Текст книги "Сломленный бог"

Глава 19

Пока поезд проносился под Гвердоном, Бастон сидел в молчании. Вир нервно поеживался, удаляясь от безопасного Нового города. Тут, внизу, жарко, воздух насыщен копотью и паром. Во вспышках огней представали разнородные картины туннелей – здесь кирпичная стена в капельках воды от замурованной поблизости речки, там размалеванная рисунками арка. Дальше темнота, темнота, упырьи глаза, опять темнота.

– Мой двоюродный брат… он стал немного не свой, – начал Вир, понизив голос. – Ты был с ним, когда это началось. Расскажи, что ты знаешь об этой штуке, которая с ним разговаривает.

– Не надо говорить об этом вслух, – буркнул Бастон. – Не здесь, не сейчас. – Они ехали выполнять задание.

– Именно здесь говорить об этом и надо. Тут он нас не подслушает. – Вир покачал головой: – У нас дома, в Лириксе, святых сажают в сумасшедшие дома, которые называют монастырями. Для их же защиты. У святых глаза прикованы к небу, а смертный мир они не замечают. Не видят, какой несут вред. Мы святых в наши дела не берем. – Он скороговоркой пробормотал перечень проклятий или молитв на лириксианском, затем взглянул на Бастона: – Мы встали на опасный путь. Без надзора над ним он может слишком далеко зайти. Втравит нас в беду.

– Не сейчас. – Бастон придвинулся. – Тебе же придется говорить от имени брата? Тогда сожри свои колебания к херам. Скажешь Манделю, что, если он не хочет кончить как Дредгер, пусть соглашается на сделку. Больше говорить ничего не нужно, надо только показать в себе сталь. Если дашь слабину, они ни за что не примут пепел.

Вир ощерился:

– Ты-то даже не Эшдана. Нечего так со мной разговаривать.

– И что, – спросил тихо Бастон, – ты по этому поводу сделаешь?

Похоже, ответ – ничего. Вир отодвинулся и вжался в сиденье, отстраняясь от Бастона как можно дальше. Скрюченный тревогой и желчью гхирданец выглядел сейчас как удавленник. Опять забормотал под нос, на этот раз, очевидно, проклятие. Самое смешное, что чутье Бастона было согласно с Виром. По натуре Бастон был осмотрительным, что и требовалось от ближайшего помощника. Ему полагалось следить, чтобы босс не вляпывался в опасности, не заносился сверх меры. Чтобы главный действовал практично, а не отважно гонялся за недостижимыми грезами. Так всегда поступал сам Бастон. И где в конце концов оказался? На обочине, выкинут за ненадобностью в изменившемся городе. Переборщишь с осторожностью и окажешься на обочине жизни.

Великий вождь обязан обладать одним качеством. Способностью видеть разницу между тем, что выполнимо, по мнению других, и тем, что возможно достичь на самом деле. Уметь выбиваться за рамки самого себя. Это называется «катализатор», при нем работают вещи, иначе немыслимые. Конечно, если зайти слишком далеко, то опасным, даже взрывоопасным, станет и это качество.

Бастон пробежался по собственному перечню – мастеров Братства. Идж, разумеется, был превосходным примером вождя, который осознавал все возможности, но слишком далеко зашел. Он подарил Братству мечту и цель, предупредил о растущей силе алхимиков, о том, что те окажутся бездушнее любого жреца или бога. Но Идж давил слишком сильно – и город его оттолкнул. Вождь умер на виселице, когда Бастон был еще пацаном.

После Иджа прошла череда малозапоминающихся личностей, боссов, которые лишь пытались не дать Братству распасться. Даже их имена расплывались в памяти Бастона – Томас Шлюший Сын, Старрис, Гэйрн Корабельщик. Все они были осмотрительны по натуре. Бастон знал, что если когда-нибудь дорастет до мастера, то встанет в их ряд.

Потом пришел Хейнрейл. Даже через столько лет Бастон не до конца понимал, куда Хейнрейла причислить. Тому удавались вещи, по мнению всех остальных, невыполнимые – но его поступки были неправильными. Брать в дела чародеев и других страшилищ, типа Холерного Рыцаря, совершать сделки с ползущими. Продаться алхимикам. Извращенный взгляд на пределы возможного. Главарь принял Братство под свою ответственность и извратил его. Бастона тоже извратил, приставив подручным к Холерному Рыцарю. Никто не отрицал хитроумие Хейнрейла – он провел Братство сквозь пламя свечек, торговался с алхимиками, делал денег больше любого предшественника – но слишком высокой ценой.

Шпат, Шпат – несбывшаяся надежда. Полная моральная ясность Иджа, но смиренная горем, пониманием расплаты за неудачи. Со Шпатом на месте мастера Братство могло бы стать не просто воровской шайкой – настоящим движением, силой, способной взяться за колеса бесчеловечного механизма города и раскрутить их в обратную сторону. Сам по себе Раск лишь ухарь, лезущий на чужую поляну, избалованный драконий князек, без понятия о гвердонском прошлом и смысле Братства. Но Раск не сам по себе. С ним благословление сына Иджа, с ним плечом к плечу стоит Бастон. Из него мог получиться вождь, который сегодня так необходим, а что чужестранец – и пусть. Ведь это же так по-гвердонски! Здесь все кто откуда. Даже первые люди, заселившие город, сперва нашли его заброшенным и пустым.

Однако есть еще и дракон. Есть и дракон. Бастон сунул руку в карман и нервно потер друг о друга белые камешки, как священник перебирает четки.

Поезд заскрежетал и остановился. Бастон открыл дверь на платформу, в толпу заводских рабочих с тусклыми лицами, и закашлялся от испарений здешней подземки. Маревые Подворья.

Вопрос с драконом откладывается на завтра.

* * *

На сегодня хватит разборок с «Манделем и Компанией». Вообще-то, разборок с «Манделем и Компанией» хватит на целую жизнь. «Мандель и Компания», выражаясь буквально, – это крепость. До того как Гвердон расширился в размерах и влиянии, старый город защищали стены и башни, и цеха Манделя расположились у их границ. Большую часть старых стен давно растащили падкие до кирпича каменщики, но не здесь. Форт Манделя отчасти вобрал в себя древний оплот, новые укрепления громоздились на старом камне. Местами пролегали выбоины, должно быть, сообразил Бастон, еще с осады трехсотлетней давности, когда Хранимые Боги низвергли культ Черного Железа. Если старое строительство уцелело, то это подтверждало достоверность слов Хейнрейла о секретном туннеле – но необходимо убедиться в этом наверняка.

Маревые Подворья раскинулись вдоль прежней стены. Индустриальный пейзаж – пучки трубопроводов, что расползались, как исходящие паром стальные кишки, ангары, фабрики и угрюмые в багровом зареве переработочные цеха. Дороги здесь широкие. Так и должно быть, иначе не пройдут груженые фуры на рэптекиновой тяге, колесящие между фабричных зданий. Поодаль, как скелеты-великаны, возвышались современные башни алхимиков. Сплошь сталь, листовой металл и выращенная в чанах кость вместо подобающего городу темного камня.

Крепость Манделя, вероятно, старше остальных Маревых Подворий, зато ее оборона с иголочки, новая. Местные сторожа обходили периметр в шлемах с тавматургическими линзами и дыхательными масками, совсем как у городского дозора. С противочарами, чтобы улавливать зловредные чудеса и волшбу. Человек способен был взобраться на эти укрепления, но Бастону не нравились щели между плитами. В таких темных провалах можно спрятать что угодно. Жала. Зеленую слизь. Дымолезвия, извергающие взвесь, что отсечет тебе пальцы. Четыре стены образовывали вокруг предприятия Манделя квадрат; наливные баки и эфирные чаны высились над парапетом, позволяя предположить, что внутренний двор заполнен промышленными установками.

Отвесные, неприступные стены, нависшие, как утесы, над меньшими постройками Маревых Подворий, напоминали Бастону старый квартал Алхимиков. Потребовалось Помойное Чудо, мученичество и чудесное перерождение Шпата, чтобы разрушить прежнюю алхимическую цитадель. Чтобы пробить укрепления «Манделя и Компании», понадобится нечто столь же божественное.

Вир казался не менее обескураженным. Высмотрев пушечные гнезда и эфирные чаны на верхних ярусах, он покачал головой:

– Перед такой твердыней отступит даже Прадедушка.

– А мы должны справиться. – Стоя в тени входа в подземку, Бастон пробежался по крепости цепким взглядом, старательно подмечая подробности.

Напротив спуска к поездам стоял памятник какому-то покойному гильдмастеру с чашей алхимиков в руках. Бастон дотянулся и подкинул в чашу кусочек мрамора.

– Идем, – сказал он.

Вир расправил плечи. Приладил к лицу холодную усмешку, придававшую ему схожесть с Раском. С гордо поднятой головой он зашагал по улице, сторонясь повозок. Гулко стукнул в дверь. Вплотную стена казалась еще выше, нависая, точно кракенова волна из черного камня. Над дверью была вырезана ниша, и в ней укрепили стеклянный бачок с зеленой жидкостью – и огромным глазным яблоком, с Бастонов кулак. Живая тварь уставилась на Бастона сверху вниз и, казалось, взывала к нему с мольбой.

– «Мандель и Компания» ведут поставки по всему миру. – Вир посмотрел вверх, подставляя лицо под глаз. – Им не нужно объяснять масштаб возможностей Гхирданы.

Дверь открылась. Лакей пригласил их войти:

– Господин Мандель примет незамедлительно.

Их пропустили за внешние стены крепости, но вместо центрального дворика лакей направил их в другую дверь и повел по длинному коридору в коврах. Портреты на стенах повествовали о славных свершениях алхимической гильдии, увековечивая ученых мужей и жен. На их бледные лица падал свет стеклянных сосудов и горящих горнил. Некоторые из лиц Бастон распознал – рыжеволосая дама со свечой, должно быть, Роша, сгинувшая в Кризис прошлая гильдмистресса. Смутно помнились и некоторые политики – памятные в основном тем, что брали взятки у прежнего Братства. Групповой портрет изображал основание гильдии под угрюмым взором церковника из Хранителей.

Другие картины показывали плоды их трудов – как горят городские руины, как алхиморужие стирает в пыль целые армии, как в чанах нарождается новая жизнь. Вот сальник, и никакого таланта художника не хватило бы придать восковому страшиле достойный вид. Сальник в форме стражника стоял на рисунке под виселицей, выставляя тело Иджа напоказ, как трофей.

В конце коридора необъятный холст преподносил зрителю последние минуты вторжения. Богиня войны Пеш, расставив ноги над разгромленным городом, рвала когтями в прах церкви и башни. Здесь не было и следа скороспелого союза между городским дозором, святыми Хранителей и солдатами Хайта – всеми теми, кто давал захватчикам отпор. Никаких признаков и драконов, чья грозная мощь позволила скрепить перемирие. Вторжению противостояло одно – божья бомба в небесах, нарисованная как чистый, обжигающий свет. Сама великанша Пеш казалась не вполне материальной по сравнению с бомбой алхимиков.

Бастон подметил, что рама огромного полотна была украшена серебряным листом и сапфирами. Целое состояние вбухали в эту экстравагантную причуду, которую увидит лишь горстка избранных, тогда как в тени этих мрачных стен голодают люди. На картине гигантские ступни Пеш попирали знакомые улицы Мойки. Бастон провел по картине рукой. И спрятал в раме второй мелкий камешек.

За другими двойными дверями, куда провел их слуга, располагались покои Манделя. Длинное помещение – в нем поместилось бы все здание Крэддока, причем дважды, – освещенное золотистыми панелями, что бросали узорчатые огоньки на гладкие плитки полов. Мраморные стены восходили текучими формами к своду высокого потолка, придавая залу ощущение изменчивого движения, будто камень без предупреждения мог преобразиться в летучую ткань. На табурете у кафедры сидел темнокожий писец, царапал заметки в большой канцелярской книге, но непостоянный свет мешал разглядеть его лицо. Бастон даже задумался, настоящий ли он человек или некое порождение чанов. Только морщинистые руки виднелись отчетливо – беспрестанно двигались по странице, записывая вообще все.

В этом зале нигде не было постоянства, ничего твердого, исключая большой черный алтарь – письменный стол Манделя на дальнем конце.

Сам Мандель был похож на судью – длинные белые волосы касались воротника темного костюма. Золотой талисман на груди, алхимический глаз в чаше, был его единственным украшением. Руки в перчатках он выставил перед собой, смыкая кончики пальцев.

Все это постановка, догадывался Бастон. Чтобы посетители чувствовали себя ничтожными. Сам он держал голову прямо, вопреки подавляющему взору Манделя. «Братство все равно до тебя доберется, – молча пообещал Бастон, – мы все помним и без картин». Тем не менее его поступь замедлилась, и пришлось бороться с желанием опустить голову. Не поддавшись, он сел в одно из двух низких кресел перед массивным столом.

И тихонько вынув из кармана третий камешек, подсунул его под обивку кресла.

Вир обнажил и поднял свой кинжал.

– Я представляю здесь моего двоюродного брата, а также нашего прадеда – Тэраса Красного. Я говорю от имени Гхирданы.

– Тогда говорите, – зычно прогремел голос Манделя.

– Мы предлагаем простые условия. Моя семья накопила большой запас илиастра. Мы просим вас впредь приобретать весь илиастр исключительно у нас, взамен текущих источников.

– Уже имеющиеся условия меня вполне устраивают. Я не заинтересован в договоренностях с вами. Доброго вам дня.

– Ага, – сказал Вир, – но ведь наши расценки куда дешевле. На этом соглашении вы неслыханно обогатитесь.

– Ваши поставки идут с Ильбарина. – Писец сделал запись. – Этот остров находится намного дальше моих текущих источников илиастра. Ваши расценки не могут быть дешевле – разве что дракон намеренно покрывает разницу в своих целях. Я не намерен отдавать контроль над илиастром гильдии в руки Гхирданы.

– Ваши… – Голос Вира сорвался. Он сглотнул и начал снова: – Многие из ваших конкурентов уже приняли условия дракона, и было бы мудро последовать их примеру. Лучше быть другом дракона, а не врагом!

– Птенчик угрожает нам, Тим, – захохотал Мандель, и секретарь начертал очередную запись. – Птенец спутал нас с чумазыми скупщиками мусора. Из уважения к дракону – а не к тебе и уж тем более не к твоему брату, которому не достало храбрости явиться самому, – скажу вот что: гильдия алхимиков не считает выгодной бесполезную ссору с Гхирданой, но вымогательства и нападок мы не потерпим. А теперь уходи, птенчик, и я забуду твои неразумные речи.

Не зная, что на это ответить, Вир раззявил рот, как рыба на крючке. Настал выход Бастона. Пора оскалиться, побыть свирепым громилой, чтобы Вир по контрасту смотрелся рассудительным и дипломатичным. Он испустил рык, переходящий в рев, подался вперед всем телом, словно собрался броситься через стол и стиснуть Манделю глотку.

– Слушай, жирный козел, коли вдруг не заметил: гильдии больше не хозяева этому городу. Ты не самая большая шишка. Ты в жопе и небось сам это понял! – От такого запугивания даже секретарь отложил перо и вывернул ладонь в странном жесте.

Бастон не ослаблял напор, капельки слюны пятнали безупречно чистый стол. Он ждал, что Вир хоть что-нибудь скажет, осадит его, положив руку на плечо, но тот так и сидел, выпучив глаза. Слова Бастона вылетали и взрывались, как штурмовые снаряды. Он встал и грохнул кулаком по столу:

– Ты упустил из кармана парламент. Твои барыжники в том году проиграли, и у тебя нет денег на новые голоса, чтобы прикрыть свой позор. Нынче на Священном холме король, и каждая собака на улице знает, что он не за тебя, а за нас. Хранители вернули силу, и они тоже вас ненавидят, ведь на Мойке сейчас куролесят чужие боги. А у вас восковых болванов и то нету. Вас ненавидит весь город! Погоди, улица восстанет – и мы тебя кончим!

– Довольно. – Из неприметных боковых дверей повалили стражники в цветах «Манделя и Компании», лица закрыты черными шлемами. Бастона схватило сразу несколько рук. Он ударил по ним, выкрутился из хватки, взялся за пальцы противника, выкрутил заодно и их, потом двинул коленом так, что хрустнули ребра. Следующему локтем заехал в нос, другому врезал кулаком. Он понимал, что поступает глупо, но кровь кипела и несла.

В дело вступил четвертый охранник – Бастон поднял кресло, на котором сидел, и швырнул в стража, но того уже не было на прежнем месте. Этот хмырь двигался быстрее человеческих способностей – с непринужденным изяществом поднырнул под летящее кресло, и вот его слишком мягкие и слишком сильные ладони уже на горле у Бастона, с ужасной легкостью валят его на пол. От башки охранника повеяло жаром свечного пламени – это сальник.

Не такой, как тот, что на Долу Блестки напал на Раска. Этот сальник свеж, его восковую плоть недавно отлили заново. Против такого у Бастона ни единого шанса.

Но он попытался. Саданул кулаком монстра сбоку, по шее, где мог достать до воска. Сальник не отреагировал, только прижал его к полу. Нитяные подтеки изо рта существа капали сквозь забрало шлема.

Вир сумел протиснуться на свободу.

– Я из Гхирданы! Гхирданы! От крови дракона! – визжал он.

Охранники – люди – замешкались и поглядели на Манделя. Они знали об обычаях Гхирданы и то, каким непростительным оскорблением считается поднять руку на члена драконьей семьи. Мандель махнул им – отставить.

– Отпустите его. Как и сказал, ссориться с драконом я не хочу. На моих руках твоей крови не будет.

Вир рванулся к дверям, но потом оглянулся на Бастона, пришпиленного сальником к полу. Бастон так и не принял пепел. Он не Эшдана. Просто приблудный пес. По гхирданским обычаям ничто не останавливало Вира от того, чтобы выйти за дверь, а Бастона бросить тут.

Вир это знал. Он заколебался на пороге, долго глядел на Бастона и мелко дышал, взвешивая риск навлечь на себя гнев Раска, если вернется один.

– Такая погань, как он, – заметил Мандель, – годна только на переработку в сальном чане. Думается, неплохо будет сделать из него хоть что-то полезное для общества.

Писец кашлянул. Мандель кивнул, и сальник выпустил Бастона.

Он отполз в сторону, нетвердо поднялся на ноги, опираясь о стену, и вместе с Виром поковылял на выход из крепости. Пятый осколочек был мимоходом засунут за осветительную панель.

– Провал. Полный провал, – повторял как заведенный Вир. – Раск должен был идти сам. Ведь я с самого начала был обречен, правда? Значит, это его оплошность, а не моя. Надо было мне им так и сказать.

– Такого исхода и надо было ждать. – Бастон потирал шею. – Раск знал, как мало шансов, что Мандель сразу согласится на сделку. Такие дела всегда идут туго.

– А ты, придурок, сделал провал неизбежным, когда стал орать Манделю в харю! Довыделывался, и все без толку!

Бастон покатал последний камешек между пальцев.

– Не совсем без толку.

Вир непонимающе уставился на него, потом произнес:

– Приедешь, расскажешь кузену о неудаче. Скажешь, что Мандель у себя в крепости недосягаем и торговаться не станет. Возможно, у нас получится привлечь другие семьи – заплатить Каранчио или еще какому великому предку. Ведь без дракона проломить их стены нечего и пытаться?

– Похоже на то. – Непреодолимые, неуязвимые стены под охраной сальников и боги знают кого еще. Азартная задачка. Еще какая азартная.

Вир сощурился:

– Так это хитрость? Его затея? Мы вдалеке от Нового города. Та штука, с которой общается Раск, она ведь сюда не дотянется… верно? Что ты там сотворил?

Бастон сурово на него посмотрел:

– Тише. Погоди, пока не окажемся в безопасности.

– В безопасности? В безопасности? – зазвенел эхом Вир. Он весь дрожал, то ли от нервного возбуждения, то ли от страха. Покачал головой: – Спутываться с божественными силами опасно всегда. Слишком далеко все это зашло.

«Это не какой-то безумный бог, – подумал Бастон. – Это Шпат Иджсон. Сын того человека, который по сути создал их Братство».

Поезд замедлился, останавливаясь на площади Мужества. Вир встал.

– Еще не наша остановка.

– Мне надо выпить. И не в Новом городе. Чертово место, глаза уже режет. Я уже нормально спать не могу. Там следят отовсюду.

Вир скрылся в толпе на платформе. Несколько пассажиров собирались зайти в вагон Бастона, но при одном взгляде на него решили, что лучше разместиться в другом. Он закрыл дверцу и позволил вагонной тряске побаюкать усталые кости.

В одиночестве он раскрыл ладонь и посмотрел на камень. Осколок засиял сперва тусклым светом, но постепенно разгорался, пока поезд пересекал границу зоны и въезжал в Новый город.

У алхимиков есть их свечки. Что с того? У воров теперь горит свой огонек.

Глава 20

Эшданцы расковали Кари и забрали на борт канонерки. При виде охраны с оружием Рен выронил свою палку в воду. Против вооруженных бойцов им ничего не поделать – даже без учета магички.

В числе охраны на лодке приплыл Дол Мартайн. Он втолкнул Кари рядом с собой на сиденье, и лодка развернулась, натруженное рычанье движка перемежалось холостыми оборотами, когда они лавировали среди коварных руин.

– Помоги им, – шепнула она.

– Я и так привел их надоеду к себе домой. Это все, что я могу сделать для Адро.

– Ты меня продал Гхирдане, – бросила она Мартайну.

– Если б я тебя продал, – прошептал Мартайн, – то разве сидел бы здесь? А я вот – подтираю за мерзавкой. – Он покачал головой: – Жалко, что не продал. Надо было. Свалил бы из этих проклятых краев, плыл бы уже на полпути к Паравосу. Но теперь об этом без толку плакать.

– Ты везешь меня к Артоло?

– Нет. К Дантисту. – Он дал ей надеть серую холщовую сорочку. На грубой ткани пятна еще чьей-то крови. Натянув через голову новый наряд, Кари повернулась, подыскивая, чего бы стащить. Нож или любое другое оружие. Хоть что-то придающее уверенность, но Мартайн слишком хорошо ее знал. Он схватил ее, притянул к себе на банку и больше не спускал с нее глаз. Чародейка тоже все время смотрела на Кари, как безмолвный истукан.

Вдалеке, за городскими развалинами, показался корабль. Грузовоз на алхимической тяге, пыхтевший на север вдоль побережья, над трубами вился бледно-голубоватый дым. Кари уставилась на судно, пытаясь оценить его размеры. С горизонтом все стало хреново, как и с морем, но по любым прикидкам корабль получался огромен.

– Что это? – спросила она.

– «Лунное Дитя», – ответил Мартайн. – На нем прибыл Дантист. Зверюга, а не корабль, да? С вооружением тоже порядочек. На нем в Гвердон поедет илиастр. – Он покачал головой: – Может, и я оказался б на нем, если бы не ты.

Кари приподнялась, чтоб почетче рассмотреть далекое судно, но Мартайн толкнул ее обратно.

– Сиди тихо и заткнись хоть раз в своей чертовой жизни, – прошипел он со страхом в глазах. – Я не хочу кончить как Хоуз.

Она села и притихла. Заткнулась. Запахнула серую сорочку – отгородилась, будто заразная.

Очистные цеха напомнили ей квартал Алхимиков в Гвердоне, но с большими отличиями. В городе трубы были до зеркального блеска надраены и расписаны астрологическими знаками. Фабрики были дворцами промышленности, храмами химических преобразований. Гхирданские же перегонные напоминали аппарат для варки низкопробной бурды. Обшарпанные, с подтекающей смазкой, сделанные из подручного лома с разбитых построек, с трудом состыкованные и готовые развалиться.

Правда, некоторые секции с виду были совсем новенькими. Самые основные устройства – емкости для возгонки и промышленные атаноры, завезенные, очевидно, извне Ильбарина, выглядели чужеродно, как шляпа на Бифосе. Гвердонской работы, предположила она, хотя почему-то приборы казались ей немного ненастоящими. Излишне вычурные, медь и сталь в орнаменте змей и цветов. Но, надо признать, ее опыт взаимодействия с алхимией ограничен одним разбойным нападением и двумя концами света.

Ниже она увидала грузовые причалы, куда свозили мешки с илиастром, справа – очередь из повозок, уставленных бочками для ушкетских доков, дальше в море – «Лунное Дитя». А за кораблем, совсем-совсем далеко, – Гвердон. Над всем же этим, на крыше перегонного цеха, восседал дракон.

Кари лягалась и кусалась, пока Мартайн с подручными волокли ее через очистную. Естественно, бесполезно тратила силы, однако приятно было заехать локтем по ребрам одному надсмотрщику. Вот если бы удалось еще впиться зубами, то Кари отхватила бы лучший обед за много дней, но такой возможности ей не дали.

Ее силком протащили через главный цех, мимо корыт, наполненных илиастром, который сцеживали несчастные работяги, не смевшие поднять глаз. Мимо громады главного атанора – алхимической печи. Подняли по железной лестнице на верхний мостик. Наверху было отгорожено помещение с видом на всю заводскую площадку, туда ее и впихнули.

Это лаборатория, на крюке висят маска и халат из тканого серебра, стоят ряды бутылей и колб, эфирные приборы, бачки с разной всячиной. Окна, чтобы следить за атанорами. И отдельное окно, смотревшее на развалины, море и илистый берег. Совсем как больничная палата – холодная и безукоризненно чистая. Палата для проведения вскрытий.

На месте и сам алхимик. Дантист. Ворц. Кари, в некотором роде, его уже видела – через Шпата, в последние дни перед отъездом из Гвердона. Человек, похожий на ворону, бродил по улицам Нового города. Очередной алхимик, что ковырялся в грязи в поисках отравы.

Охранники строем выкатились за дверь, чародейка в доспехах осталась.

– Я ее обездвижу, – сказала магичка, поднимая руку, окутанную лиловым свечением.

Ворц раздраженно причмокнул:

– Активные заклинания повлияют на мои инструменты. Обуздаете ее при крайней необходимости.

Кари смирилась. Позволила плечам поникнуть, рукам безвольно отвиснуть. С магией бессмысленно драться.

Алхимик взял с полки знакомый ей предмет – позолоченный череп. Однажды профессор Онгент с помощью такого определил ее связь с Черными Железными Богами. Вспомнился ужас первого контакта с этими божествами, как она билась в страхе и сходила с ума. В конце концов лбом расквасила Онгенту нос.

– В первую очередь я выясню, какие потусторонние якоря еще сохранились, – заворковал Ворц. Он разговаривал с чародейкой, не с Кари. На девушку даже не смотрел – это просто особь, экпериментальный образец. Его голос торжественно шептал: – Сомневаюсь, что на таком расстоянии поддерживается активная согласованность с какой-либо гвердонской силой, однако нельзя исключать духовного загрязнения от местного эфира. Возможно, вы мне потребуетесь для проведения экзорцизма.

Он наклонился, чтобы вложить череп в руки Кари, точь-в-точь как проделывал Онгент.

Кари пропустила безумие со страхом и сразу врезала Дантисту лбом. Нос сломался с очень, очень приятным хрустом. И тут же запустила черепом в чародейку – лиловый огонь вспыхнул, но опалил только череп, а не ее. Посыпались костяные осколки. Кари скакнула через палату, сгребая склянки с алхимичьей дрянью, грохая их об пол, швыряя в магичку – «Мать твою, сука, молю, пусть хоть что-то ВЗОРВЕТСЯ», – и рванула к выходу. Дверь на другой стороне – она бросилась туда, на бегу подхватывая скальпель. Разбитое стекло в кровь резало ноги.

Из двери на мостик. Под ней перегонный цех. Над головой яростный, животный рев сотряс целое здание. Ах да, на крыше дракон.

Внезапно над ней не стало потолка – могучий коготь напрочь оторвал лист покрытия. В дыру вперилось око разгневанного дракона, изумленного таким нахальством, и она не преминула добавить к его моральным страданиям физические, метнув скальпель. Сломя голову помчалась вдоль мостков. Бежит черт знает куда, но хоть так, а не сидеть, дожидаючись смерти.

Завод огласили крики. Бойцы из Эшданы засекли беглянку снизу, с топотом понеслись по лестницам наперерез, поэтому она спрыгнула с мостков, уцепилась за железные столбы, поддерживающие оловянную крышу. Прокрутилась, со столба на столб, и добралась до внешнего корпуса главного атанора, большого кожуха в виде колокола посреди здания. Прикасаться к нему горячо – все равно что лезть на неостывшую печь, но после утреннего ныряния в стылую пучину, можно даже сказать, приятно. Явно самый простой этап безнадежной попытки удрать от спятившей банды драконьих пиратов с их парадом алхимуродов. Куражась, она свесилась с верхушки машины. Никаких дальнейших планов у нее нет, но, быть может, что-нибудь произойдет само. А если нет, что ж, свобода и так завоевана – пускай ненадолго. Ее пробрал дикий хохот.

Снаружи стоял рев. Однозначно дракон не станет крушить собственные очистные сооружения. Рабочие и охрана мельтешат внизу, но к ней никому не забраться. Даже стрельнуть по ней никто не посмеет из боязни повредить ценное оборудование. Кари расхохоталась опять, когда те пришли к такому же выводу и опустили оружие.

Бахнула дверь, и ввалился Артоло, запыхавшийся и разъяренный, с длинноствольной винтовкой в руках. Вскинул на изготовку – похоже, его не сдерживал риск протечки илиастра. Дерьмово. Она полезла выше, стремясь отгородиться атанором от гхирданца и его ствола.

Артоло раздосадованно взвыл и порысил в обход, ища позицию для прицельного выстрела. Она сдвинулась обратно, стараясь разгадать его замысел. Хотелось бы, чтобы спину прикрывал Шпат, не пришлось бы всматриваться сквозь переплетенье штырей и патрубков, торчащих из верхней секции горнила.

Выстрел. Сегмент трубы, за который она цеплялась, взорвался облаком пламени и шрапнели. Кари еле соскочила в последний момент, сумев схватиться за свисавшую петлей цепь, но дальше уходить было некуда, и она затрепыхалась в тридцати футах над землей. В ушах звенело от выстрела. Весь мир вокруг подпрыгивал и вращался.

Артоло взял прицел.

– СТОЯТЬ! – прогремел дракон. – Артоло, положи ружье. Живо!

Лицо Артоло исказил гнев, но он бросил винтовку.

– Итак, Тай, хватит дурачиться. Тебе не уйти. Но есть разная мера страданий. Сдавайся.

Все, что оставалось Кари, – это только висеть. Сопротивляться можно было лишь одним способом – плюнуть дракону в морду, и то комочек мокроты, разумеется, до змея не долетел. Зато далеко внизу хотя бы плюхнулся в лохань с илиастром.

– Ты примечательно отважна, – продолжал дракон, протискиваясь через погрузочную площадку. Его сложенные крылья процарапали бока массивных ворот. Рабочие разбегались с дороги, и илиастр в корытах подпрыгивал и колыхался с каждым громовым шагом. Боженьки, это создание поистине непомерно. Дракон устремил на нее пылающий взор, и Кари застыла – объятая не чарами, но животным ужасом, мышка против льва. Она попыталась еще раз уцепиться за атанор, отгородиться от рептилии печью, но с быстротой жалящей змеи голова дракона метнулась вперед. Челюсти сомкнулись на ней, и Кари в смятении отпустила цепь. Завизжала, когда дракон резко протащил ее по воздуху. Змей держал ее в пасти, не прикусывая, и мгновенно мог проглотить, раздавить, слегка сведя могучие челюсти, проткнуть огромными зубами – уже впивались клыки, и на леденящий миг Кари решила, что ее съедят, – а потом добычу выплюнули, шмякнув о твердый пол.

Дракон наклонился, капая на нее горячей слюной. Когда он заговорил, воздух лизнули языки пламени.