Текст книги "Очкарик. Боевик. Альтернативная история"

Максимыч, к которому подошли бесшумно, признаков жизни не подавал. Показавшийся совсем маленьким, засыпанный белой мукой штукатурки, бывалый охотник лежал на лестничном пролёте среди осколков и обломков мебели совершенно беспомощный.

– Дышит, – удовлетворённо отметил партизанский доктор, нащупав у старика на шее слабый пульс, и торопливо сунул тому под нос склянку с нашатырём, таскаемую в разгрузке специально для таких случаев. Дед втянул едкий запах, вздрогнул и пошевелился. Взгляд подростка упал на валявшееся рядом оружие. Старику очень повезло – пули разбили оптику и раскололи цевьё, одна попутно застряла в затворе, основательно повредив его. Деда отбросило и в падении он ударился, потеряв сознание. Но оба солдата охранения были мертвы, своими смертями дав Петуху шанс.

Внезапно собака негромко зарычала, уставившись в уходящий вперёд коридор. Партизаны вскинули оружие.

– Выходи, придурок! – крикнул Катурин, для верности громко лязгнув затвором.

В ответ из темноты ударил выстрел. Пуля Беретты стукнула в потолок, выбив пыль,

и ребята бросились по укрытиям, зарывшись по углам среди обломков.

– Обойти его надо, – негромко сказал мотострелок, мотнув головой на выход из подъезда.

– Может гранатами? – шепотом предложил Андрей.

– Так быстрее будет, некогда переговоры устраивать.

– Он живой нужен. Не зацепить бы. С таким говном, как эти, – солдат мотнул головой в сторону пятнистого трупа с дыркой во лбу, – хоть и говорить неохота, но надо.

– Чо они-то тут забыли? Надо брать, да растрясти – разговорить.

Очкарик в ответ пожал плечами и щелкнул предохранителями пистолетов.

– Ладно. Я обхожу, чтобы он не свалил, а вы отвлекайте, – Николай, пригнувшись, быстро посеменил к выходу, заняв позицию напротив окон. Через полминуты от угла с улицы ударила длинная очередь и Катурин, саданувший из пулемёта по окнам, едва там мелькнула тень, закричал: «Уходит! Здесь не дам!»

Услышав крик и полетевшие под пулями стёкла, очкарик и солдат, не сговариваясь, бросились вперёд. Боец, придержав подростка, пригнулся, и под дверь покатилась наступательная РГД-5, от которой с характерным звоном отлетел рычаг предохранителя. Взрыв больно ударил по ушам, подняв клубы пыли и дыма. Ошмётки двери рухнули вниз, открывая проход.

– Ложись! – Боец с ходу высадил в потолок комнаты очередь и кинул туда кусок кирпича. Противник вскрикнул и метнулся вбок. Очкарик услышал, как в комнате (кухня?) звякнула посуда и кто-то сделал несколько шагов, скрываясь за угол. В проход опрокинулся шкаф, из которого покатились тарелки, кружки и несколько кастрюль, создавая грохот похлеще гранатного разрыва.

– Сдавайся, гад! – бросил подросток и тут же сменил место, чтобы не словить пулю на голос.

– Дах! – хлопнул пистолет и зацепив стену, кусок свинца с визгом ушёл рикошетом в сторону. И опять шаги. Серая тень проскочила сбоку, с рычанием кинувшись на врага.

– Дах! – снова выстрел. Лайза взвизгнула. Доктор, зажав в руках пистолеты, ломанулся спасать лохматую, и рыбкой прыгнул в проём. В комнате мордатый плотный пятнистый крутился пытаясь стряхнуть или убить намертво вцепившуюся в подколенное сухожилие собаку, мотавшуюся словно тряпка.

– Думм! – выстрел подбросил Кольт и тот, выбросив ужасающий размером язык пламени и дыма, едва не вылетел из руки, лязгнув затвором орудия, загоняя в камору новый снаряд, способный остановить бегущего носорога. Но пуля разбила крышку подпрыгнувшего под ударом стола рядом с пятнистым, уткнувшись в угол.

– Руки, скотина! – выкрикнул подросток, наводя пистолет на противника. Мимо пролетел боец, ударив пятнистого прикладом под сустав. Тот, взвизгнув от боли, рухнул на колени и бросил оружие. Скулящая от боли собака с наполненными страданием несчастными глазами захромала в угол, оставляя за собой кровавые отпечатки, и тут же принялась зализывать рану.

– Руки за голову! Ну! – очкарик пнул пленного в спину, и тот едва не упал. Злобно зыркнув на подростка, лейтенант сложил ладони на затылке.

– Кто ещё здесь? Говори, гад! – боец ударил пленного прикладом в спину. Тот замычал что – то.

– Добавлю, сука! Рука не дрогнет! – заорал солдат, занося автомат для нового удара.

– Нэма никого! – испуганно заверещал мордатый.

– Одын я остався! Усих вбылы!

Взгляд упал на Беретту и подобрав её, очкарик ещё больше разозлился.

– Он это! Он в Деда стрелял! Сволочь! – в руке затрясся пистолет и Петро здорово сбледнул с лица – тощий червяк в пыльной форме с обгорелым карманом и следами огня на камуфлированном предплечье, в тяжёлом бронежилете с красноватыми отметинами осколков кирпичей, и рваной разгрузке, яростно блеснул стёклами стариковских очков в толстой чёрной оправе. Своим видом боевик напоминал сомалийского пирата – совершенно безумного и опасного. И делал его таким чёрный, размером с жерло вулкана, зрачок прыгающего перед носом лейтенанта блестящего Кольта.

– Пшёл! – крикнул боец, отвесив лейтенанту хороший пинок. Тот дернулся, пытаясь увернуться.

– Дах! – плюнула огнём огромная «Беретта 92».

– А-а-а-а-й! – лейтенант скорчился, схватившись было за ногу, – очкарик прострелил ему ступню.

– За Лайзу тебе! – процедил доктор.

– Топай, чмо бандеровское! – пристрелить ядовитую пятнистую жабу взбешённому очкарику очень хотелось прямо на месте

– Не стреляй, разберёмся там, доложим, – солдат, обращаясь к доктору, тут же вытолкнул стонущего пленного лейтенанта в коридор, а Андрей погладил трясущейся рукой скулящую собаку. Она благодарно прижалась, пронзительно глядя жалобными обиженными глазами, и поднявшись, вяло заковыляла следом, оставляя красные следы – ей крепко досталось, вдобавок и осколки порезали лапы. Андрей мысленно обругал себя, что совсем не подумал о четвероногом друге. Собаке (считай босиком) в этом хаосе мусора и обломков как не пострадать? Надо было что-то на лапы.

14. В комнате, куда напарники вернулись с пленным, уже появились другие бойцы. Кто-то осторожно перетащил начинавшего приходить в себя деда ближе к раненому Петуху.

Сюда же привели контуженого Вадика. Тот был плох и всё время норовил упасть, закатывая глаза.

С улицы вернулся карауливший вход Катурин, немало удивив своим оружием тех, кто с ним не встречался.

– Колька! Ты где лазил! – взволнованно загомонил весь пропитанный пылью Юрий Сергеевич, сидя у стены набивавший 5, 45 мм патроны в оранжевый автоматный рожок.

– В порядке, батя! На охоту вот с ребятами ходил. Он подумал и добавил.

– Козла вот словили. Жирного, но вонючего, – и брезгливо поморщился, словно проглотил скользкую змею. В комнату втолкнули лейтенанта.

– На колени! – рявкнул боец. Хромающий Сало со страдальческой гримасой на лице послушно опустился, – получить горячий тычок прикладом или новую пулю ему не хотелось.

– Товарищ майор! Задержали пленного!.. В деда стрелял. И мальчишку они порезали! Чуть не задушили! – доложил солдат. Андрей молча протянул Шилову Беретту, а сам занялся обрабатывать рану Петуху.

– Х-х-х-а-а-й-й-м-м-м-м!!! – Петух, изо всех сил старался сдерживаться, чтобы не огласить помещение истошным воплем боли, когда доктор полил ему рану изъятой у националиста водкой и стал быстро заматывать. Такую же операцию он проделал и с собакой, прежде удалив из раненых лап мелкие осколки стекла. Лайза обиженно завизжала, но вскоре притихла, едва доктор замотал ей гудящие болью лапы, и подползла в кучу к остальным раненым.

Очкарик принялся осматривать старика. Максимыч был бледен и постанывал, то и дело поджимая обескровленные губы.

– Ребро у тебя сломано, похоже, – пробухтел подросток.

– Повязку надо бы тугую. Давай будем бинтоваться дед.

– Вы обыскали пленного? – донёсся голос Шилова.

– Не успели, оружие вот забрали.

– Нэма у мэнэ! Ничого нэма! – загундосил лейтенат, потому что сильно беспокоился за наружный карман, где лежало золотишко. «Волчий крюк» на шевроне итак вызывал у окружающих весьма красноречивые взгляды. А если уж найдут и серёжки… – мордатый мгновенно вспотел и дёрнулся.

– О-о-о! Да что-то ты волнуешься, Salo, – Шилов протянул фамилию на английский манер, – и тебя, пузырь бандеровский, не спрашивают! Засохни!

– Ваня, посмотри его.

Руки за шиворот сильно дёрнули пленного вверх и зашарили по карманам. На пол полетели удостоверение коалиционных сил, пачка патронов, какие – то бумажки, зажигалка и мятая пачка сигарет.

– А это что? – на свет появились серёжки и тонкая золотая цепочка.

– Так ты ещё и мародёр, гнида нацистская! Припёрся сюда демократию насаждать? И без визы? Только она какая-то воровская у тебя, демократия, не находишь? – Шилов побагровел.

Подошедший командир мотострелков, взглянув на золото, молча потянулся к пистолету и мрачно заметил

– Мародёров, вообще-то, расстреливают на месте.

Щелкнул предохранитель.

– Та ни! Найшов я цепку, хлопци! Такось бачу – лэжить вона на улице! – испуганно забормотал Сало. Колени затряслись.

– На билет в Евросоюз себе копишь? Здесь у нас, видишь – ли, для таких как ты только на стройках работа. А ты в военной форме иностранного государства, вооружённый пересёк государственную границу. Да ещё оказал законным силам правопорядка сопротивление, – монотонно продолжил майор.

– Значит, для тебя эта стройка может быть только на Колыме. Да и то под стройплощадку придётся от ёлок место выпилить, если доживёшь. А лобзик тебе найдём…

– Повторяю – если доживёшь. А то может и правда – пулю в кочан и все дела? – майор вопросительно посмотрел на окружающих.

– Товарищ майор, он же «Аватар»! – подошедший старшина со смехом протянул Шилову удостоверение личности задержанного (в удостоверениях личности украинских военнослужащих с 2014 года ставится специальная отметка о склонности к повышенному потреблению алкоголя, именуемая «Аватар» – аналогия «Синему телу». В Донецком аэропорту среди погибших «киевлян» таких «Аватаров» обнаружено несколько десятков – прим. авт.)

– Алкашню не жалуем! Да и такое говно тоже, не обольщайся! – мельком посмотрев на отметку в документе с трезубцем, продолжил командир. И вздохнув, тут же заметил:

– Руки чешутся задавить тебя, ублюдок! – могильный взгляд уперся тому в помятый профиль. Словно дохнуло холодом. «Тот», словно нагадивший кот, ещё больше съёжился, прижав подбородок к груди; с носа капал холодный пот.

– На колени! Руки на затылок!

Сало, упав на острые куски камней, этого не почувствовал и истерично загомонил, полностью перейдя на русский:

– Не убивайте! Не брал! Не я это, нашёл просто! Я не хотел! – и обмочился.

– Виза тебе в Еврозону! – «сомалийский пират» махнул руками – приклад из отличного шведского оружейного карбона с хрустом врезался противнику под верхнюю челюсть. Лейтенант хрюкнул и мешком завалился набок, закатив глаза. Из приоткрытого рта потянулась струйка крови и в пыль быстро натекла бордовая лужица, в которой белели осколки зубов.

На лице вокруг разбитой раны наливался бордово – синий отёк.

– Да-а. Лишившись зубов, человек обретает большую свободу языка. Так говаривал Станислав Лем, – иронично заметила казашка, глядя на пленного. Присутствующие, сверкая белыми зубами и белками весёлых глаз на перемазанных лицах, весело засмеялись, словно не было вокруг с визгом режущих воздух осколков, гудящего огня и бесчувственного тела с разбитым лицом.

– Паша, нах… этих… – пнув труп пятнистого, кивнул Шилов появившемуся участковому, и тот деловито, словно поступал так ежедневно, обшарил покойников, забрав оружие и документы. Трупы скользнули из окна, словно предупреждение наступающим, развалившись перед домом.

Бледный, но уже не такой беспомощный, Петух негромко переговаривался с очкариком, отрывисто пересказывая стычку с националистами, то и дело кашляя. Было видно, что парень, нянчивший на коленях забинтованную руку, хлебнул ужаса по самую верхушку. Кто-то из бойцов вернул ему пистолет, подобранный в углу.

– На ещё, на память… Кровь только сотри, или вымой, – Нефедько протянул Петуху клинок и ножны, снятые с несостоявшегося душителя, остывающего на мостовой, и присев рядом, рассудительно так, словно успокаивая, продолжил говорить.

– Нет его судьбы. А ты жив и сегодня смерть обошла стороной. Но не спеши с ней встретиться. Ведь в действительности всё не так, как на самом деле (участковый тоже цитирует афоризм С. Леца – прим. авт.)

– Спасибо, – сквозь автоматно-пулемётную дробь донёсся слабый, едва слышимый голос Петуха. Он помялся, со страхом глядя на трофей, покрытый его почерневшей свернувшейся кровью, но – посмотрев на забинтованную руку, взял.

Солнце, такое же равнодушное, как и к тысячам минувших войн, поднялось в полдень, золотыми лучами покрыв все тёмные точки горящего и стреляющего города.

– Ладно. Вяжите сви… – начал Шилов, но свистнувшие снаряды автоматической пушки выбили над оконным проёмом несколько крупных кусков, с шумом обрушив их вниз. Беспорядочно пересекая пространство, и гулко поразив удивлённые несправедливостью разрушения стены, изломанные камни брызгали кусками, заполняя помещение дымом и пылью. Стало трудно дышать. Забитый вспышками взрывов и ненавистью только что бывший золотистым Свет помутнел. Словно разом у всех померк человеческий разум, переполнившийся первобытной жестокостью и жаждой уничтожения себе подобных. Как будто опомнившаяся перемазанная в крови Эволюция вернула двуногих в исходную точку, чтобы начать новый отбор.

– К бою! – выкрикнул майор.

– Раненых в тыл! Собрать! Связисту – доложить потери по команде!

– Капитан Давыдов – обеспечить эвакуацию!

– Нефедько – знамя возьми!

Павел Степаныч торопливо снял зачехлённый стяг с Вадика и заметался, не зная как его пристроить.

– Помоги давай! – кивнул он казашке и та стала пристраивать стяг за спиной участкового, покрепче.

15. В конце улицы замелькала вражеская техника, прячась за которой двигались десантники и бойцы бросились по огневым секторам. В стену снова защёлкали пули, неподалёку ухнул гранатомёт, подняв разрывом легковушку, закрывавшую выход к перекрёстку. Следующие два часа ротная группа постепенно продвигалась вперёд. Очкарик стрелял, кувыркался, нырял за стены и в какое – то в окно бросил обе оставшиеся гранаты, разметав устанавливающих там наблюдательный пункт корректировщиков; перебегал и ящерицей уползал за двери, скакал между домов под ставший привычным грохот пулемёта.

К 14 часам подразделение упёрлось в крупный оборонительный узел. Подняв голову, Андрей огляделся, с трудом узнавая район. На глаза попалась вывеска «Проспект Фрунзе».

«О! Так тут до дома рядом!» – обрадовался школьник, – «как там мои?». Радист что-то торопливо докладывал Давыдову и майору – за перестрелкой Андрею не было слышно. Офицеры поднялись и, обменявшись репликами, стали раздавать короткие команды, формируя штурмовые тройки. Рота готовилась обойти опорный пункт и ударить во фланг. Не тут – то было. Первая же группа, просачиваясь через боковой переулок, налетела на растяжки, которыми лейтенант Роббинс украсил все возможные подходы. Едва лопнули первые разрывы, унося чью-то жизнь, в проулок, поднимаясь вверх по проспекту, вылетел «Скорпион», заглушая подрыв рёвом пушки и пулемёта. Следом сбоку вылез «Р-302», правее показался еще «Скорпион». Обстановка накалялась и плотность огня резко возросла.

– Засада! В дом все, быстро! – заорал Давыдов и бойцы бросились в здание.

– Без брони не управимся! – перекрикивал ревущую вражескую пушку Давыдов, дёргая Шилова за рукав. Улица покрылась буграми разрывов и дымом.

– Гранатомётчики пустые.

– Не боись, есть у нас рецептик в запасе.

– Старшина! Давай заготовочки, вот и сгодились! Кулиев молча кивнул и махнул рукой. – Блинов! «Кабачки» сюда! Несколько бойцов стали вытаскивать из-за спины длинные деревянные палки. Не простые. На конце каждой палки крепилась скотчем светлая металлическая литровая банка краски или напольного лака из сусеков запасливого старшины. На банке лепился недавно добытый пластит с укреплённым детонатором, в котором торчал кусок детонационного шнура.

– Знакомься с народным творчеством, капитан! – пробасил Кулиев, демонстрируя Давыдову самодельные бомбы.

– Краска горящая, знаешь-ли, взбадривает и танкистов, и пехоту будь здоров как! – улыбаясь, прокомментировал устройство Шилов.

– Так что, дело за малым? – спросил ротный.

– К машинам подобраться?

– Да! Выделяй команды, будем «зажигать»!

Несколько групп, действуя вместе, замелькали между укрытий, подбираясь к бешено молотящей броне. Зажечь успели две коробки, прежде чем гул двигателей сверху по улице сообщил о прибытии поддержки.

– Дум-дум-дум!!! – заколотил вдоль улицы КПВТ из БТР-80, свинцовой метлой расчищая наступающим путь и подавляя огневые точки противника по наводке наблюдателей.

В примыкающем переулке «Р-302» высадил отделение егерей. Пробежавший гранатомётчик дёрнул спусковую скобу и граната врезалась бронетранспортёру в борт, разворотив двигатель. Машина загорелась и стала, выбросив языки пламени и чёрный дым. Но под прикрытием погибших в ней ребят ротная тактическая группа собралась, перегруппировалась и подтянулась к опорному пункту, усилив огневое воздействие. Егеря тоже не дремали и фенрик Олафссон со своими атаковал передовую группу прямо на позициях, ворвавшись в здание, где завязалась жестокая рукопашная – слышались крики и матерщина вперемешку с выстрелами. В окно вылетел мотострелок, которого тут же проткнула короткая очередь вслед. Егеря, продолжая вытеснять нападающих, по флангу стали разрушать оборону. Тут же «включился» опорный пункт, откуда поддержать егерей бросились группы десантников и оживился «Браунинг», с треском заполняя пространство горячим железным дождём. Очкарик, глядя из подъезда с площадки третьего этажа, увидел как стремительно к месту движутся ещё два «Скорпиона» и грузовик пехоты.

– Командир, «Скорпионы»! Два, и машина пехоты! Подходят! Снизу по «Фрунзе» идут! – закричал подросток и бросился вниз, перескакивая через три ступеньки и едва не расквасив очки о стену, в которую врезался со всей скорости. Выругавшись как пьяный матрос (нахватался уже!), очкарик шмыгнул носом и вывалился на площадку первого этажа, где напротив дверей за бетонными блоками оказался участковый с пулемётчиком и несколько стрелков.

– Вижу! Приготовиться всем! Рассредоточиться! – только и успел проорать майор в рацию. Но времени на это уже не оставалось и наступил критический момент. Группа пряталась между домами, и мало кто поднялся выше второго этажа. Нельзя было дать пехоте высадиться.

Шилов, и Давыдов и все, кто слышал вопли «сомалийского пирата» и команду майора, это понимали.

Со стороны перекрёстка улицы Киевской скрежетнула узкими гусеницами старенькая закопченная БМП – 2 другой тактической группы, гулко ухнув из пушки по вылетевшему на перекрёсток «Скорпиону», заодно добавив из пулемёта.

– Ду-у-м! – снаряд влепился в башню и сорвал её, отбрасывая назад, на радиатор «Вектора», из которого со свистом рванулся раскалённый белый пар. Раздался глухой удар и скрежет. Неуправляемый поникшим мертвецом транспорт тяжело подпрыгнул и обрушился, теряя мелкие детали, со звоном покатившиеся в стороны. Корыто масляного поддона, оставляя жирный след, закувыркалось по дороге. Возникла короткая – в мимолетное мгновение пауза.

Пал Степаныча из паузы вывел колыхнувшийся рядом воздух и срывающийся комариный писк.

– Ур-р-р-р-р-а-а-а-а! – завопил безумный псих с обгорелым рукавом, по уши перемазанный в штукатурке, – очкарик, сверкнув линзами из-под мотающейся каски, вскочил на бетонный блок и дав длинную очередь по «Вектору», побежал вперёд. Один. И продолжая орать и стрелять, полетел по дороге в сторону полыхающей машины, пытаясь атаковать полроты «егерей» и десантников, несколько бронемашин и разбросанных впереди стационарных огневых точек оборонительного узла.

– Гвардия, Ё..!!! – заорал появившийся в проёме Шилов, заполняя воздух лопнувшей из «Печенега» очередью.

– Вперёд!!! Ур-р-а-а-а!!!

– У-р-р-р-а-а-а-а!!! – нарастающий звук под буханье пушки и пулемётов покатился по улице, включая всё новые и новые голоса, заметался, заглядывая во дворы, отражаясь от стёкол и постепенно поднимаясь над городом и пробуждая генетическую память. И город услышал.

– Знамя! – только и успел рявкнуть участковый казашке, через полсекунды бросаясь за подростком – впереди куча врагов! Рядом тяжким басом заговорил раритет, рвущийся из рук Николая.

– Есть! – Гуля едва успела дёрнуть чехол, освобождая стяг, растянувшийся на порыве ветра, и побежала рядом, на ходу дав залп в окно, откуда мешал движению пулемётчик.

Но уже подбегали бойцы, на ходу доставая гранаты. Бухнули три подряд взрыва, украсив пейзаж остатками мебели и дымом. Через рваные полоски шторы на дорогу упала оторванная кисть, продолжая удерживать исковерканный осколками L7.

Даже Петух пытался что-то хрипеть, двигаясь позади. Только глянув в орудийные жерла его потемневших глаз, Шилов различил в них линии нарезки и молча кивнул, разрешив остаться в строю, но не соваться вперёд. Как снайпер сейчас он работать не мог и оставил винтовку раненому деду, а себе перехватил лёгкую L85…

16. …Василий Иванович Немытов слышал двигатели и поспешил подобраться ближе, выбирая себе укрытие. Поудобнее устроившись за высоким крыльцом аптеки, он уже приготовился садануть в колесо, как сверху бухнула пушка и у несущейся откуда-то снизу небольшой приземистой вражеской бронемашины кулак невидимого великана сорвал башню, бросив её назад в похожий на вагон бронированный автомобиль с пулемётчиком наверху. Бахнул взрыв и «вагон» окутался паром, загремев полетевшими доспехами. Следом с горы послышался какой-то звук, выстрелы и Василий Иванович не поверил себе – в уши ворвалось растущее протяжное «Ура!!!», которое не могли заглушить никакие выстрелы и крики. С горы показались бегущие и стреляющие люди в разномастной форме, среди которых замелькало красное знамя! В груди полыхнул древний огонь, и жизнь обрела новый смысл. Обострившийся взгляд охотника уловил движение от машин – стали выпрыгивать и разбегаться десантники.

– Ура, вашу мать!!! Ура, мужики! – Василий Иванович потянул сразу оба спусковых крючка.

Из стволов рванулся сноп огня. Выстрел дуплетом (одновременно из двух стволов – прим. авт.), резанув картечью загудевший столб светофора, сдул на обочину перебегавшего в укрытие стрелка. Василий Иванович торопливо переломил стволы, заряжая, и откатился за угол – британцы, не ожидавшие такой подлянки, залегли и тут же ответили автоматическим огнём. «Хреново без гранат. „Эти“ бы не бросили чего, не хватало ещё» – подумалось охотнику. Он снова выстрелил, приподнимаясь над ступенькой. В ответ, словно огрызаясь, торопливо хлопнул подствольник – англичанам было уже не до ружья – сверху катилась орущая и грохочущая очередями «ударная волна» и Василием Ивановичем никто больше не интересовался. Да он и не стрелял – граната подствольника ударила в угол над головой и несколько маленьких быстрых осколков вошли в основание черепа. Охотник так и шагнул в вечность, сжимая в задубевшей от работы жёсткой ладони приготовленную к перезарядке пару патронов.

Штурмовики с ходу ворвались на позиции укрепрайона, забрасывая оборону и технику самодельными бомбами.

– Жги! Быстрее! – Давыдов сунул назад короткую палку и Петух торопливо чиркнул обломками двух оставшихся спичек по мятой замызганной коробке, закрывая ладонью пламя, лизнувшее детонационный шнур. Тот весело зашипел и капитан, крякнув от натуги, изо всей силы швырнул самодельную бомбу в разбитую витрину под покосившейся вывеской магазина строительных материалов «Евродекор», откуда огрызалось огнём целое отделение. Небольшой самодельный огнемёт – двухсотграммовый кусок пластита и банка краски из запасов старшины, притягивающего в орбиту отрядного хозяйства всё, словно чёрная дыра, сдетонировали и быстро заполнили горящими ручьями торговый зал, перегороженный оборонительными завалами, заодно поджигая их. У перекрёстка, где кипела схватка, от самодельной бомбы полыхнул спрятавшийся между домами «Уоррирор». Петух увидел, как наружу полезли танкисты, и тут же открыл огонь по башне, откуда норовил смыться показавшийся наружу командир машины, но под выстрелами так и застрял в люке, постепенно превращаясь в «костёр инквизиции» – пламя снизу быстро поднялось, постепенно поедая форму, и полностью охватило погибшего, своим видом напомнившего чёрную погребальную свечу.

17. Бой катился вперёд и в какой – то момент, на корточках перебравшись за поваленный столб, очкарик завертел головой, постепенно узнавая местность. Торговый центр напротив, библиотека… «Да дом же рядом совсем! Не попало ли чего? Целые ли, живые?» – заволновался школьник. Дом действительно был рядом, но туда было не попасть. Да и некогда что-то узнавать, пока кругом летает всякое. Пообещав себе вернуться, подросток перебежал за угол продольного двухэтажного здания, где у задней стены накапливались бойцы, готовясь к броску. По другой стороне дороги очкарик увидел движущегося среди бойцов перебегающего в укрытие Петуха. Опять (в который уже раз!) бухнула пушка подкатившего БМП второй тактической группы. Майор что-то тараторил в рацию и выслушав ответ, громко крикнул: «Мужики! Омская десантура из Казахстана в Новосибирске прыгает! С ними казахские тоже! Дивизия! А мы что сидим, Гвардия?!» – Шилов указал на проём впереди.

– Сосредоточение между домами! Обойдём! Выполнять!!!

Снова замелькали пыльные ботинки на гудящих ногах. Позади, выбросив клубы едкого голубоватого дыма, рыкнула и развернулась БМП. Грохнул башенный ПКТ. В направлении, где растаяли тонкие оранжевые иглы, посерело.

15. – Андрей помнил события отрывочно – мозги, занятые работой, не успевали отмечать всё.

…Бег. Выстрелы. Переворот, и пятнами гудит шлем: «Гра..а!». Наколенник лопнул – сильно заехал в бордюр. Но держится – быстрый оценивающий взгляд вниз…

…Рукопашная на детской площадке! – Дах! – перекат влево. Под стену (!) и Глок.

– Та-та-ф-ф-ф!

Прыгают! – Нож! – Кто кричал? Дёрнул (обзор не очень – мешает стена).

…Снова выстрелы. Строчка к плечу, – пыль и дырки, – вниз!!!

– Ду-дут!!! НЕ Гуля!

…Грязная машина. Гильзы – смахнуть с подоконника рукавом. Переводчик огня вниз, упереть приклад…

… – Метров 10 будет! Петлями если!? – короткий бросок через дорогу и залечь. Пули в дверь. Прыгнуть на балку. – Фу-у-у (мертвец давний? Лето, жара). Тошнит и хочется пить.

Пламя справа и ядовитая вонь горящего пластика. -!!! Бежим. – Огонь! – Стёкла, чёрт (Шилов?). Не лезть в окно…

Он торопливо менял магазины, перевязывал раненых и совал им остатки обезболивающих и антибиотиков из сильно похудевшей полевой сумки, накладывал шины на переломы, жгуты над раной, – обычная работа полевого военного доктора, – кровища и кишки (Правда. Поэтому военные врачи и летчики – циничные и наглые подонки – накоротке с Костлявой. (реально очень добрые и заслуживающие всяческого уважения достойнейшие люди – прим. авт.)

Особенно врезалась в память скальпированная рана пулемётчика – пуля влетела под срез шлема и сделав несколько кругов изнутри – как мотоциклист, на бешеной скорости несущийся по стенам колодца, вышла, порвав воротник. Но словно бритвой срезала с головы кожу и волосы, оставив голый череп, поливаемый горячей кровью из порванных сосудов. От вида каски с плавающими в ней волосами замутило и едва не стошнило. Сглотнув, Андрей подавил весьма сильный рвотный позыв, и торопливо вколол противошоковый препарат, жгутом пережав, как сумел, кровотечение. Вывалив на рану все запасы дезинфицирующих мазей, айболит закрыл череп куском пищевой пленки и замотал остатками бинта.

– В больницу его надо, командир, – подросток кивнул на раненого.

– Шок сильный, крови много потерял… Хорошо ещё успели сосуды стянуть, иначе без шансов.

– Да видел, – отмахнулся Шилов. Ты врач, вот и отправь. Медрота в бригаде – связывайся и решай. Доложишь потом. Пора уходить – комбриг поставил задачу выдвигаться в район коменда… – воздух сотряс тяжкий удар и задрожала земля – рыжий ракетчик Петя поставил жирную «Точку» на новой цели. – …вает, – тряхнув головой, закончил майор. Окончания фразы очкарик не услышал, но бросился исполнять.

18. Согласования и отправка заняли почти полчаса. Место стало известно, трудность была в том, чтобы безопасно доставить раненых через стреляющие улицы. Но обошлось. Загрузив нескольких пострадавших в какой-то грузовик и отправив к назначенной точке в сопровождении бойцов Давыдова, Андрей, в потемневшей от пота куртке, грязной кепке с простреленным козырьком и порванной разгрузке больше похожий на отрицательного персонажа плохого фильма ужасов, присоединился к роте. Присев на крыльце подъезда, он торопливо плеснул на покрытые чужой кровью ладони немного воды и размазал остатками влаги грязь по лицу.

Вскоре неторопливые, редкие, но ужасные по степени разрушительного воздействия 240-мм мины «Тюльпанов» продолжили превращать противника в неагрессивные удобрения. Парк боевых машин и некоторые опорные пункты превратились в «хлопья – добавляем молоко» Поражённые убийственным огнём и натиском, ближе к вечеру остатки коалиционных сил стали сдаваться. Выстрелы постепенно становились всё реже. Тут и там появились белые флаги…

– Гуля, слышала? Казахские десантники с нашими в Новосиб прилетели! «Конину» – на колбасу! – крикнул Степаныч. Девчонка довольно заулыбалась, отчего азиатские глаза превратились в еле различимые щелочки. – Конская колбаса – азиатское блюдо! Причешем их, Степаныч! Будь спок! Да усрутся! Дураки какие! Столько их били, и всё ума нет! Напомним, значит, чтобы морды мыли! – Дамегуль, двигаясь в колонне, разразилась негромким монологом. – Только патронов маловато, – пожаловалась она участковому, – всё раскокала.

– Особенно эти двое…

…Гранатомётчик, из «егерей» засел не в опорном пункте, а в проулке, стреляя по броне и группам со второго этажа, где менял позицию, передвигаясь по коридору общежития. Это он зажёг «восьмидесятку». Это он поддержал контратаку во фланг третьей тактической группы, двумя ракетами разметав расчёт пулемёта и отделение сапёров, пытавшихся снять растяжки.

Из группы остались двое тяжелораненых. Остальные легли на асфальте, и «не все были высокого роста». Гранатомётчика заметили стрелки, и пока они отвлекали, казашка проникла внутрь, выставив вперёд верный дробовик. Но в соседней комнате сидели ещё двое. Услышав шаги, они открыли огонь, перекрашивая свинцом подозрительные места. Дамегуль споткнулась и выдала себя – от неожиданности выстрелила под потолок, заваливаясь за тощую студенческую кровать. И продолжала стрелять, отвлекая их на себя, – не давая уйти и не подпуская на лестницу к гранатомётчику, которого рассерженные потерями бойцы закидали гранатами. Услышав разрывы, «егеря», стараясь отойти, побежали в узкий коридор. Отчаянный «домовой», отбросив кроватную сетку, танком вырвался в коридор, – огонь в упор свалил обоих. Тяжёлая картечь, не растеряв энергию в коротком полёте, окрасившись через податливые тела, вырубила в стене коридора глубокую темно – бордовую яму – Хо-хо-хо… Дамегуль поняла что штурмовые «Ремингтоны» – не продукт защиты, но страха. Тот, кто создал «Ремингтон», приравнивая оружие к музыке, боялся до окоченения – себя, всех от «себя», всего, всех вообще (история компании «Ремингтон» – прим. авт.) – и ненавидел МИР.