседло-земледельческие ядра своих территорий, при вторжении в Туркмению русские столкнулись не просто с неустойчивостью и текучестью местной геополитической среды, а с буквальной текучестью, непостоянством самого ландшафта и среды обитания, непосредственной топоосновы местности. Для Туркмении была характерна оазисная система расселения, но и сама территория оазиса, как правило, представляла собой зыбкую и неустойчивую картину: «Все это население разбросано по всей территории оазиса мелкими аулами, или оба, весьма редко достигающими до 200–300 кибиток. Оба на окраинах оазиса представляет только тесно скученную, подобно пчелиным ульям группу закопченных кибиток без всяких построек. Перечислить эти оба весьма трудно, а нанести их на карту было бы даже бессмысленно, так как, в зависимости от времени года и многих других причин, весьма часто меняются как место их расположения, так и количество кибиток. Точно также непостоянны и названия этих аулов, которые даются преимущественно по именам старшин или одного из влиятельных людей»[732]732
  Мервский оазис и дороги ведущие к нему (Сост. поручик Алиханов). СПб., 1883. С. 30–32.


[Закрыть]. Ландшафт Туркмении оказывается текучим, как и то, что скрепляет, создает его, – вода, орошение, искусственные каналы. Именно распределение воды, размещение ирригационных систем определяли в целом хозяйственную, экономическую географию страны, но это же определяло, по сути, и ее политическую географию (административные единицы создавались по каналам), управление (наряды и сборы шли также по каналам), и социальную стратификацию общества, в котором количество воды было мерой богатства и отличия. Наконец, и сам этот способ пользования водой позволял более или менее точно определять количество населения[733]733
  Там же.


[Закрыть]. С этой зыбкостью, неустойчивостью ландшафта, его чисто материальной хрупкостью связаны и своеобразные критерии, признаки решительной военной победы в местных условиях: «…здесь в Азии, риск в деле военном гораздо менее оправдывается, чем на европейском театре действий. Азия всегда по-своему понимала победу и поражение; с победой должен быть непременно связан материальный ущерб для противника; здесь нужно действовать наверняка и окончательно доканать после успеха, а эти два условия исключают торопливость в период подготовительный»[734]734
  Копия с письма временно-командующего войсками в Закаспийском военном отделе расположенными, генерал-адъютанта Скобелева к посланнику в Тегеране из Чекишлира от 13 мая 1880 года № 2 // Россия и Туркмения… С. 140.


[Закрыть]. Непрочный ландшафт, разреженная среда обитания ведут к известной геополитической аморфности действий, приоритету в них военной составляющей, принципиально иной структуре самих военных действий.

Структура азиатской границы в Туркмении 1880-х гг. Продвижение России в Туркмению привело к своеобразному оплотнению, отвердеванию, уточнению туркмено-иранской границы, что заставляет внимательнее присмотреться к структуре этой границы, по-видимому, одной из типичных азиатских границ. Под азиатской границей здесь понимается сравнительно большая барьерная территория, полоса между различными государствами или полугосударственными образованиями, политический режим существования которой хотя и может быть оформлен де-юре соответствующими политическими соглашениями, однако де-факто представляет собой переплетение разнородных, осколочных местных и региональных властных структур; буферность такой территории несомненна, но ее специфика именно в своеобразной геополитической неупорядоченности, внешней хаотичности; это, по сути, спрессованная, но достаточно при этом аморфная, с точки зрения условного европейского наблюдателя, геополитическая чересполосица.

К началу 1880-х гг. тукмено-персидская граница представляла собой политически слабо оформленную полосу, на которой локальная и фрагментарная экспансия туркменских племен с целью захвата рабов, скота и новых земель, обеспеченных водой, приблизительно уравновешивалась крупными военными силами персидского правительства, способными, впрочем, гарантировать лишь существовавший статус-кво и периодическую выплату рядом пограничных туркменских племен податей[735]735
  Лессар П. М. Поездка в Серакс. [СПб., 1882]. С. 11.


[Закрыть]. Серии взаимных грабежей и набегов фиксировали условные, колеблющиеся границы этой полосы.

Разреженная, аморфная политико-географическая граница, к типу которой можно отнести выделяемый здесь подтип азиатской границы, характеризуется, как правило, крайней неоднородностью военно– и политико-географического пространства, ее организующего; и одновременно сильной его поляризованностью, нестабильной и как бы плавающей в зависимости от конкретной локальной или региональной геополитической ситуации. Так, пограничное персидское укрепление Серакс (Серахс) было типичным фронтирным островом на территории, практически не контролируемой персидскими пограничными отрядами, хотя и входящей формально в состав персидской провинции.

«Серакс весьма обширное укрепление, занятое одним баталионом (около 700 человек) персидской пехоты; поля и огороды расположены внутри стен.

Окрестности Серакса постоянно составляли место подвигов мервских текинцев и персы не смеют показываться из укрепления, комендант при своих поездках за 5–6 верст берет с собою конвой не менее как из 50 всадников. (…) Конечно, текинцы никогда не пробовали брать Серакс; впрочем, это незачем и делать, гарнизон укрепления нисколько для них не опасен: он никогда не решится выйти на помощь каравану, который будут грабить в самом близком расстоянии от стен…»[736]736
  Там же. С. 14.


[Закрыть].

Само понятие азиатской границы предполагает нечеткость, расплывчатость ее контуров и очертаний; о структуре азиатской границы можно говорить лишь относительно, учитывая ее, как правило, значительные территориальные размеры и в то же время непрочность, текучесть ее основных геополитических параметров. В пространственно-временном отношении это территория пульсирующая, пронизываемая периодически маршрутами набегов пограничных племен, которые ведут к кратковременному расширению самой границы и как бы моментальному ее внутреннему переструктурированию: «По всей дороге из Серакса до Шадиче нет ни одного селения; везде следы разрушенного орошения, брошенных полей, мельниц, систерн, но никто здесь не смеет жить: текинцы для своих набегов внутрь Персии обыкновенно выбирали эту дорогу и заходили по ней часто за Мешхед. На вершинах самых неприступных гор видны развалины башен, служивших для наблюдения за шайками текинцев, которые могли бы пробираться по боковым долинам к Мешхеду»[737]737
  Там же. С. 16.


[Закрыть]. В самом общем виде каркасом, остовом этой границы являются прежде всего приблизительные направления кочевых набегов и нападений и сопутствующие им, притягиваемые ими крупные пограничные укрепления и система наблюдательных пунктов. Сама расселенческая и хозяйственная ткань этой территории выступает здесь элементом 2-го порядка, непрочным и часто распадающимся; разрывы этой ткани, по сути, и формируют структуру азиатской границы.

Существование и функционирование азиатской границы тесно связано с конкретной геополитической ситуацией, поле которой и определяет ее специфику и параметры. Оплотнение, уплотнение политико-географической границы ведет к постепенному исчезновению ее азиатских составляющих; сам образ азиатской границы перестает быть эффективным для объяснения локальной или региональной геополитической ситуации; более того, политико-географическая граница становится в известной степени достаточно автономной – геополитическая ситуация уже не является решающим фактором ее функционирования.

Продвижение русских войск в Туркмении и присоединение Туркмении к России привело к своеобразному эффекту геополитической мультипликации на персидско-туркменской границе. Запрещение русскими военными властями аламанов, несмотря на невозможность жестко контролировать это указание, автоматически повлекло за собой переструктурирование персидско-туркменской границы еще до появления там русских военных отрядов, естественное таяние и отмирание азиатской границы и ее основных структурообразующих компонентов, включая сеть наблюдения за маршрутами набегов: «В последнее время это наблюдение за дорогою прекратилось, так как разбои уменьшились, особенно заметно после взятия Геок-Тепе. «Русский ИМПЕРАТОР запретил грабить персов», – объясняют жители»[738]738
  Там же. С. 16–17.


[Закрыть]. Очевидная убедительность чисто военных аргументов в структуре традиционной для Центральной Азии геополитической ситуации, в данном случае русских, повела к необычной до того законопослушности основных туркменских племен; особенности кочевого азиатского менталитета, если о таковом можно говорить, ускорили парадоксальным образом размывание типичной азиатской границы и формирование политико-географической границы, приближенной внешне по своим основным параметрам к европейской.

Азиатская граница – геополитическое образование, геополитическая система, структура которой во многом определяется естественными географическими рубежами и преградами. Тип европейской, жестко структурированной и в известной степени абстрагированной от конкретной территории, границы предполагает уже некоторое дистанцирование и в то же время прямой учет физико-географических реалий, которые просто встраиваются в уже установившийся в своих главных чертах геополитический баланс. Азиатская граница живет естественными географическими рубежами; условная европейская граница их учитывает, или, при их отсутствии, вынуждена быстро и четко фиксировать этот факт. Обнаружение в 1881 г. русским путешественником, инженером и впоследствии известным дипломатом П. М. Лессаром отсутствия естественной географической преграды между Туркменией и северо-западной окраиной Афганистана со стратегически важным городом Гератом (ранее считалось, что их разделяет снеговой хребет Парапамиз) ускорило проведение переговоров между Великобританией и Россией о точной северной границе Афганистана, которая, тем не менее, конечно, была ориентирована изначально на известные физико-географические – оро– и гидрографические рубежи[739]739
  Чарыков Н. В. Указ. соч. С. 490–491.


[Закрыть].

Присоединение Мерва. Военно-политическая и дипломатическая борьба за Мерв между Великобританией, Россией и Персией в 1870—1880-х гг. определила его как болевую геополитическую точку или даже как геополитический узел Центральной Азии. Взятие русскими войсками Геок-Тепе привело к потере геополитического равновесия в Центральной Азии и к появлению своеобразного геополитического самосознания самих мервцев; один из них, Майли-хан даже сравнил Мерв с девушкой, руки которой ищут 5–6 соискателей, а «за кого выйдет невеста, неизвестно»[740]740
  Тихомиров М. Н. Присоединение Мерва к России. М., 1960. С. 146, 217, а также 94.


[Закрыть].

Геополитические действия Великобритании в этой ситуации были более четкими, как в силу естественной обеспокоенности продвижением русских войск афганского эмира, вазир которого Сеид Нур Мухаммед Шах-хан еще в 1873 г. заявил: «Граница Афганистана является в действительности границей Индии. Интересы Афганистана и Англии полностью совпадают»[741]741
  Риштия Сеид Касем. Афганистан в XIX веке. М., 1958. С. 342.


[Закрыть], – так и из-за опасения, что оккупация Мерва русскими станет началом наступления на Герат. Один из британских политиков той эпохи, герцог Аргайль, образно назвал серию политических и военных акций Великобритании, связанных с проблемой Мерва, «мервозностью»[742]742
  Там же. С. 370.


[Закрыть]. Великобритания, чьи войска были более удалены от непосредственного театра геополитических действий, чем русские или же персидские, сумела, тем не менее, четко сформулировать свои геополитические интересы в этой точке и отождествить их с интересами одного из активных участников конфликта, Афганистана.

Позиция же России, которая хотя и имела определенного конфидента и удобного посредника в переговорах с мервцами – Хивинское ханство, а также довольно эффективно нейтрализовало локальные геополитические интересы Персии, была гораздо более расплывчатой, более туманной. Нечеткость этой позиции была связана с известными расхождениями по мервскому вопросу между Министерством иностранных дел и штабом Кавказской армии; слабая координация военных и дипломатических действий, более того, их разнонаправленность, а также слабая информированность российского МИДа о конкретном состоянии дел в Туркмении вели к рваному, непредсказуемому ритму геополитических действий России[743]743
  Тихомиров М. Н. Указ. соч. С. 93.


[Закрыть].

Россия пыталась придать своей экспансии в Туркмении буферный характер – в феврале 1883 г. правителем Мервского оазиса с помощью России стал хивинский чиновник Бабаджан-бек, однако его правление привело лишь к усилению «среди части туркменских старшин проанглийской ориентации»[744]744
  Там же. С. 138.


[Закрыть]. Геополитическая ситуация в Центральной Азии в 1880-х гг. была явно асимметричной: Великобритания имела мощный геополитический буфер – Афганистан, тогда как Россия, быстро поглощая государственные и полугосударственные образования Средней Азии, вынуждена была выступать каждый раз как бы от своего лица; Хивинское ханство и Бухарский эмират, не уничтоженные ей окончательно, не могли однако играть сколько-нибудь самостоятельной, хотя бы внешне, роли.

Присоединение Мерва (1884 г.) решило судьбу всей Туркмении. Сразу после этого геополитическое освоение Россией Туркмении шло достаточно быстро: уже с 1884 г. начальство Закаспийской области имело фактическую самостоятельность; Закаспийская железная дорога, классический инструмент западной геополитики конца XIX – начала XX вв., уже в 1886 г. дошла до Мерва, а в 1888 г. – до Самарканда. «…Мары (Мерв), казавшийся для европейцев каким-то недоступным и загадочным городом, затаившимся среди пустынь и горных областей, уже на второй год после его присоединения к России был соединен железнодорожной магистралью с остальным миром», – пишет М. Н. Тихомиров[745]745
  Там же. С. 201.


[Закрыть].

Закаспийская область, как уже отмечалось ранее, была фактически эксклавом российского Закавказья в Средней Азии; сам Кавказ был, очевидно, мощной колонизационной базой по отношению к Туркмении; он также сыграл роль своеобразной геокультурной буферной зоны между собственно Россией и классической Центральной Азией. В русских войсках в Туркмении было много представителей кавказских народов, а один из них, аварец Алиханов, был активным участником основных событий присоединения Туркмении к России.

Геополитическая специализация Закаспийской области в пределах российской сферы влияния в Центральной Азии определилась достаточно быстро, – это был, по преимуществу, персидский (иранский) буфер, причем точная демаркация границ России, Персии и Афганистана по европейским канонам не мешала ежегодным дипломатическим осложнениям в связи с перекочевками туркмен-иомутов с российской территории на персидскую и обратно[746]746
  Там же. С. 178.


[Закрыть]. Начальник Закаспийской области имел поэтому повышенный управленческий статус, беря на себя исполнение не только военных и гражданских элементов управления, но и ряд дипломатических функций в сношениях с Персией и Афганистаном.

По всей видимости, истинное значение причудливого переплетения и взаимодействия столь различных культур и цивилизаций в Туркмении так и не было осознано российской администрацией, хотя бы в геополитических аспектах; возникновение административно-политических казусов продолжалось до конца XIX в. Самый яркий из них, характерный индикатор слабой и не адекватной геополитической освоенности территории – определение возраста замужества туркменских девушек-мусульманок Святейшим Синодом в Санкт-Петербурге, который при этом, скорее всего, ориентировался на законы шариата и адата; этим делом непосредственно занимался начальник Закаспийской области [747]747
  Там же. С. 177.


[Закрыть].

Исторические особенности российского геополитического и геокультурного пространства. Геополитическое пространство России к концу XIX в. приобрело те качественные параметры, которые и до настоящего времени определяют его динамику. Огромные географические размеры территории Российской империи вели к своеобразной геополитической разжиженности, разреженности ее пространства, а, с другой стороны, способствовали его как бы военной, резко поляризованной структуре: «Фактически Россия уподоблялась армии, ведущей боевые действия на растянутых коммуникациях, на сильно удаленных от своих границ территориях»[748]748
  Олейников О. В. Социо-естественная история России. XIX век. (Предыстория второго социально-экологического кризиса) // Генетические коды цивилизаций / Ред. Э. С. Кульпин. М., 1995. С. 36.


[Закрыть]. Хорошо известный и без конца упоминаемый факт – за 400 лет, с XVI по начало XX вв. территория России увеличилась в 36 раз – следует интерпретировать и с позиций геополитических и геокультурных качеств этого пространства.

Историк-востоковед А. Н. Мещеряков относит российскую культуру к «дальнозорким», экстравертным, активным по отношению к внешнему пространству, в отличие, например, от японской – «близорукой», интровертной, осваивающей прежде всего ближнее, «околотелесное» пространство[749]749
  Мещеряков А. Н. Ранняя история Японского архипелага как социо-естественный и информационный процесс // Генетические коды цивилизаций… С. 174–178.


[Закрыть]. Очевидно, что такое определение российской культуры означает ее оригинальные качественные параметры. С нашей точки зрения, российское геополитическое и геокультурное пространство – в том виде, в котором оно функционирует примерно последние 100 лет – обладает слабой информационной и коммуникационной инфраструктурой; примеры Крымской, Восточной, русско-японской войн, афганского и чеченского конфликтов говорят о хронической неструктурированности, известной аморфности российского геокультурного и геополитического пространства; работает как бы дальнее пространство, выступающее главной целью, а ближнее пространство, ядерное, призванное обеспечивать эффективные коммуникации, как правило, проваливается. Инверсия ядра и периферии, их известный разрыв и слабая связность – качественные характеристики этого пространства.

Психофизиология зрения предполагает наличие различных координат для разных цветовых пространств, при этом различные системы координат могут быть неэквивалентными: «…то, что видно в одних координатах, незаметно в других»[750]750
  Леонов Ю. П. Цветовое пространство горизонтальных клеток сетчатки // Психологический журнал. 1995. Т. 16. № 2. С. 138.


[Закрыть]. «Наблюдатель воспринимает цвет в собственном цветовом пространстве, которое возникает на уровне горизонтальных клеток сетчатки»[751]751
  Там же.


[Закрыть]. Автономия, определенная устойчивость российского геополитического и геокультурного пространства зиждится, основана в большой мере на его географических масштабах, но не определяется только ими; ее можно обозначить как «собственное цветовое пространство наблюдателя». Экстравертная российская геополитика и геокультура – как гнилой грецкий орех, с крепкой на вид внешней оболочкой и изъеденной сердцевиной. Роль внешних геополитических и геокультурных границ для российского пространства крайне важна – по сути, их динамика и определяет в значительной мере внутренние геополитические и геокультурные процессы; пограничные геополитические и геокультурные ситуации оказывают решающее влияние на динамику геополитического и геокультурного ядра. Экстравертная российская культура обладает инверсионным геокультурным пространством.

В перспективе эта точка зрения должна быть подкреплена своеобразной иерархией интерпретаций, по аналогии со структурой моделей константного зрительного восприятия: «…в мета-константных условиях, когда наблюдаемая сцена включает в себя неким фрагментом репродукцию сторонней (виртуальной – для реальной) сцены, со своими обстоятельствами освещения… Они выявляют …пластичность зрительной системы, …ее мобильную готовность иметь иерархию интерпретаций, опираясь на иерархически упорядоченную карту разбиения поля зрения на области независимого пространственного и цветового представления»[752]752
  Николаев П. П., Николаев Д. П. Модели константного зрительного восприятия. III. Спектральные и перцептивные инварианты в процедурах зрительной обработки // Сенсорные системы. Т. 11. 1997. Вып. 2. С. 187.


[Закрыть]. Таким образом, можно, по-видимому, говорить, применительно к исследуемой проблеме, о формировании своеобразных, уникальных геополитических и колонизационных паттернов, следов, образующих области независимых пространственных представлений, сегментирующих общую картину, и позволяющих нарабатывать механизмы смены альтернативных процедур интерпретации[753]753
  Там же.


[Закрыть]. И, наконец, принципиально важно декларировать научную автономию этих процедур, вне прямой зависимости от политической и культурной атмосферы эпохи, что хорошо коррелируется по аналогии с «откатом зоны важности» «в процессах зрительной обработки с фундаментальной «поправки на цвет источника» в область сервисных процедур сегментации»[754]754
  Там же. С. 199.


[Закрыть].

Итак, выделение и краткая характеристика стратегий репрезентации и интерпретации ИГО границ позволяют говорить о возможности создания стратегий управления подобными образами в интересах общества, его отдельных групп или определенного государства. Политика государства, каких-либо властных групп или структур может и должна включать в себя элементы управления и манипулирования теми или иными ИГО границ, важными для решения конкретных внешне-и внутриполитических задач. Структурирование, репрезентация и интерпретация таких ИГО границ должны быть целенаправленными действиями специализированных государственных и/или общественных организаций. Эти действия необходимо рассматривать как жизненно важные для расширения и укрепления политического и идеологического фундамента любых общества, цивилизации и государства.