Текст книги "Культура и пространство. Моделирование географических образов"

Процессы развития в геоморфологии представляются как достаточно сложные и неоднозначные: «Вообще развитие не может идти неопределенно длительное время в одном и том же направлении, так как в самом его процессе возникают противоречия, начинающие оказывать тормозящее действие и могущие даже совершенно прекратить развитие в прежнем смысле»[609]609
  Там же.


[Закрыть]. Движение России в Центральную Азию, по аналогии, можно представить одновременно и как процесс определенного культурного торможения. Геополитическая экспансия здесь с самого начала была противоречива, поскольку во многом была вызвана, спровоцирована соответствующим движением Великобритании из Индии в Афганистан с дальнейшей проекцией на другие государства Центральной Азии, с одной стороны, а, с другой – заранее несло в себе представления о культурной, главным образом, религиозной несовместимости колонизаторов и колонизуемых, т. е. имела в себе определенные механизмы культурного, а, следовательно, и геополитического торможения. Углубляясь собственно в геологию политического развития, можно уподобить Центральную Азию в рассматриваемый период геосинклинали политического развития, но в данном случае это не работает на модель в целом, не создает необходимой структуры или же взаимодействия структурных элементов.

Формирование рельефа связано с процессами физического и химического выветривания. «С физической стороны выветривание представляет переход твердой компактной породы в рыхлое, подвижное образование, которым легко могут овладеть силы, действующие на земной поверхности. Это будет или скопление обломков разной величины из малоизмененной горной породы, или глинистая масса, являющаяся конечным продуктом химического изменения горной породы, ничем уже не напоминающая первоначальный материал»[610]610
  Там же. С. 23.


[Закрыть]. В XVIII–XIX вв. Средняя Азия была областью интенсивного геополитического выветривания, что послужило предварительным условием движения России и Великобритании в эту область во второй половине XIX в. В известном смысле это была геополитическая пустыня с развитыми процессами физического выветривания, причем собственно природно-географические условия этого района (пустыни) коррелируют с его геополитической характеристикой. Например, Мервский оазис, созданный искусственным путем в пустыне, – место, с одной стороны, сильного геополитического выветривания (постоянные нашествия кочевников); с другой стороны, – территория культурного земледелия, находящаяся под постоянной угрозой поглощения ее пустыней, район развития природных процессов физического выветривания.

Если процессы физического выветривания характеризуют непосредственно геополитическую ситуацию в Средней Азии, то химическое выветривание было, по всей видимости, характерно для самой России и ее геополитического ландшафта. Химическое выветривание породообразующих минералов ведет к тому, «…что минералы утрачивают свою кристаллическую форму и переходят в дисперсно-кристаллическое или аморфное состояние, превращаясь в рыхлую, землистую массу. (…) Такие большей частью глинистого характера скопления, образовавшиеся на месте и покрывающие коренные породы, называют элювиемиликорой выветривания»[611]611
  Там же. С. 41.


[Закрыть]. Кора выветривания влияет на формирование почв, растительного покрова, имея, в конце концов, ландшафтообразующее значение[612]612
  Там же. С. 46.


[Закрыть]. Геополитический ландшафт России, по крайней мере, второй половины XIX в., можно представить как область химического выветривания, где твердые кристаллические породы – структуры управления, хозяйственные и социальные структуры – во многом были разрушены по сравнению с их изначальными моделями, и в то же время эти процессы способствовали движению России на восток, в Азию, в Закавказье. В свою очередь, это движение воздействовало на формирование российского геополитического ландшафта, преобразуя как экстенсивно, путем присоединения новых территорий, так и интенсивно, способствуя образованию специфической коры выветривания, геополитического элювия – сочетания разнообразных, разнородных и часто несовместимых культурных обычаев, установок, стереотипов, образов жизни, – как в метрополии, так и в колониях. Вышедшие из толщи российской истории, магматические по своему происхождению, определенные политические, социальные, культурные, экономические структуры оказываются неустойчивыми на динамичной геополитической поверхности Российской империи второй половины XIX в., и стремятся перейти в более устойчивые образования[613]613
  Там же. С. 44.


[Закрыть], мигрируя при этом на новые окраины расширяющейся империи.

Быстрое завоевание русскими Средней Азии привело первоначально к сильному развитию эрозионных форм геополитического рельефа. Геополитическая эрозия в данном случае – процесс расчленения дотоле однородного, однообразного геополитического пространства на ряд значительно отличающихся друг от друга геополитических регионов в результате внешней экспансии. «…слабое развитие эрозионных форм рельефа является отличительной чертой областей развития легкопроницаемых пород.

Наоборот, в водоупорных или плотных породах большая часть атмосферных осадков стекает поверхностно, образуя в зависимости от их количества более или менее густую сеть водотоков. В результате в таких породах может иметь место иногда чрезвычайно интенсивное эрозионное расчленение»[614]614
  Там же. С. 56.


[Закрыть]. «Степень проницаемости горной породы для просачивающихся с поверхности атмосферных вод имеет громадное морфологическое значение»[615]615
  Там же.


[Закрыть]. Интровертная в условиях сильного геополитического давления религия, ислам как культурный субстрат в то же время отличается, видимо, известной геополитической проницаемостью. Заметные на первом этапе проникновения русских в Среднюю Азию процессы геополитической эрозии чуть позднее – в конце 1880-х—1890-х гг. – существенно замедлились и почти прекратились, хотя Хивинское ханство и Бухарский эмират были сохранены как своеобразный геополитический декор; однако само геополитическое пространство «успокоилось» – геополитические и геокультурные горные породы Средней Азии оказались все же легко проницаемыми и впитывающими, по сути, без остатка все геополитические структурообразующие действия России. Следствием этого были своеобразные геополитические causes (долины, расчленяющие карстовые известняковые плато Франции и имеющие большей частью вид крутостенных и узких каньонов)[616]616
  См.: там же. С. 57.


[Закрыть]. Вторжение более мощного и более четко структурированного российского геополитического пространства в более рыхлое и аморфное геополитическое пространство Средней Азии привело к разрывам пространства-автохтона, его как бы съеживанию; новые политико-административные границы и узлы, железные дороги, стратегические опорные пункты России формируют сеть таких каньонов – линий проникновения русского геополитического влияния.

Противодействие Великобритании со стороны Индии и Афганистана способствовало созданию и функционированию нового российского геополитического сегмента в режиме замкнутой впадины, характерной обычно для карстового рельефа[617]617
  Там же. С. 58.


[Закрыть]; общий восходящий тип развития геополитического рельефа сопровождался здесь образованием различного рода геополитических трещин – прежде всего за счет отрицательной геокультурной и геоэкономической энергии взаимодействия столь разных культур. В Туркмении в большей мере можно говорить о формировании в исследуемый период causes, тогда как в классическом Туркестане скорее происходил ряд карстовых провалов – уничтожение Кокандского ханства, сведение к роли геополитического фасада остальных государств Средней Азии при одновременно более плотном и устойчивом геокультурном и геоэкономическом субстрате.

Аридный геополитический климат Средней Азии (здесь очевидное совпадение и с действительным аридным климатом этого региона) – статичность и законсервированность основных политических, экономических и культурных структур в течение нескольких столетий при их одновременном сравнительном однообразии – привел к очевидной геополитической дефляции и коррозии (истиранию)[618]618
  Там же. С. 59.


[Закрыть], т. е. к исключительному значению внешних факторов развития геополитического пространства. Иными словами, лишь благодаря, или вопреки военно-политическим вторжениям извне, происходило формирование костяка, остова среднеазиатского геополитического пространства; реактивный характер его очевиден. Такая ситуация достигла своего апогея именно в 1870—1880-х гг., когда впервые за несколько столетий в Среднюю Азию вторглись не типологически сходные с ней в геокультурном и геополитическом отношениях силы, лишь способствующие его очередной адекватной реакции; Россия в Средней Азии столкнулась с высочайшей отпрепарированностью всех структурных элементов этого геополитического пространства.

Наложение двух различных геополитических пространств привело к сильнейшему противоречию между быстро формировавшимся новым геополитическим рельефом Средней Азии и его геологической – геокультурной и геоцивилизационной – структурой; цивилизационная глубинная геология как бы боролась с поверхностным текучим геополитическим рельефом. Такое сочетание очень близко к геоморфологическому описанию столовых стран[619]619
  Там же. С. 75.


[Закрыть]: уцелевшие от геополитического сноса остатки прежнего цивилизационного материала скапливаются на геополитических водоразделах – таков современный Таджикистан, раздиравшийся в 1990-х гг. гражданской войной; таким, геополитически водораздельным, регионом была средневековая Уйгурия между Китаем, Средней Азией и Тибетом. Подобного рода аккумулятивный геополитический рельеф[620]620
  См.: там же. С. 125.


[Закрыть]определяется главным образом внешним фактором, который принимает участие в геополитической аккумуляции; важное значение приобретают также локальные геополитические условия, геополитическая среда, в которой происходят процессы аккумуляции. Вторжение России в Среднюю Азию, скорее, не нарушило эти процессы, а ускорило их; в генетическом отношении можно говорить преимущественно об эоловой (ветровой) геополитической аккумуляции, способствовавшей образованию и размыву достаточно эфемерных, но при этом исключительно однообразных и типологически устойчивых геополитических конструкций. Геополитическая экспансия России в Средней Азии – это пример, возможно, ледниковой аккумуляции, когда мощный внешне наплыв новых цивилизационных, культурных и политических форм оставляет своеобразные геополитические валуны, морену, не затрагивающие все же внутренние геолого-цивилизационные автохтонные структуры; их функционирование и развитие происходит параллельно и автономно.

Возвращаясь к классическим геоморфологическим понятиям в формулировке В. Дэвиса, можно сразу же отметить очевидную эффективность понятия географического цикла. Геополитическая ситуация в Средней Азии во второй половине XIX в. определялась наложением, видимо, двух различных геополитических циклов, находившихся в разных стадиях развития. Если местный геополитический цикл находился на последней стадии неопределенно долгой старости с незначительным рельефом и с крайне медленными его изменениями[621]621
  См.: Дэвис В. М. Указ. соч. С. 11.


[Закрыть], то российский геополитический цикл находился, скорее, на стадии зрелости с наибольшей амплитудой и разнообразием рельефа – об этом говорят как показатели внешней геополитической экспансии, так и разнообразие ее форм (дипломатическая, экономическая, культурная, политико-административная). Вторжение России в Среднюю Азию привело, по-видимому, к кратковременной и яркой вспышке – быстрому формированию нового геополитического рельефа, но в целом Россия как бы проглотила, скомкала целый этап своего геополитического цикла; был ускорен ее переход к периоду с медленным уменьшением амплитуды геополитического рельефа, прежде всего в пространстве метрополии. Компрессия местного среднеазиатского геополитического пространства повлекла за собой, возможно, формирование предпосылок развития нового геополитического цикла на базе быстро адаптировавшегося и модифицированного геоцивилизационного субстрата.

Геополитический базис эрозии для Средней Азии задавался, конечно, геополитическим положением Афганистана и, в меньшей степени, Индии, но по мере продвижения России в Среднюю Азию происходила определенная пенепленизация геополитической ситуации в Средней и Центральной Азии. Здесь можно говорить о скользящем, относительном геополитическом базисе эрозии: выход России к границам Афганистана означал на самом деле, что главный и основной базис эрозии уже не Афганистан, а непосредственно Великобритания, ее глобальное геополитическое положение с европейским и азиатским в особенности компонентами. Среднеазиатский геополитический базис эрозии во второй половине XIX в., очевидно, предполагал инверсию и анаморфирование геополитических пространств, и был определен, в конце концов, геополитической ситуацией в Европе – прежде всего стратегической необходимостью формирования будущей Антанты.

Попытки геополитической денудации, т. е. «…тех энергичных процессов, действующих преимущественно на стадиях юности и зрелости цикла, в результате которых структуры горных пород оказываются обнаженными, буквально денудированными, путем быстрого удаления обломочного материала сразу же, как только он образуется»[622]622
  Там же. С. 122.


[Закрыть], на первых этапах проникновения России в Среднюю Азию быстро сменились процессами геополитического размыва – «…медленных процессов, свойственных поздним стадиям цикла, благодаря которым выравненный профиль (graded slope) приобретает все меньшие и меньшие уклоны, хотя и продолжает все время сохранять состояние равновесия»[623]623
  Там же.


[Закрыть]. Продвижение укрепленных линий со стороны Урала и Западной Сибири, разгром Кокандского ханства, походы Черняева и Кауфмана – всего за 20 с небольшим лет – пример быстрой первоначальной денудации среднеазиатского геополитического пространства. С 1880-х гг. начинается период геополитического размыва, причем обоюдоострого – внешние геополитические и геокультурные усилия российского правительства уравновешиваются скрытым, глухим геоцивилизационным сопротивлением; аккумулятивный геополитический рельеф, столь долго господствовавший в среднеазиатском геополитическом пространстве, становится постепенно чужеродным; глубинные геоцивилизационные структуры стремятся прийти в соответствие с формами геополитического рельефа.

В результате изучения формирования и развития систем прикладных ГО в геополитических исследованиях макроуровня (ГПО мирового развития, геополитическая ситуация) можно сформулировать следующие закономерности: 1) системы ГПО на макроуровне развиваются в тесной связи с глобальными геокультурными и геоэкономическими образами; в результате создаются гибридные образно-географические системы глобального характера, в которых изучение в «чистом виде» специализированных ГО практически не возможно; 2) формирование и развитие систем ГПО макроуровня ведет к размыванию структурных отношений «центр – периферия»; подобные системы формируются как сети с постоянно меняющейся иерархией отдельных узлов (образов) сети; 3) для систем ГПО макроуровня характерно циклическое развитие, при этом за счет стадийной разницы между циклическим развитием различных систем, в диахроническом плане, формируется образный геополитический рельеф мира.

Итак, используя масштабную классификацию ГО, можно эффективно изучать ГО различного происхождения, разной структурной сложности и содержания. В этой классификации учитывается известная автономия формирования и развития ГО по отношению к соответствующим им географическим объектам, что детерминируется, как правило, соответствующими социокультурными контекстами. В то же время, в рамках данной классификации возможно построение непротиворечивых и логичных иерархий ГО в каждом конкретном случае. Операция масштабирования (определения масштаба) исследуемого ГО позволяет, как правило, идентифицировать основные особенности структуры и динамики развития образа в рамках определенной культуры.

3.4. Позиционная классификация географических образов

Ее основание – это позиция, с которой производится реконструкция или создание ГО.

В общем плане выделяется три позиции, которым соответствует три класса образов:

1) внутренняя позиция, когда ГО создается внутри самого, соответствующего образу, географического объекта – например, ГО России, создаваемый российскими политиками, учеными, журналистами, писателями и т. д. Такие ГО – назовем их интра-образы – могут выглядеть иногда односторонне, субъективно, при этом достаточно ярко в содержательном плане.

2) Внешняя позиция, когда ГО создаются или реконструируются извне соответствующего ему географического объекта – например, тот же ГО России, создаваемый из-за рубежа, зарубежными политиками или учеными. Такие ГО – назовем их экстра-образы – также достаточно субъективны, хотя в них могут присутствовать совсем другие знаки и символы, нежели в интра-образах.

3) Трансграничная позиция, когда ГО создаются или реконструируются с использованием разных позиций – с целью создания более объективного, или более разностороннего, более сложного образа. Создание таких трансграничных образов возможно чаще всего либо в путешествиях, когда наблюдатель или создатель заранее поставлен в перманентную ситуацию перемещения в географическом пространстве, либо в условиях фундаментального научного исследования, призванного максимально глубоко проследить структуры формирования ГО и с внутренних, и с внешних позиций. Такое исследование, конечно, также предлагает и целенаправленное перемещение автора или авторов изнутри и снаружи самого географического объекта.

В чистом виде внутренние и внешние ГО вычленить достаточно сложно; в любом из таких ГО, как правило, всегда есть на периферии чужеродные ему элементы.

Трансграничные ГО и образ границы в геополитике. Проблема границы – одна из центральных при анализе и моделировании практически любой геополитической ситуации; она не ограничивается задачами определения, демаркации политических границ, изучения в широком смысле их истории. Это самостоятельная геополитическая проблема, требующая соответственно и нового, адекватного ей методологического и методического инструментария.

В романе современного сербского писателя Милорада Павича «Хазарский словарь» есть следующий пассаж, имеющий непосредственное отношение к поставленной проблеме: «Все перемешалось. Никого нельзя было дважды встретить в одном и том же месте. Один свидетель видел толпу людей, которые несли огромные камни и спрашивали: где их положить? Это были пограничные знаки хазарского государства, которыми отмечалась их граница. Дело в том, что принцесса Атех приказала поднять их с места и носить до тех пор, пока не будет принято решение о вере хазар»[624]624
  Павич М. Хазарский словарь: Роман-лексикон. Мужская версия. СПб., 1997. С. 217.


[Закрыть]. Образ геополитической и, шире, географической границы всегда динамичен; но главное – ясен его геокультурный и геоцивилизационный фундамент, до смешного проявленный в лубочном постмодерне Павича.

Образ хазарской границы как текучего, неустойчивого, подвижного рубежа, как бы постоянно убегающего и неуловимого, глубоко родствен понятию и образу фронтира[625]625
  См.: Turner F. J. The Significance of the Frontier in American History // Proceedings of the State Historical Society of Wisconsin. 1894. № 41. P. 79—112; Billington R. A. The American Frontier // Bohannan P., Plogg F. (eds.) / Beyond the Frontier. N. Y., 1967. P. 3—24.


[Закрыть]. Однако фронтир как рубеж освоенного и неосвоенного, цивилизации и wilderness[626]626
  Петровская Е. В. Часть света. М., 1995. С. 50.


[Закрыть] односторонен, однонаправлен; это полузакрытая граница. Ценность образа фронтира – в тесной взаимосвязи географического, геополитического, геокультурного развития и движения социального, в которой Запад становится долговременным символом определенных социальных устремлений и грез, формой национальной самоидентификации американцев [627]627
  Там же. С. 54.


[Закрыть].

По-видимому, следует говорить о феномене хазарской границы, своеобразной предгранице, или протогранице – той географической полосе или зоне, как бы окутывающей еще нечеткие и слабопроявленные геополитические и геокультурные рубежи; где рождаются, создаются, возникают максимально неустойчивые и широкие географические образы, формирующие на протяжении длительного времени устойчивые, фундаментальные геокультурные и геополитические представления. Русское Сказание «О человецех незнаемых в Восточной стране», составленное в конце XV столетия, имеющее 15 известных вариантов и содержащее первое развернутое описание сибирских народов, – пример подобного географического облака, формирующего опережающие, превентивные географические образы малоизвестных сибирских земель в плотной визионерской, средневеково-легендарной оболочке[628]628
  Плигузов А. И. Текст-кентавр о сибирских самоедах. М.; Ньютонвиль: Археографический Центр, 1993.


[Закрыть]. Исследование этого Сказания обнаруживает механизм их создания, в котором: «Чудные речи» о далеких землях и о богатом пушном промысле за Камнем вытесняли теоретическую христианскую хорографию и освобождали пространство, куда без промедления были спроецированы описания диковинных народов Индии и Эфиопии»[629]629
  Там же. С. 34–35.


[Закрыть]. Хазарская граница – это, по существу, зона борьбы, взаимодействия, переплетения различных географических представлений, сформированных в разных цивилизационных и культурных мирах и облеченных чаще всего в легендарно-визионерскую упаковку. Такое взаимодействие может быть и буквальным: уже упомянутое русское Сказание «О человецех незнаемых в Восточной стране» «… с большой степенью вероятности было записано со слов остяка или вогула, жившего в северных областях Югорской земли или побывавшего там»[630]630
  Там же. С. 66.


[Закрыть], но неизвестный автор как бы узнает, переписывает его в согласии с христианской утопической географией и топографией.

С политологической точки зрения, хазарская граница, конечно, – потенциальное поле проявления воли, развития пространств повышенной властности и одновременно автономности[631]631
  Ильин М. В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. М.: РОССПЭН, 1997. С. 71.


[Закрыть], однако эта воля или ее возможные ипостаси предстают буквально географическими или геополитическими названиями, символами, образами. Зоны сгущения потенциально мощных, эффективных геокультурных и геополитических образов, своеобразная пограничная плазма полулегендарных и полумифических географических представлений, догадок, умозаключений – индикаторы возможных хазарских границ, формирующихся, как правило, в динамичных геополитических ситуациях и определяющих зачастую их пространственное ядро.