Текст книги "Очкарик. Боевик. Альтернативная история"

– Нам только добраться, да мины.

– Ладно, – быстро продолжил Костя, – лезем наверх, колодец должен у бокса быть. Там разберёмся. И тихо! С поножовщины начинаем, – пограничник потянул из ножен широкое острое лезвие и начал быстро подниматься по лестнице дренажного колодца.

– С тобой пойду, – боец ФСИН со знаками различия младшего сержанта неуловимым движением извлёк из – за спины огромный звероподобный ножище и словно ртуть обтёк ступившего на лесенку гвардейца, оказавшись впереди, сразу за разведчиком.

Приподняв тяжёлую крышку, пограничник окинул взглядом площадку. Сразу в поземный мир ворвались солнечный свет, уличный шум и запахи. Где – то слышалось гудение двигателей, и вообще суета, очевидно вызванная нападениями. Взгляд упёрся в недалёкую стену приземистого вытянутого здания, к которому спереди подходили нитки рельсов. Поодаль Костя увидел небольшое помещение сторожа, которое сейчас занимала охрана – рядом, устроившись среди мешков с песком на высоком станке, настороженно глядел на улицу пулемёт L7A2. Где – то правее, рядом с боксом послышалась английская речь и в сторону колодка направились двое часовых. Опустив тяжелую крышку до минимума, Костя, морщаясь от напряжения и боли, считал их шаги до угла, высчитывая скорость движения по маршруту и примерную дальность броска.

– Пошли! – едва патруль скрылся за угол, скомандовал разведчик. Сдвинув крышку люка, он выкатился на улицу, перехватывая нож. Следом, как чёртик из шкатулки, выпрыгнул младший сержант, и пригнувшись, «потёк» за пограничником по маршруту патруля, удерживая рукоятку ножа странным захватом – между большим и указательным пальцами. Патруль сняли быстро, уложив тут же у стены. Счёт шёл на секунды. Остальные, держась на адреналине, быстро выскакивали наружу и скопившись у закрытой от взора из караулки стены, дружно ринулись к приоткрытым воротам бокса через смертельно опасные, сейчас открытые всем пулям и ветрам тридцать метров. Этот фокус сработал! Никто из охраны не выстрелил, и группа влетела в открытые ворота бокса, где уже вовсю орудовали сержант и пограничник, просочившиеся с другого хода, – двое техников пускали кровавые пузыри возле открытого «Скорпиона». Машин было около десятка.

– Где!? – на ходу прохрипел Бычков, вращая головой со скоростью локатора радарной станции ПВО.

– Бэтэры! Сзади ус..! – коротко выдохнул недавний гранатомётчик и тут же бросился на землю, увидев изумлённое лицо пересекавшего площадку перед боксами десантника.

От неожиданности тот стал поднимать руку, указывая на партизан, но слова из глотки не шли – выпучив глаза он хрипел, пытаясь поднять тревогу.

– Та-да-да-х-х-х-х! – загрохотал автомат, опрокидывая англичанина на спину, выбив из спины тучу кровавых брызг. Кто-то закричал у караульного помещения и в ту сторону из бокса понеслись порции свинца.

– Быстрее, пацаны, ё.., – закричал из-за колеса штабной «Пантеры» работающий короткими очередями с «миними» гвардеец из группы Спицы, – долго нет! Тут же по караулке хлопнули несколько подствольников, отсекая занимающих оборону от укрытий, не пуская других к воротам. От караулки заработал пулемёт.

– Здесь пушки, мины! – заорал Глеб, стукнув прикладом в бронированный борт.

– Бегом!!! И здесь! И правый тоже! Заводи! – продолжал орать лейтенант, отстреливаясь из – за бронированного корпуса, от которого рикошетили чужие пули.

– Чёрт! – Бычков едва не выронил автомат – острый осколок брони распорол запястье, откуда хлынула кровь.

Никого уговаривать не пришлось – нападающие бросились под защиту брони, на ходу запуская двигатели (по боевому регламенту НАТО вся бронетехника во временных парках хранится открытой, всегда имеет залитые баки и боекомплект до полного – прим. авт.).

– За мно-о-о-о-й!!! – донеслось в переговорных устройствах и три бронированных чудища, вышибая ворота и разнося по площади всё и всех, ринулись вон.

– У нас три – пять минут, – торопливо продолжил Костя в эфир, – сворачиваем!

Первая машина на полном ходу вломилась в тихий двор между пятиэтажек по улице Кирова, в прямой дистанции от здания жд вокзала – комендатуры, до которого из двора оставался неполный километр.

Остальные уже тормозили рядом, выстраиваясь в шеренгу, а Глеб и младший сержант, торопливо перебрасываясь малопонятными окружающим терминами вроде «угол упреждения» и «навесная 66», быстро колдовали с черно-оливковыми трубами небольших минометов. Остальные заняли оборону, направив на выходы из двора все имеющиеся стволы, оставив двух бойцов, выкинувших наружу ящик с минами, заряжающими.

– Огонь! – Бычков, сержант и один из бойцов синхронно опустили мины в стволы, иглы накололи капсюли. Минометы коротко, словно спустив штаны, присели под выстрелом, посылая первый залп.

– Ближе 50! – глядя на разрыв крикнул импровизированный корректировщик, выглядывая из двора.

– Залп!

– Гранаты в БэКа (короткая аббревиатура от «боекомплект»)! Ходу! – крикнул после второго разрыва мин Костя, бросаясь в сторону колодца подземной коллекторной магистрали.

– Залп! – рявкнул Глеб, опуская третью мину, и не дожидаясь выстрела спрыгнул в сторону, куда побежал пограничник и остальные. Механики – водители по команде сунули в боекомплекты машин по гранате и бросились со всех ног, стремясь укрыться за ближним углом дома.

– У-у-у-х-х-х-х!!! – через шесть секунд земля под ногами заходила ходуном, и огромный оранжевый пузырь вырос над домами, вышибая стёкла и коверкая с воем разлетающимися кусками металла стены.

– Во дали, а! – Глеб, не обращая внимания на потемневший от крови полуоторванный рукав, показал бегущим залитый кровью большой палец…

– Кто вы такой? – Шилов подспудно понимал, что худощавый человек в гражданской одежде, но с военной выправкой, несёт какие-то новости. Но какие? Не провокатор ли?

– Нам нужно поговорить наедине, – спокойно ответил задержанный, – попросите охрану выйти.

Майор бросил взгляд на Соболева, тот едва заметно кивнул, подтверждая, что человек не вооружён.

– Всем выйти, – решительно скомандовал майор.

– Повторяю вопрос… – едва начал майор, как человек вежливо его остановил.

– Не стоит. Вы – он указал на майора, – офицер федеральной службы войск национальной гвардии майор Шилов Александр Сергеевич, – увидев, как дёрнулся командир, человек улыбнулся и продолжил.

– Я офицер разведотдела мотострелковой бригады, недавнее место расположения которой вам известно. Пускай буду «товарищ Михайлов», как Сталин в своё время. К вам с поручением, а точнее с предложением взаимодействия, – спокойно сказал человек.

– Но бригады нет, наша разведка проверяла в рейде – кругом одни воронки, да оккупанты.

– Майор, бригада есть. Мы будем говорить?

– Подтвердите ваши полномочия, «товарищ Михайлов».

– Да, конечно, здесь, в брюках. «Михайлов» закатил штанину и дернул толстую нитку, достав из подкладки тонкий лист в гибком мягком прозрачном пластике.

– Да, любопытно, – майор, прочитав документ, вернул его владельцу.

– Майор, получен сигнал о начале операции «Медведь». План предусматривает взаимодействие регулярных войск и с нацгвардией, и с партизанскими группами. Задача бригады, в общих чертах, блокировать весь район и разоружить противника. При сопротивлении уничтожить. Будем заходить и в город, надо перекрывать им отход. Город вам, как нацгвардии, хорошо известен, а нашу разведгруппу накрыли, информации мало. Поделитесь?

– Ну отчего же не поделиться, – хмыкнул майор, – недавно мои ходили. Да и вот только вернулись с акции, навели там шороху, не скрою.

– Шорох этот мы слышали, впечатляет! – повеселел «Михайлов».

– Но подготовлен полномасштабный ответ на вторжение. И вы нам нужны. Поэтому вот что… Разговор у офицеров затянулся на несколько часов.

– Ещё один момент, «товарищ Михайлов», – уже под утро сказал Шилов.

– ?

– С вами пойдут мои люди, передадут в руки вашей разведке, если она, конечно, существует. Но перед уходом вы поприсутствуете здесь на одном мероприятии. Недолго.

…Партизанский, теперь уже батальон, стоял в лесу. Очкарик, Петух с охраной, Дамегуль и профессор, как и положено по боевому расчёту, находились в прямом подчинении командира отряда, и стояли в шеренге управления.

– Под знамя! – майор помедлил, – Смир-р-рна! Строй вздрогнул. На поляну, имитируя строевой шаг, вышли Нефедько, Реймер и Катурин старший. Неуклюже мешковатый, не попадая в ногу, изо всех сил стараясь быть торжественным, Катурин нёс знамя, то самое, знамя Победы. Надпись под всем известной имела новую строку: «Сводный Сибирский батальон национальной гвардии». Скосив глаза вбок, очкарик увидел, что по щеке старика Домбровского, на котором военная форма сидела, как на корове седло, скатилась слеза. Раненый Василий Максимыч толком стоять ещё не мог и поэтому сидел на небольшом стульчике на краю строя, ближе к избушке. Сам подросток тоже проникся торжественностью момента – в носу защипало, кровь прилила к лицу. Похожие ощущения сейчас испытывали многие.

Из всего короткого выступления командира очкарик запомнил только, что предстоит много трудов. «Товарищ Михайлов» понаблюдал за происходящим из-за кустов и вскоре незаметно скрылся в сопровождении нескольких бойцов…

…Неприметный серый человек – технический работник Иркутской ГРЭС поднёс к глазам старенький мобильник «Нокиа» с тусклым зеленоватым экраном, который только что пискнул, высветив короткое сообщение. Человек спрятал телефон и осторожно, не привлекая к себе внимания, миновал посты канадских подразделений сил коалиции и спустился на нижний ярус грузового гаража. Открыв крышку багажника стареньких «Жигулей» 6-й модели, припаркованных в углу, он неожиданно легко поднял запасное колесо, и сверяясь с экраном телефона, набрал несколько цифр на небольшой железной коробке. По жёлтому экрану побежали строчки и «серый» снова поднялся в рабочий зал. Утром следующего дня на работу он уже не вернулся. У подполковника была другая задача…

…Командир Козельской ракетной дивизии РВСН полковник Дорохов, сейчас в тёплой деревенской жилетке похожий на киношного артиста Владислава Галкина, только постарше, молча уставился на маленький серый телефон. «Нокиа» пискнула две минуты назад, указывая ему параметры даты, времени и номер пакета особой важности, который предстояло вскрыть через несколько часов. Телефон и короткую устную инструкцию о порядке применения вручил и пересказал полковнику полгода назад лично Главнокомандующий ракетными войсками в закрытой комнате пункта боевого управления и контроля пусков, куда Дорохов прибыл под каким-то рядовым предлогом.

…Командир ракетного крейсера «Москва», стоявшего на рейде в Балтийском море под прицелом множества чужих ракет и пушек (его не решались атаковать, собираясь взять целым после устроенной блокады и многократно предлагая сдаться) тоже смотрел на маленький экран пискнувшего телефончика, и убрав его в карман, по внутренней связи вызвал к себе в каюту старпома.

…Ивановская дивизия ВДВ, как и многие другие в лесах, горах, морях, других странах и чёрт знает где ещё, тоже пришла в скрытое движение.

Через двое суток «Медведь» вылез из берлоги. Точнее сразу из всех…

ГЛАВА 20 ВОЗВРАЩЕНИЕ?

Медведь выбрался из берлоги, охватил лапами жертву и неторопливо, с хрустом, стал её пережёвывать…

1. Американский спутник радиолокационной разведки Lacrosse двигался по низкой орбите, прослушивая в данный момент радиосигналы над территорией необъятного Красноярского края. Но что для его электронных ушей территория? Всего лишь набор цифр, равнодушно зафиксированных в автоматически наполняющемся журнале полёта на очередном витке в ледяном вакууме вокруг планеты, не более. Над территорией края стояла чёрная ночь. Ощущение исходящей снизу тревоги вот уже полтора месяца поднималось в немую пустоту космоса неясными волнами радиозатишья. С момента вторжения активность деятельности в радиоэфире поначалу резко возросла и тут же упала до минимальных значений. С этого момента последующие полтора месяца сенсоры спутника наполняли электронный журнал минимальным количеством информации. В основном это были знакомые и находящиеся в реестре допустимо безопасных вспышки радиосообщений, какие – то мелкие и незначительные сигналы вроде нечастых звонков по мобильному.

Чуткий сенсор уловил короткий мощный импульс. Считав частоту волны, бортовой компьютер порылся в своём электронном архиве, сравнивая полученную информацию со стандартами сигналов, прописанными в его файлах. Найдя совпадение в категории «особая важность», Lacrosse – равнодушный к происходящему в мире кусок железа, напичканный кварцевыми полупроводниками под титаново-дюралевой оболочкой и прочими научными премудростями, активировал программу, спрятавшись за усиленный противорадиационный композитный бронежилет, и включил вспомогательные двигатели, резко меняя орбитально -пространственное положение. В этот же мгновение сигнал тревоги со спутника, содержащий записанный импульс, ушёл в десяток адресов по всему свету.

Ещё через две секунды у дежурного оператора Центра военно-морской разведки НАТО в Галифаксе сработал сигнал предупреждения о ракетном нападении.

Такой же импульс, и несколько не менее тревожных в своём значении уловил турецкий спутник геопространственной разведки Gokturk-1 над территорией Крыма.

Станция ПВО в турецком «Инжирлике» зафиксировала группу воздушных целей, подходящих к побережью Крыма со стороны Армении. Через несколько секунд и радары системы ПРО выдали зенитно-ракетным комплексам «Пэтриот» на территории Чехии и Польши целеуказания по сопровождению появившейся над Белоруссией группы воздушных объектов. Система пришла в движение, остроносыми ракетами словно принюхиваясь к возможным жертвам. Но объекты разделились на отдельные цели и не спеша, на невысокой скорости двинулись к позиционным районам ракет. Из вооружения на борту самолётов имелись ракеты воздух – земля «р-60» и установки гравитационно-волнового подавления.

Печально известный по черноморскому инциденту с российским самолётом «Дональд Кук» (в 2014 году при воздушном патрулировании российский самолет с помощью специальной установки парализовал действие систем связи и наведения на корабле, превратившемся на это время в беспомощное корыто. После инцидента командир эсминца был уволен, около 20 членов экипажа, испуганные возможной атакой самолёта, неоднократно выходившего на боевой курс, уволились сами – прим авт.) опять тусил у побережья в курортном районе Туапсе, в составе морской группировки НАТО перекрывая выход из военной базы Новороссийск. А зря…

В боевой рубке заверещал сигнал тревоги, недвусмысленно показывающий, что корабль захвачен в прицел берегового ракетного комплекса К-300 «Бастион», дежурный оператор (Этого не может быть!) изумлённо вытаращил глаза, не замечая как по пальцам, словно загустевшая кровь медленно сползает кетчуп стиснутого в ладони хот-дога.

– Чёрт! – выругался флотский, едва рука с булкой ткнулась в телефон, давая понять, что бутерброд и трубка одновременно в ладони не помещаются. Кое-как торопливо обтерев трубку грязной липкой салфеткой, лейтенант спешно сунул её в ухо, уже не обращая внимания на размазываемые по щеке остатки кетчупа. В животе стало холодно. Продолжая докладывать на мостик данные, лейтенант осёкся на полуслове. Электроника приняла новый сигнал в форме текстового сообщения на английском языке и перед глазами связиста побежали красные строчки коротких фраз с рекомендацией не совершать необдуманных действий под прицелом ракет и требованием отключить активные системы наведения, как незаконно находящемуся в территориальных водах Российской Федерации военному судну. Последняя фраза требовала допустить на борт досмотровую группу и утверждала, что управление системами корабля перехвачено. Не поверить было трудно – на рубку связи развернулась, качнув стволом крупнокалиберного роторного пулемёта, бронебашня корабельной ПВО, и на жарком южном солнце лейтенант превратился в сосульку.

– Грёбаный Трансформер! – удручённо подумал флотский, покосившись на срезы шести стволов, удручённо констатируя, что хотел уйти с флота ещё в прошлом году. Да. Весна в Висконсине хороша.

Похожие ситуации происходили и в других акваториях.

2. Майор Синдзо Моро, потомственный самурай, служака и прекрасно воспитанный человек, о России был наслышан от прадеда. Тот служил в Квантунской армии в Маньчжурии, где в августе 1945 года попал в плен и провёл на сталинских стройках долгие шесть лет. Прадед Россию любил, несмотря на нелепые международные разногласия и прочие безумства политиков. Старый Ясихиро часто рассказывал маленькому Синдзо о климате и обычаях русских, никогда не забывая напомнить, что будучи тяжелораненым спасся только потому, что русские пехотинцы вытащили его из – под развалин ДЗОТа, куда угодил танковый снаряд наступающей бронегруппы, и вовремя наложили повязку на покалеченную обломками ногу, кое – как собрав её из лохмотьев. С тех пор старик прихрамывал, и нога часто болела, напоминая каждый раз тот бой, эпоху и его молодость. Сейчас, заходя на борт огромного американского С-17, японец оглянулся на чернеющие среди зелёных деревьев обгорелые остатки помещений охраны и других строений, разбитых при недавнем нападении. Подул прохладный, хоть и летний, ветерок. Синдзо отвернулся и шагнул в пропасть салона. Свою работу, как специалист в высокочастотных средствах связи, обнаружения и безопасности Сил национальной обороны Японии, а в прошлом техник – инженер специального конструкторского бюро перспективных разработок концерна «Митсубиси» (отдел патронирует японская разведка – прим. авт.), майор выполнил. Но как-то не очень. Мало что удалось сделать по собранной в местных университетах информации и отдельным документам. По всему выходило, что у русских тут кипела работа по разработке высокоэнгергетических систем. Но всё что удалось собрать или вытрясти из местных полуживых стариков – учёных не давало картины, и японец правильно подозревал, что он и его коллеги весьма далеки от настоящих результатов исследований. Вобщем майор был огорчён. Вдобавок лететь надо было не домой на Окинаву, а в пронизанный холодными ветрами исландский Кефлавик, где находился временный научно-аналитический узел коалиции. Короткий перелёт до Новосибирска занял каких-то полчаса, но там застряли на несколько дней. «Глобмастер» собирал разные грузы, набивая ими своё бездонное брюхо как ненасытная жадная тварь. В конце – концов дежурный офицер из американских «Железных коней» объявил им, что вылет состоится завтра.

Самолёт поднялся в холодное и серое сибирское небо утром. Так уж вышло, что на борт поместили большую группу раненых, среди которых майор, да и остальные пассажиры отметили нескольких с одинаковыми повреждениями в коленные суставы. Никто из них не мог ходить. Отдельно, одним из последних в салон поместили носилки, на которых был привязан на вид абсолютно здоровый солдат. Но едва он видел человека с ножом на поясе, тут же начинал мычать, рваться и на губах выступала пена, смешивающаяся со скороговоркой на скандинавском. Стало понятно, что «егерь» Хольм совсем не в себе. Наглухо.

Занесли на борт и несколько цинковых ящиков под разными национальными флагами. Ехал домой в таком ящике и труп подполковника Адамса.

– Сержант, позвольте спросить – японец по – английски обратился к ближайшему раненому, со скучным и каким-то злым лицом. Тот повернулся.

– Что вам, майор?

– А почему ранения одинаковые у нескольких?

– Террористы так решили, – неохотно произнес штаб-сержант. Разговаривать ему не хотелось и Эдвард отвернулся, закрыв глаза.

Никто в самолёте не знал, что двигатели уже хлебнули «керосин Домбровского» – маленького сухонького старичка, который в эту минуту мирно спал. Ему снилась кафедра. Хлорсодержащие и прочие присадки при нагреве не только активно разъедали соединения двигателя, они нарушали структуру сочленений топливопровода, делали ломкими и неустойчивыми к перепаду температур и давления мелкие прокладки, резинки, и прочие хрупкие детали, без которых устойчивая работа систем невозможна. Через четыре часа полёта, уже где-то над Баренцевым морем в кабине пилотов сработал сигнал аварийного отключения одного из двигателей. Топливный насос, куда поступал керосин, перестал подавать его в рабочую камеру смесителя – разъеденная истончившаяся прокладка лопнула и топливо под большим давлением хлынуло на соседние элементы конструкции, всё более разрушая её. Далее сработал эффект домино – от возросшей нагрузки на остальные двигатели вышла из строя топливная система ещё одного. Затем датчики показали высокий разогрев масляной системы, раздался скрежет и двигатель стал. В салоне сработала аварийная сигнализация, сверху посыпались кислородные маски на шлангах. Синдзо покрылся мурашками и липким потом, которого даже не почувствовал. Несмотря на действия пилотов, самолёт камнем пошёл вниз, постепенно ускоряя смертельный разбег.

В салоне кричали все от неописуемого ужаса и невозможности сделать хоть что-то. Хлопнул пистолетный выстрел, который на фоне всеобщих криков никто и не услышал, – кто-то из пассажиров выстрелил себе в рот, забрызгав мозгами очумевших от происходящего ближних. Завоняло человеческими испражнениями, противным и резким адреналином, потом, мочой, кровью, прочими элементами паники, страха и предвестниками скорой смерти. Кто-то плакал, сжимая фотографии близких, кто-то молился. В глаза японцу бросился неестественно бледный для своего тёмного цвета кожи огромный негр в американской форме, камнем сидевший на скамье с отрешённым лицом. Салон превратился в живую (ненадолго) могилу.

Штаб – сержант кричать уже не мог и когда через полминуты самолёт на «второй космической» проломил толщу холодной воды и рванувшийся в разваливающийся на куски огромный салон ледяной поток стал поглощать окружающих, Эдвард мечтал умереть быстро, хотя очень хотел жить. Кругом были огонь, вода и возле головы под скрежет шпангоутов лопающегося корпуса угрожающе выгнулась небольшая медная трубка.

Синдзо, хоть и был самураем, но от испуга схватил штаб-сержанта Мак Аллана за руку, видя в нём единственного, пусть едва знакомого, но невероятно близкого человека – всё, что связывало его с этим жутким сейчас миром, сузившимся до развалившегося в ледяном аду самолёта. Сержант этого даже не почувствовал, он был близок к полному помешательству. Справа от майора заскрипело, от перегрузки лопнула обшивка, показав большую трещину над водой, в которую ринулся холодный морской ветер, трепая рваные внутренности воздушного кита. Ревущий по салону водопад выдернул в неё и носилки, и японца (наверное, лёгкий самурай попался), словно ветер воздушные шарики. Синдзо с расширенными от ужаса глазами, выпустив штаб-сержанта, стремительно погружался в ледяной ад, когда взгляд выхватил поднимающийся снизу размытые в толще воды очертания большого куска пенопластового утеплителя обшивки, вырванного из корпуса при его разрушении. Майор вцепился в неровный край и медленно стал подниматься. Что-то сильно тянуло вниз, но осматриваться было некогда – японец изо всех сил старался удержаться за спасительный кусок. Внезапно на глубине что-то бухнуло – похоже взорвался двигатель, и волнением воды щуплого азиата подняло на поверхность. Рядом поднялись пластиковые носилки, зацепившиеся за всплывающий спасительный кусок. Майора снова потянуло лицом в воду. Синдзо отчаянно стал барахтаться, пытаясь оттолкнуть штаб-сержанта, лицо которого показалось над водой. Эдвард, которого в чувство привела вспышка боли в раздобленных коленях в ледяной воде, прострелившая до самого затылка, закашлялся, выплёвывая солёную воду, и с шумом жадно стал втягивать в себя холодный воздух, продолжая кашлять и отхаркиваясь, что удавалось ему с трудом – мешала фиксация в носилках.

Перед глазами появилась большая продолговатая серая тень. «Русские!» – подумал японец и закрыл глаза, намереваясь (настоящий самурай!) принять свинец носового ДШК.

Но в сторону всплывших, а их было немного, застрекотали не очереди, а лодочные моторы. Майора и штаб – сержанта к этому моменту били мощные судороги – в ледяной воде больше пяти минут не выдержать. Но только что пережитое позволило им удержаться шесть с половиной.

Глядя на суровые лица моряков Северного флота из экипажа эсминца «Отрадный», с трудом разлепивший глаза Эдвард, когда его укрывали чем-то тёплым, угасающим сознанием успел зафиксировать мысль, что счастлив, попав в плен в третий раз. В японца, которого колотила крупная дрожь, моряки влили полкружки спирта, и только теперь, завернувшись в углу в старую чёрную морскую шинель, мокрый, окоченевший от ужаса и ветра майор до конца понял, почему старый Ясихиро плевать хотел на сложные международные отношения.

Синдзо чувствовал себя дураком, которого развели, словно шулеры в картах. Майору было противно за унижение чести самурая, личного достоинства и любимой им страны розовой сакуры и восходящего солнца, и без того в своей истории знавшей множество горя.

Ну как!? КАК эти идиоты политики могли допустить такое? КАК ОНИ ПОСМЕЛИ? ВТЯНУТЬ Японию в эту кровавую карусель? За что? Почему нельзя было слушать таких, как Ясихиро? Ведь был же опыт!!! Мало было Хиросимы, чтобы идти на поводу у коалиции?!! Синдзо разрывали обида и бессильная злость. Но… История учит тому, что ничему не учит.

Майору стало бы хуже, узнай он, что в эту самую минуту возле Находки морская пехота Краснознамённого Тихоокеанского флота совместно с мотострелками азартно колошматила японскую группировку. Дедушка потомственного самурая наверное перевернулся в гробу.

3. Петро Сало, Павло Климук и Мыкола Гарбуз стояли перед Парсонсом. Полковник просматривал документы направленных в бригаду в качестве военных переводчиков украинцев.

– Who is Salo? – подняв красные глаза от документов, спросил комендант.

– I am, sir, – ответил кругломордый лейтенант, действительно своим видом напоминавший шматок сала, но в дешёвой американской форме, с жовто-блакитным (желто-голубым (украинск.) – прим. авт.) флагом на предплечье, шевронами коалиции, а также «волчьим крюком» батальона (теперь уже полка национальной гвардии Украины – прим. авт.) «Азов».

– Поедете в распоряжение лейтенанта Бейтса, на блок-посты у въезда, вы проезжали их через городской мост. Там будете помогать в опросе и досмотре.

– Вы двое, – полковник обратился к остальным лейтенантам, – в распоряжение Эрикссона. Завтра с его «егерями» начнёте ту же работу на постах в другой части сектора. Разместитесь в офицерском общежитии; столовая тоже там. В «Макдоналдсе» нынче не пообедать, – досадливо крякнул офицер.

– Сержант! – позвал комендант и поморщился, – от лейтенантов попахивало особенно гадким перегаром (дорога была нервной).

– Здесь, сэр! – на пороге возник рослый британец в красном берете и повязкой дежурного на рукаве.

– В столовую их и на обустройство. Потом этого, – полковник указал на Сало, – отправить Бейтсу. Остальных к Эрикссону, пускай поработают…

– Проваливайте все, чёрт! – рявкнул полковник и опять стал похож на сморщенный мухомор. Громкие звуки, даже если комендант производил их сам, его раздражали. Немолодой организм с каждым годом всё тяжелее переносил тяготы воинской службы, а тут ещё и недавний обстрел своими же минами.

– Сэр, есть, сэр! – скороговоркой бросил дежурный и махнул лейтенантам следовать за собой. Те неуклюже повернулись и вышли, напоследок обдав кабинет коменданта стойким перегаром чеснока и самогона.

– Хлопцы, вы бачилы тот «Мак»? Ну мы—ж ихалы мымо, – загудел недавний слушатель Львовского госуниверситета Климук, когда лейтенанты спустились во двор. В международные силы студент загремел по ускоренному выпуску в соответствии с указом президента Украины. И тоже за политическую сознательность. Как и Сало, Климук поддержал «оранжевую революцию», но в составе «автомайдана», когда на Перекопе зачищал выезжающие из Крыма и обратно машины граждан и дальнобойщиков от излишней по мнению автомайданщиков собственности. Нескольких особенно ретивых водителей пришлось расстрелять и прикопать в степях. Такие эпизоды Климук не любил и старался их не вспоминать, но время от времени они всплывали в памяти. Несмотря на все попытки остаться на постах политического руководства «автомайдана» и всяческие ухищрения, там Павло встал в строй того же «Азова» и всё-таки поехал участвовать в АТО на Донбассе. Там ему категорически не понравилось, особенно после событий близ донецкого аэропорта, в разгар которых он и появился в рядах защитников украинской государственности. Павло, втихаря нажравшись под вечер грязной моркови, захворал животом. Да так, что никакой возможности оставить его в батальонном медпункте не оставалось, и скрывая довольную улыбку под маской страданий, «больной» укатил в Днепропетровский госпиталь, где долго продолжал. А после выписки через несколько месяцев, когда «Азов» уже стал полком нацгвардии, уволился по болезни прямо из госпиталя, заплатив за справку половину того, что собрал в АТО. Справка героического ветерана давала ему возможность бесплатно поступить в университет, что он и сделал, усердно изучая там английский и итальянский языки. Хотелось парню поближе к Европе, чего уж там. А наёмных украинцев больше всего в Италии. Да и английский язык является международным…

– Та бачилы, що уж там, – грустно пропыхтел Гарбуз, отрывая Климука от воспоминаний.

– Щас бы водичкы, жаркось чой-то, – Мыкола снял кепку, вытирая испарину на лбу. Сало молчал, подавленный встретившимися в пути картинами. Попадать в такое не хотелось вообще, и особенно в России; да ещё после майданных дел, где он со своими из «Социал-национальной ассамблеи» (действующая украинская неонацистская и расистская радикальная организация – прим. авт.) в чёрной маске за свободу нации крушил стальной трубой черепа, в основном, правда, владельцам торговых точек. Вдруг тут кто узнает, мало ли?

Кабы не мстительный сосед, заложивший военкому, что он прятался на лесной заимке под видом охоты, в армию бы не попал. А тут нате – пожалуйста, приехали и как политического активиста – в «Азов», а оттуда через три месяца – на курсы «коалиции» и теперь вот в таёжную глухомань.

Следуя в машине, переводчики осматривали неприветливый и даже летом холодный город. Людей было мало, иногда попадались следы боестолкновений – большое черное пятно на перекрестке и разбитое здание «Макдоналдса» неподалеку; на блок – посту у моста свёрнутый столб освещения; по другую сторону – чёрные окна выгоревшей лаборатории на верхнем этаже здания университета. Всё говорило, что британцам и шведам местные скучать не давали, что весьма тревожило переводчиков. Сало, бывший в своё время десятником в событиях на киевском Крещатике, подумал: «Тут бы с майданом точно не задалось. Пришибут местные, и в канаву». Эта мысль Петро огорчила. Зная, впрочем, мстительную и подлую натуру русских, о которой, – так она его впечатлила, – часто говорил ещё преставившийся уже как восемь лет дед Филипп, служивший в частях ваффен – СС. Выловленный войсками НКВД вскоре после Второй мировой в Карпатах, где скрывался в подземном схроне, дед отсидел в лагере под Кировым полных 20 лет за государственную измену. Тогда многие пойманные, кто жив остался после зачистки, так сидели, повесили только некоторых (поиск и задержание «лесных братьев» на Западной Украине и в Прибалтике войска НКВД – МГБ СССР вели вплоть до конца 1956 года. Тех, кто не сдавался, выслеживали, в схронах забрасывали гранатами и выкуривали газами. В наши дни к террористам применяется эта же тактика. – прим. авт.).