Текст книги "Сломленный бог"

Глава 38

Зачарованный ветер нес Кари сквозь темноту. Неизвестно, с какой скоростью она путешествует. Если на то пошло, неясно, и куда направляется – можно было плыть по звездам и держать руль, как шла, строго на северо-восток, только кто б подсказал, куда приведет этот курс – на Ильбарин или Огнеморье, а может, мимо того и другого – и она вылетит на простор Срединного моря.

Еда, естественно, закончится гораздо раньше.

А до того кончится вода.

Ничего, к тому моменту она уже потеряет сознание от усталости.

«В целом одна из моих самых удачных задумок, правда?»

На протяжении той долгой ночи, с ветром в ушах и брызгами на лице, у Кари было достаточно времени на раздумья. Сперва она ругала себя, поносила последними словами за очередной невероятно глупый поступок. За инстинктивный порыв, за дурацкий маршрут побега. Обогнать «Лунное Дитя» ей не суметь. Отвязаться от Артоло тоже, ведь за ним стоит Кракен. Даже если Бифосы отразят прямые удары его чудес, гхирданец выследит ее по полыньям в стеклянной воде, по границам действия их защиты. Вспомнилось, как давно, в Гвердоне, она тем же образом разыскивала Хейнрейла. Гильдмастер отнял у нее амулет, и в дальнейшем амулет ограждал его от взора Черных Железных Богов. Под конец Кари научилась его отслеживать, определяя слепые участки. То же самое сделает и Артоло.

Она оглядывалась назад, пытаясь воспользоваться своим наработанным навыком ощущать всякую божью гадость. Напрягала внутренний глаз, высматривая сгущения Кракенова дерьма, окружавшие Артоло, но это оказалось для нее чересчур. Отыскала лишь головную боль и ощущение грядущей бури. Воздух вокруг уплотнялся, наэлектризовывался. В воде скопилась колдовская энергия, морские брызги пощипывали, падая на кожу. Но какой-то враждебности в этом не было.

Кари попыталась разобраться в нынешнем ощущении, выразить его словами. Не похоже на Гиссу, где они с Ран-Гисом, наверное, состояли в неком духовном родстве, что и позволило ей проскользнуть сквозь его оборону и всадить этот чертов кинжал.

В то же время не похоже и на Ильбаринский Утес перед нападением Ушарет. Там, наоборот, чувствовались враждебность, резкое противодействие. Ушарет увидела в ней врага и нанесла удар. Подобное исходило и от «Лунного Дитяти» у Ихандина – бог воспринял ее как нечто опасное или нечистое. Слугою божества-соперника. В этом был смысл, она же Предвестница Черных Железных Богов, Святая Карательница, Вставьте Свой Грозный Титул. Эладора и Онгент всегда высказывались о богах как о структурах, течениях психической силы. Значит, если Кари как часть такого течения сталкивается с богом, текущим в другую сторону, то возникает трение. Вражда. Проявишь чересчур сильный напор – и нарвешься на яростное противостояние во плоти, на божий гнев.

Она побарабанила пальцами по борту лодки. Они сильно онемели, древесина не чувствовалась. Итак, думай об этом как о заходе на территорию чужой банды. В Ихандине, решила Кари, она мыслила в правильном направлении, когда сравнивала принятие символов веры с принадлежностью к уличной шайке. Что это означает применимо к Повелителю Вод? Почему от этого бога не исходит чувства враждебности?

Почти наугад она сдвинула руль на правый борт. На мгновение ощущение трения возросло, на едва уловимую величину, потом утихло опять. Они с Повелителем Вод должны быть по разные стороны, но по какой-то причине бог подавлял свое неприятие. Меж ними временное согласие.

Кари пробовала опять и опять, теребя руль, будто надоедливый прыщ, пока окончательно в этом не убедилась. Хоуз повторял, что она в промыслах Повелителя Вод. Из-за этой своей убежденности капитан помогал ей сбежать с Ильбарина. Верил, будто содействия Кари от него хотел бог, а она считала все это чепухой, что Хоуз просто облек в религиозные одежды собственное желание ей помочь. Нынче она начала подозревать, что оба были неправы.

Она сдвинула руль еще раз, ложась на нужный курс.

К полудню второго дня зачарованный ветер выдохся, но зато уже собиралась буря. Позади с небесного купола струились, сползали молнии, разряды ветвились, как щупальца Кракена. Вскоре начали застывать куски моря. Кракен забирал себе воду, разбрасывая матовое стекло с бритвенно-острыми гранями. Волны вспучивались и покрывались коркой, как язвы, Кракен сеял препятствия у нее на пути. Она лавировала, обходя их. Оглянувшись через плечо, увидала на горизонте «Лунное Дитя», клубы чада котлов смешивались с темнотой плотных грозовых туч.

«Еще чуточку». Они уже у самых ильбаринских вод.

Впереди наплывали новые тучи. Новая темнота. Два морских шторма рвались навстречу друг другу. Сокрушительная тяжесть свалилась на Кари, сминая ее. Едва-едва удалось поднять голову. Она сменила руку на руле, налегая весом каменной ладони, чтобы лодка не сбилась с пути, когда вокруг весь мир взвыл голосом ветра и волн и, к ужасу, ее собственным, зашедшимся в бессловесном вопле.

«Лунное Дитя» уже ближе, железной пилой прорезало взлетавшие волны. На носу различима фигура с поднятыми руками, Кари знала – это Артоло. И представила, каков он сейчас, после посвящения Кракену – распухший, на синюшной коже высыпали чешуйки. В погоню вышел не просто главарь гхирданской преступной семьи – тот лишь ружейный ствол, наведенный прицел. Охоту вел Кракен, вместе с прочим увечным пантеоном Ишмиры.

«Еще бы хоть чуточку дальше».

Волна налетела и вырвала руль из руки. Рыбацкую лодочку завертело то влево, то вправо, лютое ненастье секло плетью. Через борт, ослепляя, хлестнул фонтан брызг. Все, что Кари могла, – вжиматься в борт и молиться.

Вдали Артоло очертил рукой крутую дугу, и поднялся огромный вал, встал горой, богохульно смеясь над земным притяжением. На гребне пенился целый лес белых щупалец. В этой стене воды шевелились, двигались образы Кракена. Вал вздымался выше и выше, способный поглотить уже Новый город со всеми его башнями.

Тогда Артоло стиснул левый кулак, и вал обратился в Кракеново стекло, каждая капля – в смертоносное лезвие. Вокруг незримым взрывом исторглось чудо, заполняя собой небо и море. Так близко, что она узрела богов, узрела Кракена в воде. Волны были его извивающимися усиками, прожорливыми щупальцами.

Кари проорала последнее, непристойное ругательство, но слово потерялось в реве воды, когда начал рушиться вал.

Артоло стал великаном, громаднее неба. Только кованые сапоги удерживали его на земле, без них он покрыл бы поступью мир, одним шагом перемахнул от Ильбарина в Ишмиру. Другой шаг перенесет его в Гвердон – Артоло поглотит душу Тай и возьмет с собой, заставит смотреть, как прилив смывает с берега ее Новый город, словно песочный замок. Прадедушку он тоже низвергнет, сшибет дракона с небес, и огонь захлебнется в холодной пучине.

Череп Артоло готов лопнуть от лютого ликования. Раздраженный ограниченностью смертных костей, он растворяет их силой мысли, становясь ближе некуда к совершенству своего нового бога – ибо бог его уже совсем рядом. Волны – это стремительный ток по жилам Артоло, море – его холодная кровь.

– Надо поворачивать назад! – перекрикивает Дол Мартайн сражение ветра и волн.

– Нет! Ни за что, покуда она не сдохнет! – В тучах грохочет гроза, повторяя слова Артоло.

– Здесь же новое вторжение на Ильбарин! Поворачивайте! – Мартайн тянет его за руку, проявляет неуважение к живому богу. Мановением он швыряет Мартайна на палубу, одной мыслью превращает подтекающую со штевня морскую воду в бритвенный студень – с ладоней, с коленей Мартайна сдирается плоть.

Артоло погружает сознание в бурлящие воды и ищет свою добычу. Вокруг него «Лунное Дитя» натужно стонет, раскачивается с боку на бок под натиском шторма. Кое-кто из команды выпадает за борт, жертвами Кракену. Если рассыпется целый корабль, это ничуть не встревожит Артоло. Теперь он морское создание, святой великого Кракена. Его жажда – божья жажда – мести перевешивает потребности смертных, такие как необходимость укрыться от бури.

Водяной столб поднимает разбитое корыто Карильон на палубу, ставит перед ним. Он разгребает кучу обломков и находит ее измочаленное тело.

В мозг Артоло вливаются воспоминания, беспрепятственно, ведь череп стал жидкой оболочкой. Он вспоминает войну богов Ишмиры против богов Ильбарина, когда они, братья и сестры, повергли Повелителя Вод. До чего доблестной в тот день была Пеш, Царица Львов, богиня войны под кровавым венцом! И доблестным в тот день был Кракен, усыпанный алмазами хозяин морей, – миллион ильбаринских душ утонули в ознаменование Его победы! Но Пеш погибла. В другом городе, другом море, на другой войне – однако Пеш должна присутствовать в каждом сражении, как и Кракен в каждом из морей. Для богов нет ни времени, ни пространства, лишь бесконечный повтор их занебесной череды знаков, святых монад, начертанных в корневой сути всех вещей. Боги вне времени и умереть не могут – но Пеш умерла, ее узор замалеван каракулями Черного Железа. Той, кто поразила Пеш, была Карильон Тай. Та самая Тай нанесла увечья и Артоло, и Ишмире.

Смерть за смерть. Он поднял обмякшее тело Кари из обломков, обвил пальцами горло. Прикасался бережно, почти нежно. Это необходимо смаковать. Необходимо благоговейно освятить.

Она тоже обязана все осознать. Артоло вытянул склизкое щупалье и похлопал Кари по щеке. Поводил по пестроте рубцов на теле – по ожогам от ненавистного Черного Железного Бога, шрамам от прикуса дракона, сотне других порезов и ссадин. Не тело, а карта ее неудачных похождений. Сосочками, что проклюнулись на Кракеновых пальцах, он ощущал ее вкус.

Бледно-серая кожа на проклятой руке заинтересовала Артоло, новыми пальцами – какие же они чудесно мягкие и легко ко всему подстраиваются – он пошуршал между ее неподвижных. Это единственная часть ее тела, не обмякшая без сознания. Так не пойдет.

Он ущипнул девушку за ухо, потом прикусил, слизнул кровь.

– Карильон Тай, – прошептал Артоло, – богами предсказано, что я тебя убью.

– …какими богами? – прошептала она, еще оглушенная, не до конца пришедшая в себя.

– За Пеш, Царицу Львов, мне суждено отомстить. Кракен сделал меня вновь полноценным. – Литания потекла из него, словно во рту попрятались незримые боги. Вместе с речью нарастало ощущение силы, занебесное сдавливало его настежь открытый мозг. – Ткач Судеб утвердил мое предназначение. Верховный Умур признал тебя виновной. Дымный Искусник, Благословенный Бол, Матерь Облаков…

– Повелитель Вод! – вскричала она.

И бог восстал.

Ибо во всех краях было сказано – боги не умирают.

Повелитель Вод, усиленный всеми душами, что собрали верные Бифосы, привлеченный сюда скверной захватчиков, выплеснулся из глубин. Его перерожденное воплощение утратило многое от доброго покровителя ильбаринской бухты, благого провожатого спешащих домой кораблей. Некогда славный облик ныне был скроен наперекосяк, в тело врастали водоросли и обломки судов. Глаза помутнели, а в голосе, уже не исполненном мудрости и провидения, не раскатисто рокотал гром, а зверино ревела ненависть.

Но копье его было острым и истинным, а лицо приобрело на миг черты капитана Хоуза.

Копье вонзилось не физически.

Кари не смогла бы объяснить, что произошло в царстве смертных, а что сукровицей просочилось из горних просторов. Она повидала богов, разгуливавших в материальном мире, так что хрен с ним, будем считать, что Повелитель Вод таки поднялся из океанской пучины и поразил Артоло. Впрочем, если все и было так, то удар не оставил вещественного следа. Раздутое туловище гхирданца не украсилось огромной дырой.

Притом воздействие отрицать было нельзя. Артоло повалился, лишенный костей осел на палубу. Со всех сторон бушевал шторм. «Лунное Дитя» дико вращалось, жестокое море бросало его, как игрушку. Кари смутно понимала, что удар был нанесен в божьей схватке, что Кракен получил рану и в смятении беспорядочно отступал. Лютовавший шторм, кажется, начал перестраиваться неким образом, который она могла распознать, но не объяснить словами – ветер словно переменил тон завываний. Однако, как прежде, норовил потопить «Лунное Дитя».

Кари отползла от недвижной туши Артоло и обнаружила Дола Мартайна. Он уткнулся в палубу, лежа прятал лицо от богов. Кари схватила его за шкирку и трясла, пока он на нее не взглянул.

– Молись! – заорала она. – Скажи всем, пускай молятся! – И толкнула его к ближайшему люку.

В команде в основном ильбаринцы. Некоторые были в рабстве, другие стирали со лбов пепельные отметки, но все подхватили за Долом Мартайном псалом, когда тот стал повторять слова, которым его научил капитан Хоуз. Молитву во избавление от шторма.

Этого мало. Под напором яростных вод «Лунное Дитя» уже дало крен.

Кари склонилась над телом Артоло. Бескостное, оно оплывало, растекалось по палубе, как выброшенная на берег медуза. Гхирданец был еще жив, стеклянным взором таращился в небо. На груди под нетронутой кожей стал расползаться кровоподтек. Божественный стигмат.

– Ну, че, сука. – По случайности, настолько уместной, что за этим наверняка стоял божий промысел, нож для потрошения рыбы все еще был при ней.

Обвисшие губы скривились, будто тот хотел заговорить, но уже было поздно. Кари воткнула нож, начав со старого шрама, с места пореза, нанесенного ею в Гвердоне, но не остановилась на этом. Тронутая Кракеном плоть уступала ножу, расходясь, как сырая мешковина, пока она разделывала гхирданца. Нащупывая сердце, Кари влезла в тело Артоло обеими руками.

Ужасное, дурманящее ощущение правильности происходящего потекло сквозь нее. Казалось, оно говорит ей: «Для этого ты и была создана».

Отыскав душу своего врага, она схватила ее и бросила в море. Бифосы отнесут сокровенное Повелителю Вод. Душа святого – великая ценность, с лихвой оплатит безопасное возвращение судна.

Буря начала спадать. Облачность прояснялась. «Лунное Дитя» спокойно вошло в тихие воды, до того безмятежные, что Кари разглядела под килем руины города Ильбарина.

Снизу на трапе показалась команда. По их перепуганным взглядам Кари могла понять, кем перед ними предстала – в рваных обносках королевского платья, с ножом, вымазанным кишками и кровью. Прекрасная и устрашающая одновременно, святая властительница тьмы и ужаса явилась с Божьей войны им всем на погибель.

Дол Мартайн подполз к ней на окровавленных коленях, лепеча о том, как не давал убить Адро, как защищал Рена и Аму, – вымаливал у святой милосердие. Решил, будто в ее руках власть Повелителя Вод. Не зная, что здесь, вдалеке от гвердонского Нового города у нее нет никакой чудотворной силы. Не зная, что она – обычный человек.

Ну, почти человек, в целом.

Но были и другие виды власти, другие способы ею распоряжаться. Кари окинула взглядом «Лунное Дитя» во всю длину, прочувствовала, как в ноги отдает вибрация алхимических двигателей, отметила установленное гхирданцами палубное орудие. «Лунное Дитя» не «Роза», но и Кари больше не напуганная девчонка, удравшая в море.

– Правь к Ильбаринскому Утесу, – приказала она, – и готовь пушки.

Глава 39

Выйдя из жерла туннеля, Раск очутился внутри чего-то, что в прошлом было, наверное, храмом, в просторном зале с высокими потолками, но на ум все равно пришла скотобойня. Здесь кишели упыри, хохотали и ухали. Твари сгрудились вокруг двух уродливых глыб из перекрученного металла. Упыри обвязывали их канатами, готовились уволочь с собой в бездну.

Эти глыбы должны быть двумя оставшимися Черными Железными Богами, выкраденными из хранилища под Новым городом и доставленными сюда. Новые трофеи для Прадедушки. Раск двинулся в глубь этого храма.

– Чем вы тут заняты? Вон отсюда, наверх! Крушите баки с илиастром! – Упыри не обратили на него никакого внимания. Они налегли на канаты, подтягивая два колокола к темному проему арки. Безобразные болванки из сплавленных осколков цеплялись за потолочные камни, словно не хотели, чтобы их утаскивали в глубины.

– Они – мои! – закричал Раск. – Они принадлежат дракону! – Из стаи выбрался один упырь, прошлепал к нему. Это была Барсетка, однако ее устами заговорил Крыс:

– НЕ ТВОИ. НЕ ДЛЯ ТЕБЯ. МЫ ИХ СБЕРЕЖЕМ В СОХРАННОСТИ. ПОДАЛЬШЕ ОТ НАЗОЙЛИВЫХ ДУРАЧКОВ.

– Брось их, – велел Раск, – не то я тебя раздавлю! – Чистая бравада – всю свою мощь он растратил на чудо разрушения. Для нового взывания ему не хватит сил, тем более на таком расстоянии.

– ХАРХХ, – засмеялся Крыс через Барсетку. – БЕГИ, ЧЕЛОВЕЧЕК. А ТО СЪЕДИМ.

Упыри надвинулись на него, рыча, скаля зубы. В их глазах горел голод старейшины Крыса.

Он побежал.

Бежал и Бастон.

Поговаривали, никто, кроме, быть может, упырьих старейшин, не знает все пути через Мойку. Старый Гвердон кучно наслаивался на свои прошлые воплощения, червем заползал в туннели и тайные переходы, упырьи норы и переулки на задворках. Улицы были только одним из способов пересечь Мойку; есть и другие дороги, наверху и внизу. Гвердон погружался под землю вслед за прежними реками, по сливным трубам, подвалам, бесконечным лабиринтам. Гвердон вздымался ввысь, тянулся к небу по ступеням, лестницам, подвесным галереям и водостокам, домам, так тесно прижатым друг к другу, что можно было из одного окна зайти в соседское здание, не сбиваясь с походки. Нанижи на нитку все эти секреты, и свобода передвижения тебе обеспечена.

Есть поговорка: «Гвердонского упыря не поймаешь».

Бастон не упырь, но сегодня ночью мчал не хуже их. Подтянулся, взобрался по стене дома, протиснулся в чердачное оконце. Срезал путь до водосточной трубы, по трубе съехал на землю, проскользнул в приемник для угля, угольным подвалом в галерею, идущую под соседней улицей с выходом в туалете трактира, оттуда наверх в общий зал, потолкался в толпе, черным ходом наружу, из тупика Старьевщиков в сторону Болотной и снова наверх, бегом по ступеням в район многоэтажек, сердце гремело, легкие жгло.

Имей он дар Раска, со Шпатом Иджсоном в проводниках, тогда ему было б известно, что ожидает за каждой дверью, за любым поворотом. Такого дара не имелось.

Служи он истово ишмирским богам, Ткач Судеб, быть может, ниспослал бы ему удачу. Не служил.

Но это были его улицы. Он пробегал по знакомым проулкам, перелезал через заборы, на которые лазил в детстве, – Карла подзуживала его забираться повыше. Оккупация переменила Мойку, исказила местами до неузнаваемости, но все равно повсюду оставались клочки старого города, и никуда они не денутся.

Бастон бежал, опережая преследователей на шаг. Разные силы гнались за ним попеременно. Поначалу, конечно же, сальники, монстры из подростковых кошмаров, восковые ужасы, их мигающие огни неслись по пятам. Быстрее, чем он, поэтому приходилось хитрить. И Бастон вел их в этом танце, пользуясь нежеланием сальников заходить на Ишмирскую Оккупационную Зону – иначе можно не вернуться. Но танцевать приходилось на краю змеиной ямы – Мойка была полна ишмирских часовых и чудищ. Он менял одних преследователей на других. Умуршиксы гнались за ним по переулкам, сторожевые пауки прочесывали крыши. Где удавалось, он стравливал обе погони – сальники плевались горячим воском на ишмирских часовых, преграждавших им путь.

Выбраться живым он не рассчитывал. Правда, не уповал на счастливый исход. В лучшем случае надеялся выиграть время для спасения других воров, для того чтобы Раск провел штурм крепости. Пока эти сальники гонят Бастона здесь, обороняться там они не будут.

Еще он надеялся, что своей смертью выиграет время для Карлы. Он очень хотел перемолвиться с ней еще раз, напоследок. Наорать за козни, что она строила у него за спиной, за недоверие тоже. Обнять, убедиться, что жива. Хотя бы просто увидеть.

Неистово забил храмовый набат. Жрецы смыкали окружение. Он свернул в новый проулок, перелез через ворота в конце, свалился посреди загона. И побежал опять, перепрыгивая через поилки с зацветшей водой, и вот уже вскарабкался на следующую крышу.

Наверное, держась канала, он мог бы попасть на Нижний Мыс Королевы, затем спуститься в порт, а оттуда по широкой дуге – к Новому городу.

Но споткнулся, когда монеты в кармане вдруг отяжелели, как жернова. Проклятие Бола Благословенного, торгового бога Ишмиры. Бастон едва не сверзился с крыши – деньги тянули его через край, точно в кармане образовался оползень. Ножом он распорол шов, монеты проломили ограду и с плеском ухнули в канал. Слева взревел умуршикс.

Значит, направо. Прочь от залива, обратно в независимый город.

По кругу назад, к литозорию.

Он бежал, и огни сальников двигались вровень – сучьи восковики выдерживали линию границы.

Сейчас налево. Впереди темным валом вставала ограда Новоместья. Улицы сделались и вовсе знакомыми на подъеме к Борову тупику, к дому детства. Сзади долетело негромкое стрекотание сторожевого паука. Тварь запускает щупики в его сознание, проверяя мысли. Что бы он ни предпринял, паук заранее будет об этом знать.

Он сорвал с пальца обручальное кольцо, поцеловал и отбросил в сторону. Отпуская вместе с ним воспоминания о Фей – и лучшую долю своей души. Чутье подсказало, что устрашающее внимание паука сместилось на летящее по дуге кольцо, дав Бастону шанс снова свернуть и, уклонившись, рвануться вдоль переулка к Борову тупику.

Тупик встретил его темнотой. Все окна занавешены, кроме дома матери – просто пустого, без проблеска света. Он пробежал через садик на заднем дворе, сорняки цеплялись за лодыжки. Ограда Новоместья за садом была столь же высока и неприступна, как он и помнил. Как-то раз, в летний полдень, его отец Хедан и пара других заправил из Братства попытались ее перелезть. Все были под мухой, ржали, ставили друг на друга, и никому не удалось достать до верхушки.

Бастон начал подъем. Вслепую, по темноте, шарил пальцами, ища выемки в камне. Подталкивал себя рывками, одной грубой силой. Сторож уже совсем близко, длинные, волосатые лапы несут его потустороннее тулово над крышей родного дома – но Ишмирская Оккупационная Зона кончается наверху стены, и сальники, похоже, пока сбились со следа. Добраться бы только до этого верха…

Лезь. Не задумывайся. Не мешкай. Беги, смертный человечишко, пока тебя не увидели боги. Тебе их взора не вынести. Их появления не пережить.

Ладонь отыскала край парапета. Он подтянулся, сдавленно глотнул воздуха, перекатился и побежал опять. Он еще не оторвался. Сторожевой паук карабкался вслед за ним, рискуя ради захвата преступника нарушить границу независимого города.

Бастон по крутой лестнице ринулся на новоместскую сторону, влетел на тихие чистые улицы. Новоместье прикидывалось спящим: целый район прятался под одеялом, полагая, раз они нарочно не замечают дымных столбов над Маревыми Подворьями, не слышат пальбу на Мойке, значит, в Гвердоне по-прежнему все хорошо. У Бастона сводило уже каждый мускул, когда он подбежал к одному скромному домику, к одной безымянной двери.

Мгновением позже по улице двинулся паук. Осторожно выбирая дорогу, его лапки изящно ступали навстречу недоброй цели. Волоски колыхались под мысли людей по соседству, пробуя на вкус сны тех, кому повезло уснуть, и растущий ужас бодрствующих. Паук остановился у той же самой двери. Сверкнув восемью глазами, он проник в обнаруженный в доме разум, высматривая в мыслях малейший намек на разыскиваемого бандита.

Ничего. Паук отступил, выцвел и растворился. Ишмира не стала подвергать Перемирие риску этой ночью, когда поток судьбы неведом, а бандита уже и след простыл. Здесь он не пробегал.

За дверью, в доме, величайшая актриса своего поколения улыбнулась и поманила сына вылезать из укрытия.

– И – занавес, – объявила Эльшара.

Раск бежал наверх. Подземный чертог – древний храм Черного Железа – был расколот, потолок разорван ростком из камня. Из пробитых баков на верхних ярусах потоком лилась жидкость. Раск перескакивал через трупы, до того искореженные или засыпанные каменной пылью, что не понять, кем они были прежде. Людьми или сальниками, недругами или друзьями – в посмертье они все безымянны. Даже упырям не нужны были эти тела.

Он бежал дальше. Горстка выживших – воров, эшданцев – бродила в состоянии шока по подземелью. Он прикрикнул на них, чтоб выбирались наверх к илиастровым чанам. Один вор оторопело уставился на него:

– Там, наверху, смерть.

Он поднажал, пересекая побоище, следуя за отголосками схватки и все больше и больше отзвуками чавканья. Под ногами хрустело битое стекло. Дважды приходилось менять направление. Глазами мало увидишь, а второе зрение было здесь бесполезно. Камень, наколдованный из Шпатовых осколков, оказался каким-то неправильным, показывал так, будто смотришь через расплавленное стекло.

Он наткнулся на человека, сгорбившегося над распростертым телом. Занес нож, предполагая, что перед ним враг, но нет, это какой-то вор обшаривал останки.

– Где… – начал Раск, но вор резко вскочил, перепрыгнул через труп и ломанулся прочь без оглядки.

Он узнал этого мертвеца, хотя ни разу не видел его непосредственно. Это был сам Мандель, ему перерезали глотку. Борода пропиталась кровью, пальцы отрублены – чтобы стащить кольца. Золотую эмблему алхимиков, что носил он на шее, тоже забрали.

– А мы предлагали тебе принять пепел, – захлебываясь пылью, выдавил Раск в попытке похулиганить, несмотря на леденящее чувство того, что, даже лежа мертвым у его ног, старый алхимик знал обо всем куда больше него.

Возле Манделя обнаружился другой труп, обугленный до неузнаваемости. От малейшего прикосновения останки крошились, рассеиваясь на горячем сквозняке туннелей. Отступив в сторону от клубов пепла и праха, Раск споткнулся о тяжелую конторскую книгу, брошенную в этом хаосе. Прежде он тоже видел этот журнал чужими глазами – его вел секретарь Манделя. Раск перевернул журнал ногой и, к своей растерянности, обнаружил, что записи начерканы непостижимыми закорючками. Наверное, на кхебешском.

Не имеет значения. Некогда отвлекаться. Он пнул журнал в лужу едкой слизи, накапавшей с потолка. И поспешил дальше, но двойные двери в конце коридора оказались запечатаны свежим охранным заклятием, очень сильным, его кинжал не оставил на них даже царапины. Каменные стебли, пронизавшие крепость, также не сумели проткнуть эту камеру, слишком мощные чары оберегали ее содержимое. Опешив, Раск отступил. Попытался вообразить, что за ценности стоят такой защиты, но времени было в обрез.

Чаны с илиастром, вот главное. Он должен добраться до чанов. Выполнить приказ Прадедушки. Чаны стоят на поверхности. Придется поворачивать назад.

Искать обходной путь.

Он нашел другую лестницу и поднялся на более тихий этаж. К фундаменту алхимических трудов, царству труб, проводов и наливных баков. Чудо уничтожило все. Он быстрым шагом двинулся сквозь разруху. Новые тела. Вот так война и выглядит с земли? Смотреть на все это не для него. Надо подниматься наверх, выйти на воздух. Он долго не выдержит в этой могиле.

Еще ступени, еще коридоры. Он попытался пойти в одну сторону, наткнулся на горячую на ощупь дверь, порог очерчивала огненная полоса. Вернулся, нашел другую, пытаясь вспомнить маршрут сальника в том видении, – но все переменилось. Он разломал это место, стер и переписал его. Все превратилось в хлам и оторванные железяки, в дым и каменную взвесь. Он уже сомневался, глядит ли собственными глазами или следит за собой извне.

Взобрался по еще одному лестничному переходу, прошел в сводчатый проем и внезапно очутился снаружи, на просторном дворе этой крепости. Над ним горели железные башни, пробитые каменными пиками. На всем запеклась белесая пыль. Сквозь пелену дыма промелькнуло пятно ночного неба.

– Господин! Сюда! – Лириксианский акцент. В дыму показался гхирданец, лицо скрывал противогаз. – Мы нашли их склад илиастра.

– Ты кто?

– Галлерус.

Галлерус. Дальний родственник. Кровь дракона.

Раск сжал его плечо:

– Прадедушка будет доволен.

Галлерус под шлемом засиял от восторга.

Раск двинулся за Галлерусом через горящий двор. Кто-то сунул ему ружье, и оружию нашлось достойное применение. Внешние стены комплекса одолевали сальники, скрытые дымом. Раск смотрел на них из камня, с дюжины углов корректировал выстрелы. Засадил несколько патронов, разбрызгивая страшилам восковые бошки.

Вот и склад илиастра. Ряды доверху наставленных бочек. Эшданцы закладывали взрывчатку – просовывали между бочек брикеты желеобразного флогистона. Опасная работенка, когда весь мир полыхает пожаром. «Кто-нибудь, развесьте флажки», – подумал Раск и сам хохотнул от этой внезапно забавной мысли. В таком дыму нечем дышать. Голова потихоньку кружилась, но как иначе, если в ней у него целый город?

– Сжечь дотла! – хихикнул Раск.

Он перезарядил ружье, присел за разбитым баком. По стенам ползли новые сальники. Он отгонял их стрельбой, пока Эшдана делала свое дело.

Галлерус, отважный парень, выдвинулся вперед с горящей головней, чтоб запалить фитиль.

– Как зажгу, сваливайте! – крикнул он. – Назад, в шахту!

И тогда сальники бросились вперед. Один восковик спрыгнул с бойницы, подминая Галлеруса под себя. Гхирданец головой врезался в землю, ломая шлем противогаза и череп. Другие сальники проникли на склад, набегая со всех сторон. Замелькали ножи, на пол полилась совсем свежая кровь. Кровь дракона.

Никто не смеет идти против дракона.

Раск навел ружье. Он видел сквозь камень, поэтому взял идеальный прицел ради одного меткого попадания во флогистонный заряд.

Огонь поглотил его, как перед этим башни Нового города.