Текст книги "Кризис Ж"

Глава пятая
Библиофил

Почти библиотека, ночь с 31 октября на 1 ноября

На вечеринке «Званый Ужас» я первым делом столкнулась с Леной Большой. Столкнулась в буквальном смысле – она бежала из одного конца зала в другой, сосредоточенная и нахмуренная, и влетела прямо в меня.

– Привет, – поздоровалась я.

– Простите, – ответила Лена, не признав меня под крокодилом. – Простите ради бога.

– Лена, это я, Жозефина. Теперь я вместе с Геной, – пояснила я.

На ее лице появилась радость узнавания – впрочем, с налетом осуждения: ну да, из-за меня уехал Боря, которого она, конечно же, давно разлюбила.

– Привет, Жозефин, – проговорила Лена быстро. – Извини, у нас тут дурдом. В смысле, вечеринка одного хренова издательства…

– Да, я на нее и пришла, – я еще раз указала на крокодилью голову: мол, это не просто укладка.

– О, точно, – закивала она. Сама Лена была в штатском. – Шарман. Проходи, располагайся, нажирайся. Бар там, рекомендую кровавую маргариту. А я пойду кого-нибудь убью, нах. Встретимся в туалете.

И Лена помчалась дальше, оставив меня в сомнениях: то ли она меня ненавидит, то ли шутит над нашим общим прошлым и хочет дружить в будущем. Я попыталась подобраться к бару, но там уже выстроились люди в три ряда. И не только люди, но и животные, а также монстры всех разновидностей – и каждый явно намеревался сегодня напиться до зеленых чертей. Один из чертей – не зеленый, а серый, лохматый, с тряпичными рогами, только что попытался обогнуть меня, накренился и пролил на моего крокодила немного виски.

– Пардоньте, – сказал он женским голосом. Черт оказался дамой.

Я снова с тоской посмотрела в сторону бара. Нечисть стояла стеной, шансы получить маргариту, тем более кровавую (клубничную, что ли?), были такими же призрачными, как вон тот низкий мужичок в костюме Каспера.

– Ладно, побуду трезвой, – обреченно произнесла я.

– Что вы, ни в коем случае, – раздалось за спиной. – Такие мероприятия алкоголь очень украшает.

Я обернулась. Мне насмешливо улыбался красивый мужчина в очках. Ну да, красивый – это первое, что бросается в глаза, и нечего тут стыдиться. Лена Большая, например, меня каждый раз поражает своей красотой. А этот, в очках, не поразил, но заинтересовал – надо же, существуют мужчины с правильными чертами лица. Чудно. Я почему-то сразу подумала: интересно, очки ему нужны, чтобы лучше видеть или чтобы казаться еще и умным? Впрочем, очки у него тоже красивые.

– Будете маргариту? – спросил он. – Я совершенно случайно взял две. Очень, видимо, обрадовался, достоявшись. Impulsive buying.

Он протянул мне красивый (заело, да) бокал с коктейлем. Зеленоватым.

– Это не кровавая маргарита? – уточнила я очевидное.

– Кровавая, – серьезно сказал он. – Но она в костюме обычной. Маскарад же.

Я улыбнулась, взяла коктейль, приподняла его, изобразив мини-тост.

– Прочность! – объявил мужчина в очках и легонько ткнул своим бокалом в мой.

– Что? – переспросила я.

– Это в сериале «Стрела» русские персонажи так говорили, когда чокались. «Прочность». С очень серьезными лицами. Я всегда теперь так делаю – уж куда лучше, чем «на здоровье!». Не смотрели сериал «Стрела»?

– Нет.

– И не надо. Самое интересное я уже рассказал. Хотя еще я оттуда почерпнул великолепную фразу «Анатолий, это еще на кой черт!», – последние слова он произнес с американским акцентом.

– А вы Анатолий? – спросила я, попробовав, наконец, коктейль. Отличный, хоть и не кровавый.

– Хорошо, что вы спросили, сколько можно флиртовать вхолостую, – с облегчением произнес красавец в очках. – Я Филипп, а вы?

– Жозефина, – представилась я, внутри ликуя: флиртовать! значит, мне не показалось! Филипп Красивый со мной флиртует!

– Ясно, вы выиграли, – продолжал мой собеседник. – Сильнее поразили бы меня, только оказавшись Анатолием… А скажите, Жозефина, my goodness, вам честно нравится этот клуб и эта вечеринка?

– Этот клуб принадлежит моим друзьям, – сказала я. – Так что нравится.

– Вот хорошо, что предупредили, а то я уже заготовил пару некорректных реплик. Теперь буду критиковать только вечеринку – хотя ее, между прочим, устраивали мои коллеги. Просто они не очень хорошо справились. Нагнали орду людей в костюмах и не придумали, чем этой компании заниматься. Вот все и шатаются, как зомби, у бара. А ваши друзья молодцы, да. Коктейли у них классные.

– Вы из издательского дома OMG? – поняла я. – А почему без костюма?

– Если ты в очках, всегда можешь сойти за Гарри Поттера. Такой лайфхак. Считайте, что я в мантии-невидимке, – и он изобразил, будто за спиной у него что-то развевается.

– Это не так работает, – улыбнулась я и поняла, что улыбаюсь беспрестанно уже минут десять.

– А как, кстати, работает ваша голова? – поинтересовался Филипп, указывая на крокодилий убор. – И, Жозефина, скажите, вас не смущает, что мы уже минут десять друг на друга орем? Вроде только познакомились.

В зале действительно было шумно, и нам приходилось перекрикивать все ту же толпу монстров, получивших свою выпивку. Но я этого не замечала – беседа с Филиппом шла легко, особенно под маргариту.

– Голову я быстро теряю, – сказала я и сняла сразу весь свой маскарадный костюм. – В этом ее основное предназначение. А что касается криков – ну, а куда деваться? Дальше вообще концерт.

– Давайте денемся куда-то, и правда, – улыбнулся он. – Куда-то, где потише?

– Это куда? В библиотеку? Там рефлекторно голос понижается.

– Можно и в библиотеку, – не смутился он. – Кстати, я думал, вы под крокодилом блондинка. А вы лучше.

И он посмотрел на меня сквозь очки так… Понравилось мне, как он на меня посмотрел. В этот момент откуда-то вынырнула Лена Большая, извинилась, что в прошлый раз была холодна, а сейчас занята – и внезапно, окинув равнодушным взглядом Филиппа, пригласила меня к себе в гости: «Я живу на Тараса Шевченко, маргариту делаю богическую, а по понедельникам почти свободна». Пока мы общались с Леной, Филипп, к моему вящему удивлению, продолжал рассматривать меня, а иногда, терпеливо, стену. На Лену внимания не обращал – как будто она нарядилась в мантию-невидимку. И это мне тоже понравилось. Может, красавицы не привлекают красавцев?

Когда Лена убежала спасать вечеринку, Филипп вернулся к своему предложению:

– Итак, о библиотеке. Давайте? И, предвосхищая ваш вопрос, это моя первая за вечер маргарита. И уж точно первая Жозефина, – он улыбнулся, потом разом посерьезнел. – Мне просто неловко за то, что учинили наши девочки из ивентов. Испанский стыд. Хоть бы посмотрели помещение, прежде чем список гостей составлять. Ну да ладно, пусть они за это перед начальством отчитываются и объясняют, почему Званый Ужас оказался таковым в самом прямом смысле. Я буду рад вас отсюда увести – особенно если вы, например, наш рекламодатель. Но – no pressure.

Я допила коктейль, подумала. Часто ли красавцы в очках зовут меня ночью в библиотеку? Нет. Предам ли я Гошу, Лену и Антонину, если покину клуб «22.20» задолго до конца мероприятия? Тоже нет. Хочу ли я флиртовать и веселиться в формате no pressure? Очень хочу, оказывается. Надоело грустить.

– Ладно, – сказала я, передав Филиппу пустой бокал. – Я пойду пообщаюсь с парой человек из вашего офиса и с парой из моего. Я и правда рекламодатель, – тут я назвала компанию, в которой работаю. – Если ваша любовь к тишине и литературе не ослабнет, ждите меня в гардеробе через двадцать минут.

Филипп кивнул, изобразил, как набрасывает на себя мантию-невидимку, и исчез в толпе.

Я двинулась к сцене, с которой топ-менеджер издательского дома пытался говорить в микрофон что-то очень корпоративное – до меня донеслись слова «поблагодарить наших уважаемых партнеров в лице…». Топ был в костюме Зорро. Ради речи он зачем-то спустил черную маску на подбородок, а фейковой шпагой активно жестикулировал.

Окрыленная недавними событиями, я быстро отыскала всех коллег и уважаемых партнеров, которым нужно было показаться на глаза, провела несколько смолл-токов (в частности, с Джеком Воробьем, Тигрой и парой ведьм из рекламы) и посчитала свою миссию выполненной. Тем более что тыкву для Кузи уже добыл инициативный Гоша.

На всякий случай я забежала в монументальный туалет – всегда так делаю перед библиотекой. У двери женского стояла очередь из двух пританцовывающих принцесс, а рядом, у мужского, маялся человек в костюме… унитаза. Читал что-то с телефона, удобно расположив руки на крышке от плюшевого бачка. Как выяснилось через полминуты, ждал свою даму – еще одну принцессу. Лену Большую я, к слову, не встретила.

Направляясь в гардероб, я замедлила шаг. А что, если никакого Филиппа там не окажется? Ну правда, мог же он мне, например, померещиться – или передумать, как уже двое мужчин разной степени красивости передумали на мне жениться…

Он не померещился и не передумал. Стоял у стойки гардероба, раскручивал на ней блестящий номерок, как будто волчок запускал. Когда я подошла, Филипп обрадовался. А когда он надел пальто, стал еще красивее: люблю мужчин, которые умеют носить пальто.

Он и мне мое, кстати, подал – чуть поколебавшись. Извинился:

– Надеюсь, вы не против? Если что, я уверен, что вы в состоянии управляться с верхней одеждой, открывать двери, платить за себя в кафе и водить комбайн и звездолет. No offense.

Я посмотрела на гардеробщицу Анну Иосифовну, которая только что выдала нам пальто. Судя по ее бесстрастно-доброжелательному лицу, Филипп ей не нравился. Ну понятно: ей слишком нравился Боря. Кстати, час назад мне хотелось выяснить, как у него дела в Израиле. Но сейчас, если честно, я была слишком занята, придумывая Филиппу остроумный ответ на тему феминизма и звездолетов. Так и не придумала – улыбнулась, поймала ответную улыбку, застегнула пальто и поехала в библиотеку.

На самом деле это была не библиотека, а маленький бар, расположенный на втором этаже книжного магазина. Магазин уже закрывался, но когда мы поднялись по витой лестнице в бар, подвижный рыжий парень ободряюще махнул нам из-за стойки: проходите, не стесняйтесь. Винной карты у парня не было, а вино было – причем хорошее. Даже гарнача нашлась, а под нее – карпаччо с хрустящим ломтиком багета. Гарнача и Карпача. Две сестры-близняшки, родившиеся в семействе сомелье.

Я вспомнила о собственной сестре. Где-то год назад Антонина вот так же ушла с Гошей из клуба «22.20», проговорив с ним минут десять. И началась их история, которая, надеюсь, продолжится – в том числе и моими стараниями. Эх, давно у меня не было такого хорошего настроения! Я взяла телефон, написала Антонине: «Привет, буду поздно. Тут, как выяснилось, Филипп…» Она почти сразу ответила: «Ого! НАШ Филипп? Который издатель?» Так, Анатолий. Это еще на кой черт?

– Ладно, Филипп, – отложив телефон, сказала я сидевшему напротив мужчине, который из солидарности пил со мной гарначу, хотя поначалу косился на пино нуар. – Расскажите мне о себе. Начнем с важного вопроса: настоящие ли у вас очки?

Очки оказались настоящими. А Филипп – тем самым Филиппом, издателем Антонины. Домой я вернулась в четыре утра.

Глава шестая
Трудно быть догом

Москва, снег, Академия наук, 1–3 ноября

Хороший поначалу выдался ноябрь. Даже будто и не ноябрь вовсе.

Нет, погода была вполне традиционной – стабильный «минус», грязный снег и ветра, выдувающие из человека остатки золотой солнечной пыли вместе с памятью о лете. Но настроение у нашей небольшой компании не падало ниже нуля.

Когда я вернулась в четыре утра со свидания с Филиппом, сестра Антонина сидела на кухне в темноте и освещала пространство собственным лицом.

– Привет! – сказала она мне торжествующим шепотом. – Представляешь, Гошина маман завтра уезжает в Воронеж! А мы с ним скоро едем к Горану в Белград! А в Питер временно никто не едет!

С Гошей я поговорила восемь часов назад. Кажется, не зря.

– Вот не зря я твердо решила с ним расстаться! – продолжала Антонина изъясняться восклицательными предложениями. – Только решила – и жизнь поменялась! Чтобы стало очень хорошо, надо сначала осознать, насколько всё плохо!

Мне хотелось улыбнуться в усы, но я просто кивала и слушала – у моей сестры мышление магически-логическое, особенно в стрессе: ей хочется во всем, хорошем ли, плохом ли, найти причину, следствие и божественное вмешательство. И пусть – она так радуется, когда все это находит, зачем лишать человека веры.

Меж тем Антонина перешла на предложения вопросительные:

– А как у тебя прошел вечер? Понравился Званый Ужас? И чем в особенности?

Мы с Филиппом, сбежав со Званого Ужаса, допоздна просидели в книжном баре, проговорили под вино, а потом он просто посадил меня в такси. Но почему-то рассказывать об этом сестре мне было неловко, хотелось придержать информацию.

– Вечер отличный, – ответила я. – Народу только много. Зато коктейли классные и голова крокодила имела успех. Надеюсь, завтра не будет болеть. Кстати, каскадер к тебе в итоге влетал или не влетал?

– Нет, – сестра мгновенно согласилась на смену темы, – я их отправила к Струкам на седьмой этаж. Машу Струк помнишь? Соседка, которая с младенцем сидит. Она недавно жаловалась, что ей скучно и нечего вечерами рассказывать мужу. Каскадер прямо-таки напрашивался в их личную жизнь.

И я была благодарна сестре за то, что о моей личной жизни она ничего выпытывать не стала. Мы же, как сказал реабилитировавшийся Гоша, с ней чаще всего не спорим, а радостно соглашаемся: в том числе и молчаливо.

Утром во вторник, проспав часа три, я отправилась на Шварцмане в новый офис. У метро «Строгино» подхватила Солнечную – она волшебным образом выздоровела, но не настолько, чтобы добираться корпоративным транспортом.

– У меня паническая атака начинается от одного слова «маршрутка», – жаловалась Алла по телефону, – сразу задыхаюсь!

В машине она атаковала меня рассказами про Антона: говорила, как мило, что он снял квартиру рядом с ней, и как важно ему туда поскорее переехать – чтобы «строить, наконец, серьезные отношения, которые из Химок строить совершенно нереально».

Да уж, дело именно в Химках – думала я, слушая Солнечную вполуха. Действие утреннего кофе заканчивалось, и я не была уверена, что в офисе есть кофеварка – или вообще что-то работающее, кроме Елизаветы Барбос. Тут она как раз позвонила:

– Привет, я на Новой Риге, докладываю обстановку. Если ты еще не выехала, то и не выезжай. А если выехала, поворачивай обратно. Тут как раз только что пришли сисадмины компы подключать. Они очень злые и в одинаковых свитерах.

– О нет, – простонала я. – Сколько это будет продолжаться? Трейд-маркетинг же как-то работает!

– «Как-то» и я работаю. Трейд-маркетингу просто повезло. У них счастливый этаж, там три директора сидят. А с нами только отдел кадров, и это, увы, не то же, что «с нами Бог». Я видела Нино из эйчара, она в ярости, собеседования чуть не на заправке ближайшей проводит.

Меня осенило: точно! Вот где есть кофе. И, совершив полицейский разворот, вызвавший у Солнечной еще одну паническую атаку, я съехала к красно-белой заправке.

– Добрый день, – крикнула нам веселая девушка из-за прилавка, – какая колоночка? А мы тут только что кленовые пеканы испекли.

– Два, – ответила я. – Колонка номер два, и два пекана, пожалуйста. И два американо.

Пеканы были прямо-таки горячими, кофе, соответственно, тоже, и нам достался столик с красными диванчиками. Я же говорю – ноябрь начинался отлично. А тут еще и Филипп написал.

«Доброе утро, Жозефина, в чем я лично сомневаюсь», – вот что он написал. Мы вчера под вторую бутылку гарначи обсуждали советские мультики, и Филипп признался, что всегда хотел быть Винни-Пухом, но получалось все больше Осликом Иа. «У тебя случайно не день рождения сегодня?» – быстро набрала я. «Почти: похмелье. Душераздирающее зрелище» – пришел ответ. И сразу за ним такой: «Но если хочешь приехать и подарить хвост, welcomе!» А потом еще: «И прости уж, что пишу сразу с утра, а не выжидаю три дня ».

Помимо мультфильмов, мы вчера много о чем говорили. Например, об условностях и правилах («Мужчина звонит женщине на третий день, женщина соглашается на секс после третьего свидания… Какие-то все это средневековые танцы с религиозным подтекстом. Бог, типа, любит троицу, а мы чем хуже!»). И об отношениях («Сначала человек ищет в другом человеке личность, а потом начинает эту личность из него выдавливать. Сначала ищут равноправного партнера, а потом пытаются стать ему боссом»). И о браке в целом («Жениться надо по приколу. Нет, правда. По приколу, а не под дулом пистолета и не в рамках шантаж-кампании “любишь – покажи паспорт”»). И о конкретном браке («Моя бывшая жена звала меня “главной феминисткой Москвы”. Просто потому, что я уважал ее чувства. И когда ее чувства ко мне прошли, отпустил без истерик. Подумаешь, big deal»).

Мне нравилось, что и как говорил Филипп. Нравилась его искренность – возможно, чуть подогретая смесью вина и текилы, – и образная речь, и основные тезисы. Нравились представления о равноправии. Нравилось, что о бывшей жене он упомянул так, что стало очевидным: она точно бывшая, без вариантов. Я слушала Филиппа и невольно вспоминала свои прошлые отношения. Ну да, меня немножко тащили в загс. И слегка придавливали своей любовью. И ответных чувств требовали – а когда не получили их в правильно оформленном виде, бежали в пустыню.

«Приехать не приеду, – написала я Филиппу только что, – не выспалась и надо работать». Вот и посмотрим, насколько он уважает мою личность и ее право на труд и сон. «О да, хорошо, что рабочая неделя короткая» – не обиделся Филипп. Главная феминистка Москвы прошла проверку.

Я улыбалась и улыбалась и совсем забыла про Солнечную, которая сидела напротив меня и задумчиво расковыривала кленовый пекан.

– А что там у него внутри? – спросила она. – Клен?

– Мне кажется, яблочный джем, – ответила я. – Хотя должен быть кленовый сироп.

– Ой, – испугалась Алла. – А пеканы тут настоящие? С клена?

Я хотела между делом поинтересоваться, что Солнечная думает о Филиппе-издателе – в нашем отделе именно она общалась с прессой, – но передумала. Орехи – более безопасная тема, и к ней-то я охотно и перешла.

С заправки мы с Солнечной поехали обратно в Строгино.

– А чего ты не взяла себе служебную машину? – спросила Алла, вылезая из Шварцмана. – Тебе же полагается.

– Да мне эта нравится, – ответила я, немного нервничая: остановилась я неудачно, на автобусной остановке, где нельзя долго стоять.

– Ну вообще да-а. Зачем рено, когда мерседесы дарят…

Погрустневшая Алла отправилась домой, а я, сверившись с навигатором и расписанием пробок, решила пару часов поработать в кафе. Засиделась, конечно, и в Нехорошую квартиру попала к пяти вечера (зато без пробок).

В коридоре стояло несколько чемоданов и высилась гора разнокалиберных пакетов. А на кухне обнаружилась сухая пожилая женщина с ультранедовольным лицом и Гоша – с лицом, против обыкновения, довольным.

– Это моя мама Лидия Петровна, – представил ее Гоша. – У нее через час поезд с Казанского вокзала.

– Очень приятно, – сказала я. Прозвучало это как «мне очень приятно, что вы уезжаете» – что, впрочем, так и было.

– Заехала попрощаться с Антониночкой, а ее нет, – пожаловалась Лидия Петровна.

– На работе, наверное? – предположила я.

– Она сегодня из дома работала, – ответил Гоша. – Решила маму проводить.

Я улыбнулась ему заговорщически: да уж, сестра должна лично убедиться, что поезд ушел.

– И вот Антониночка куда-то делась, – продолжала ныть Лидия Петровна. – А я так волнуюсь, как там мои кошки!

Я вопросительно посмотрела на Гошу.

– Кошки в Воронеже, – пояснил он. – Мама за них отсюда волнуется.

– А, – кивнула я. Который месяц места себе не находит.

– А лысый кот ваш, да? – спросила Лидия Петровна капризно и пригладила свои зачесанные наверх и собранные в учительскую «дулю» волосы. – Неприятненький.

Зайка в это время ел корм из своей миски и терпеливо ждал, когда неприятненькая женщина покинет наш дом. В коридоре послышались голоса – Антонина вернулась с Кузей из «Бурато». Я поспешила их встретить. Кузя умчался мыть руки и радоваться африканскому барабану, который привез Гоша, а я задержалась с сестрой в прихожей.

– Ну как тебе маман? – улыбалась Антонина, крайне медленно, по одной расстегивая пуговицы на пальто. – Ты уже очарована, надеюсь?

– А то. Мой кот ей не нравится, зато ты теперь нравишься. Зовет тебя Антониночка!

– Да-да, – шепнула сестра. – Чем ближе разлука, тем крепче любовь. Между прочим, тут выяснилось, что Лейсаночку она ненавидела все годы их с Гошей брака. Изводила претензиями, доводила до слез и называла Лейлой. А как только они разошлись, вдруг воспылала и к ней, и к ее фирменному кофе на песке.

– Короче, хороший город Воронеж, пусть едет, – постановила я.

Мы натянули провожающие улыбки и торжественно вплыли в кухню.

– Ой, Антониночка, – Лидия Петровна подалась вперед, – какой ты хороший кофе сварила! Это вот из этих штучек таких, да? Из красной машинки? Очень вкусный! Я дома Мишане скажу, чтобы тоже мне такую купил.

– Мишане? – переспросила я.

– Да, это мой супруг, – с достоинством графини в изгнании бросила маман. – А что?

Ничего себе. У нее еще и муж есть. Дама полна сюрпризов, даже почти жаль, что уезжает.

– Значит, кошки все-таки в Воронеже не одни, – заметила я. – Не стоит за них волноваться.

– А, – кокетливо повела она плечами. – Разве ему можно доверить живое существо! Он же разгильдяй. То балкон открытым оставит, то воды налить забудет. Кошки, кстати, лучше людей. У них душа есть. Ну, я так думала, пока вашего кота не увидела, ха-ха-ха… Сущий черт.

– Мэ! – огрызнулся Зайка. – Вам балкон не открыть ли?

А влетевший в кухню попугай Исаич коротко потребовал:

– Пр-рощайте, дор-рогуша!

Лидия Петровна отчего-то послушалась попугая, засуетилась, засобиралась, начала говорить, чтобы Гоша срочно хватал все ее чемоданы-пакеты и мчал что есть сил к Казанскому вокзалу, иначе она опоздает, и тогда кошки совсем, бесповоротно погибнут от равнодушия и криворукости непутевого Мишани. Гоша с мамой не спорил. На лице его застыла улыбка человека, который знает: еще сорок пять минут потерпеть и свобода. Они с Лидией Петровной и Антониной уехали на вокзал, а мне доверили ухаживать за живыми существами – Кузей, Зайкой и Исаичем. Ну, я ж не Мишаня какой-нибудь, справлюсь.

Вскоре я получила от сестры Антонины полное ликования СМС: «ВСЁ!»

Я улыбнулась в телефон и тогда написала Филиппу: «Предлагаю четверг». Он ответил: «Ок» и добавил: «Я рад». Ноябрь становился все лучше.

Четверг, 3 ноября, был сокращенным рабочим днем – в честь последующих праздников. Антонина взяла отгул (получается, у Филиппа!), отвела Кузю в школу и улетела с Гошей в Белград до воскресенья. Я предварительно спросила ее, не нужно ли мне Кузю из школы или «Бурато» забирать – втайне надеясь, что не нужно, – и Антонина удивилась:

– Да нет, мама возьмет к себе на выходные. Хм, как-то я не подумала, что ты это можешь. Тебе его и не отдадут.

– Ну здрасте, – оскорбилась я, хотя только что вздохнула с облегчением, – я вообще-то ему вполне официально тетя, а тебе по паспорту сестра. Мне, если что, даже твой труп отдадут!

И посмотрела на нее с превосходством.

– Ты события-то не торопи, мне сегодня на самолете лететь, – ответила Антонина. – Просто в школе и «Бурато» есть список взрослых, которым конкретного ребенка выдают. Все строго. Но я тебя туда внесу, раз ты хочешь.

– Внеси уж, – строго согласилась я и отпустила ее к Гоше, который ждал внизу.

Работала я все еще из дома: в новом офисе подключили компьютеры, но отключили отопление – причем во всем здании. Даже деятельная Барбос сдалась и осела у себя на улице Красных Зорь.

– Вчера в офисе я нарядилась в свитер, пуховик и шаль, – мрачно сообщила она мне по телефону. – Всерьез думала разжечь костер. Отдел кадров печатает в варежках. Трейд-маркетинг приходил в лыжных костюмах.

– А дресс-код-то сменился, с тех пор как я последний раз на работе была, – заметила я, прослушав фешен-репортаж.

– Слушай, а иностранное начальство когда приезжает? – вспомнила Лиза. – В понедельник? Может, перенести?

– Да нельзя их перенести, у них все за год спланировано. Будут седьмого числа как миленькие. Ничего, добавим колорита, встретим их в тулупах, хлебом, солью и сосульками, покажем, что Россия действительно холодная страна.

– И дикая – для этих целей у нас сисадмины есть, – прокашляла в трубку Барбос.

– В общем, у хозяйственного отдела осталось три дня, чтобы построить потемкинскую деревню, – подытожила я. – Я в них верю.

– А я купила портативный обогреватель, – отозвалась практичная Лизавета.

Вечером я рассказала всю историю нашего горе-переезда Филиппу. Он слушал внимательно, блестел очками, смеялся в нужных местах. И, что приятно, интересовался моей работой – расспрашивал про девчонок, про наши мероприятия, про структуру компании в целом. Не перебивал и не пытался без запроса делиться опытом. Телефон его лежал на столе и о чем-то беззвучно сигнализировал, однако Филипп не смотрел даже, от кого приходят сообщения, а смотрел на меня. Отправились мы на этот раз не в винную библиотеку, а в малюсенькую кофейню на Ленинском – похоже, переделанную из обычной квартиры.

– Давай посмотрим друг на друга трезвым взглядом, – предложил Филипп.

Я согласилась – самой было интересно, как все пойдет без вина и коктейлей. Нам стараниями Филиппа достался диванчик в эркере, и кофе принес сам хозяин – мощный и колоритный Степан, похожий на Чудовище из «Красавицы и Чудовища». Сам он едва помещался в эркер, а крохотные тонкие чашки тонули в его ручищах. Однако Степан ничего не уронил, ничего не перепутал, о кофе говорил с любовью, но не заговаривался, а в качестве десерта предложил домашний лимонный тарт под белым меренговым парусом и ловко пришвартовал два здоровенных куска на изящном круглом столике.

– Люблю я, когда человек любит свою работу, – с удовольствием произнесла я, как только широкая Степанова спина удалилась. – И лимонный тарт люблю.

– Видишь, ты уже говоришь мне о любви, – улыбнулся Филипп и наклонил голову. – Второе свидание, девушка!

– В этом смысле я как раз юноша, – отмахнулась я ложкой, которую погрузила было в тарт.

– То есть? Explain yourself, – притворно испугался Филипп.

– То есть у меня плохо со всякими важными словами, обозначениями отношений и публичной демонстрацией чувств.

– А, ну это пре-крас-но, – вздохнул он с облегчением.

– Неужто? Знаешь ли, такое мало кому нравится.

– Нет ничего хуже, чем когда-то кто-то из кого-то выбивает признания. У нас и так много чудесных традиций осталось от КГБ, можно хотя бы в личной жизни без этого обойтись.

– М, – я развела руками, потому что дело все-таки дошло до тарта и говорить я временно не могла.

– Ну правда, – серьезно сказал Филипп и поправил очки. – В отношениях двух взрослых людей, может, и есть всего два главных закона – не давить и не торопиться. И оба обычно нарушаются прямо на старте. Самое сложное – допустить, что человек остается свободным, даже если он выбрал быть с тобой… Sorry, я иногда калькой с английского говорю – знаю, это бесит.

– Да нет, – возразила я и поняла, что меня и правда не раздражает ни калька с английского, ни сами английские слова, которые он частенько вставляет. У него это как-то естественно получалось – а может, дело в удачном втором свидании.

– Ну и кстати, насчет «не торопиться», – бодро произнес Филипп. – Не желаешь ли зайти ко мне в гости? Да, я очень последовательный, сам себе нравлюсь.

Я молча улыбалась: он и мне нравился. Сильно. Но в гости я сегодня не собиралась.

– Прости, пожалуйста, там форс-мажор, – он кивнул на телефон. Значит, все-таки успел в него заглянуть. – Мы можем потом вернуться сюда и выпить весь кофе великолепного Степана, но сейчас я должен быть дома. Там Гриша один.

Гриша? Это его сосед по квартире? Пьяный. И агрессивный. Или младший брат? Тоже агрессивный. Сын?! Бойфренд?!

– Моя dog sitter пишет, что заболела. А Гриша, соответственно, дог. С ним надо погулять, – он посмотрел на часы. – Причем срочно. Ну либо посиди здесь, я сам сбегаю – я тут рядом живу, у Нескучного сада.

Но теперь-то я, конечно, хотела познакомиться с догом Гришей. Обожаю догов! Благородные, степенные, невозмутимые, до оторопи идеальные. Такими Бог наверняка задумал собак – а потом что-то пошло не так и свет заполонили всяческие мальтипу, лхаса апсо и, прости господи, шпицы. Карликовые. Кстати, дог Филиппу очень подходит. Странно было бы, если бы у него оказалась собака другой породы.

– Какой он у тебя? – спросила я, когда мы спустились в подземный переход. – Немецкий? Английский?

– Бельгийский, – ответил Филипп, как мне показалось, с некоторой досадой: наверное, волнуется за собаку.

– А, – сказала я, хотя о такой разновидности догов даже не слышала. Сейчас много пород появилось с красивыми названиями – и малинуа тебе, и акита-ину…

Мы дошли до калитки Нескучного сада, Филипп сделал несколько шагов влево, приложил таблетку к соседней калитке, и мы оказались во дворе дома, который знает каждый москвич, тем более москвич приезжий. Их два таких – полукруглых дома-близнеца на площади Гагарина, со скульптурами на крыше. А я-то приготовилась долго идти и мерзнуть… Ну а где еще может жить благородная собака дог. Или Филипп в красивых очках. Человек же сказал – у Нескучного сада.

Мы прошли к дальнему подъезду, Филипп открыл тяжелую дверь и, навалившись на нее плечом в сером пальто, пропустил меня вперед. Я заметила на пальто трио снежинок – значит, опять снег, а я и не заметила. Снежинки красиво таяли, давая себя перед этим рассмотреть.

В лифте Филипп не пытался меня поцеловать, хотя выглядел и улыбался так, будто сейчас попытается. Я аккуратно промокнула пальцем маленькую капельку на его пальто – то, что осталось от снежинки. Когда мы вышли на лестничную клетку, я увидела в окно, что снег уже пошел крупными яркими хлопьями. Еще недавно я думала, что такое может быть только при Боре.

Как у него дела в Израиле? Неизвестно. У меня в Москве дела хорошо.

Мы с Филиппом приехали на седьмой этаж. Он сунул ключ в крайнюю справа дверь. За ней послышался нетерпеливый, частый, ликующий топот лап и странное повизгивание. Давно дог один сидит, наверное.

– Ну начинается, – проворчал Филипп. – Песни и пляски.

Дверь распахнулась, и на лестничную клетку выкатился маленький черный комок нервов. Комок менял форму, подскакивал, совершал хаотичные движения, врезался посекундно в качественный серый драп Филиппова пальто и тяжело дышал. Повизгивать он при этом ничуть не забывал.

– Гриша! – неласково сказал Филипп. – Гриша, блин! Стой! Или как там – сидеть!

Комок на секунду замер, вытянулся как мог по стойке смирно. Я увидела бородатую черную морду с выступающей нижней челюстью, два блестящих глаза, два уха – перевернутых треугольника, хвост скобочкой и много отчаяния.