Электронная библиотека » Евгения Батурина » » онлайн чтение - страница 19

Текст книги "Кризис Ж"


  • Текст добавлен: 24 ноября 2023, 20:08


Автор книги: Евгения Батурина


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Я хотела сказать, что олень – это скорее про Санта-Клауса, а чудеса случаются много с кем и все зависит в основном от восприятия реальности, но Лена сидела такая бледная и грустная, что в этот раз тему перевела я.

– А где ты училась? – спросила я.

– В педе московском, – ответила она почти безразлично. – На филфаке.

– Это где тетя Лена преподает? (Равнодушный кивок.) Ого, Антонина там училась год, ты знаешь? А потом ушла на журфак. А я училась на химфаке того же педа, а потом ушла в МГУ. Надо же, какое совпадение! – моя наигранная веселость массовика-затейника меня саму раздражала.

– Я никуда не ушла, я вышла замуж, – заключила Лена, отказываясь радоваться совпадениям. И я почему-то почувствовала себя виноватой.

Вскоре мы добрались до Тулы, я аккуратно проехала по всем ямам, из которых состоял двор на улице революционера с пузом, и припарковала Шварцмана у подъезда серой блочной пятиэтажки, где жили Ленины родители, а временно и Зайка.

Мы поднялись на пятый этаж, позвонили. Лена была какая-то сникшая и вялая. Мама ее мне сразу понравилась – от нее тепло исходило, как от мощного обогревателя. Кота она называла ласково «Братец», а дочке явно и искренне обрадовалась. Просила нас посидеть подольше, накрыла стол, предлагала переночевать. Папа появился один раз, вышел, ухнул «здрассте» и исчез в комнате, откуда раздавались скрипучие телевизионные голоса.

Братец Зайка был в общем приятно удивлен, но нервничал, мэкал, терся о мои ноги и, судя по всему, просился домой. Не был уверен, что его приключения на сегодня закончены.

Когда мы допили чай, позвонила моя мама, сказала, что они добрались до Воронежа и вселились в отель (она так и сказала – вселились, мой добрый дух по имени Лариса!).

Лена посчитала, что это знак и пора нам ехать обратно в Москву. Мама ее огорчилась, но скрыла это за суетой – начала собирать нам в дорогу какие-то судочки и пакетики. Спросила с надеждой:

– К Новому году приедешь? Я селедку б купила.

– Спасибо, мам, – неопределенно ответила Лена и почти побежала на улицу.

Мы сели, я начала вносить адрес Нехорошей квартиры – теперь мой, – в навигатор, Зайка расположился у Лены на коленях в переноске. Фиолетовую мышку, которую подарила ему добрая тетя Наташа, взял с собой.

– Мама мне покупает перед Новым годом селедку на рынке, у одной и той же женщины, вкусную очень. И разделывает, чтоб мне не возиться, все косточки достает. А я забираю, отвожу домой в Балашиху и делаю на Новый год селедку под шубой. Мой муж любит. Салат, – уточнила Лена. – А когда я уезжаю, не любит.

Она помолчала, потом сказала тихо-тихо, мне даже показалось, про себя:

– А хорошо все-таки, когда тебя кто-то всегда ждет. Не настаивая ждет, а надеясь. Такой свет в окошке, знаешь?


В Москву мы приехали уже ночью. Зашли со двора. В Нехорошей квартире горел свет. Я мысленно посчитала окна – Антонинина комната.

Теперь и меня кто-то ждет, не настаивая.

Глава третья
Почему женщины унывают

Нехорошая квартира, 30 октября, утро


На следующее утро я как встала, так начала помогать людям – в основном против их воли. Поднялась пораньше, чтобы опередить гостей: чувствовала себя немного виноватой за то, что бросила вчера всю компанию ради Тулы и кота. Сестра Антонина, правда, уверяла, что им и без меня было весело. Они много разговаривали, пару раз выпили кофе из новых кофеварок и все-таки поиграли маленькой взбодрившейся группой в «Монополию». А потом приехал Фома, брат Гавриила, чтобы забрать на дачу старую плиту и, собственно, Гавриила – который к тому моменту скупил в «Монополии» весь центр Москвы и на этом основании отказывался его покидать. Вопил и отмахивался пачкой монопольных денег: «Не поеду я в ваши Луховицы, у меня тут отель на Арбате простаивает!»

– Этот брат Фома выглядит, как Финист – Ясный сокол, – рассказывала сестра. – Так что мы его тоже позвали к столу. Он и пришел. С женой, которая сначала в машине осталась… Эх. Я уж думала, он нашей Марусе подойдет.

Так я выяснила, что Маруся теперь – наша.

Она, кстати, ночевала в гостиной, на кресле-кровати, как и было велено. Накрылась своим же пледом. Рядом на диване постелили Лене Маленькой. Тетя Лена с Владимиром Леонидовичем легли в своей комнате, а Антон – на диване в холле (ему разрешили с важным условием: спать он будет один). Лиза Барбос уехала на улицу Красных Зорь, мотивируя это тем, что может уснуть только в собственной кровати. Фома – Ясный сокол увез Гавриила, плиту, жену и Жеку, который живет где-то на Волгоградке по дороге в Луховицы. Антонина дождалась нас с Леной и Зайкой, предложила кофе с тортом-пирожками-бутербродами-курицей-гриль, мы отказались. Лену Маленькую наша поездка, похоже, утомила – она сразу пошла спать. Я тоже зевала и пыталась отпроситься у кота в ванную: он забрался мне на колени и припечатал их собой: все, ты моя, побег в сумке был ошибкой, блудный котик осознал и никуда от тебя теперь не денется (а ты от него тем более, мэ!).

– А я сегодня Борю вспоминала, – призналась я сестре.

– Я тоже, – сказала Антонина. – И еще решила расстаться с Гошей.

Мы с Зайкой подпрыгнули было, но сестра нас остановила:

– Не надо. Ты ведь не удивлена. Даже не спрашивала уже сегодня, где он, – привыкла, что его всегда нет. Вот и я привыкла. А это, знаешь ли, плохая привычка. В общем, мне теперь все ясно.

Она потерла глаза, как будто для лучшей видимости, и снова заговорила:

– Понимаешь, у него и без меня слишком много женщин. И проблем. Мама, жена, дочка. Они ведь с Лейсан даже не разведены, ты знала? Типа он выше всего этого и штамп в паспорте ничего не значит. А вот я б не сказала, что не значит. Каждое ее слово для него законнее любого брака. Она там в Питере осваивает азы материнства, и не слишком успешно. Показательно забрала Таню к себе, но тут выяснилось, что ребенком надо заниматься. Рано вставать, в школу водить, и к врачу, и на кружки, и вникать во всякие проблемы – почему подруг нет, почему живот перед уроками регулярно болит и что по окружающему миру задали. А Лейсан же человек творческий, не то что мы, все остальные, из окружающего мира. И у нее ночами вдохновение, сочинительство, концерты или новейший бойфренд со сложным характером – тоже творец, на саксофоне играет. В общем, как только им с Лейсан надо поиграть на саксофоне, Гоша выезжает в Питер первым же мустангом. А также – когда у Тани горло-живот болит или плохое настроение. А также – когда плохое настроение у Лейсан. Помнишь, мы с ним ездили в Питер праздновать нашу годовщину? Отлично отпраздновали. Он ночевал с Таней у Лейсан, а мы с Кузей у Лисицкой – даже бронь в отеле отменили. Потому что как только Лейсан прознала, что он в Питере, тут же оказалось, что Таня плачет и боится засыпать без папы. Он приехал – а плачет-то как раз Лейсан: кавер на Арету Франклин не записывается, саксофонист себя плохо ведет, беда бедой. Гоша помог записать трек, остался с Таней, Лейсан к саксофонисту отправилась мириться. Нормальная семья, ну.

Я вцепилась в Зайку так, что он попытался сбежать. Антонина же бесцветным голосом продолжила монолог:

– Ну вот, а в Москве у Гоши мама. Лидия Петровна. Царственно расположилась в его маленькой квартире и регулярно общается по телефону с Лейсаночкой. О том, что Гоша несанкционированно прибыл в Питер, конечно, она ей и сообщила. В Москве же у Лидии Петровны всегда находятся дела. Причем в основном по утрам – так, чтоб Гоша ее отвез (в метро шумно, такси дорого) и не ночевал, не дай бог, у меня. Он ночует у Бори – раз уж, извини меня ради бога, так все удачно сложилось, – и катает маму по тарологам и остеопатам. Вернулся от остеопата – и тут как раз Лейсан звонит… А если я начинаю кротко выражать недовольство, у Гоши сразу такое несчастное лицо становится. Типа «и ты тут еще». Ну вот. Я не хочу быть «еще». И не хочу насильно встраиваться в его жизнь. У меня, между прочим, тоже есть и ребенок, и мама, и бывшие, кстати – некоторые вон на диване храпят – и ничего… Чувства к Гоше тоже есть, к сожалению. А вот у него, по-моему, кроме чувства вины – перед Таней в основном, но и перед Лейсан, и перед маман, – уже и нет больше никаких. Ко мне так точно.

Я хотела возразить, но не успела и не придумала как. Сказала только «ох». Тем более что Антонина посмотрела на меня вдруг виновато. Гошу, что ли, изображала?

– Жозефина Геннадьевна, должна признаться, хоть и стыдно, – сказала она. – Я тебе завидовала. Ну, с Борей. Когда он… был. Уж очень они с Гошей себя по-разному вели. Прямо как назло. Пока Боря делал тебе предложение в Сочи, мы с Гошей ругались в Ялте. Потому что я спросила, будем ли мы, например, жить вместе. Когда-нибудь. Не про свадьбу спросила и не про любовь до гроба, заметь – про «жить-вместе-когда-нибудь». И тогда у него появилось на лице то выражение. А я поняла, что для него я еще одна проблема, а не любимая женщина. Мы поругались, помирились потом, но я об этом много думала. И придумала вот… Ладно. Пойду я, спокойной ночи.

Глаза у нее были не синие и не голубые, а серые. Не жалела, значит, себя, а злилась. Антонина действительно пошла в свою комнату, я попробовала ее остановить, но она покачала головой: не надо. Весело они без меня время провели, угу.

Я сидела ошеломленная, даже руки онемели. «Ты ведь не удивлена», – сказала сестра. А я очень даже была удивлена! Видела, конечно, что Гоша часто уезжает, а Антонине это не нравится, но не думала, что все настолько серьезно. Не замечала, не приглядывалась. Я решала собственные проблемы и забыла главное правило трудных времен: пока ты устраняешь потоп в ванной, на кухне наверняка что-то горит…


Спала я плохо – в отличие от Зайки, который устроился у меня под мышкой и занял полдивана, как полноразмерный и очень горячий человек. Часов до шести я думала об Антонине, Гоше, Марусе, маме, папе, Лене Маленькой – и о Боре, конечно. Потом пару часов смотрела обо всем этом тяжелые сны, а в восемь вышла на кухню, чтобы оказаться там первой и встретить гостей завтраком.

На кухне уже сидела Лена Маленькая, пила кофе из чашки с отбитой ручкой. Где она такую только нашла!

– Доброе утро, – вскочила Лена при виде меня. – Я уже уезжаю.

И бросилась к мойке, выплеснула туда кофе, почти целую чашку.

– Куда ты так спешишь и продукт зачем переводишь, – я нарочно говорила максимально добрым и шутливым тоном, но Лена в ответ пролепетала:

– Прости, я просто обещала… Кофе растворимый нашла, старый, вон там…

И указала на старую хромую тумбочку, которую до нее, кажется, никто никогда не открывал: даже кота вчера там не искали. Красивущая чашка, видимо, тоже оттуда.

Меня внезапно тряхнуло злостью. Древний растворимый кофе она пьет в квартире, где, во-первых, сто кофеварок самых разных модификаций, а во-вторых, ее, Лену, никто никогда не обижал. Сиротка, блин.

– Лен, сядь, пожалуйста, – попросила я. – Какой у тебя любимый цвет? М?

Она опустила глаза. Молчала и не садилась.

– Лена? – повторила я. – Какой у тебя любимый цвет? Зеленый? Красный? Фиолетовый?

Все равно молчала. Ушла, похоже, в астрал – редкий побочный эффект от просроченного кофе. Но я решила добиться своего, не считаясь для разнообразия с ее тонкими чувствами. А вдруг сработает. Я открыла шкаф с кружками и стаканами, порылась там, вытащила три больших чашки. Одну оранжевую с надписью I LOVE TEA, одну синюю с китайскими драконами, одну желтую с коровой.

– Желтый, – тихо сказала Лена моей спине. И села.

– Круто, – ответила я и убрала первые две кружки обратно. – Вот твоя чашка теперь. С коровой, запомнила? Ты как раз Пастухова. Му! Кот, подскажи Лене.

– Мэ, – охотно повторил Зайка, немножко намекая на то, что у котика в мисочке пусто.

Его страдания я оставила на потом. Взяла из длинной коробочки желтую кофейную капсулу, сунула ее в кофеварку, которую подарили тетя Лена с мужем, нажала кнопку, подождала, подставила чашку с коровой, вдохнула глубоко, почуяв запах льющегося кофе, переставила чашку на стол.

– Ты любишь с молоком или без?

– Без, – конечно же, ответила Лена. – Нет, правда. Честное слово. Я и растворимый, в общем…

– Отлично, – перебила я ее. – Я запомню. Желтый цвет, кружка с коровой, кофе без молока. Сахар?

– Спасибо.

– Спасибо да или спасибо нет?

– Ложечку… можно.

Стараясь не ругаться вслух, я поставила на стол сахарницу и положила чайную ложку. Сахарница у Антонины тоже была с коровой – но другой, крылатой. Лена Пастухова завороженно оглядывала свое стадо.

– Кстати, куда ты собралась в восемь утра? – продолжила я не щадить Ленины чувства. – Ты же якобы в Туле у родителей. В девять явишься из Тулы в Балашиху?

Лена долго мешала сахар в кофе, а потом ответила мне уже не испуганным голосом, а спокойным, полным смирения:

– Да, к девяти и обещала. На шестичасовом поезде.

Понятно. Видимо, зря я стараюсь и двигаю гору лбом. Ну, зато у Лены отныне есть тут своя кружка. Надеюсь, кстати, что она больше ничья…

– Теперь я тут живу, – напомнила я Лене, когда провожала ее в прихожей: она выпила весь кофе до дна, от еды убедительно («Клянусь, правда не ем по утрам») отказалась. – Заходи в гости, например, по четвергам. После работы.

Она в ответ улыбнулась неопределенно – то ли придет в ближайший четверг, то ли не придет никогда, – и поехала на свою улицу Крупской к девяти утра. Закрывая за Леной дверь, я вспомнила, что ни разу не видела ее хоть в чем-нибудь желтом.

Я вернулась на кухню, там нашла следующую Лену – которая тетя. Она была хмурая, варила кофе в турке. И снова здравствуйте!

– А вы почему кофеварку игнорируете? – спросила я вместо «доброго утра».

– Да чтобы не шуметь. В холле Антоша спит. А эта штука (она кивнула на кофеварку) грохочет, как перфоратор. С новосельем тебя, угу, – тетя Лена вспомнила, что сама подарила мне «штуку».

– Все в порядке? – поинтересовалась я больше для проформы.

– У меня да, – ворчала тетя Лена. – А вокруг, похоже, одни больные люди. И всем им срочно надо лечиться, причем обязательно у моего мужа. В восемь утра. В воскресенье! Сейчас опять поедет в чьи-то уши заглядывать. И такая дребедень целый… год.

Я ничего не ответила, сделала себе кофе в шумной кофеварке, ничуть не заботясь о покое Антоши. Не такая уж она шумная, кстати. Видимо, тетя Лена просто сердится – или уши у нее чересчур здоровые для жены лор-врача.

– Ты спросишь, зачем я выходила замуж за доктора, – начала она, отпив кофе, и пустилась в воспоминания. – В первый же день Володя прикрутил у меня дома дверную ручку, которая лет десять норовила оторваться. Походя так, между прочим, без показательных выступлений. Он просто не может иначе.

– Я заметила, – кивнула я. – У нас тут шкафы вчера гуляли, помните?

– Да, – она уже заметно подобрела. И повторила: – Не может иначе. Он потому и выбрал эту профессию – помогающую. Его отец по образованию тоже врач, но в науку ушел, чертову прорву диссертаций написал и Володе то же советовал. А Володя хотел лечить людей и отвечать на звонки в любое время дня и ночи… Вот и отвечает.

– Я должна была у вас спросить, зачем вы вышли замуж за доктора, – напомнила я.

– Да, точно! – она усмехнулась. – Ну, потому, что замуж стоит выходить за того, кто хоть как-то меняет твою жизнь… Должна быть видна разница, иначе смысла ноль. А, ну и еще мне больше никто не предлагал.

Тетя Лена рассмеялась, допила свой кофе, сделала еще один, перелила его в термос для Владимира Леонидовича и попрощалась:

– Пока, девочка моя. А девочке моей привет, как встанет.

И ушла греть машину, пока Владимир Леонидович в их комнате договаривал с кем-то по телефону. До меня донеслось: «Руфина Николаевна, я знаю все о Фединых отитах, мы практически вместе выросли…» Потом Леонидыч вышел из комнаты, быстро оделся в прихожей и, шепнув мне «Всего доброго, Женя обещала приехать в следующий раз», подкрутил пальцами ослабевший винт, на котором держалась вешалка для курток.


Я снова отправилась на кухню. А там уже Маруся – пиво из холодильника достает.

Увидев меня, она замерла с бутылкой в руке, как суслик в поле:

– Я думала, я первая встала. И я здесь не в смысле похмелья, а в смысле блинов.

– Ты пятая, – подсчитала я. – Люди совсем разучились спать по воскресеньям.

– Да я просто жаворонок. Выученный. У нас в Сосновке свой дом, хозяйство, куры, козы, – она задумалась, будто припоминая, и улыбнулась. – А, и два младших брата еще. Тоже особо не поспишь.

– Как зовут? – спросила я.

– Саня и Леха, – ответила Маруся. – Это если братьев.

Значит, Саня, Леха и Мария-Магдалина. Подозрительно. Ну и ладно, я же не следствие веду, а гостей развлекаю, такой был план. Вернусь-ка к кулинарной теме:

– Слушай, с блинами, наверное, придется подождать.

– Как, опять? – расстроилась Маруся.

– Ты же была в холодильнике, – объяснила я. – Там запас еды для сорока человек на случай апокалипсиса. Как-то мы вчера перестарались. Еще и из Тулы привезли салатов – кажется, «мимозу» и «лесную полянку», – и Лена Маленькая их забыла.

– Ну да, – согласилась Маруся, подумав, – печь блины будет неэкологично.

И решительно поставила пиво обратно в дрожащий холодильник, который, будто одобряя ее действия, временно перестал трястись: шумно выдохнул и замолчал.

– Давай я тебя лучше кофе напою, – миролюбиво предложила я Марусе. – Как гостя.

– Спасибо, а можно лучше чай? Вчера мальчики по очереди мне кофе приносили, неудобно было отказываться, я в итоге еле-еле уснула. Обычно я кофе пью только в сессию, а так не люблю.

Я вспомнила, каким суровым эспрессище она угощала меня на Потаповской Роще. Видимо, как раз по сессионному рецепту.

– Мальчики, смотрю, тебя не впечатлили? – спросила я, наливая воду в чайник.

– Да нет, они хорошие, – встрепенулась Маруся, как будто речь шла о моих сыновьях, которых я ей прочу в женихи. – Просто… маленькие.

– Вообще, конечно, да, – согласилась я. – Тебе ж девятнадцать, а им по шестнадцать. Я в одиннадцатом классе восьмиклассников вообще за людей не считала, а уж тем более за мужчин… Какой чай предпочитаешь?

– Травяной есть? Если нет…

– Как раз есть, Антонина из Ялты притащила. Тебе бронхолегочный, противовоспалительный или «Счастливые почки»? Ну прости, мы люди пожилые!

– Да не очень… – возразила Маруся неубедительно, так, что я чуть не расхохоталась.

– О, есть нейтральный. «Ай-Петри»! Заварю его, – решила я.

– Спасибо большое! Но вы правда не… пожилые. Мне вот, например, мужчины постарше как раз нравятся, – Маруся пыталась прикрыть свою оплошность чистосердечным признанием. – Лет тридцати восьми…

И с таким энтузиазмом она это сказала, что я поняла: существует вполне конкретный мужчина тридцати восьми лет. О боги. В два раза ее старше!

– Вот твой чай, – сказала я ласково. – Пирожок будешь?

Наконец-то мне удалось накормить гостя на этой кухне: Маруся согласилась и на пирожок от тети Лены, и на ложку салата от тульской мамы, и на круассан от Антона П. Жаворонки нормально завтракают по утрам и вообще птицы бодрые. Допивая чай «Ай-Петри», Маруся спросила, не осталось ли в Нехорошей квартире работ художника Шишкина, которые она могла бы посмотреть. Я ответила, что, увы, кроме того, предполагаемого портрета Марины Игоревны, ни одной. Тогда она попросила разрешения в следующий раз принять участие в поисках. Я разрешила, она заулыбалась – ямочка на правой щеке проявилась. Но тут мигнул Марусин телефон, она прочитала что-то с экрана, и я увидела, как с лица ее сползает радость. Ямочка исчезла, ресницы дрогнули. Маруся не сдавалась, нет: храбро продолжила разговор о художнике Шишкине, и слушала, и отвечала, и пару вопросов задала в тему. Но заметно было, что ей уже не до искусства и не до меня, а только до того, что написано в сообщении. Наверняка прислал его тот самый Мужчина-38. А еще, видимо, мы с Марусей все-таки родные люди – потому что я вдруг почувствовала острое желание врезать некоему почти сорокалетнему охламону по счастливым почкам, чтобы не морочил девочке голову и не портил настроение. Еще мне хотелось сказать ей что-нибудь мудрое и ободряющее – из тех фраз, что маленькие женщины запоминают на всю жизнь и потом вставляют в разговор с пометкой «как говорила моя умная старшая сестра…». Но ничего, как назло, в голову не приходило. Да и не делилась со мной Маруся своими горестями – история про Мужчину-38 была целиком построена на догадках… В общем, потом она быстренько выдумала реферат по психологии, который якобы надо дописать к понедельнику, и уехала грустить.

– Если захочешь напечь блинов, сразу приезжай, – напутствовала я ее в прихожей.

Маруся кивнула и закуталась в огромный воротник огромной куртки поплотнее – готовилась к невзгодам, которые ждали ее за пределами Нехорошей квартиры.

Закрыв за ней дверь, я еще немного постояла у вешалок. Все пыталась придумать мудрые слова от старшей сестры… Я вспомнила вчерашний ночной разговор с Антониной. Слишком много печальных женщин для одних суток!


Когда я снова шла в кухню, меня окликнул слабый голос:

– Дай водички, а?

Антон Поляков, ночевавший на диване в холле (один), был небрит и подавлен. Впрочем, и то и другое ему шло: если кого в мире и красит похмелье, так это Антона. Он сразу становится больше похожим на человека, чем на красивую статую, которая продала душу дьяволу за работу на российском телевидении. Я принесла Антону стакан воды и аспирин. Он жадно припал к источнику, на таблетку посмотрел недоверчиво и даже обиженно:

– А растворимого нет?

Антон терпеть не может лекарства, которые надо запивать водой («Я их еще потом целый день в горле чувствую»), мне кажется это детским и трогательным, и я всякий раз удерживаюсь от шутки «профессор, а вдруг они не тают?». Сейчас тоже удержалась, и даже интеллигентно отвернулась, когда Антон, скривив лицо до неузнаваемости, все-таки положил пилюлю в рот.

– Что у вас там с Солнечной-то случилось? – спросила я, принимая у него стакан. – Вчера написала ей осторожно: мол, приезжай все-таки на новоселье, я тебя жду, она в ответ прислала четырнадцать плачущих смайликов.

– Н-да, – Антон рухнул обратно на подушку. – Алла девушка эмоциональная.

Я решила, что разговор о личной жизни окончен и направилась было в кухню, но Антон постучал по дивану ладонью и расправил простыню: в смысле, садись.

– Ты, Жозефина, не пойми меня превратно, но как же меня достали эмоциональные девушки!

Короче, все просто и смутно знакомо: Солнечная хотела от Антона решений. Или хотя бы возможности регулярно встречаться на чьей-то территории. Раньше они ночевали у нее в Строгино, но с дачи, и так досидев там почти до ноября, вернулись демократичные Солнечные родители, и Алла начала с Антоном беседы на тему «куда движутся наши отношения». Тем временем в его химкинской квартире жили еще три взволнованных женщины: беременная сестра, сестра-первокурсница, поступившая не на ту специальность, о которой мечтала, и мама, фрустрированная тем, что больше не может контролировать жизнь своих детей. У самого Антона при этом толком не было работы – одни невнятные подработки, и он думал об этом, как за ним водится, почти круглосуточно. Но Солнечная хотела, чтобы думал он о ней.

– Ох, – сказала я, как вчера Антонине. – И что ты собираешься делать?

– Да знаешь, ничего не собирался, злился только на всех. А вчера поговорил с твоей коллегой… как ее… Лизой, в ободке, и знаешь что?

– Ну? – Меня повеселило супернаигранное «как ее, Лизой».

– Она сказала «сделай что-нибудь одно для начала». Понимаешь? Меня это поразило.

Вот у нас кто, оказывается, кладезь мудрости и автор запоминающихся фраз. Барбосик!

– Вот и сделай, – поддержала я как-ее-Лизу. – Что-нибудь.

– Да квартиру надо снять, наверное. И Алла обрадуется, и в Химках станет потише. Попробую поискать, может, через пару недель…

А я кое-что вспомнила. Не мудрость никакую, а полезный факт – тоже ведь считается.

– Есть одна отличная квартира в Строгино. На последнем этаже, правда, зато через пару домов от Солнечной. Хозяйка классная, беременная, с веснушками. Зовут Катя. Дать телефон? Вдруг еще не сдали.

Так, еще не успев почувствовать действие аспирина или хотя бы встать с дивана, похмельный Антон Поляков стал квартиросъемщиком. А я не сумела напоить никого из гостей кофе из новых кофеварок, но зато придумала, чем заняться завтра.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации