Текст книги "Культура и пространство. Моделирование географических образов"

История развития геополитики неоднократно подробно изложена и проанализирована. С критических позиций рассмотрены корни геополитики. Не подлежит сомнению генеральное разделение истории современной геополитики на два главных этапа: классический период (конец XIX в. – 1960-е гг.) и новый период, начавшийся уже в 1970-х гг.[768]768
  Parker G. Op. cit. P. 10–26.


[Закрыть] Новый период можно условно назвать «новой волной», поскольку его начало было связано с развитием и расширением прежде всего философских и методологических оснований геополитики. При этом следует учитывать, что геополитика в ходе своего развития воспользовалась как классической методологией естественных и общественных наук XIX в. (классический позитивизм), так и философией и методологией эпохи Просвещения (классический рационализм).

Здесь, однако, преследуется несколько иная задача, а именно – проследить и исследовать мегатренды содержательного развития в истории геополитики. Эта задача ставится на методологическом уровне, что позволяет осуществить максимальную концентрацию содержания искомых мегатрендов. Главные содержательные изменения происходят по преимуществу на метауровне.

Дадим определение мегатрендов содержательного развития. Под мегатрендами содержательного развития какого-либо явления, предмета, объекта или субъекта понимаются особенности и закономерности их содержательной эволюции, взятые в их широком, или расширительном, аспекте (значении). Иначе говоря, крайне важно оценить подобные особенности и закономерности в их значении для пограничных (смежных) субъектов, объектов, областей и полей деятельности.

Теперь попытаемся выделить, осмыслить и каким-либо образом маркировать мегатренды содержательного развития в истории геополитики.

Первый выделяемый нами мегатренд – это постоянно прослеживаемое в геоисторическом и историко-географическом контексте осмысление геополитической роли Евразии. Данный тренд говорит также одновременно и о концептуальной базе самой геополитики, о прямой связи геополитики с традициями географической истории. Первостепенная роль Евразии в мировой истории несомненна. Мы наблюдаем прямую экстраполяцию и влияние исторической роли Евразии на основные геополитические модели, созданные в XX в.[769]769
  Весьма показателен в связи с этим один из последних примеров: Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 1998.


[Закрыть] Очевидность подобного утверждения, тем не менее, связана с известным, хотя и скрытым основанием всей геополитики. Концептуальный mainstream геополитики предполагает, как правило, существование некоего единого возможного геополитического центра всего мира, локализуемого в традиционных географических координатах. В связи с этим во всех классических геополитических моделях предполагается самой собой разумеющейся борьба за обладание выделяемым так или иначе геополитическим центром мира[770]770
  Agnew J., Corbridge S. Op. cit. P. 13–26.


[Закрыть]. Это устойчивое и базовое содержательное представление. Здесь вполне очевидна связь с также классическим географическим (историко-географическим) детерминизмом, сменяемым позднее или используемым параллельно географическим поссибилизмом[771]771
  Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991.


[Закрыть].

Второй мегатренд содержательного развития в истории геополитики формулируется так: фиксация постоянной, структурно сложной борьбы за оптимизацию территории и пространства государства, причем политические и государственные границы для геополитики крайне важны[772]772
  Прохоренко И. Понятие границы в современной геополитике // Геополитика: теория и практика. М.: ИМЭМО, 1993. С. 76—101; Лурье С., Казарян Л. Принципы организации геополитического пространства // Общественные науки и современность. 1994. № 4. С. 85–97; Миттерауэр М. Исторические структурные границы в Восточной Европе // НГ-Сценарии. 1999. № 2. С. 6 и др.


[Закрыть]. Наблюдается сильная концептуализация понятия границы, и геополитика в значительной степени занимается историей границ различных порядков, всячески используя образы границ, пограничья, фронтира и т. д. В методологическом отношении геополитика занимается здесь уже борьбой географических образов – прежде всего образов границ, конструируемых и проецируемых вовне различными источниками политической силы и власти (см. также 4.5.)[773]773
  См., например: Peckham R. S. Between East and West: the border writing of Yeoryios Vizyinos // Ecumene. 1996. 3 (2). P. 167–187.


[Закрыть]. Неслучаен концептуальный успех теории фронтира американского историка Ф. Дж. Тернера, фактически экстраполированной в область геополитики и обретшей, по сути, «второе дыхание»[774]774
  Дашкевич Я. Р. Большая граница Украины. (Этнический барьер или этноконтактная зона) // Этноконтактные зоны в Европейской части СССР (география, динамика, методы изучения). М.: Московский филиал Географического общества СССР, 1989. С. 7—21; Баррет Томас М. Линии неопределенности: северокавказский «фронтир» России // Американская русистика. Вехи историографии. Имперский период. Самара: Самарский университет, 2000. С. 163–195; Livingstone D. N., Harrison R. T. The frontier: metaphor, myth and model // Professional Geographer, 1980. № 32. P. 127–132; Shaw D. J. B. Southern Frontiers of Muscovy, 1550–1700 // Studies in Russian Historical Geography / Bater J. N., French R. A. (eds.). L., 1983. P. 117–142.


[Закрыть].

Концепт границы оказывается потенциалом содержательного расширения для геополитики в целом. Благодаря этому концепту геополитика как бы выплескивается, растекается за пределы ее первоначально сформулированных целей. Нелишне однако вспомнить, что концепция «естественных границ» государства, использовавшаяся уже на заре Нового Времени многими государствами Европы, стала одним из основных содержательных источников геополитики[775]775
  Cм. особенно: Бродель Ф. Что такое Франция? Книга 1. Пространство и история. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1994. С. 279–284.


[Закрыть]. Отметим, тем не менее, другое важное методологическое обстоятельство: проблема политических границ и концепт границы как таковой стали «спусковым крючком», приведение в действие которого послужило началом когнитивной экспансии геополитики в смежные области знания. К таким смежным областям знания относятся, в первую очередь, теория цивилизаций (цивилизационного развития)[776]776
  См.: Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия / Сост., ред. и вступ. ст. Б. С. Ерасов. М.: Аспект Пресс, 1998; Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс, 1999. В современной отечественной геополитике можно уже говорить о концептуально существующей геополитике цивилизаций: Цымбурский В. Л. Россия – Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и ее геополитика. М.: Эдиториал УРСС, 2000.


[Закрыть] и геоистория[777]777
  Бродель Ф. Указ. соч; Он же. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986. Т. 2. Игры обмена. М.: Прогресс, 1988. Т. 3. Время мира. М.: Прогресс, 1992.


[Закрыть].

В методологическом смысле геополитика сравнительно рано начала заниматься содержательным «присвоением» цивилизационных и геоисторических (в широком смысле) концепций. В конце XX в. стало ясно, что вполне своими, геополитическими авторами стали такие исследователи, как А. Тойнби[778]778
  См.: Тойнби А. Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991.


[Закрыть], Ф. Бродель и И. Валлерстайн[779]779
  Wallerstain J. The politic of world-economy. Paris: Maison de Sci. de l'Homme, 1984.


[Закрыть]. Характерно, что сама геополитика при этом концептуально стала как бы клонироваться, выделяя из себя своего рода «близнецов» – таких, как геоэкономика[780]780
  См., например: Жан К., Савона П. Геоэкономика. Господство экономического пространства. М.: Ad marginem, 1997; Неклесса А. И. Конец эпохи Большого Модерна. М.: Ин-т экономических стратегий, 1999; Кочетов Э. Г. Геоэкономика (Освоение мирового экономического пространства). М.: Изд-во БЕК, 1999 и др.


[Закрыть], геоэкономическая политика[781]781
  Лапкин В. В., Пантин В. И. Геоэкономическая политика: предмет и понятие // Политические исследования. 1999. № 4. С. 42–60.


[Закрыть] и геокультура (см. главу 1, 1.5.). Заметно также активное «переплетение» геополитики с проблемами геоэкономической истории. Каков наблюдаемый эффект такой когнитивной экспансии?

Геополитика в целом – и та, что по-прежнему оперирует классическими геополитическими категориями, сформировавшимися в первой половине XX в., и та, что фактически полностью «обновила» свой методологический и понятийный аппарат – стала постепенно использовать все более «мягкие» трактовки понятия географического пространства. Эти трактовки стали более разнообразными, более дистанцированными и менее брутальными. В геополитике очевидно образное отдаление географического пространства и его эффективная рационализация путем конструирования специфических и целенаправленных географических образов. В этом же ряду стоит изменившееся отношение к традиционной политической карте, которая в большинстве современных геополитических штудий уже не выглядит предметом недостаточно отрефлексированных рассуждений (весьма характерных для геополитических работ первой половины XX в.).

Третий мегатренд содержательного развития в истории геополитики логически связан с предыдущим. Он заключается в поиске наиболее удобных, наиболее «обтекаемых» и наиболее экономичных масштабных географических образов мира. Явный пример такого рода – это, конечно, панрегионы Карла Хаусхофера, которые, по сути, уже представляют собой композитные, или гибридные географические образы мира. Особенно «красив» в методологическом отношении образ Евроафрики, использовавшийся неоднократно в дальнейшем развитии геополитической мысли.

Суть дела – в разработке специальных методологических операций и процедур методологического подъема над географической картой, а также специфических более операциональных в содержательном геополитическом смысле географических карт. Происходит трансформация географического пространства Модерна, или Нового времени. Географическое пространство в геополитике становится принципиально другим, оно как бы более крупное, более «зернистое». Евразия в геополитике – это, конечно, совсем другой образ, нежели Евразия в физической, экономической и/или культурной географии; то же относится, конечно, и к Европе[782]782
  См., например: Ильин М. В. Формирование и контуры внутренней геополитики Европы в двойной системе Евразия – Европа // Вестник МГУ. Серия 12. Политические науки. 1999. № 6. С. 60–77.


[Закрыть].

Геополитике присуща глобальность, масштабность самого «взгляда» на предмет исследования; она обладает особой методологической «оптикой». Геополитическое пространство максимально насыщено в образном, смысловом, концептуальном отношении. Геополитика проводит тотальную политизацию географического пространства, что чрезвычайно важно и полезно для понимания самого феномена пространства. Такая политизация географического пространства является, по сути, и средством, и методом, и целью геополитики. Этот процесс можно представить как постоянное смещение, изменение ориентации, географического положения самого географического пространства.

Формулирование основных образно-географических стратегий в геополитике базируется на понимании геополитики как проектной образно-географической деятельности. Геополитика как проектная образно-географическая деятельность выглядит наиболее естественно и привлекательно. В данном контексте геополитику надо определить как моделирование географических образов ключевых в политическом отношении стран, районов, регионов и территорий; при этом вновь создаваемые образы (знаки, символы, стереотипы) изменяют сами траектории политического восприятия определенных стран и регионов. В ходе подобного моделирования образы создаются как бы с большим запасом; они изначально «доминируют» над собственным территориальным субстратом, превосходя его по когнитивной, предполагавшейся первоначально, мощи. Речь идет о создании географических образов, которые способны трансформировать реальную политическую карту и, фактически, управлять ей.

В самом общем виде выделяются три типа основных образно-географических стратегий в геополитике. Первый тип – это представление какой-либо деятельности (политической, политизированной, близкой к политике, представимой как политика) как геополитической. Внесение образно-географического компонента в анализ деятельности, в которой географические аспекты имеют второстепенное значение, ведет к созданию новых контекстов решения традиционных для этой деятельности задач и вопросов. Лучший пример здесь – представление внешней политики какого-либо государства как геополитики.

Второй тип образно-географической стратегии в геополитике – это максимальное использование возможностей того или иного естественного и/или искусственного языка (русского, английского, французского; картографического, художественного, аллегорического и т. д.) для интерпретации традиционных (классических) геополитических понятий и образов. Сам язык по аналогии может быть представлен как геополитическое явление (геополитический феномен). Здесь уже можно говорить о геополитике языка, которая как бы диктует те или иные геополитические трактовки и решения.

Наконец, третий тип образно-географической стратегий в геополитике – это конструирование метагеополитического пространства (мета-пространства), состоящего из наиболее общих (обобщенных) образов-архетипов, имеющих то или иное отношение (прямое или косвенное) к геополитике. Создание такого метапространства позволяет предвидеть большинство вновь возникающих геополитических ситуаций и управлять их развитием с помощью быстро модифицируемых образов-архетипов. Такой тип стратегий можно назвать геополитикой образов; он тесно связан с геополитикой языка, формирующей базовое образно-географическое поле для конструирования метапространства.

Рассмотрим далее, в сжатом виде, эти стратегии.

Первый тип стратегий: пример внешнеполитической деятельности как геополитики. Интенсивные процессы глобализации, быстро развивающиеся в современном мире[783]783
  См.: Pro et Contra. Осень 1999. Т. 4, № 4. Проблемы глобализации; также: Неклесса А. И. Конец эпохи Большого Модерна. М.: Ин-т экономических стратегий, 1999; Он же. Проект «Глобализация»: глобальные стратегии в предверии новой эры // Навигут (Научный Альманах Высоких Гуманитарных Технологий). Приложение к журналу «Безопасность Евразии». 1999. № 1. С. 100–146 (там же см. обширную библиографию по теме); Чешков М. Глобальный контекст постсоветской России. Очерки теории и методологии мироцелостности. М.: Московский общественный научный фонд, 1999; Лебедева М. М., Мельвиль А. Ю. «Переходный возраст» современного мира // Международная жизнь. 1999. № 10. С. 76–84; Иноземцев В. Л. Расколотая цивилизация. М.: Academia – Наука, 1999; Appadurai A. Modernity at Large. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1996; Culture, Globalization and the World-System. Contemporary Conditions for the Representation of Identity / Ed. by A. D. King. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1997; Tomlinson J. Globalization and Culture. Chicago: The University of Chicago Press, 1999 и др.


[Закрыть], требуют и новой, нетрадиционной геополитики. Суть современных геополитических подходов к проблемам внешней политики и безопасности – это целенаправленное конструирование и моделирование страновых и региональных геополитических образов. Современные международные отношения представляют собой во многом поле борьбы наиболее мощных и ярких геополитических образов – стран, регионов, политических и военных блоков. Создается новое глобальное геополитическое пространство, в котором пересекаются, взаимодействуют, борются постоянно изменяющиеся ключевые геополитические образы мира. Наиболее эффективные из этих образов порождают свои геополитические контексты, свои образные зоны влияния и вспомогательные, буферные геополитические образы.

Плодотворное направление анализа внешнеполитических проблем – это представление внешней политики как геополитики. Здесь происходит не только приращение и обогащение внешнеполитического анализа геополитическими сюжетами и интерпретациями, но и прямое внедрение геопространственных реалий и концептов в его «ткань». Конкретное географическое/геополитическое пространство – естественная упаковка внешнеполитических проблем и определенных международных отношений. Детально структурированные образы пространства позволяют более рационально политически мыслить; экономить саму политическую мысль.

В связи с этим надо говорить и о новых трактовках проблем безопасности: они должны рассматриваться не только с политической, экономической, культурной точек зрения, но и с позиций геополитической, геоэкономической, геокультурной безопасности. Происходит расширение пространственного контекста этих проблем; в рамках новых трактовок необходим их взаимоувязанный анализ в географическом пространстве, объединяющем Россию и соседние государства. Системы и сочетания государств, политические и экономические блоки подвергаются геопространственному анализу с точки зрения безопасности нашего государства.

Второй тип стратегий: геополитика языка. Структуры понимания фундаментальных геополитических образов (Евразия, Европа, харт-лэнд, лимитроф, пространство и т. д.) зависят от различных исторических, культурных, идеологических контекстов, развитие которых прямо связано с динамикой определенного языка. В то же время сам язык в процессе своего развития может диктовать те или иные стратегии понимания различных контекстов[784]784
  См.: Кубрякова Е. С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) // Изв. АН. Серия литературы и языка. 1997. Т. 56. № 3. С. 22–32.


[Закрыть]. Иначе говоря, язык может иметь свою геополитику, интерпретирующую те или иные пространства, территории и регионы.

Взаимосвязь конкретного пространства и геополитических языковых стратегий может проявляться посредством различного рода текстов – документальных, художественных (письменных источников), живописных и графических. В отдельных случаях творчество автора может быть интерпретировано как геополитика языка: таково, на наш взгляд, творчество русского поэта Велимира Хлебникова.

Геополитика языка прямо зависит от культурного и цивилизационного субстратов, на которых она развивается; она постоянно подпитывается мощными геокультурными и геоисторическими образами, сформировавшимися в течение длительного времени на определенной территории. Так, например, геополитическая идеология и геополитический язык, сконструированные в рамках «Греческого проекта» Екатерины II и сопровождавшие русскую военную экспедицию в Средиземное море, базировались на геокультурных и геоисторических образах античности и Византийской империи. Примерно также проводился в жизнь проект присоединения и освоения Российской империей Крыма, опиравшийся на геоисторические реминисценции, связанные с христианизацией Руси, а затем и на геокультурный образ Крыма как библейского рая[785]785
  Елисеева О. И. Геополитические проекты Г. А. Потемкина. М.: Ин-т российской истории РАН, 2000. Зорин А. Кормя двуглавого орла… Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII – первой трети XIX века. М.: Новое литературное обозрение, 2001.


[Закрыть].

В целом геополитика языка может быть проанализирована на трех основных уровнях:

– прямое продуцирование специфических геополитических образов в рамках письменных (художественных) стратегий;

– неявные языковые стратегии, связанные с переосмыслением их геополитических, геоидеологических и геокультурных контекстов;

– изменения режимов функционирования самого языка, конфигураций языкового поля, приводящие к смене механизмов формирования геополитических образов.

Рассмотрим первый уровень. Классическая геополитика, в трудах Мэхэна, Маккиндера, Челлена, Хаусхофера, использует языковые стратегии, связанные с артикулированием и интерпретацией элементов географической карты[786]786
  См.: Parker G. Geopolitics. Past, present and future. L.; Wash.: Pinter, 1998. P. 1—10.


[Закрыть]. Географическая карта выступает как язык геополитики, и любая геополитическая концепция складывается из карты как фундамента и письменного текста, как бы накладывающегая на картографические изображения и составляющего специфическую оболочку карты. Геополитические образы формируются в данном случае в смысловом поле, созданном взаимодействием картографических изображений и их текстовых интерпретаций.

На втором уровне происходит «отделение» языка геополитики от его картографической основы и непосредственное манипулирование географическими концептами с целью построения автономных геополитических образов, не завязанных на прямую с интерпретацией географической карты. Такова, на наш взгляд, геополитика евразийцев. Корни геополитической концепции евразийцев, несомненно, в географической карте Евразии. Однако, по мере развития этой концепции понятие Евразии насыщается новыми смыслами, постепенно отрываясь от традиционной картоосновы. Геополитический образ Евразии становится в результате более смыслоемким, приобретая ряд новых, геоидеологических и геокультурных, контекстов[787]787
  Ср. также: Цымбурский В. Л. Две Евразии: омонимия как ключ к идеологии раннего евразийства // Вестник Евразии (Acta Eurasica). 1998. № 1–2.


[Закрыть].

На третьем уровне формирование геополитических образов происходит в специфической языковой среде, в которой географические названия и/или понятия играют роль маркеров, кодов. Эти коды отсылают в образные «кластеры», в которых происходит идеологическое или мифологическое насыщение геополитических образов. Подобные языковые процессы происходили в СССР 1920—1930-х гг., когда понятия Европы, Америки, Азии, Китая осмыслялись через идеологическую практику советского руководства и руководства Коминтерна. В этом случае геополитические образы находились внутри особых языковых конструкций и концептов (колониализм, империализм, пролетарская революция, перманентная революция, построение социализма в отдельно взятой стране и т. д.) и формировали особенную образно-геополитическую карту, имевшую мало общего с традиционной географической картой[788]788
  См., например: Кен О. Н., Рупасов А. И. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседнии государствами (конец 1920– 1930-х гг.): Проблемы. Документы. Опыт комментария. Ч. 1. Декабрь 1928– июнь 1934 г. СПб.: Европейский Дом, 2000.


[Закрыть].

На этом же, третьем уровне может происходить формирование художественно-языковых стратегий, принципиально меняющих механизмы создания геополитических образов. Интенсивное порождение неологизмов и попытки нового поэтического языка связаны с языковыми структурами, смысловые ориентации которых можно трактовать как геополитические. Это в полной мере относится к поэтическому и, частично, прозаическому творчеству Велимира Хлебникова. Словотворчество Хлебникова в поиске первосмыслов приводило к «политическому» выравниванию, выплащиванию структур языка. Слова и словосочетания приобретали своего рода «первобытный» смысл. В процессе поэтического творчества, на уровне синтаксиса и грамматики, происходило соотнесение этих «первобытных» смыслов и формирование новых смысловых коннотаций, и, следовательно, их геополитизация. Геополитические образы в поэтических произведениях Хлебникова (Россия, Германия, Азия, Китай, Волга, Москва и другие) можно интерпретировать как результат конкретных целенаправленных языковых трансформаций[789]789
  См. также: Баран Х. Загадка «Белого Китая» Велимира Хлебникова // Терентьевский сборник. М.: Гилея, 1998. С. 115–132; Перцова Н. Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова / Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 40. Wien; Moskau, 1995.


[Закрыть].

Создание эффективных геополитических образов связано с построением специфических языковых стратегий. Эти стратегии заключаются в расширении и углублении смысловой нагрузки традиционных геополитических понятий, в переводе их в новые идеологические и мифологические контексты, а также в формировании языковых механизмов, продуцирующих принципиально новые геополитические интерпретации. Сочетание всех трех уровней работы с языком позволяет говорить о метагеополитике.

Третий тип стратегий: геополитика образов. Совокупность наиболее важных действий, тактик и стратегий в современном образном геополитическом пространстве есть метагеополитика[790]790
  Ср. также: Цымбурский В. Л. Геополитика как мировидение и род занятий // Политические исследования. 1999. № 4. С. 25.


[Закрыть]. Хорошо продуманные геополитические PR-кампании по созданию, расширению и культивированию тех или иных важных геополитических образов являются базовой составляющей метагеополитики. Суть этой области научного знания – разработка продуманных действий в пространстве существующих ключевых геополитических образов, а также конструирование новых, достаточно мощных и эффективных геополитических образов. В итоге создается метагеополитическое пространство, конфигурация и рельеф которого зависят от глобальных целей в области внешней политики и безопасности[791]791
  См.: Замятин Д. Н. Рецензия на книгу: Внешняя политика и безопасность современной России. Хрестоматия в двух томах / Сост. Т. Шаклеина // Pro et Contra. 2000. Т. 5. № 3. Россия и ее южные соседи. С. 236–242.


[Закрыть].

Управление конфигурациями метапространства. Трансформациями и конфигурациями метапространства (образного поля) можно и нужно управлять. Метапространство изначально нуждается в своих собственных трансформациях, его органичное существование связано с постоянными изменениями, оно не может быть статичным. В содержательном плане в метапространстве как таковом уже заданы его изменения. Исходя из этого, геополитика образов, по сути, означает самонаведение образов в результате их постоянного перемещения и репозиционирования. Отсюда и сама геополитика есть не что иное, как перетекание, перемещение субстанции политического образа в содержание самого пространства, в чисто пространственные образы. Приведем пример: геополитика образов США. Это целая карта взаимосвязанных образов, которые позиционируются как бы все одновременно, все вместе, разом. Иначе говоря, это расширяющаяся образная карта. США воспринимаются как сверх-, или супердержава, мировая держава; затем, безусловно, как один из геокультурных центров мира; как региональный образ для соседей – Латинской Америки и Канады – как «Римская империя», на лимесе которой находятся ее соседи-варвары; наконец, как ядерная держава. Если расширить ядерный контекст, то включается Россия и ее ретро-образ – Советский Союз. Сюда же можно ввести новые, пока слабо управляемые ядерные державы – Индию и Пакистан. Образная карта – это постоянно перетекающее само собой, само в себя пространство; пространство, постоянно трансформирующее свои собственные образы.