Текст книги "Культура и пространство. Моделирование географических образов"

Социально-географические и экономико-географические образы в силу тесного переплетения социальной и экономической жизни обществ, можно назвать, в отдельных случаях, социально-экономико-географическими образами (СЭГО). СЭГО характеризуют в знаково-символьной форме особенности и закономерности социально-экономического развития определенных пространств. Такие образы могут быть репрезентированы и интерпретированы посредством каких-либо статистических показателей или географических названий экономических центров и коммуникаций. Так, СЭГО Западной Сибири может быть репрезентирован статистическими показателями и долей региона в добыче нефти и газа РФ, названиями крупнейших нефтегазовых месторождений и трубопроводов. Далее мы будем говорить преимущественно об экономико-географических образах (ЭГО), поскольку они, как правило, аккумулируют значительную часть социально-географических знаков и символов.

ЭГО территорий практически любого таксономического уровня могут быть иерархизированы на метауровне, обобщающем закономерности развития экономического пространства. ЭГО территории – это система наиболее устойчивых и целенаправленных пространственных представлений об ее экономике (экономико-географическое положение, специализация, отраслевая структура, структура занятости и доходов населения и т. д.). Каждая масштабная характеристика экономики территории может быть представлена какими-либо ЭГО, «сжимающими» информацию. Эти образы могут целенаправленно транслироваться как вовне, так и вовнутрь образно-географически осмысляемой территории.

Экономическое пространство в процессе развития самоорганизуется путем структурирования специфических экономико-географических образов, которые «аккумулируют» особенности экономико-географического «рельефа» различных территорий. Экономико-географический «рельеф» в данном случае – это как внутри-, так и межтерриториальная дифференциация по наиболее важным экономическим показателям развития. Следовательно, поле территориальных экономико-географических образов является результатом дистанционной «переработки» первичного экономического пространства[490]490
  Замятин Д. Н. Экономико-географические образы Центра и регионов // Российские регионы и центр: взаимодействие в экономическом пространстве. М.: ИГ РАН, 2000. С. 92–98.


[Закрыть]. Главная задача при этом – обеспечить наиболее рациональные процедуры означивания (семиотизации) и символизации[491]491
  См.: Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999; Пелипенко А. А., Яковенко И. Г. Культура как система. М.: Языки русской культуры, 1998.


[Закрыть] соответствующих экономико-географических образов. Другими словами, современная экономическая география в определенном смысле есть образная экономизация географического пространства.

В методологическом плане под ЭГО понимается система взаимосвязанных знаков, символов, характеристик, стереотипов каких-либо пространств или четко локализованных территорий, показывающих уровень и динамику их экономического развития, а также отраслевую, секторальную и территориальную структуры их экономики. В состав ЭГО входят образы крупнейших экономических центров рассматриваемой территории, образы ее отдельных подрайонов, а также внешние по отношению к данной территории топонимы (образы), символизирующие те или иные масштабные особенности развития экономики в целом.

Рассмотренная содержательная классификация ГО является открытой, поскольку в целях более детальных исследований могут быть выделены и новые классы (подклассы) ГО (например, демогеографические образы, или урбогеографические образы, и т. д.). Потенциально такая классификация имеет иерархическое строение.

Как инвариант описанной выше содержательной классификации ГО рассматривается классификация, включающая следующие классы: 1) геокультурные образы, 2) геоисторические образы, 3) геополитические образы и 4) геосоциальные и геоэкономические образы. В качестве основания для этого инварианта сохраняется специализация или идентификация образа, однако в структуре соответствующих классов образов происходят изменения: в ядре (центре) образа находятся по преимуществу культурные, исторические и т. д. особенности и закономерности развития объекта. Элементы, отражающие в большей степени географические (пространственные) аспекты развития, находятся, в основном, на периферии образа. Следовательно, главное различие здесь – в смысловом, содержательном акценте, который придается именно пространственным компонентам. На практике инварианты какой-либо содержательной классификации ГО могут, по мере необходимости, сосуществовать, совмещаться и взаимодействовать.

Геополитические образы (ГПО) и их моделирование являются одной из наиболее интересных и важных составных частей концепции моделирования географических образов[492]492
  Подробнее об этом см.: Замятин Д. Н. Моделирование географических образов: Пространство гуманитарной географии. Смоленск: Ойкумена, 1999; Цымбурский В. Л. Геополитика как мировидение и род занятий // Политические исследования. 1999. № 4. С. 19.


[Закрыть]. В силу своей особой динамичности, повышенной изменчивости и даже известной неустойчивости геополитические образы представляют собой естественный испытательный «полигон», на котором возможны эффективные научные исследования общих закономерностей динамики и трансформаций образно-географических систем. Геополитические образы можно определить как общественно наиболее значимые, максимально анаморфированные с точки зрения традиционного географического пространства и в то же время наиболее масштабные (то есть охватывающие очень значительные по площади территории и регионы Земли) географические образы.

В операциональном (прикладном) плане, ГПО – это структурированные с геопространственных позиций политические представления. Речь в данном случае идет о фактическом отождествлении определенного географического пространства с конкретной, проводимой кем-либо политикой. В методологическом плане, ГПО – это политический образ, становящийся более эффективным (с определенных политических, или политологических позиций) за счет активной имплантации в его структуру географических данных и представлений.

Закономерности формирования и развития структур и систем прикладных географических образов в геополитических исследованиях мезоуровня (ГПО страны). Геополитические исследования мезоуровня (как правило, это изучение страны или, иногда, крупного региона, включающего несколько стран) требуют также изучения долговременных и устойчивых ГПО страны, формирующихся в результате политических действий на международной и внутренней политических аренах. Образные геополитические исследования мезоуровня направлены, прежде всего, на выявление таких устойчивых ГПО (ключевых ГПО, или образов-архетипов), а также на анализ воздействия выявленных образов на международные отношения, межкультурные коммуникации, политические и экономические процессы. Помимо этого, важно выделение структур и систем ГПО страны для разработки и проведения эффективных политических переговоров, внешнеполитической государственной пропаганды, рекламных и PR-кампаний, привлечения инвестиций в экономику страны.

Геополитические образы России: динамика и системный анализ. Исследования геополитических образов России связаны с определенными сложностями, главными из которых являются следующие: 1) даже при серьезных колебаниях размеры территории государственного ядра России за последние 300 лет были столь обширны, что создание лишь одного-двух базовых геополитических образов или манипулирование ими в целях научного исследования практически невозможно; 2) внешняя политика Россия за этот же период отличалась своего рода «а-географич-ностью» – иначе говоря, учет преимуществ и недостатков геополитического положения России не был достаточно адекватным, что вело и к известной «недоношенности» ее стихийно или сознательно культивировавшихся геополитических образов; и 3) большинство находившихся в политическом и внешнеполитическом «обороте» до настоящего времени геополитических образов России (различных по генезису) по большей части лишь «спекулировало» или на очевидных физико-географических особенностях России, или на ее весьма поверхностной идеологической «упаковке» (дилеммы Европы и Азии, славянофильства и западничества, романо-германской и российско-православной цивилизаций, средневековая концепция «Москва – Третий Рим»[493]493
  См.: Синицына Н. Б. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV–XVI вв.). М.: Индрик, 1998.


[Закрыть], концепция евразийства[494]494
  Cм.: Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993; Мир России – Евразия: Антология / Сост. Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. М.: Высшая школа, 1995 и др.


[Закрыть]и т. д.)[495]495
  См. также: Геополитическое положение России: Представления и реальность / Под ред. В. А. Колосова. М.: Арт-Курьер, 2000.


[Закрыть]. Эти сложности не являются непреодолимыми, однако требуют выработки специфического подхода. Основа подобного подхода – одновременное моделирование нескольких наиболее явных и действенных геополитических образов страны в единой «связке», оконтуривание целостной страновой образно-геополитической системы и дальнейшая проработка ее возможных конфигураций и структур.

Образные модификации. Образ существует, как правило, в нескольких различных модификациях; это обязательное условие его существования и развития. Это целый первоначальный образный «веер», или «бриколаж» (по Леви-Стросу)[496]496
  Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Наука, Гл. ред. вост. лит., 1985.


[Закрыть]. Среди образных модификаций нет основной, базовой или главенствующей. Образные модификации – это сеть без каких-либо иерархий. Такая сеть по своей организации близка понятию корневой системы («ризомы») у французских постструктуралистов Ж. Делеза и Ф. Гваттари[497]497
  Deleuze G., Guattari F. Rhizome. Introduction. Paris, 1976.


[Закрыть]. Рассмотрим пример. Образ России должен иметь целый ряд, веер вариантов: Россия как европейская страна, часть Европы; как часть Азии, азиатская или восточная страна; как полупериферия Запада; как авангард Запада на крайнем востоке Европы; как пограничная (фронтирная) империя (Российская империя)[498]498
  Замятин Д. Н. Моделирование географических образов… С. 63. См. также: Флиер А. Я. Об исторической типологии российской цивилизации // Цивилизации и культуры. Вып. 1. Россия и Восток: цивилизационные отношения. М.: ИВ РАН, 1994. С. 94—116.


[Закрыть]. Веер подобных образов довольно четко выявляется в классическом стихотворении Александра Блока «Скифы» (см. 3.1.). Все эти модификации используются по мере надобности, в зависимости от целей, задач, обстоятельств – осознанно или неосознанно.

Динамика геополитических образов России связана в первую очередь не с известным «маятником» Европа – Азия (Запад – Восток), но прежде всего с расширением, экспансией самого образно-географического поля России, быстрым «захватом» все новых и новых потенциально ярких географических образов, которые требуют и соответствующей геополитической «огранки». Такая геополитическая «огранка» должна опираться на вновь создаваемые механизмы межкультурной и межцивилизационной адаптации[499]499
  См. также: Цымбурский В. Л. Россия – Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и ее геополитика. М.: Эдиториал УРСС, 2000.


[Закрыть]. Неудача при создании таких механизмов ведет к «бледности», очевидной образно-геополитической невыраженности части системы и, в конечном счете, к ее деградации. Например, подробный образно-геополитический анализ захвата Россией Средней Азии во второй половине XIX в. показал, что стремительная военная экспансия Российской империи в этом регионе и включение его в сферу внешне– и внутриполитических российских интересов не сопровождались четко артикулированными политическими и геополитическими образами, базировавшимися на геокультурном и геоэкономическом проникновении в Среднюю Азию[500]500
  См.: Замятин Д. Н. Моделирование геополитических ситуаций (На примере Центральной Азии во второй половине XIX века) // Политические исследования. 1998. № 2. С. 64–77. № 3. С. 133–147.


[Закрыть]. Чем более втягивалась Россия в Среднюю Азию, соперничая с Великобританией, тем более одномерным и реактивным становился ее геополитический образ – по преимуществу, «европейской державы»; механизмы межцивилизационной адаптации так, по существу, и не были обеспечены.

История образно-геополитической системы (систем) России включает в себя примеры детальной структурной проработки и конструирования удачных региональных геополитических образов. К подобного рода удачам следует отнести формирование геополитического образа Юга России[501]501
  См.: Морозова Е. В. Современная политическая культура Юга России // Политические исследования. 1998. № 6. С. 113–132.


[Закрыть], в меньшей степени – Сибири (до 1910-х гг.)[502]502
  См.: Ремнев А. В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX – начала XX веков. Омск: Омский ун-т, 1997; Восточносибирский регионализм: социокультурный, экономический, политический и международный аспекты. М.: МОНФ, 2001.


[Закрыть] и Дальнего Востока (до 1890-х гг.)[503]503
  См.: Замятин Д. Н. Историко-географические аспекты региональной политики и государственного управления в России // Регионология. 1999. № 1. С. 163–173.


[Закрыть]. Надежная и динамичная образно-геополитическая страновая система должна включать и внутренние геополитические образы отдельных крупных регионов страны и активно манипулировать ими. Целенаправленная геополитика – это, в известной мере, сбалансированность внешних и внутренних геополитических образов, рассматриваемых в едином образно-географическом поле. Поэтому, например, геополитические образы Сибири и Дальнего Востока конца XIX – начала XX вв. неотделимы в своей динамике от геополитических образов Маньчжурии и Монголии[504]504
  Cм.: Белов Е. А. Россия и Китай в начале XX века. Русско-китайские противоречия в 1911–1915 гг. М.: Ин-т востоковедения РАН, 1997; Он же. Россия и Монголия. М.: Ин-т востоковедения РАН, 1999.


[Закрыть].

Ключевые геополитические образы России и их использование во внешней политике современной России (1991–2001). Динамичная образно-геополитическая система страны является, как правило, аналогом неравновесной термодинамической системы, в которой кратковременные равновесные состояния сменяются закономерными периодами турбулентности и быстрых трансформаций. По сути дела, страновая образно-геополитическая система – это арена столкновения, борьбы и взаимодействия порой довольно различных и разнородных геополитических образов, имеющих под собой иногда и разные геокультурные фундаменты. Геополитические и геокультурные образы одной и той же страны на протяжении исторической эпохи, достаточно длительного исторического времени могут вступать между собой в известное противоречие[505]505
  См.: Грузински С. Колонизация и война образов в колониальной и современной Мексике // Международный журнал социальных наук. 1993. № 1. Америка: 1492–1992. С. 65–85.


[Закрыть], но именно эта разветвленная «цепочка» и позволяет осознать образно-геополитические страновые системы как динамичные геоисторические протяженности, «длительности» по Фернану Броделю. Системные исследования геополитических образов России обязательно должны учитывать подобную «длительность», естественно «переваривающую» их противоречивость и неоднозначность.

Следует сразу отметить, что ключевые ГПО характеризуются наиболее целенаправленными геопространственными представлениями и наиболее мощными используемыми территориальными и страновыми символами и знаками.

Теперь определим, в достаточно сжатой формулировке, понятие ключевого ГПО. Ключевой ГПО – это образ, оказывающий решающее и долговременное влияние на структурирование остальных ГПО, а также формирующий и в значительной степени скрепляющий общее образно-геополитическое пространство (пространство ГПО).

Перейдем к характеристике ключевых ГПО России, сложившихся в течение длительного времени – по крайней мере, в пределах II тысячелетия н. э.

Первый из них – т. н. «остров Россия», впервые выделенный и подробно описанный В. Л. Цымбурским как устойчивый архетип геополитического развития России[506]506
  Цымбурский В. Л. Остров Россия (Перспективы российской геополитики) // Политические исследования. 1993. № 5. С. 6—24; Ильин М. В. Проблемы формирования «острова России» и контуры его внутренней геополитики // Вестник МГУ. Сер. 12. Политические науки. 1995. № 1. С. 37–53.


[Закрыть]. В связи с этим мы не будем подробно останавливаться на его характеристике – укажем только, что этот ГПО во многом базируется на этнокультурных, цивилизационных и языковых особенностях развития Древней Руси и средневековой России, предопределивших аутентичность самого образа[507]507
  Цымбурский В.Л. «От великого острова Русии…» (К прасимволу российской цивилизации) // Политические исследования. 1997. № 6. С. 34–57.


[Закрыть].

Следующий ключевой ГПО – это Россия-Евразия, детально раскрытый и проработанный в рамках концепции евразийства в 1920– 1930-х гг.[508]508
  См., в первую очередь: Савицкий П. Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997.


[Закрыть] Здесь был сделан важный переход за рамки традиционных геополитических возможностей России. По сути, используя историкогеографические основания, евразийцы создали мощный геополитический образ, потенциально позволяющий разрабатывать достаточно масштабные и разнообразные геостратегии.

Несколько ранее был осознан и транслирован вовне другой ключевой ГПО – Россия-и-Европа, или Россия как Европа[509]509
  Зимин А. И. Европоцентризм и русское культурно-историческое самосознание. М.: Изд-во Литературного института им. А. М. Горького, 2000.


[Закрыть]. Если в историософском плане этот образ был проработан в основном уже в XIX в., то в политическом и культурном смысле понимание России как, в первую очередь, европейской страны и державы, было заложено, по преимуществу, в XVII–XVIII вв. Очень важно отметить, что Россия воспринималась и воспринимается во многом как маргинальная, пограничная, фронтирная страна Европы, во многом схожая, например, с Испанией – прежде всего, конечно, на историко-культурных основаниях. В более широком контексте российская и латиноамериканская (ибероамериканская) цивилизации типологически относятся к пограничным[510]510
  Семенов С. Ибероамериканская и восточно-евразийская общности как пограничные культуры // Общественные науки и современность. 1994. № 2. С. 159–170; Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия / Сост., ред. и вступ. ст. Б. С. Ерасов. М.: Аспект Пресс, 1998.


[Закрыть].

Также на цивилизационной основе выделяется следующий ключевой ГПО – Византия. В данном случае его происхождение очевидно: Россия входила в византийский культурный круг; российскую цивилизацию можно также назвать и византийско-православной[511]511
  Оболенский Д. Византийское Содружество Наций. Шесть византийских портретов. М.: Янус-К, 1998.


[Закрыть]. Очевидно, что ГПО Византии играл немалую роль в формировании внешней политики России XVIII – начала XX вв., включая «Греческий проект» Екатерины II[512]512
  Зорин А. Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII – первой трети XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2001; также: Елисеева О. И. Геополитические проекты Г. А. Потемкина. М.: Ин-т российской истории РАН, 2000.


[Закрыть] и планы захвата Константинополя в первую мировую войну.

С ГПО Византии тесно связаны такие «сконструированные» ключевые ГПО России, как Скандовизантия (термин принадлежит академику Д. С. Лихачеву) и, возможно, менее значимый, Славотюркика (термин принадлежит Г. С. Лебедеву)[513]513
  Лебедев Г. С. «Скандовизантия» и «Славотюркика» как культурно-географические факторы становления Руси // Русская литература. 1995. № 3. С. 30–41.


[Закрыть]. Здесь мы имеем дело с феноменом интенсивного международного политического и культурного взаимодействия в течение нескольких веков на территории современной России, что, несомненно, существенно повлияло на ее геополитическое самоопределение и развитие. Образ-архетип по отношению к этим ГПО – это, конечно, «мост», или, «страна-мост». В то же время, благодаря выделению этих ГПО, можно достаточно четко зафиксировать главные векторы политико-культурного влияния, действовавшие на территории современной России.

Среди ключевых ГПО России также – Восточная Европа[514]514
  Cм.: «Особая папка НГ» № 3. Приложение к «Независимой газете». 1999. 25 августа; также: Игрицкий Ю. И. Восточноевропейское цивилизационное пространство в XXI в. // Европа на пороге XXI в.: ренессанс или упадок? М.: ИНИОН РАН, 1998. С. 179–191.


[Закрыть]. Несомненно, само понятие и образ Восточной Европы неоднократно менялись на протяжении, особенно, XX столетия, включая, порой, совершенно различные страны и страновые и региональные образы. Однако, несмотря на всю расплывчатость и изменчивость этого ГПО, он оказал и продолжает оказывать сильное влияние на формирование внешнеполитического имиджа России. Историческая память здесь используется напрямую, поскольку и Киевская Русь, и Московское государство XVI–XVII вв. достаточно ясно осознавали свое геополитическое положение в рамках Восточной Европы.

В состав ключевых ГПО России входит и Украина, хотя он, в значительной степени, пересекается с самим образом России (если рассматривать его как систему взаимосвязанных геоисторических, геокультурных и геополитических образов). Серьезное отличие от предыдущих ключевых ГПО состоит в том, что Украина, очевидно, является структурным ГПО и оказывает непосредственное влияние на весь механизм деятельности и функционирования ключевых ГПО России. Основания для подобной характеристики – в тесно переплетающихся политических историях и политических географиях России и Украины, зачастую составлявших фактически единое целое (от истории вхождения территории Украины в состав России до создания украинского государства в результате распада СССР)[515]515
  Ильин М. В. Этапы становления внутренней геополитики России и Украины // Политические исследования. 1998. № 3. С. 82–95; Колосов В. А. «Примордиализм» и современное национально-государственное строительство // Там же. С. 95—107; Дергачев А. Украина в современных геополитических преобразованиях // Там же. С. 124–133; Апология Украины / Сб. статей; Ред. – сост. И. Булкина. М.: Модест Колеров и «Три квадрата», 2002 и др.


[Закрыть]. В конечном счете, ГПО Украины во многом определяет соотношения различных ГПО России, их взаимную дислокацию и размещение в образном геополитическом пространстве.

Структура и организация образного геополитического пространства России связана, прежде всего, с характером использования ключевых ГПО во внешней политике современной России. Рассмотрим этот процесс более подробно.

Геополитические образы во внешней политике России (1991–2001). В рамках метагеополитического пространства рассмотрим использование ключевых ГПО во внешней политике современной России (1991–2001).

«Остров Россия». Этот ГПО использовался в первый год президентства В. В. Путина очень интенсивно. Начался процесс постепенного отстранения от геополитических моделей, господствовавших во внешней политике России в 1990-х гг., и создания автономного геополитического пространства. Явными попытками расширить геополитическое пространство (или восстановить контуры старого) были визиты В. В. Путина на Кубу и в КНДР. Использование старых геополитических «запасов» сочеталось здесь с геополитической поддержкой таких же «островов» – дублеров – Белоруссии и, частично, Украины. Началось культивирование и внешних, пока не очень заметных геополитических «анклавов» России – это Иран и, в меньшей степени, Ирак.

Россия-Евразия. Данный ключевой ГПО наиболее явно использовался в период премьерства Е. М. Примакова, о чем хорошо свидетельствуют его визиты в КНР и Индию. Попытка сформировать евразийский «треугольник» была вполне очевидно направлена против США и НАТО. Однако, в известной степени, мы наблюдаем здесь лишь подобие образа «Россия-Евразия», поскольку образ самой России не в состоянии заместить очень хорошо фундированные в цивилизационном отношении образы Индии и Китая. В данном случае речь может идти лишь о частичном использовании образа «Россия-Евразия».

Гораздо эффективнее использовался этот образ в Центральной Азии, где Россия оказывала политическую, военную и экономическую помощь постсоветским государствам – Казахстану, Таджикистану, Кыргызстану и, в меньшей степени, Узбекистану. Очевидно, что образ «Россия-Евразия» использовался на дальних рубежах России, будучи своего рода геополитическим «фронтиром». Следует, однако, отметить, что все же в основе данного образа – образ России как европейской страны[516]516
  См. также об оперировании России образами европейской и азиатской держав во внешней политике второй половины XIX в.: Замятин Д. Н. Моделирование геополитических ситуаций (На примере Центральной Азии во второй половине XIX века) // Политические исследования. 1998. № 2. С. 72–74.


[Закрыть]. Используя ГПО «Россия-Евразия» в своей внешней политике, современная Россия вынуждена постоянно оппонировать США; по сути, США являются внешней «упаковкой» этого образа. В зону влияния этого ГПО входят также Закавказье и даже часть самой России – Северный Кавказ. Фактически саму зону влияния образа «Россия-Евразия» можно отобразить и на обычной политической карте Евразии.

Россия-и-Европа. На протяжении 1990-х гг. происходило расставание с внешнеполитическими иллюзиями и эйфорией по поводу вхождения России в Европу. Претворение на практике идей создания единого европейского «дома» и Европы от Атлантики до Урала, озвучивавшихся Миттераном, Колем и Ельциным, теперь отнесено на отдаленное будущее. В метагеополитическом пространстве Россия постепенно отдалилась от Европы, однако сами образные расстояния стали более точными, выверенными и надежными во внешнеполитическом смысле. Учитывая Чечню, Европа стала значительно более «осторожной». В рамках проекта сотрудничества ЕС и России «Северное измерение» можно говорить к концу 1990-гг. скорее об образе Россия-и-Северная Европа, который, фактически, является более точным и формирует ядро ГПО Россия-и-Европа в целом.

Конфликт в Косово в 1999 г. показал, что Россия внешнеполитически рассматривается как недо-Европа, или пара-Европа, причем этот взгляд доминирует, явно или неявно, с обеих сторон – и России, и Европы. В известном смысле СССР был в гораздо большей степени европейской страной, и в его внешней политике ГПО Россия-и-Европа, действительно, играл одну из ключевых ролей. Большинство «советских» внешнеполитических представлений о Европе на протяжении 1990-х гг. оказалось практически «заморожено». Репрезентирование ГПО Россия-и-Европа к 2001 г. было достаточно маргинальным и связано, в основном, с «точечной акупунктурой» Совета Европы (права человека, свобода слова и СМИ) и деятельностью России в рамках ОБСЕ. В настоящее время сам образ претерпел вполне логичное «сжатие», которое верно отражает сложившуюся внешнеполитическую ситуацию.

Византия. В начале 1990-х гг. это был, фактически, застывший или «замороженный» образ. Однако во время конфликта в Косово 1999 г. он довольно быстро «ожил», не только в настроениях российского общества (это было еще и в первой половине 1990-х гг., во время войны в Боснии), но, главное, на государственном уровне. Войны в Боснии и Хорватии как бы разогрели сам образ, придали ему первоначальный энергетический импульс: немногочисленные военные добровольцы из России уходили воевать за единоверцев; православие воспринималось как синоним общих византийско-православных корней. ГПО Византии так или иначе достаточно интенсивно использовался в период премьерства Е. М. Примакова, позднее он продолжал использоваться министром иностранных дел И. Ивановым.

После падения режима С. Милошевича в Югославии этот ГПО стал более локальным, частично скрытым; акценты во внешней политике России по отношению к Югославии были перенесены на экономические аспекты. Устойчивый антизападный «привкус» образа Византии в новой геополитической ситуации был нежелателен, сам образ вновь отошел на второй план. Активизация данного образа вполне возможна в будущем, вероятно, в связке с ГПО Восточной Европы. Его использование возможно также и в Закавказье – в Грузии и Армении, хотя здесь необходимо учитывать устойчивые историко-географические образы взаимодействия закавказских цивилизаций с византийской (элемент исторического соперничества и противоборства)[517]517
  См., например: Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-византийская контактная зона (X–XI вв). Результаты взаимодействия культур. М.: Наука; Восточная литература, 1994.


[Закрыть].

Скандовизантия и Славотюркика. Это во многом смешанные, гибридные образы. Во внешней политике России 1991–2001 гг. они практически не использовались. Использование их целесообразно по всей западной границе России, в общении с ближайшими западными соседями. Наиболее важно их использование, конечно, в отношениях со странами Скандинавии. Возможно, эти образы стоит также использовать во внутренней геополитике и региональной политике современной России. Можно даже сказать, что ГПО Скандовизантии и Славотюркики – это образы «внутренней» внешней политики, направленной на большее сплочение регионов-субъектов РФ (своего рода аналог «cohesion policy», применяемой в странах ЕС[518]518
  Бусыгина И. М. Региональная политика Европейского союза на рубеже веков: новые тенденции и вызовы // Европа на пороге XXI века: ренессанс или упадок? М.: ИНИОН РАН, 1998. С. 112.


[Закрыть]).

Восточная Европа. Этот образ до сих пор практически игнорировался во внешней политике современной России. Он был провален из-за чрезмерного и несбалансированного развития образа Европы в целом, что фактически означало развитие, прежде всего, образов Западной Европы, ЕС и, частично, НАТО. Произошло внешнеполитическое отождествление этих ГПО; образ Восточной Европы (Центрально-Восточной Европы) выпал из этого ряда. По всей видимости, именно его надо активно развивать и культивировать как автохтонный и оригинальный ГПО для России. Сам образ во многом пересекается с образом Византии. Необходимо всячески артикулировать ГПО Восточной Европы в отношениях с Белоруссией, Украиной и Молдовой. В перспективе ГПО самой России может рассматриваться как ядро ГПО Восточной Европы.

Украина. Этот ГПО фактически находится и сосуществует в одном образном пространстве с ГПО России. Это сосуществование на протяжении 1990-х гг. было явно не эффективным. В общем внешнеполитическом поле обоих государств шла довольно неплодотворная борьба за образы Европы, Византии и даже Евразии. Во внешней политике России ГПО Украины продолжал оставаться, по сути, дублером ГПО самой России, его малой копией; продолжал эксплуатироваться инерционный образ Украины как младшей сестры или младшего родственника, что в современной геополитической ситуации внешнеполитически не продуктивно[519]519
  См. также: Окара А. В поисках имперской перспективы: Суждено ли Киеву стать новым центром поствизантийской цивилизации // Содружество НГ. Приложение к «Независимой газете». 2000. № 9 (31). 25 октября. С. 9, 14.


[Закрыть].

Очевидный факт: сам ГПО Украины активно используется, но его конфигурация и структуры не эффективны. Его необходимо детально продумать и максимально усложнить, ибо он очень важен для внешней политики современной России. Здесь надо, в первую очередь, «привязать» ГПО Украины к ГПО Восточной Европы. ГПО Украины должен быть действительно представлен как ключевой ГПО для России. С точки зрения функциональной структуры образа Украины, следует представить Украину как посредника, «мост» – между Россией и Центральной Европой, между Россией и Ближним и Средним Востоком и, тем самым, более тесно привязать этот образ к ГПО России. Технологически сам процесс детального структурирования ГПО Украины может сопровождаться также формированием более мелких промежуточных образов – таких, как Днепр, Дикое Поле, Причерноморье – входящих в общий образный «арсенал» обоих государств. В дополнение к этому надо актуализировать и такие важные историко-географические образы, как Киевская Русь, Древняя Русь, Запорожская Сечь, Малороссия и т. д. – естественно, в позитивном внешнеполитическом контексте для России.

Закономерности динамики геополитических образов современной России (1991–2001) и ведущие образы российских политик мирового развития. Прежде, чем говорить о закономерностях динамики ГПО современной России, необходимо определить: в какой форме предварительно репрезентировать систему ее ключевых образов?

По всей видимости, это должна быть карта образно-географического пространства (тип карты), конкретизированная как карта ГПО во внешней политике современной России (вид, или подтип карты). Необходимо структурировать это образно-географическое пространство, разделив его предварительно на ядро и периферию. В центре карты ГПО России – наиболее прочные, устойчивые и фундированные образы Европы и Евразии, в значительной степени пересекающиеся и взаимодействующие между собой. В первую ближнюю упаковку, или оболочку ядра (центра) карты (ближняя периферия) входят образы Украины и Восточной Европы. Это сфера образной актуализации, крайне важной для развития ключевых ГПО России в целом. Во вторую упаковку (дальняя периферия) входят образы Византии, Скандовизантии и Славотюркики, составляющие историко-географическую основу карты.

Следует сразу отметить, что подобное структурирование карты ГПО России на практике пока отсутствует, поскольку использование ГПО во внешней политике России в настоящее время довольно эпизодично, поверхностно и несистемно; сами образы при этом практически слабо связаны и не взаимодействуют друг с другом. Однако, самое главное: есть реальные основания для создания и эффективного использования предложенной нами (естественно, в общих чертах) карты ГПО России во внешней политике страны в современной геополитической ситуации.

Эти реальные основания можно артикулировать как закономерности динамики ГПО современной России, и в то же время как перспективные направления формирования метагеополитического пространства России. Итак, рассмотрим их по порядку.

1) Актуализация историко-географической основы ГПО во внешней политике России. Должна быть осознана преемственность политического и геополитического развития страны в связи с ее внешней политикой. Эта преемственность может осознаваться постепенно; она связана, в первую очередь, с актуализацией геоидеологического наследия евразийцев.

2) Расширение концептуальной базы для формирования ГПО современной России. Здесь необходимо, прежде всего, осмыслить роль и значение географического пространства России и его образов в связи с ее политическим развитием, опираясь, возможно, на различные историософские, геософские и философские исследования.

3) Увеличение содержательности самих ГПО современной России, а также содержательности их взаимосвязей. Активное манипулирование (оперирование) ключевыми ГПО во внешней политике должно базироваться на наполнении их реальным содержанием. Расширение НАТО на восток и противодействие России этому процессу показали исключительную важность данного элемента (сегмента) внешней политики. Активное оперирование содержательными и эффективными ГПО во внешней политике должно рассматриваться как продуктивный способ реализации того или иного внешнеполитического курса страны.

Итак, в результате изучения формирования и развития систем прикладных ГО в геополитических исследованиях мезоуровня (ГПО страны) можно сформулировать следующие закономерности: 1) для понимания развития систем ГПО страны необходимо выявление и исследование контекстов мирового развития, актуальных для данных и систем; 2) в основе формирования и развития систем ГПО страны лежит несколько ключевых ГПО, складывающихся в течение длительного времени и участвующих в большинстве возможных системных конфигураций ГПО страны; некоторые из ключевых ГПО страны можно отнести к образам-архетипам – наиболее долговременным ГО, инварианты которых могут существовать в рамках различных классов ГО; 3) в содержательном плане выявленные системы ГПО страны периодически трансформируются, как правило, в конкурентноспособные (страновые) образы мирового развития, сталкивающиеся и взаимодействующие в образно-географическом пространстве с другими аналогичными образами.