Текст книги "Сломленный бог"

Глава 22

При виде Карильон Тай Артоло вскипел. Стиснул призрачные пальцы, воображая, как их смыкает у нее на горле. Тварь сидит и дрожит, в одной серой сорочке, но все равно опаснее некуда.

Они что, не видят, насколько она опасна? Вчера чуть было не разгромила им весь завод. А если б она повредила атанор и все производство илиастра накрылось? Вот что творит эта Тай – портит все. Ходячая бомба.

Лаборатория Ворца слишком тесна, Прадедушке никак не влезть. Под весом дракона скрипела крыша, когда он опускал голову, чтобы заглянуть в окошки. Ведьма стояла часовым на дверях. А Ворц, даже несмотря на дулю из бинтов на носу, сиял и лыбился, словно это он Избранник дракона.

– Ну что ж, приступим. Для начала медицинский осмотр.

– Перед тем как продолжим, вы должны вылечить Адро, – сложив руки и вперившись в дракона, заявила Тай. Совсем обнаглела и зарвалась. Как она смеет чего-то там требовать у Прадедушки?!

Дракон фыркнул, затуманив дыханием оконное стекло.

– Если это нас спасет от нового позора, почему нет? – Прадедушка улыбнулся: – Даю тебе слово дракона, что ему помогут. Артоло, распорядись.

Ворц посмотрел на ведьму, та, повинуясь указанию, набросила парализующее заклинание. Кари застыла, каждый мускул сковали чародейские оковы. Так и просит подойти к ней и убить. Больше или меньше удовольствия принесет ему то, что она не сможет орать и сопротивляться?

Дантист соответствовал прозвищу. Первым делом он открыл Кари рот и осмотрел зубы. Надев перчатки, поковырял под ногтями. Через увеличительное стекло изучил кожу меж грудей.

Прадедушка заворочался:

– Ну что? Годится она или нет?

– Терпение, – ответствовал Ворц.

– Когда закончим с делом, наиграешься всласть.

– Это, – сказал Дантист, – не игра. – Он нагнулся и посветил в глаза Кари фонариком. Ей, схваченной заклинанием, нельзя было даже моргнуть, и ободки глаз сразу же покраснели. По щекам побежали слезы, фиолетовые в потустороннем мерцании вокруг волшебницы.

Один из приборов Ворца издал мелодичный звон. Металлический ящик, с которым он прибыл.

– Отпустите ее, – приказал ученый. Обе, ведьма и Кари, обмякли.

Кари покосилась на набор скальпелей. «Давай, схватись, – подначивал Артоло. – Тогда придется тебя убить». Расшибить всмятку. Отрезать пальцы, один за другим. Ворц раздраженно зыркнул наверх:

– Пожалуйста, дышите потише.

С крыши донесся порыв ураганного изумления:

– Давай-ка уже заканчивай, Ворц.

Дантист открыл металлический ящик. Артоло углядел внутри клавиатуру, приделанную к светящейся трубе в серебристой оплетке. Машина зазвенела опять, и Дантист, как музыкант, раскинул над клавишами свои длинные пальцы. Нажал на рычажок, машина зажужжала и расстроенно запиликала, словно ключом скребли по рояльной струне.

– Из Ульбиша? – спросил Прадедушка. Выходит, эта машина общалась с кем-то из Ульбиша, прямо через океан? В Гвердоне были эфирографы, но те аппараты соединялись между собой серебряными шнурами. А здесь что-то новое. Артоло переставал жаловать всяческие нововведения. Дайте ему корабль, дайте полет на драконьей спине и жирного купца, чтобы можно было пограбить. Такого, который тоже ходит под парусами – под парусами, что горят, и мачтами, что ломаются. Не плавучую гору на вонючей алхимической тяге. Верните ему молодость и здоровые руки.

Сделайте снова Избранником.

Все это отняла она. До которой сейчас меньше десяти футов. Убейте ее. Убейте ее. Убейте.

– Нет, – сказал Ворц. – Из Гвердона.

– А-а. И что же сообщает мой внук? – спросил дракон.

Он имеет в виду чванливого проныру Раска или сына Артоло, Вира? С тех пор как был сослан на Ильбарин, Артоло не говорил с Виром ни разу. С мальчиком он связывался только через Лоренцу. Вряд ли стоило винить парня – угодить Прадедушке важнее других родственных отношений. Артоло расстроил Прадедушку, поэтому Вир покинул его заслуженно и справедливо. Но отступничество сына все равно жалило. Артоло пожертвовал пальцами ради того, чтобы сохранить позиции Вира в глазах Прадедушки, – малыш должен был проявить благодарность!

– Секундочку, пожалуйста. – Ворц отстучал на клавиатуре послание. Щелкнул переключателем, и машина принялась издавать немного другой, хотя столь же неприятный шум. Ворц опять стал печатать, пальцы запорхали над кнопками. От металлической обмотки поднялся дымок, жидкость в трубке забурлила. Закончив работу, ученый выключил аппарат и закрыл футляр.

Потом достал с полки позолоченный череп. Во вчерашней попытке сбежать Карильон поразбрасывала все в кабинете, порасшибала все колбы, однако с утра каждый предмет стоял строго, где полагается, и на полу не блестело ни одной битой стекляшки.

Ворц положил череп на руки Карильон, затем отступил на безопасное расстояние. Проискрила эфирная энергия, у Артоло отпечатались послеобразы в глазах и зазудели призрачные пальцы. Кари уставилась в глазницы черепа и задрожала. На этом все.

Ни тебе призванных чарами демонов, ни волшебных молний. В лабораторию не явился свихнувшийся бог, и череп не ожил, сыпя пророчествами. Все прочие в комнате – Ворц, ведьма, дракон, даже Кари, – казалось, прониклись значимостью произошедшего, но от Артоло она ускользала. Только досады прибавилось – он знать ничего не хотел об их мистической галиматье и любое колдовство философски подразделял на притворную жуть и самоубийственную дурь, но, увы, был в неравном положении здесь, перед Прадедушкой.

– Ну, ты уже все там? – поторопил Артоло.

Дантист не повел на него и бровью.

– Духовное загрязнение минимально – что бы, черт возьми, это ни значило. Она по-прежнему преимущественно согласована с той гвердонской сущностью. И следует поблагодарить обстоятельства ее зачатия. Не будь она отпрыском бесформенного, для тинктуры потребовалась бы глубокая денатурализация. А так я готов немедленно перейти к следующему этапу.

Из черного портфеля он достал металлический шприц. Раз за разом брал у Кари кровь. Из запястий, лодыжек, груди, даже между глаз. Помещал каждый образец в четко промаркированную пробирку, которую убирал в тот же черный портфель. Кари вздрагивала всякий раз, когда игла пробивала кожу, но не пыталась сопротивляться. Прикусывала губу и терпела. Артоло смотрел, как двигается ее горло, и представлял, что так она сглатывает свои остроумные насмешки и оскорбления. Представлял, как душит ее призрачными пальцами.

– Готово что-нибудь для меня, Ворц? – требовательно осведомился дракон.

– Еще нет, – рассеянно ответил Ворц. Кари поперхнулась и содрогнулась, когда он выдрал у нее изо рта два зуба и накапал в пузырек кровавой слюны.

Последнюю пробирку Ворц поднес к свету. Постучал по ней пальцем в перчатке, и на миг Артоло почудилось, будто внутри сгустились и тут же распались очертания чего-то темного.

– Полагаю, вот он, катализатор. Ускоритель. – Руки ученого мелко тряслись.

– Поднимайся сюда. И ты, Артоло, – приказал дракон. Ворц застегнул черный портфель и вынес его с собой, выходя через решетчатый мостик и железную лестницу на крышу.

– Смотри за ней, – сварливо буркнул Артоло. Ведьма кивнула и, поворачиваясь к Тай, застигла девчонку в момент, когда та уже тянулась к подносу со скальпелями.

– Чего? – возмутилась Кари, одернув руку. Артоло зарычал и последовал за Ворцем на крышу.

Прадедушка ждал, сидя на задних лапах. Когда он поерзывал, прогибалась вся крыша перегонки. Атанор внизу раскочегарился по полной, плотные облака белого пара стелились по крыше, и у Артоло защипало в глазах.

– Ворц. – Дракон протянул и свернул крыло, окружая Дантиста, затем просунул голову под перепонку. Беседа без посторонних. Артоло ждал, терпеливо снося очередное унижение. Конечно, почему бы Прадедушке не справиться по делу у своего советника, вот только Дантист всего лишь Эшдана. Тогда как Артоло – Гхирдана. Разве он недостаточно потрудился для искупления вины? Чем еще он должен пожертвовать, прежде чем Прадедушка вновь дарует ему свою милость?

Он мерил шагами крышу, под сапогами скрипел металл. О чем там только толкует Ворц, притащив свою черную торбу и секретные послания? Опять Артоло ни к чему не причастен, выставлен с семейных советов, изгнан на этот проклятый Утес. Колотилось сердце, кровь яростно звенела в жилах, горячая и насыщенная злостью. Он почувствовал, как вскипает мозг, зрение подернулось багровой каймой.

Надо опять кого-то убить.

С лестницы он чуял запах Тай. Несколько ступенек, и он подомнет ее под себя. Перед мысленным взором встали лезвия тех ножей. Раны налились напомненной болью. Боги, разве не заслужил он отмщения?

– Артоло! – взревел дракон.

Медленно он отвернулся от лестницы. Посмотрел на Прадедушку. На драконьей морде было написано не виданное ранее выражение, сочетание изумления и гнева.

– Я не привык, – протяжно проговорил Прадедушка, – повторять.

Артоло поспешно склонил колени:

– Простите меня. – Он что, настолько заплутал в собственных мыслях, что не услышал драконьего повеления? Тай и за это ответит. Тай ответит за все.

– Твоя одержимость обернется нам пользой. Девица Тай ускорит исполнение наших гвердонских планов.

Артоло встрепенулся:

– Вы ее заберете?

Дракон хихикнул:

– Наоборот. Буду держать ее здесь. Нельзя допустить ее возвращения в Гвердон.

– Но, Прадедушка, нет места заточения надежнее, чем могила.

Дракон засмеялся:

– Твоя правда, внучек. Осуществи свою месть и знай – ты подвел меня в Гвердоне, но здесь оправдался. Тебе не стать вновь моим Избранником, но к твоему чаду я буду благосклонен.

Душа вспыхнула огненной радостью, горячее драконьего пламени.

– Я напомню Тай о том, что никто не смеет идти против Гхирданы, – поклялся Артоло. Он встал, поклонился и побежал к лестнице. Разминая призрачные пальцы. Не стоит браться за нож. Нет, драконозубый клинок – знак дракона. Он ее лучше удавит. Сломает хребет. Он ей…

Раздавшийся внизу взрыв чуть не сшиб его с крыши.

Артоло, шатаясь, ковылял по лестнице, в ушах звенело. Лабораторию Ворца охватил пожар, на полках с горючими алхимвеществами плясало зеленое, синее, фиолетовое пламя. В стене, где раньше было окно на море, разверзлась дыра – и никаких следов Карильон Тай.

В углу скрючилась ведьма, взрыв обуглил ее броню. Артоло метнуся к ней, но ведьма предостерегающе подняла руку. Не заговорила – только мотнула рукой на свой шлем, показывая, что какой-то механизм поврежден.

– Где она? – взревел Артоло.

Ведьма приподнялась, нетвердо встала на ноги и указала вниз, на побережье, на сбросы отходов из очистной. Там, под прикрытием каменного отвала, виднелась лодка, одна из небольших моторок, на каких патрулировали руины, и лодка, похоже, отчаливала прямо на глазах у Артоло. Дергалась рывками, как если бы рулевой не был знаком с управлением.

– Отсечь огонь! – заорал сверху лестницы Ворц, не слишком желая покидать относительно безопасную крышу и входить в полыхающую печь своей бывшей лаборатории.

К черту пожар. Больше Тай от него не уйдет! Артоло вылез через разгромленное окно, пополз, поскользил вниз по стене, цепляясь за трубы и вентили, и тяжело плюхнулся в ил у подножия. Лодка уже пришла в движение, взревев мотором, начала стремительно набирать ход. Артоло бросился к воде. Тварь дразнила его: выждала, когда он окажется совсем рядом, а потом упорхнула. Видимо, рулевой отыскал заслонку подачи топлива, открыл на всю, и маленькая моторка, как безудержная ракета, выстрелила по волнам и помчалась на юг поверх затонувших улиц Ильбарина.

Небо заслонили могучие крылья, Прадедушка, соскочив с крыши перегонного цеха, слетел в прибой. Он склонил шею, приглашая забраться, и Артоло с неописуемой радостью подчинился, перекосившись в дикой, неверящей ухмылке. Он снова избран, снова возвышен, снова летит! О, крыльев гром! Свист ветра! Цепенящая встряска подъема в воздух, великолепие виража при пикировании, стальные сплетения драконьих мускулов под бедрами. Призрачные пальцы не могли ухватиться за чешуйчатый гребень на шее Прадедушки, ведьмино колдовство выцветало, сталкиваясь с живым богоподобием дракона, но это было и необязательно. Загнутые сапоги мигом отыскали чешуйки-упоры, а руки лучше пусть будут свободными для ружья или подзорной трубы.

Сердце воспаряло ввысь с каждым ударом Прадедушкиных крыльев. Взмах – и гвердонская неудача забыта. До этого он не мог подобрать нужных слов, чтобы вымолить у дракона прощение, но что такое слова в сравнении с безрассудной дерзостью броска в поднебесье, упоением скоростью, единством дракона и всадника, что бросают вызов земле и небу, преследуя, пожирая, сжигая любого, кого захотят.

Еще взмах – и забыты увечные руки, радость полета воспламенила без остатка весь разум.

Над лодкой дракон изогнулся в воздухе, и Артоло спрыгнул, по-кошачьи спружинив, на корму. В руке должен быть меч, а на пальце – кольцо Самары, но он и так уже несколько лет не был настолько живым. Эх, сейчас бы снова на перехват хайитянских купцов!

Он грузно понесся вперед, горя нетерпением добраться до Тай. Здесь, на катерке, только он и она. Наконец-то его мечта перед ним! Артоло рванул откидной тент, прелюдией грубости перед расправой, которую он учинит над Тай, когда схватит.

Но ее тут не оказалось.

Лодка пуста.

Рычаги двигались сами по себе. Их обводили полоски тускло-лилового света, остаточные энергии от заклинания.

Опустошенный, будто управлял своим телом со стороны, Артоло взялся за штурвал. На захлебывающемся двигателе он рванул назад, лодка описала широкую дугу. Дракон еще раз прокружил над головой и полетел к берегу. Артоло за ним.

На перегонке еще бушевал пожар, правда, ограниченный одним верхним помещением. Рабочие поспешно выволокли наружу лохани с неперегнанным илиастром, чтобы дым не загрязнял процеженную рапу. Другие откатывали тележки с бидонами на Ушкетский тракт, на случай распространения пожара. Черный дым смешивался с белесыми парами из атанора. Артоло представил, как Ворц мечется по очистной, строго упорядоченное Дантистово царство откалиброванных датчиков и титраторов ввергнуто в раздрай. Отведай-ка хаоса и разрушений, которые несет с собой Тай.

Фабричный люд звал его на помощь, Артоло пропустил их гам мимо ушей. Подведя к берегу, он бросил лодку и шагнул в прибой. Окованные сапоги вязли на илистом склоне. Ведьма, стоя в тени завода, наблюдала за его подъемом. Не шевелясь, будто замерла в страхе.

– Ты все это устроила, – зарычал Артоло и тут заметил неладное. Полную неподвижность доспехов. Не шипели поршни, не качались, не бурлили патрубки.

Он толкнул в грудь бронированного костюма, и тот повалился, распался на части при ударе о грязь. Прерванное заклятие развеялось тонкой лиловой дымкой. Сегменты костюма покатились по склону в пасть голодному морю. Некоторые части упали к сапогам гхирданца, металл лязгнул о металл, подобно звону далекого колокола.

Артоло рухнул на колени, ощупывая пустой доспех угасающими призраками пальцев. Пытаясь прочесть свое будущее по кишкам мертвого механизма и, точно руны, бросая шприцы на песок.

Глава 23

Город набирался от Раски ярости, пока тот твердым шагом сходил к границе. Вместе с гхирданцем двигался ураган, камешки и пыль разлетались по сторонам, будто над головой несся незримый дракон. Перед его бойцами расступался весь люд, и трезвонили набат церковные колокола. Собиралась грозная стая: отмеченная пеплом Эшдана, собратья гхирданцы, воры из Братства и даже простолюдины Нового города – те просто хватали мечи и дубье и шли следом, не зная зачем.

Когда Раск подступил к границе, караульный пост дозора попытался преградить ему путь, но земля невидимо вздрогнула, и солдаты попадали, а он пошел себе дальше. Подземный толчок встряхнул Гвердон. Стекло сотни разбитых вдребезги окон захрустело под стальными подметками. Раск прошагал по Привозному проспекту, затем по улице Сострадания – магистрали пустели, по мере того как толпа разбегалась прочь от его отряда.

– Зачистить трактир, – приказал он. Внутреннему взору открылось здание целиком, со всеми выходами. Он смотрел, как ополчение воров и пиратов роем бросается внутрь, сносит дверь бирюзового стекла, давшую заведению имя, ломится через черные ходы. Даже взбирается на стены, чтобы пролезть в верхние окна.

Раск вошел через разгромленный главный вход. Посетители трактира – богатые торговцы, перекупщики, стряпчие, алхимики – застыли на своих стульях, глядя в замешательстве, как корчму заполняют воры. Раск не обратил на них внимания, равно как и на свистки стражи на улице. Он поднялся по лестнице и вошел в номер Вира.

Закрыл за собой дверь, погружая комнату в беспробудную тишину, будто хаос внешнего мира внезапно взял перерыв. Посмотрел на себя из окна. Как-то спокойнее воспринимать себя кем-то далеким. Вообразить свое тело послушным инструментом.

Раск наблюдал, как подходит к Виру. Двоюродный брат был совсем, совсем мертв. Лицо Вира посинело, прокушенный язык окровавлен. И пальцы содраны в мясо. Его шею обхватывал какой-то аппарат, эта машина, очевидно, и удавила его. Раск аккуратно разомкнул машину ножом и, только когда она отпала, понял, что это. Протезы рук, которые Вир заказал для своего отца Артоло, – крабовые клешни, искусно выполненные из меди и стали. В пазах механизма застряли клочки кожи Вира.

«Извиняюсь». В сознании Раска присутствие Шпата сделалось нечетким, неуверенным. Его дух мялся на краю восприятия, стараясь не встревать. Однако невозможно было полностью перекрыть течение мыслей от него к Раску, и когда тот вновь взглянул на Вира, то под некоторыми углами увидел лицо Шпатова родителя – Иджа. Лица удавленников имеют ужасное сходство. Иджа вешали медленно в назидание Братству, и на его лице лежал тот же оттиск. Та же отчаянная жажда дышать, паника, что низвела его черты до огрубелых, животных, напуганных.

– А мне он даже не нравился, – тихо произнес Раск. Осторожно поднял Вира с пола и уложил на кровать. Прикрыл искаженное лицо простыней. – Но он был из нашей семьи. Был своим для Прадедушки. Такое злодейство нельзя оставлять без ответа.

Что делал Вир в этой комнате, когда на него напали? Не спал. Никаких признаков женщины. Раск обнаружил тяжелый кофр из темного дерева, выстеленный бархатом, внутри бумага из лавки на Долу Блестки, сертификат подлинности с сургучовыми печатями работавших над протезами мастеров. На каждой повторялось клеймо алхимиков с глазом и флягой.

Включая последнюю печать: суровую, державно-заглавную «М», крепость с двумя башнями по бокам. И запоздалое «и К ^о», как бы между прочим. Службы эфирных взаимодействий. Раск представил, как родственник открывает коробку – и руки оживают, наскакивают на него, душат. Алхимический убийца. Он представил это с ясностью Шпатовых видений, словно сам смотрел, как руки выжимают из Вира остатки жизни.

Такое злодейство нельзя оставлять без ответа.

«Проблемы», – предупредил Шпат, и через секунду в дверь замолотила Карла:

– Босс! Стражники! Много!

Раск проигнорировал обоих. Дал себе опять изойти из тела, разделить взор со Шпатом. Увидал, как по улицам движутся маленькие пятнышки, клякса отряда дозорных в синих плащах окружает трактир. Короткий всплеск красноты, облачко дыма – кто-то из воров запаниковал и бахнул из пистолета, но стражники удержали ряды. Раск одновременно видел дом на Фонарной в Новом городе и трактир «За Зеленой Дверью» прямо перед собой. Осознавал рельсовый путь под землей, как кости под собственной кожей. Зачем Вир вздумал открывать коробку тут, вместо того чтобы дойти пару шагов до защищенного Нового города? Такое сокровище, как эти руки, гхирданский гонец, может быть, лично дракон, несомненно, доставил бы на сколь угодно далекий Ильбарин, где отбывал повинность Артоло.

Здесь должно быть что-то еще. Раск обошел номер, не обращая внимания на шум снаружи. Прикроватная тумбочка завалилась на гардероб – а сам гардероб разворочен нападавшим, за исключением одного отделения. Раск попробовал выдвинуть ящик, но тот не поддался. Потянул, прилагая все силы, но ящик остался неподвижен, хотя весь тяжелый гардероб слегка покачнулся. Пришлось стать на колени, чтобы изучить его повнимательней.

– Раск! Ты там жив? Впусти! – кричала снаружи Карла с растущей паникой в голосе.

«Приближается экипаж, – вторил ей Шпат, – с эмблемой парламента на дверях».

– Заткнитесь, вы оба, – отрубил Раск. Выдвижной ящик замком не заперт. Наверняка чары. Обережное заклинание – одно из самых простых колдовских воздействий, но Вир не был колдуном – кто-то другой запечатал ящик. Очередная ловушка? Или Вир хотел сохранить что-то в неприкосновенности? Волшебные запоры открывает только правильное средство. Самый распространенный ключ – это кровь, но может использоваться и что-то другое, и, судя по всему, убийца Вира унес этот предмет с собой. Раск вынул драконозубый кинжал, прижал кончик к дереву, словно отмычку. Волшебство клинка среагировало на волшебство запора, создавая иллюзию материального контакта, и он начал осторожно пилить нити заклятия, пока чары не поддались.

Внутри – бумаги, рукописные заметки на лириксианском. Почерк Вира. Клянусь плетью! Сообщения о торговле илиастром, об их преступлениях вне оккупационной зоны. Имена, даты – про сожжение мастерской Дредгера, потасовку на территории Хайта, Крэддока и всех поставщиков илиастра. Даже про взрыв на Мойке, у Бастона. Что же это такое – архив собранного Виром компромата? Не рассчитывал ли он преподнести все это Прадедушке по возвращении, чтобы лишить Раска места Избранника? Или куда хуже – Вир предал Гхирдану?

С этими листками перемежались другие записи. С непонятными терминами вроде «согласовано». Со знакомыми именами – Иджсон. Карильон Тай. Эладора Даттин. С описанием визита к «Манделю и Компании».

– Чем ты так долго занят? Впусти меня! – вопила Карла, рассаживая об дверь кулаки.

Нельзя допустить, чтобы эти записки попали в руки городского дозора или иных недругов Гхирданы. В углу комнаты стоял камин, на решетке слой холодного пепла. Раск сунул туда охапку бумаг и поджег, переворачивая листы, – пускай все прогорит до полной нечитаемости.

На дне ящика лежала металлическая коробка, украшенная серебристыми завитушками. Он открыл защелку – внутри машина другого рода с рядом буквенных клавиш и трубкой алхимической жижи. У Раска наметанный пиратский глаз на такие поделки – он рос на острове, в Прадедушкином дворце, убранством которому служили краденые драгоценности со всего света. Он мог заявить, что эту коробку смастерили не в Гвердоне. Гвердонские кузнецы и алхимики черпали вдохновение в эстетике Хранителей, их работы были строги и внушительны и украшались очень скупо. Изображениями сводов, фонарей, суровых ликов святых и мучеников. Изделие в коробке, наоборот, имело причудливые формы. Разъемы, куда входили орихалковые провода, сделаны в виде распустившихся бутонов, а вдоль энергетических контуров плясали серебристые рыбки.

Во встроенном зеркале Раск ненароком увидел свое лицо и на миг потерялся, кто он такой – этот, живой, из зеркала, или тот, мертвый, смотрящий из Нового города. Он захлопнул коробку. Какое-то устройство для связи, предположил он. Возможно, алхимический аналог его разумной щебенки.

Прибор тоже требовалось уничтожить.

– Босс! – звала Карла. – Надо уходить!

Небольшого огня на решетке недостаточно, чтобы повредить этому устройству. Раск взялся за драконий клинок и взрезал коробку, полосовал ее снова и снова. Тонкий металл хорошо рвался. Детали ломались, как косточки, а стеклянная трубка раскололась, изливая живительную влагу своего нутра на пол. Он отбросил труп машины и вытер руки о покрывало на кровати. Пинком встряхнул горящие в камине бумаги, убеждаясь, что все следы надежно стерты.

– Вир, – прошептал он телу. – Твоя кровь – это моя кровь, и за тебя будет отомщено. Я не знаю, что ты тут делал, но знаю, кто убил тебя.

Он отпер дверь, и Карла практически упала внутрь.

– Нижние боги! – выругалась она, увидев на кровати тело. – Кто бы это ни сделал, мы их найдем, Раск. Клянусь. Но, по-моему, их тут нет – все выходы мы перекрыли. Может, удрали до нашего прихода.

– Или ушли тайным способом, – проговорил Раск. – Провернув алхимический трюк. – Кто знает, какую дьявольщину сварганил Мандель у себя в крепости. Нет, у алхимика не будет надежды на искупление, никакого пепла в обмен на верность. Ему предстоит сгореть. Никто не смеет идти против дракона.

– Так или иначе, мы их выследим, обещаю.

«Никто не покидал трактир ни одним из путей, доступных моему зрению, – сообщил Шпат. – Может, убийцы внизу, у бара, но их не взять. Трактир окружен городской стражей. Либо вы пробиваетесь с боем, либо попробуете договориться. Здесь Алик Нимон».

Карла взяла со стола листок с печатями, пробежалась. Побледнела.

– Богова херь! Видал?

– Да. – Раск встал, отряхнул брюки от металлической крошки. – Вынесите останки моего родича, – приказал он, – никаким богам с упырями я не отдам его душу. – Он забрал письмо алхимиков у девушки и аккуратно положил в карман, стараясь не повредить печати.

Глазами Шпата Раск смотрел, как Карла сводит его тело по лестнице.

Снаружи дела уперлись в тупик.

Трактир превратился в осажденную крепость. Люди Раска встали у окон и в тени задворок, залегли за коробами и бочками, ставили толстых купцов перед собой живыми щитами. Вдоль улицы Сострадания выстроился городской дозор. В основном уличная стража, вооруженная разве только служебными дубинками и мечами, но усиленная довеском дозорных в доспехах и с огнестрельным оружием. И здесь не Новый город, даже не Мойка – на этих улицах сочувствующих нет. Бледные лица глядят с верхних этажей контор и торговых домов в ожидании, когда наконец железный кулак города сметет вторгшееся ворье, вышвырнет пришлых на их законное место. Наверняка под землей, в стоках, толкутся упыри, готовые пресечь любую попытку убежать по подвалам.

За оцеплением дозора стоял экипаж, о котором говорил Шпат. Четверка рэптекинов, над потными боками поднимался пар. За ними толпились зеваки – их сдерживала другая цепь стражи. Еще дальше разрастался затор из карет и повозок. Площадь Мужества запрудила толпа.

А позади них всех, за длинной улицей Сострадания, за бесплотным виадуком Герцогини, за парламентом и Могильным холмом, за Пятью Ножами и Лазовищем, хорошо устроился Мандель. Гневу Раска хотелось взлететь, раскинуть крылья, проплыть над городом.

Сжечь крепость Манделя из поднебесья.

Полет дракона до Маревых Подворий займет мгновение ока, но Раск был привязан к земле. И путь преграждали стражники, упыри и прочие гвердонские препоны.

Алик Нимон, министр общественной безопасности, стоял у своей кареты и разговаривал с парой капитанов дозора. Нимон – обычный неприметный бюрократ, но когда Раск призвал Шпатов взор и взглянул на эту сцену с высоты, то Нимон показался ему гораздо весомей, значительней. Для Шпата все люди в толпе были эфемерны, размыты, бледные тени из воды и плоти колыхались среди городского кирпича и камня, но Нимону была присуща твердость, которой недоставало другим. Возможно, так отражался покров его должности, воплощение потрепанных городских устоев, хотя из Нимона уроженец этого города такой же, как из Раска.

Из экипажа Нимона за происходящим наблюдала Эладора Даттин. Раск прежде уже встречался с Даттин, при странных обстоятельствах. Шесть месяцев назад, во время вторжения, она возникла прямо из воздуха в Прадедушкином дворце. С помощью какого-то тайного волшебства она телепортировалась через океан – из Гвердона в Лирикс. Раск вспомнил звон незримых колоколов, предвестивших ее прибытие, и когда она появилась, то была покрыта тонким слоем ржавой пыли, словно запекшейся кровью. Тем не менее, невзирая на контузию от столь неестественного способа передвижения, она сохранила присутствие духа и потребовала переговоров с Прадедушкой. Она доставила послание от правителей Гвердона и гнула перед драконом свое, при том что едва стояла сама. Помимо прочего, Прадедушку впечатлила ее откровенная бравада, и дракон согласился на уговор, что в итоге привел к Перемирию.

Как и Нимон, Даттин куда опаснее, чем кажется с виду.

«Она – родственница Кари, – добавил Шпат. – Она – друг».

– А мой родственник, – пробормотал Раск, – убит. – В бездну ваше Перемирие и все городские законы – пролита кровь дракона. Никто не смеет идти против дракона и жить как ни в чем не бывало.

Зрение Шпата показало Раску еще одну вещь – в оцеплении имелся разрыв. Нимон нарочно не стал строить стражников напротив улицы, ведущей к Новому городу, очевидно оставляя ворам путь к отступлению.

Еще Шпат показал ему снайперов на крышах и их длинноствольные ружья для боя против святых и монстров.

«Ты слишком далеко, мне не защитить тебя, если они будут стрелять».

– У них на это кишка тонка. Драки они не хотят.

«Хотят не хотят, драка все равно может вспыхнуть». Промелькнула картина – тучи клубятся и клокочут в небе над Ишмирской Оккупационной Зоной, боги чуют, как предначертания судеб сталкиваются между собой. В толпе, догадывался Раск, есть шпионы, которые донесут о событиях своим хозяевам в Хайитянское Бюро. У Перемирия четкие правила: кто бы ни нарушил мир, он объявляется врагом трех остальных подписантов. Лирикс с Гхирданой будут противопоставлены невероятному тройственному союзу Хайта, Ишмиры и Гвердона.

«Осторожнее», – увещевал Шпат. Его голос тих, слабее прежнего.

Истощился. Как раз когда он так нужен Раску.

И снова Раск пускает свой ум по верхам, карабкается по Шпатовой душе, как по лестнице к небу. Вновь глядит на улицу Сострадания с высоты Нового города. Отсюда видно, как крепнет напор толпы за линией стражи, как Бастон проталкивается к трактиру (и незадачливый стражник пытается остановить его у границы; короткий миг насилия – и стражник без сознания лежит на тротуаре, а Бастон даже не сбивается с шага). Видит кучку шумных сановников – будто от них много зависит. Там и лириксианский посол с майором Эставо, оба раскрасневшиеся, сердитые, спорят с каким-то гвердонским чиновником, а позади выглядывает Эладора Даттин. Боги и политики схожи – и те и другие пытаются ухватить за хвост извивающуюся змею событий. Здесь, на улице Состраданий, будущее может целиком поменяться.

Но все сейчас в руках двух людей. В этот миг судьбу города вершат лишь два человека.

Раск вышел вперед из-под защиты стен трактира. С Нового города было видно, как снайперы берут его на мушку.

Алик Нимон протолкался сквозь стражников, встречать его посреди улицы Состраданий.

– Князь Раск.

– Министр Нимон.

– Вы выдвинулись далеко за черту мирной зоны, высокородный господин. Можем ли мы уладить все это без кровопролития?

– Кровь уже пролилась. Мой кузен Вир был убит в этой таверне.