Текст книги "Очкарик. Боевик. Альтернативная история"

Из ихнего посёлка под Ивано-Франковском почти половина, даже женщины, кто сотрудничал с фашистами, отсидели. И когда дед в одному ему известные даты «геройства» ваффен-сс поднимал давление крови мутным западноукраинским самогоном, перебирая при этом заныканные от НКВД две медали с арийскими профилями и железный крест, матерился он исключительно по – русски.

«Чёрт бы их побрал: и русских, и тайгу, и коалицию» – думалось Петро, и он поскрёб пальцами зачесавшийся подбородок.

Тёмно – серое синтетическое одеяло на узкой железной койке в маленькой комнате офицерской общаги, небольшая тумбочка да зеркало – весь нехитрый быт, который тоскливо оглядел Павло, едва протиснувшись в дверь комнаты, которую указал им дежурный рядовой – белобрысый амбал под два метра, уже из шведов. Переводчики раньше с «егерями» не сталкивались и с интересом разглядывали их экипировку и вооружение. На углу перед входом стоял обложенный мешками и ящиками с песком L7А2, у которого толклись и курили трое рядовых, перебрасываясь витиеватыми и непривычными к восприятию скандинавскими фразами. Скандинавский солдат презрительно глянул на клянчившего сигареты и специфически пахнущего украинского лейтенанта, но протянул пачку. Едва Мыкола, благодарно кивнув, стал её возвращать, солдат принять отказался, разрешая оставить.

– Це дило (Это дело, украинск. – прим. авт.), – пробасил Мыкола солдату, который конечно ничего не понял. Торопливо сунув сигареты в карман, Гарбуз отошёл и немедленно закоптил с земляками в стороне.

– Як разумиешь, богато будэ робыть? (Как думаешь, много будет работы (украинск.) – прим. авт.), – продолжая слюнявить короткий бычок, продолжил вялотекущий разговор Сало.

– Ни, чуть будэ, – лениво отозвался бывший студент третьего курса Черниговского государственного университета Мыкола. Его занесло в коалицию желание получить паспорт Евросоюза. В посольстве Германии, куда пришёл ученик с просьбой принять его в число граждан, молоденький мальчик в чистеньком костюмчике, вежливо улыбнувшись, предложил заработать это право военной службой по контракту в силах международной коалиции. Два года контракта и ещё полгода интеграции, вот и вся недолга. Во французском Иностранном легионе это занимает пять лет. Но можно обратиться и во французское посольство или на вербовочный пункт легиона. Но там приём приостановлен, а в посольстве Франции предложат такую же схему, да и в других дипломатических представительствах тоже. Мыкола в армию не хотел, но английский учил старательно, и осознав, что нет иного выхода быстро приобщиться к цивилизации, скоренько сдал необходимые тесты и подписал контракт. Оказавшись на сборном пункте коалиции, Мыкола узнал, что будет прикомандирован к американским «Железным коням», что его несказанно обрадовало. Связи с американцами открывали возможности. Только через две недели мозги лейтенанта, активно впитывающие набор военного переводчика: фразы допроса военнопленного, порядок общения с местными жителями и получения от них сведений (проще говоря – тактику общения с местными предателями, буде такие найдутся), порядок действий на захваченной территории, знание воинских званий, опознавательных знаков и нашивок нескольких государств, элементарные навыки работы со штатными устройствами связи НАТО, и многое другое, касающееся действий войск на территории противника, огромным ржавым гвоздём проткнула, едва физически не высунувшись из уха, мысль: «Русский! Переводчик! С русского языка! Это КУДА они собрались?». Первые двое суток после осознания факта предстоящего вторжения Мыкола маялся животом, – так его стянуло. Мысли толкались в огромной пробке, сигналили и давили друг друга, стреляя из травматических пистолетов и разбираясь битами. Сразу стал понятен сокращённый срок принятия гражданства и какие-то невнятные положения контракта относительно будущего и страховки. Но постепенно пробка рассосалась, чему в немалой степени способствовало будничное и спокойное состояние окружавших вечно жующих жвачку «Ригли» американцев. Через два месяца интенсивного курса, наряду с зачётами по стрельбе и работе со связью сдав объёмные языковые тесты хмурому капитану из американской военной разведки, Мыкола, экипированный по боевому, нацепив по стандарту НАТО государственные украинские и международные нашивки, сел в самолёт.

Ночь у лейтенантов выдалась непривычно тихая. Завтра им предстояла встреча с реалиями на блок-постах и не спалось.

Ранний серый рассвет возвестил начало нового дня, и задремавший под утро Сало поплёлся умываться.

Иркутская дивизия РВСН восставала из небытия, куда канула несколько месяцев назад. Все стационарные ракетные точки врагу были известны, прятать их смысла никакого не было. Да и ракеты там стояли… Ну, не те, хотя вроде и те.

Таймер в багажнике старых «Жигулей» запустил программный вирус, парализовавший деятельность ГРЭС. Никто ничего не понял – турбины работали, лампочки панели управления исправно моргали и кнопки переключались. Но на этом всё. В 5 часов 30 минут вырабатываемый ГРЭС поток электричества, питавший города, был автоматически перенаправлен и они остались обесточены. Остались обесточены объекты военной инфраструктуры (от узлов и пунктов связи до столовых) противника, севшие было на стационарное электричество. Куда уходила энергия, так сразу понять было невозможно, а на «потом» времени уже не оставалось. Поток оживил резервные сети, к которым были подключены стартовые позиции системы «Периметр» (её ещё называют «оружие возмездия», «мертвая рука» – прим. авт.), множество других, полезных в отношении военной безопасности, но незаметных обывателю объектов.

Дивизионные подразделения батальона охраны площадок старта и противодиверсионной борьбы, получив сигнал, двинулись расчищать рельсы, проложенные в лесных просторах, но замаскированные так, что электроника Lacrossа и других приборов аналогичного назначения их не идентифицировала. В глубинах нескольких холмов запрыгали огромные горшки поршней прогревающихся тепловозных дизелей, к которым ринулись расчёты машинистов, связистов, электриков, инженеров и множество других специалистов, занимая места по боевому расписанию.

– Мужики, быстрее, быстрее давайте! – командир роты охраны майор Абашидзе нервно торопил и без того запыхавшихся и покрасневших бойцов и команду из местных жителей таёжной глубинки, растаскивавших маскировку с путей.– Мало времени у нас! Поторопись, пока спутника нету! Эх, ё-моё! – досадливо зашипел майор, и закинув за спину автомат, кинулся помогать вытаскивать чрезмерно упёртую ёлку.

– Первый, оператор четыре готов! – донеслось в наушнике комдива через шесть с половиной минут после сигнала.

– Готовность два! – откликнулся командир, поворачиваясь в кресле мобильного пункта боевого управления пусками, и продолжил отвечать на сыплющиеся доклады расчётов.

Нечто похожее делал и полковник Дорохов со своими ракетчиками, через сутки после сигнала телефончика сломавший красную сургучную печать на пакете под номером два.

В условленное время на свободу после долгого заточения в подземном царстве в разных уголках необъятной страны вырвались и тут же зашарили своими радарами, зашелестели гигабайтами информации, тестируя системы и получая распределение целей, несколько «ядерных поездов» БЖРК (Боевой Железнодорожный Ракетный Комплекс, являющийся передвижной стартовой платформой баллистических ракет – прим. авт.).

…Подводная лодка «Ростов», которую так и не нашли, когда всё началось, спокойно лежала на дне подо льдами. Напряжение у людей было сильнейшим и сказывалось на всех —служивые были похожи на измождённых сидением в камере узников. Сутки назад командир лодки капитан первого ранга с морской фамилией Мокрецов открыл капитанский сейф, куда убрал пискнувший серый телефон, с которым не расставался и заходя в гальюн (туалет – прим. авт.). Эти сутки даже самые близкие сослуживцы капитана не узнавали – так неуловимо он изменился, словно хищник перед прыжком, хоть внешне и не подавал вида.

Сейчас, запершись в каюте, Мокрецов смотрел на серый плотный конверт номер два с красной сургучной печатью с оттиском государственного герба. Едва дотерпев, когда секундная стрелка пересечёт условленный момент, капитан надавил на сухо треснувшую печать. Быстро пробежав глазами несколько листков и для верности перечитав их ещё раз, пробормотал: «Наконец-то!»

Оправив на себе комбинезон, капитан встал, перекрестился и объявил в микрофон: «Экипаж! Боевая тревога!». Моряки замерли, не поверив своим ушам. Уж не свихнулся ли начальник от ожидания? Этой команды, не выходя с внешним миром на связь и укрываясь от радиосканирования подводных глубин поглощающей излучение «Мантией», ждали четыре с половиной месяца.

– Срочное всплытие!

– Приготовиться к пуску! – команды из микрофона следовали одна за другой.

Нет, не свихнулся. Просто пришло время действовать, поняли подводники, усталые от нервозной неизвестности изматывающего ожидания. Через мгновение гробовую тишину лодки разрушили отрывистые распоряжения командиров БЧ (БЧ – боевая часть – прим. авт.), топот тяжёлых морских ботинок и быстрые деловитые доклады постов. Лодка ожила, сбрасывая многомесячное напряжение в энергию привычной и важной боевой работы.

«Адмирал Кузнецов», как в своё время «Варяг», окружённый эскадрой и прижатый к близкому порту, скрывала ночная темнота, но неполностью. Авианесущий крейсер подсвечивали огни южного города позади. Расстреливать корабль было нельзя – на борту атомный реактор, а позади ливийское побережье – нефтяные трубы, огромные накопители

и насосы. Как тут быть? Вот и следовали провокации за делегациями – одна за другой. Торпедная атака успеха не имела – бортовые РСЗО (Реактивные Системы Залпового Огня – прим. авт.) «Удав – 1М» и «Запад», единодушно и как-то даже небрежно рявкнувшие на выстрел противоторпедным залпом, шанса подводным разбойникам не оставили, подрывая их на дистанции не ближе 150 метров от корпуса. Корабль, словно загнанный охотниками одинокий волк, единоразово разметав торпеды, молчал, красноречиво дав этим понять, что шутить с агрессией не намерен, как и не намерен набрасываться на стаю сам. Наблюдатели с бортов сводной эскадры уже полтора месяца ежечасно смотрели, как по палубе гиганта неторопливо и размеренно шагают вооружённые караулы матросов.

Но крейсер хоть и молчал, но не бездействовал. Группы подводных диверсантов делали свою работу, развернув по акватории подводную сеть гравитационно-волновых антенн. Теперь они образовали невидимый контур вокруг противника. Война, бесшумная, но от этого не менее опасная и страшная, продолжалась.

Бортовые огни вспыхнули в 6 часов утра и «Адмирал» накрыл эскадру мощным покрывалом энергорадиоподавления, лишая связи, управления огнём и взаимодействия. И всё. Кирдык.

Сработало, ядрён корень! – довольный капитан стукнул кулаком по приборной панели и скомандовал:

– Дежурного сигнальщика ко мне!

Когда через минуту на мостике возник сигнальщик, капитан, читая с листа, который достал из серого конверта №2 с красной сургучной печатью, продолжил:

– Передавай на эскадру: Слушать меня!..

5. … – Кто это принёс! – Генеральный секретарь Североатлантического альянса орал на своего помощника, размахивая зажатыми в руке бумажками.

– Кто, я спрашиваю! Где ты был, болван!

– Я вышел, сэр, – там сработал «вашингтонский» факс, – помощник указал куда-то за спину.

– Он подал сигнал, – испуганно продолжал бормотать офицер в светлом чешском мундире.

Серый конверт Генеральный Секретарь НАТО обнаружил у себя на столе, прибыв рано утром, – его вызвали по экстренной связи, потому что сработал сигнал предупреждения о ракетном нападении. Русские активировали стартовые комплексы и атаковали коалиционные силы на территории страны. Одновременно везде. А что в конверте, спросите вы? Короткое письмо от имени Президента и с его подписью. В письме – предложение распорядиться коалиционным войскам прекратить сопротивление, а также уведомление, что все, кто немедленно сложит оружие, будут интернированы (интернировать – подвергнуть временной изоляции, исключив таким образом войска противника из военных действий – прим. авт.) Ну а кто не сложит оружие, как недвусмысленно сообщалось в тексте, – сложит голову. К письму прилагалась карта позиционных районов базирования группировок НАТО вокруг России с указанием координат, в том виде, как они вводятся в навигационные блоки ядерных ракет. Секретарь позеленел – одним махом русский медведь мог не только «проглотить» все пятьдесят девять дивизий, но и расфасовать их немалые ресурсы по своим берлогам. Какие убытки!

Как появился конверт не прояснили и видеокамеры, а доставивший его человек – старший оперативник-нелегал управления СВР (Служба Внешней Разведки – прим. авт.) по Западной Европе майор Темирбулатов, в этот момент – капитан германской «Кригсмарине» (подводные силы ВМС Германии – прим. авт.) Маркус Валле – офицер с безупречным послужным списком, завтракал в столовой штаб-квартиры альянса, наблюдая за развитием событий. Переговоры в комнате транслировал торчащий среди прочих письменных приборов остро отточенный карандаш. Проверка на жучки не выявила присутствие устройства.

Генеральный Секретарь звонил в Вашингтон. И много ещё куда. Слушатели в далёкой подлодке подо льдами сдержанно смеялись.

Такой же по содержанию пакет получили в посольствах всех стран коалиции, с той лишь разницей, что каждому предназначалась «своя» карта.

Каждое письмо назначало одно и то же время.

Генеральный секретарь ООН получил конверт прямо домой. Обращение в нём содержало предложение созвать Совет Безопасности и провести публичное обсуждение.

У Секретаря заболел живот.

6. …Майор Максим Пугачёв в составе окопавшейся на запасных позициях и потерявшей в стычках с польскими, хорватскими, эстонскими и латышскими силами, подпитанными уже несколькими батареями 152-мм американских «Паладинов», более половины личного состава и техники бригады, слушал приказ тяжелораненного при утреннем налёте комбрига. Полковник почти бредил, но из офицеров управления не осталось никого – во вчерашнем бою «Джавелин» разнёс на молекулы машину управления и связи, где были начальник штаба и связи бригады. Батальонные командиры сложили головы ещё раньше, и Пугачёв из старших офицеров непосредственного командования остался один, не считая нескольких молодых лейтенантов.

– С-с-слуш..й, – полковник, напичканный в живот осколками снаряда одного из «Паладинов», тяжело и хрипло дышал, то и дело сглатывая. На лице у него выступали крупные капли пота, он часто срывался, едва не проваливаясь в забытье. Его держали на этом свете только невыполненный долг и Господь.

– Д-д-ва дня… д-д-в-а… – полковник которого в бригаде все уважительно звали Дед, подбирал слова покороче, на большее сил не хватало.

– Под… команд… бери, всех… бери. Т-т-ам… наш… и уд… – комбриг потерял сознание.

– Есть, товарищ комбриг – нарочно буднично сказал майор и вопросительно взглянул на фельдшера. Тот многозначительно пожал плечами:

– Кто знает? Ранение тяжёлое.

Бригадного хирурга ещё три дня назад распорол хорватский пулемёт бронемашины, выскочившей в разбитый фланг роты, когда он оперировал обгоревшего танкиста. Остался фельдшер.

Выходя из медицинской палатки, майор подозвал одного из ротных, капитана Цаликова.

– Рома, два дня комбриг приказал стоять. – Пугачёв положил руку на плечо товарищу.

– Так вот, брат, я теперь комбриг. Плохой Дед совсем, выживет ли, не знаю. Но стоять будем. Поэтому собирай боеприпасы, людей. Доклад через полчаса. Это всё. Сапёров ко мне, разведку и связиста. Давай, махом! – Пугачёв толкнул друга в плечо и тот, кивнув, побежал по окопу, раздавая бойцам распоряжения.

Бригада готовилась к новой атаке. Попов вздохнул: солярки в технике не было уже неделю, и оставшиеся машины превратились в стационарные огневые точки, по башню, а где и ниже, зарывшись в землю. Несмотря на все ухищрения, управляемые снаряды, ракеты и прочее, противнику никак не удавалось эти точки расковырять. Но и боеприпас подходил к концу, на два – три боя. Вот майор и решил реформировать, так сказать, оборонительную структуру, добавив в неё несколько придумок, которые вынашивал в голове, да всё не доходили руки.

К тому же, действующая структура обороны противнику была известна и коалиционные силы особо не напрягались, постепенно продавливая её, рассчитывая взять оставшихся измором, ракетами и артналётами «Паладинов». Потери первых атак, в которых от минных ловушек Алымова эстонские Эйсти Кайтсевааги и потомки польского короля, получили по ногам и рогам, сбили с них спесь. Майор выдвинул вперёд по флангам гранатомётные засады ПТУР «Корнет», распределив сектора обстрела в шахматную структуру, что ставило разбитые машины в позиции, перекрывавшие огонь и манёвры наступающим. Но и расчёты становились смертниками, если их вычисляли. На это хватало несколько секунд (секунд! – правда, жизнь расчёта-секунды!). Поэтому у каждого «Корнета» был только один выстрел. Но зато какой!

Между опорными пунктами обороны ползал «бригадный татарин» и его мужики, минируя каждый квадратик и все видимые укрытия: остатки прыгающих «мин-лягушек», что подрываются, выпрыгивая до метра над землёй (отрывают всё, без шуток, очень страшное оружие), противотанковые блины пм-82, противопехотные растяжки на наиболее вероятных направлениях. Командир разведроты с отдельной задачей со своими ушёл на поиск «Паладинов», – надо было с ними разобраться наконец. Снайперы тоже не спали, то и дело отмечая на прикладах зарубки – война ещё не научила противника полной осторожности, хоть и усилила её. Никого не учит. И все считают себя исключительными. В этом и ошибаются и снайперская книжка пополняется новыми записями.

А война ошибок не прощает и ЛЕЧИТ: куском горячего свинца, растяжкой, ямой с кольями, прямой наводкой, наконец. Тут уж, что Старуха выберет.

Утром мясорубка смерти продолжила вращаться, с хрустом и яркими потёками переливающейся через край приёмного лотка густой грязно – бордовой жижи, отдающей кровью, адреналином и дымом, терзая новые и новые жизни и судьбы. Но майор стоял. Стоял. Грязный, в обгорелой куртке с разодранной осколками спиной; в берцах, негнущихся от покрывшей их черно – коричневой корки непонятно чьей крови; сорванными в рукопашной об зубы польского поручика (всё—таки выбил!) костяшками окровавленных пальцев и сломанным в другой свалке ребром, когда не успел увернуться от удара ногой, пока, расстреляв весь магазин в кувыркающихся вокруг акробатов, втыкал в шею хорватского артиллериста ствол пустого «Макарова» с застрявшим в крайнем заднем положении затвором. «Шахматист» так и отъехал в Страну темноты, захлебнувшись собственной кровью когда пытался вытащить ежесекундно слабеющими разбитыми и перепачканными землёй пальцами застрявший под кадыком ствол. Рома на другом фланге в это время гранатами добивал остаток замешкавшейся с отступлением польской полуроты. Убежали даже танкисты, бросив забуксовавшую в мокрой земле Росомаху. Прыгнувшие в машину двое контрактников, ожесточённо садили по ним из пулемёта, развернув башню.

Как и прежде, забот майору хватало, даже прибавилось.

7.Вернувшийся со встречи с «Михайловым» майор выглядел озадаченно и воодушевлённо. Собрав отрядный актив, Шилов довёл информацию.

– Завтра ночью выходим. Сутки на подготовку нам. Вместе с бригадой пойдём, так-то вот, мужики.

Доложив решение, Шилов сел.

– Разрешите? – встал Иван.

– Какая у нас задача? С чем и с кем именно пойдём, кто?

– Бригада понесла потери в оборонительных боях, но силы и технику сохранила. Попрятали и окопались. Мы дополняем своими людьми мотострелковые роты насколько возможно. Командиры групп и все, кто знает городские кварталы, идут проводниками в подразделениях. Вооружение берём своё, гранатомётов и прочего нам подбросят, – ответил майор. Все оживленно переглянулись и загомонили.

– Тихо, мужики, я не закончил! – поднял руку Шилов.

– Времени мало, поэтому всем готовиться. Контрольный смотр в 19 часов. Снаряжение, оружие и прочее, сами знаете. Экипировка «тяжёлая», боеприпасы в тройном комплекте – майор устало присел за стол и перевёл дух, машинально придвинув к себе стакан с травяным чаем.

– Витя! – кивнул командир Соболеву.

– С тебя взрывчатка «в конструкторе», делай давай.

Отпив чая, он продолжил.

– В город идём, туристов ровнять, так что постарайтесь.

Подозвав командиров поближе, майор склонился над картой…

Оживление в отряде не осталось незамеченным для наших героев. Друзья как раз о чём-то говорили с Ерохиным, познавая простые, но важные и очень нужные для понимания жизненных течений и поступков вещи, получая ответы на теснящиеся в голове вопросы. Дед не унижался до сюсюканья и заигрывания, так как знал, что подростки такие игры чувствуют за версту и соответственно реагируют, не воспринимают преподносимую информацию правильно, какой бы ценной и важной она ни была, потому что считают её обманом. Поэтому Максимыч говорил просто и подчас жестко, а то и жестоко. Да и как ещё говорить с боевым товарищем? Такому не соврёшь, факт. А сколько ему лет, это неважно, если он собирал чужие пули рядом с тобой, посылая в ответ свои, да не наложил при этом в штаны. Это очень непросто.

– Вы вот что, ребятки, – напутствовал старик пацанов, – вы в драке держитесь поближе, страхуйте друг друга как возможно. Связь используйте и вообще старайтесь не расходиться. Тут поддержка важна и взаимодействие.

Вечерний смотр был очень жёстким. Майор и командиры групп придирчиво осматривали бойцов, проверяли оружие, экипировку и внесли несколько корректировок.

Очкарика, который замер на правом фланге в группе управления, как определил по штату майор, мучил огромный таёжный комар, с наслаждением высасывая, казалось саму жизнь – так он разбух от жадности. Андрей терпел, закатывая глаза от нестерпимой чесотки и тихо шипя, но со всей дури шлёпнул себя по лицу лишь едва комар, сам чуть не лопнув, тяжело оторвался от щеки.

– Не попал! – с досадой подумал подросток, раздражённо-мстительным взглядом провожая гудящего кровопйцу.

– Вот змей! – шепнул, хихикнув, Петух, глядя на красное пятно у раздосадованного очкарика на лице. Щёку от укуса раздуло, словно туда ужалила пчела, и очкарик выглядел комично, словно киношный хулиган.

– Мужики! – Шилов не стал разбрасываться словами, – в город идём. Вместе с войсками идём, порядок дома навести надо… – майор помолчал.

– Мы придаёмся в состав мотострелковой бригады в качестве усиления и проводников в городских улицах. Не подкачайте, мужики…

В ночной темноте вооружённый до зубов отряд двинулся в точку встречи.

Остановившись где – то в дороге, Андрей сошел в сторону, поправляя сбившуюся стельку в ботинке, так как уже знал, что небрежно и наспех заправленный или мокрый носок, сбитая стелька или язычок ботинка, неплотно или неправильно подогнанный ремень в брюках – всё это приводило к кровавым и болезненным мозолям и делало бойца неспособным к активным действиям. Именно поэтому столь тщательное внимание уделялось подгонке обмундирования, вооружения и снаряги. Командиры безжалостно заставляли перетрясать и подгонять всё так, чтобы боец в движении не представлял бренчащий котелок и неряху.

За этими мелочами стояли жизни.

Сейчас, глядя на еле различимые в темноте проходящие фигуры, Андрей улавливал исходящие от них напряжение и в то же время какую-то спокойную уверенность, которая наполняла и самого очкарика.

Подразделение управления двигалось чуть в стороне от основных групп. Снайперская пара, доктор, охранение командира – несколько бойцов и казашка с огромным штурмовым дробовиком, гранатомётчик Ушаков в неразлучной паре с Вадиком, и «научный отдел» в лице процессора Домбровского, который тоже выглядел сосредоточенно и думал о чём – то своём, то и дело поправляя сползающий на живот тяжёлый пистолет (очень уж худощав профессор оказался для формы). Следом шагала команда Кости Чугунова. Очкарик обратил внимание на мелькнувших в полумраке Катуриных. Отец и сын, тоже погруженные в свои мысли, несли тяжёлый МГ. Правее шагала артиллерийская группа Кулиева, разобравшая для переноски стрелковый станок и доставленный разведкой три дня назад АГС. Гранаты к нему обещали мотострелки. Группу дополнил лейтенант Бычков со своими, полушёпотом обсуждая со старшиной тактику предстоящих городских боёв. Бойцы ФСИН были поисковиками, город и окрестности знали прекрасно, поэтому часть из них должна была идти с подразделениями мотострелков. С артиллеристами старшины оставались только «миномётчики».

Старшина был сосредоточен и на вопросы Бычкова отвечал редко и неохотно. Увидев на обочине долговязого, нескладного, чем – то напоминающего аиста школьника, кивнул ему, словно давая понять, что всё обойдётся. Кто знает, обойдётся ли? Городские бои страшны в своей непредсказуемости и в прямом смысле слова убийственной эффективности обороны, убийственной.

Андрей вспомнил о доме. Где-то он рядом. Так далеко и так… скоро. Может быть…

Очкарик вздохнул, и похлопав для верности по прикрытому уже по привычке промасленной тряпкой «Бофорсу», побежал догонять группу управления.

Знамя нёс Колесников, и он закрепил штандарт за спиной, не расчехляя. Василий Максимыч, ещё не полностью оправившийся от ранения, по настоянию командира, несмотря на возражения, едва ли не силой был водружён на носилки. Когда дед по этому поводу забухтел, майор сказал жестко: «Максимыч, мне снайпер в бою нужен и корректировщик, а не полудохлый. А вы что предполагаете? Не хотите участвовать?» Тогда дед насупился и молча полез на носилки.

Разбившись на подразделения, батальон растянулся в цепь. До встречи с бригадными проводниками было еще 15 километров.

8. – Петя, начинаем «Третью Мировую» в районе! Смотри мне, тараканище! Промахнёшься, трындец тебе, сгною! Я тя сам лопатой приложу, да так! Не то, что дедушку! – майор Азаренко погрозил кулаком возившемуся с установкой старшему лейтенанту, два года как выпускнику ростовского ракетного училища.

– Да чо вы, товарищ майор, опять – то? – обиженно пробасил конопатый рыжий, с невероятной фамилией Чудоквасов, вовсю похожий на героя известного мультика про конопушки, лопату и дедушку.

– Да чо не попаду – то вдруг? – Петя, оператор тактической ракетной установки «Точка-У», поправил выцветшую кепку камуфляжа «Цифра», потемневшую от пота и остатков масла.

«Точка» с расчётом прибыла для совместных учений на полигон бригады еще восемь месяцев назад в паре с другой такой же установкой, да так и застряла. Сперва поломка подвижной части (военная контрразведка старалась), потом новые учения, потом вторжение.

Первую установку с расчётом выкосили «Апачи» из эскадрильи поддержки «Железных коней», совместно с моторизованной пехотой Нидерландов навалившись на позиции бригады. Пока продолжалась свалка, по приказу комбрига Азаренко, в боях не высовывавший со своим расчётом носа из укрытия, ночью сдёрнул в условленный район, где и затихарился, ожидая команды. Теперь расчёту предстояло открыть огонь по городу. Да так, чтобы произвести максимальный эффект. Ракет было только две, стартануть успеет одна, вот вторая – не факт. Азаренко это хорошо понимал и на самом деле больше накручивал себя, чем Петруху. Майор гонял расчёт до седьмого пота, заставляя вылизывать установку и выполнять свои функции наводки и пуска за считанные секунды, чтобы успеть на два выстрела. Таковы условия войны и современные средства обнаружения – всё решают секунды, прежде чем в точку старта прилетит что-то ответное, наведённое через спутник, по радиолучу, или по вычисленной баллистической траектории. Майор хотел выжить сам, и хотел, чтобы выжил расчёт. Поэтому полировал работу ракетных артиллеристов до хрустального блеска. Но установка имела и прикрытие – одна из двух «Шилок» постоянно обшаривала небо счетверённой крупнокалиберной установкой, готовой в любую секунду разразиться горячим вольфрамом по воздушному противнику.

Был у комбрига Бутылкина ещё один весомый аргумент. В загашнике бригады стояли два 240-мм самоходных миномёта «Тюльпан». Хватило бы их, но машинам ещё надо было выйти на 20-км дистанцию выстрела, да так, чтобы в пути не разнесли ракетами «Предаторы» и ударные вертолёты, пусть их охраняла и вторая «Шилка».

«Точка» обеспечивала минометам преимущество выхода, и эффект вызывала нужный.

Бригада, скрытно сосредоточившаяся на подходе к городу с юга и юго-востока, пополнилась партизанскими силами и опустила предохранители в положение «автоматический огонь».

– Старт! – рявкнул Азаренко в назначенное время, и Петруха, прошептав в пространство: «Добро пожаловать!», надавил кнопку пуска. Ракета, заполнив дымом лесную позицию, зависла на мгновение на наливающемся оранжевыми потоками раскалённом хвосте, словно решаясь. Затем с рёвом сорвалась в небо, закрашивая дымным пламенем побледневшие звёзды.

9. Петро с трудом разместился на заднее сиденье «Пантеры» у левой двери, пристроив между коленей старую М-4, выданную на американской базе. Следом забился Мыкола, дыхнув крепким перегаром. Павло, второпях допыхивая сигаретой, торопливо полез следом когда на него неодобрительно покосился фенрик, прибывший доставить переводчиков по местам службы. «Пантера» дернулась и неспешно покатила в сторону городского моста. За окном проплывали дома и пустынные перекрёстки. Внимание привлёк вырастающий слева впереди желто-голубой украинский флаг за забором, окутанным колючей проволокой.

– ? – Петро тряхнул головой, не веря своим глазам. Потом понял, что впереди показался огромный супермаркет «Лента», и площадка, где сейчас базировались вертолёты и воздушная разведка бригады. Правее впереди был круговой перекресток с черным пятном от согревшей брони и разбитым «Макдоналдсом». В голубом небе светило яркое солнце. Петро выхватил взглядом какое-то движение. В высоте появилась и быстро росла в приближении белая звезда.

– Ракета! – ещё не успев осознать происходящее, Сало взвизгнул срывающимся голосом и оказался под сиденьем, заполнив собой все пустующие полости. Вопль подействовал и водитель, добавив газу, вывернул вправо, в то самый проулок, по которому недавно от патруля убегал очкастый разведчик. Перед глазами водителя и пассажиров мелькнули щербины от пуль на стене. На резком повороте с малым радиусом левые колёса тяжёлой машины приподнялись, внутри заорали все. Через секунду огненная игла с гулом пронзила угол бывшего торгового центра и город тряхнул тяжёлый удар «Точки – У». Рыжий Петруха как обещал – не промазал. Координаты базы воздушной разведки Шилов дал точные, и ракетчик вложил в этот пуск всё своё умение. Следом за яростным пламенем разрыва, накрывающим стоянку, покатилась ударная волна, разрывая здание и опрокидывая всё вокруг.