Текст книги "Смертельный нокаут. Уральский криминальный роман"

Курбатов смотрит на шефа и качает головой. Он продолжает:

– А возглавил эту банду налетчиков не кто иной, как уже хорошо известный тагильчанам по прошлым своим проделкам подполковник полиции Фомин Александр Сергеевич…

Фомин зацокал:

– Хорошо написал. Главное – фамилию не переврал. Для современного журналиста – величайшее достоинство.

– Налетчики приказали всем посетителям клуба лечь на пол, лицами вниз, а руки закинуть на затылки.

Самарин, широко улыбаясь, повернулся к шефу.

– Почему не комментируешь? Так было или нет?

– Примерно… Мы же не могли знать, что и как обернется.

Курбатов продолжил чтение:

– При этом сам Фомин жесточайшим образом избил ни в чем неповинного посетителя клуба.

– Парни, что мне было делать? Приказано лежать? Лежи и не рыпайся. А этот… Стал ерзать, лаяться, а потом вскочил и полез в карман. Я ведь не знал, что ему в кармане понадобилось, – носовой платок, чтобы сопли утереть, или пушка, чтобы меня грохнуть. Ну и вмазал, конечно. Бугай оказался сильным. Одного раза показалось мало, поэтому врезал еще раз. И все. Парнишка угомонился. Инцидент исчерпан. Кстати, единственный.

Курбатов усмехнулся:

– Не позавидуешь…

– Кому – бугаю тому или мне?

– Бугаю, конечно, – заметил Курбатов и продолжил чтение заметки. – Произведен личный досмотр всех присутствующих. Налоговики опечатали кассу клуба, изъяли всю документацию и вывезли в Екатеринбург. По информации, прозвучавшей в эфире пятого телеканала, налоговая инспекция полагает, что клуб мог заниматься сокрытием доходов и, таким образом, занижать налогооблагаемую базу. Фомин же со своей командой арестовал двадцать шесть посетителей клуба и сотрудников, которые провели ночь в местном «обезьяннике». Утром, после установления личностей всех арестованных, двадцать человек были отпущены, а шесть человек остались содержаться под стражей. Я связался с дежурной частью городского управления внутренних дел, где источник, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что четверо, якобы, находились в федеральном розыске, а двое подозреваются в совершении мелких преступлений и к ним у полиции есть вопросы.

Фомин спросил:

– Все или еще что-то написано?

– Не все, – ответил Курбатов, – а что?

– Есть уточнения… Нет-нет, ты читай до конца.

Курбатов, хмыкнув, продолжил:

– Автор этих строк обратился за разъяснениями к представителю областной прокуратуры, находящемуся в Нижнем Тагиле, полковнику юстиции Коротаеву Ивану Емельяновичу, с чьего ведома, якобы, и происходило описанное действо, но названный господин уклонился от встречи с журналистом и от комментариев отказался. Местная же власть, в том числе, прокурор города, лишь разводит руками. И еще. Клуб опечатан. И когда вновь откроет свои двери перед молодежью, неизвестно никому, в том числе и собственникам клуба. Собственники считают, что тут имеет место либо передел собственности, либо месть конкурентов, поскольку никаких замечаний за последние годы к деятельности клуба не имелось, – ни со стороны налоговиков, которые проверяли не раз, ни со стороны правоохранительных органов, строго следивших за деятельностью развлекательного заведения, – Курбатов отложил в сторону газету. – Теперь все.

Комаров покачал головой:

– Почистил, значит, одну из «авгиевых конюшен», Александр Сергеевич?

– С января зуб точил, – ответил Фомин, – но все как-то руки не доходили. Всему бывает конец. Моему терпению – тоже.

Самарин спросил:

– Насчет налоговиков – ясно… А откуда те, другие, Александр Сергеевич?

– Не мог я положиться на местных, Алексей, поэтому помогли парни из Екатеринбурга. Пришлось вызвать.

– А заметка-то лихо написана, согласись, Александр Сергеевич? – заметил восхищенно Курбатов. – Представляешь, какой резонанс в общественном мнении?

– Профессионально поработал мальчишка. Надо отдать должное… Хотя от начала и до конца написана с чужих слов. Интересно, кто такой этот Соловьев? И почему не Южаков?

Самарин предположил:

– Мне кажется, что Южаков завязал и вышел из игры… Отказался служить… Лидеры, видимо, нашли себе нового «соловья»… Лучше прежнего.

Курбатов усмехнулся.

– В самом деле, свято место пусто не бывает.

Фомин попросил Курбатова:

– Дай-ка мне газетенку.

– Зачем?

– Должен дать ответ и в том же издании, где распространена клевета. Сегодня же сяду и напишу.

– Нужна тебе дискуссия? – спросил Комаров

– Народ должен знать правду.

– А народу нужна твоя «правда»? – снова спросил Комаров.

– Не знаю… Это – не моя уже печаль. Я должен уточнить и уточню. А остальное – хоть трава не расти. В заметке, между прочим, упущена очень важная деталь.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Курбатов.

– Остался в стороне главный вопрос, правомерно или нет была применена сила. И я понимаю, почему.

– Почему?

– Потому что во время досмотра у посетителей клуба и сотрудников было изъято: а) два «ТТ» с глушителями и три «ПМ»; б) четырнадцать единиц спецсредств, то есть резиновых дубинок и наручников: в) двадцать четыре грамма чистого героина и большое количество одноразовых шприцев.

Самарин попробовал возразить:

– На дубинки, возможно, у них есть разрешения.

– Не «возможно», а есть. Но мы проверим, насколько законны эти разрешения? На огнестрельное же оружие вообще никаких разрешений. Эксперты проверят на причастность изъятого оружия к другим преступлениям.

– Поработал шеф на славу, а мы тут копаемся в мелочах, – заметил Курбатов. – Что серьезное, – все под себя и под себя гребет.

– Категорически не согласен, – по привычке ухмыльнувшись, заметил Фомин. – Каждый из вас – это замечательный помощник. И что бы я без вас делал? Самарин, например, в ту же субботу…

Курбатов ревниво посмотрел в сторону тески.

– А что Самарин?

– В ту же самую субботу с блеском провел операцию и задержал во время свершения очередной сделки мастера по производству взрывных устройств.

– Дим, а ты знал об этом?

Тот кивнул.

– Так сказать, по факту… Когда задержали, и во мне возникла нужда… Понадобилось везти «изделия» на экспертизу. И там проталкивать.

– Так вот почему ты в воскресенье быстро собрался и умотал в Екатеринбург?

– Поэтому.

– Парни, какие обиды, а? – возмущенно спросил Фомин.

– Обыкновенные, человеческие, – Курбатов стукнул сильно по столешнице. – Так с товарищами не поступают. По пустякам советуешься, а как до серьезного чего-то, то сразу – шу-шу и шу-шу?

– Леш, ты это серьезно, что ли?

Курбатов неожиданно для всех громко расхохотался.

– Ребенок! Совсем шуток не понимает.

– Ну, если так, то, капитан Курбатов, быстренько накрывать стол! Жрать хочу зверски! – Фомин встал, – А я пока схожу и приму прохладный душ.

Курбатов закивал.

– Конечно… Ну, ясно… Снова пошел на полчаса плескаться.

Фомин вновь ухмыльнулся.

– Может, и поменьше.

Фомин ушел, включил воду. Зная его отличный слух, Курбатов тихо сказал:

– Парни, кажется, что бездельничает, а, на самом деле, какие дела проворачивает?!

Самарин добавил:

– И всех нас держит под контролем. Во все вмешивается. Как только успевает, а?

Комаров согласился.

– Что скажешь? Профи есть профи.

– И высочайшего класса! – восторженно прошептал Курбатов.

Самарин склонился над столом и зашептал:

– По большому секрету… Чур, ему ни слова!.. Шеф берет за жабры еще одного предателя…

Курбатов прищурился.

– А тебе откуда известно?

– Это – неважно… И снова высокопоставленный сотрудник правоохранительных органов. Борзая взяла след, и вот-вот добыча будет в зубах… Совсем осталось немного…

– Не его это работа, – с грустью заметил Курбатов. – Есть же специальная служба собственной безопасности. Почему она не занимается, а? С другой стороны, если не он, то кто?!

Глава 15. Недоумения

1

Овсянников спросил:

– Капитан, как дела?

Самарин не замедлил с ответом:

– Все готово, Глеб Геннадьевич.

– Я думаю, что начнем с процедуры опознания. Надеюсь, все на месте?

– Так точно.

– На тебе, капитан, – соблюдение порядка.

– Понимаю, – Самарин кивнул.

– Сложность в том, что опознавателей двое, опознаваемых – также. Надо, чтобы опознаваемые между собой не контачили, опознаватели также должны находиться все время раздельно.

– Я позаботился.

– Видеосъемка?

– В полном порядке, – ответил Самарин и встал. – Будем начинать?

Овсянников кивнул.

– Пригласи адвокатов.

Вошли адвокаты, и присели слева, неподалеку от стола следователя. Справа от входа стоят в ряд пять стульев. Вошли четверо мужчин и присели.

Овсянников попросил:

– Капитан, пусть заведут Павленко.

Самарин вышел и через минуту вернулся, сопровождая одного из опознаваемых. Овсянников предложил:

– Представьтесь, пожалуйста.

– Павленко Игорь Сергеевич, – еле слышно пробурчал тот, а потом разразился потоком вопросов. – Гражданин следователь, что я здесь делаю? Зачем привезли? Можете объяснить?

– Могу, – спокойно ответил Овсянников. – Вам предстоит участвовать в процедуре опознания…

– Кто? Кого? С кем?

– Сейчас узнаете. А пока… Справа от вас есть свободный стул. Присаживайтесь.

Павленко присел. Потом оглядел соседей.

– Я не знаю… – пробурчал он.

– Вам и не надо знать.

Самарин завел Пашутина. Парнишка с опаской приблизился к столу следователя, который тотчас же предложил:

– Представьтесь.

– Пашутин Николай Ефремович.

Следователь спросил:

– Пашутин, вы знаете, зачем вы здесь?

– Нет, гражданин следователь. Сказали, чтобы пришел. Я пришел.

– Понятно. Вы приглашены на процедуру опознания. Справа сидят пятеро мужчин. Посмотрите внимательно и ответьте на вопрос: нет ли среди них кого-либо из ранее знакомых вам?

Пашутин повернулся. Осмотрел каждого из сидевших на стульях, потом вернулся к сидевшему четвертым.

– Знаю одного… Вот этого, – он показал на бритоголового.

– Назовите его фамилию, имя, отчество?

– Я не знаю.

– Как это? – удивился следователь. – Вы только что заявили, что знаете.

– Я знаю, но только кликуху.

– Хорошо, – согласился следователь, – назовите кличку.

– «Старатель».

– При каких обстоятельствах познакомились с названным лицом?

– Нужна была наркота… Мы с приятелем ходили к нему.

– За наркотиками? – уточнил следователь.

– Да, за наркотиками.

– Гражданин, встаньте, – обратился следователь к тому, которого назвали «Старателем».

– Назовите ваши фамилию, имя и отчество.

– Я уже называл, – пробурчал «Старатель», ненавистно сверля взглядом Пашутина.

– Вы не поняли?

– Павленко Игорь Сергеевич.

– Пашутин, вы пока свободны, – заметил Овсянников и посмотрел на Самарина, стоявшего у входа. Самарин, кивнув, вышел вслед за Пашутиным. И потом появился с другим парнем.

Следователь вновь спросил:

– Крупин, вам известна цель вызова в прокуратуру?

– Нет. Никто не говорит.

– Вы участвуете в процедуре опознания.

– Кого я должен узнать, гражданин следователь?

– Справа сидят пятеро мужчин. Посмотрите, есть среди них кто-либо известный ранее вам?

Крупин, взглянув, тотчас же ответил:

– Конечно.

– Кого вы знаете?

– Бритоголового.

– Назовите его.

– «Старатель» – кличка, а больше ничего не знаю.

– При каких обстоятельствах познакомились?

– Три года назад… С приятелем пришли за «травкой».

– Сколько раз встречались?

– Не знаю… Не считал… Регулярно.

– Гражданин, встаньте и представьтесь по всей форме.

– Павленко Игорь Сергеевич.

– Крупин, вы пока свободны.

Крупин вышел.

– Уведите и Павленко.

Павленко увели. Самарин заменил всех других участников опознания, и на стульях разместились новички. Свободный стул занял Янченко. Процедура его опознания парнями прошла аналогично. Никаких проблем не возникло. И Пашутин, и Крупин легко опознали Янченко, указав ту же самую причину знакомства.

Адвокаты и понятые молча подписали протоколы опознания.

2

Подполковник Образцов ходит по приемной начальника главного управления внутренних дел области, нервно теребя небольшую рыжеватую бородку. Он только что от генерала. Он обеспокоен. Встревожен, нет, не за себя, а за давнего приятеля, с которым восемнадцать лет назад оканчивал Нижнетагильскую школу милиции. Ему, Образцову, показался несколько странным разговор, состоявшийся у него с генералом. Точнее – разговора (в полном смысле этого слова) не было. Генерал спросил: правда ли, что он, Образцов, учился вместе с таким-то? Подполковник ответил: так точно. Генерал спросил: правда ли, что приятельствуют? Образцов ответил: так точно. Генерал спросил: каково мнение? Образцов догадался, о ком он должен выразить мнение, и отчеканил: отличный офицер, безупречен в службе, дисциплинарных взысканий не имеет, необычайный аккуратист, примерный семьянин, обожает единственную дочку.

Генерал выслушал, тяжело ворочаясь в кресле, хмыкнул и продолжил изучающе смотреть в лицо подполковника Образцова. Подполковнику Образцову страшно хотелось спросить генерала, с чем связан интерес к его приятелю, но сдержался. Он давно знает (еще с тех пор, когда шеф возглавлял городское управление, а на плечах носил всего лишь полковничьи погоны): не любит генерал излишне любопытных, не поощряет любопытство и мгновенно тушит огонь интереса, если таковой в чьих-либо глазах загорается. Подполковник Образцов спрашивает сам себя: может, решил генерал перебросить его приятеля в аппарат главного управления? И сам же напрочь отвергает. Конечно, генерал только-только заступил на эту должность и в данный момент занимается исключительно чисткой аппарата, то есть отодвигает подальше (или вовсе расстается) фаворитов предшественника, а на их места назначает своих, тех, к кому сам и давно благоволение испытывает. Но его приятель в фаворе у генерала никогда не был, так что… Пауза затянулась, а генерал не спешит раскрывать карты. Он, то есть генерал, барабанит ручкой по столешнице и продолжает изучать лицо с рыжей бородкой. Подполковник Образцов думает: скорее всего, ему придется расстаться с любимицей-бородкой, так как шеф не любит подобных излишеств, тем более на лице своего помощника, который по долгу службы вечно на глазах. Подполковник Образцов уже пять минут стоит перед сидящим в кресле генералом. Он понимает, что продолжение следует, а иначе… И вот следует поручение: немедленно связаться с начальником городского управления и передать его, генеральский приказ, чтобы тот откомандировал в его распоряжение приятеля Образцова. Вот теперь он, Образцов, и в глубоких раздумьях. С одной стороны, он, Образцов, должен исполнить приятельский долг и в первую очередь поставить в известность, чтобы столь срочный вызов не стал… как обухом по голове. С другой стороны, вряд ли сие понравится шефу, если тому донесется его самовольство. Как говорится, дружба дружбой, а табачок, извините, курить лучше все-таки врозь. Зов дружбы укрощен. Образцов решительно подходит к телефону, набирает служебный код городского управления и четырехзначный номер. На том конце сразу снимают трубку, так как видят, откуда идет звонок.

– Доброе утро… Подполковник Образцов… У меня, как и у моего шефа, все в порядке… Дай Бог и вам того же… Так точно… Передам… Непременно… Как у вас криминогенная обстановка?.. В городе, естественно… Плохо… Почему?.. Потому что идет неуклонный рост преступности… Потому что похабите нам областные показатели… Нет, это не мнение генерала… Это мое личное мнение, а, что, оно уже вам… не того, да?.. Смотрели раскрываемость? По области – шестьдесят четыре процента, а у вас? Пятьдесят девять!.. Я понимаю, что лишь две недели в должности… Но за наведение порядка надо браться сразу или никогда… Ну… насчет «никогда» я пошутил, конечно, полковник… Позвонил?.. Не только по этому поводу… И не столько… Правильно понимаете, полковник: есть поручение генерала… Требует к себе подполковника Серебрякова… Немедленно… В одиннадцать тридцать должен быть в приемной… У него есть машина… Двух часов вполне… Без дискуссий!.. Откуда мне знать, полковник?! Да если бы и знал, то не сказал… На месте… Все на месте!.. Может, повышение по службе… Может, вздрючка… Ну и что?.. Через голову непосредственного начальства?.. Все претензии – генералу лично… Нет, не советую… Шею давно не мылили?.. Намылит!.. Приказы не обсуждаются, приказы исполняются… Знаешь?.. В чем дело? Что за странные вопросы?.. Мне также интересно, но… Придется привыкать, полковник: все еще впереди… Подобные экстренные вызовы – также… Полковник, не понимаю: он – ребенок? Без сопровождения не может? Ножки переставлять требуется?.. Не вздумайте!.. Мой генерал самовольства не терпит… Таких пи… лей навешает, что мало не покажется… Итак, вы поняли?.. Повторяю: в одиннадцать тридцать, приемная генерала… Ждем!

3

Пятиминутный перерыв, после которого Овсянников возобновляет следственные действия. На этот раз очная ставка. Порядок тот же, что и при проведении процедуры опознания. Конечно, с нюансами, предусмотренными процессуальными нормами.

Заводят Павленко и усаживают на один из двух стульев, стоящих напротив стола следователя. Павленко присаживается, сердито вращает зрачками. Павленко злобно бурчит:

– В чем дело? Что еще от меня надо? Какой еще спектакль приготовили?

Овсянников все вопросы оставляет без ответа.

– Пригласите Пашутина.

Входит Пашутин. Он – в недоумении. Он не понимает, что происходит, почему его не отпускают домой? Пашутин нервничает, потому что не ждет для себя ничего хорошего.

Самарин предлагает парнишке занять стул, что напротив Павленко. Пашутин присаживается и с опаской поглядывает на того, кто напротив. Этот, с раскрасневшейся бычьей шеей, может все: раз – и Пашутин уже размазан по стенке.

Следователь говорит, обводя присутствующих взглядом:

– Проводится очная ставка между гражданином Павленко Игорем Сергеевичем и Пашутиным Николаем Ефремовичем. Первый и традиционный вопрос к Павленко: вам знаком, гражданин, сидящий напротив?

– Нет… Никогда не видел…

– Хотите сказать, что никогда не встречались? – уточняет следователь.

– Никогда.

– Но он вас опознал.

– Ну и что?! Подстава! Купили дурачка.

– Не вижу смысла…

– Смысл в том, что заработать мозгов не хватает, а тут на оговоре можно кое-что и заиметь.

– Хорошо. Ваша позиция ясна. Теперь тот же вопрос к гражданину Пашутину: вы знакомы с сидящим напротив?

Парень кивает.

– Я говорил…

– Повторите, – предлагает следователь.

– Встречался… Много раз… За травкой приходил… Частный дом на окраине… Иногда в долг давал…

– Сволочь! – вырывается из Павленко.

– Следователь предупреждает:

– Гражданин Павленко, поосторожнее, пожалуйста: здесь не наркопритон.

Павленко в ответ зло фыркает и отворачивается в сторону.

– Гражданин Павленко, а мне говорили, что вы на допросах примерно ведете себя и даете чистосердечные признания. Это так?

– Там – одно, здесь – другое.

– Почему, гражданин Павленко? У вас есть претензии к следователю? У вас есть основания для отвода? Говорите. Прокурор рассмотрит ваше заявление и если аргументы сочтет убедительными, то примет отвод.

– У подзащитного нет оснований для отвода следователя, – заявляет адвокат, еще совсем молодая девушка, год назад закончившая юридическую академию. – Мой подзащитный вправе говорить то, что думает, либо вообще не отвечать на вопросы. Прошу не навязывать подзащитному своего мнения… Прошу занести в протокол мнение защиты.

– Нет возражений, – Овсянников пишет, а потом обращается вновь к Пашутину. – Продолжайте.

– Я не знаю, что «продолжать», гражданин следователь?

– Скажите, когда в последний раз встречались?

– С Павленко, что ли?

– С ним.

– Летом две тысячи… кажется, в августе… Короче, два года назад.

– Что послужило причиной той встречи?

– Ну… Как всегда… Я и Крупин пришли на «хату»… Денег не было, а «травки» хотелось… Стали просить, чтобы в долг…

– Говорите только от своего имени, гражданин Пашутин. Крупин в состоянии о себе и сам рассказать.

– Хорошо… Чтобы в долг, значит… Он… – Пашутин кивнул в сторону Павленко…

– Кто «он»?

– «Старатель»…

– Теперь вы знаете его фамилию, поэтому, пожалуйста, обойдитесь без кличек.

– Павленко, значит, засмеялся: нашел, говорит, богоугодное заведение. Потом еще добавил: даром-то, говорит, только за амбаром. Ну… Я не понял: почему за амбаром и даром?

– Гражданин Павленко, вы подтверждаете слова свидетеля?

– Нет! Брехня!

– Хорошо. Так и запишем в протоколе. Продолжайте, Пашутин.

– Я все-таки надеялся, что отломится. Но Павленко не шел на уступки.

– Гражданин Пашутин, во время одного из допросов вы сказали, что к тому моменту вы были должны. Это так?

– Да. Немного, но долг имелся… Мы были студентами… А дома… родители… не раскошелятся… Да и предки не знали, что я обкуренный уже.

– Какой суммой выражался долг?

– Ну… На двоих… две тыщи.

– Понятно. Продолжайте.

– И все.

– Как это «все», Пашутин? Из протоколов допроса видно, что вы все-таки выпросили наркотики. Как вам удалось?

– Ну… Павленко сдался и… Он сказал, что даст «травки», но мы должны будем долг отработать.

– Что значит «отработать»? Поясните, пожалуйста.

– Сказал, что будем квиты, если постоим на «шухере». Я стал отказываться, опасаясь опасности. Тогда Павленко и Янченко сказали: мол, дело ваше. И пригрозили…

– Павленко тоже пригрозил?

– Тоже… Пригрозили, что если завтра мы не отдадим должок, то у нас возникнут большие проблемы.

– Вы поверили? Насколько угрозы были реальны?

– Я слышал, как расправляются с должниками…

– А сами не видели?

– Нет, не видел. Но видел одного парнишку, уработанного вчистую.

– То есть?

– Избитого по-черному… Он рассказывал.

– Фамилию его не помните?

– Нет… Потом больше ни разу не встречал.

– Продолжайте, Пашутин.

– Мы не хотели проблем, поэтому согласились постоять на «шухере»…

– То есть посторожить, не так ли?

– Да… Мы в тот день пришли… приехали на трамвае на окраину города… Нас поставили неподалеку от зоны обрушения… Я говорил на допросе, гражданин следователь…

– Придется повторить ранее данные показания… Тем более, что… Впрочем, это неважно…

Пашутин подробно рассказал обо всем, что происходило тем вечером на его глазах. Следователь вновь обратился к Павленко:

– Вы подтверждаете слова свидетеля?

Только сейчас до Павленко дошел смысл всей сегодняшней канители. Павленко понял, куда идет дело. И он пришел в ужас. Он продолжает держаться и вида не показывать, но силы его тают на глазах. Если следователю удастся доказать его участие в той истории, то… Будет плохо, очень плохо для него. Это уже не вымогательство и не содержание наркопритона – пострашнее. Пахнет не червонцем, а пожизненным. Как ему быть? Что делать? Продолжать упираться и все отрицать? Но смысл? Какой в этом смысл?!

Девушка-адвокат поняла положение, в котором оказался подзащитный, поэтому обратилась с ходатайством:

– Глеб Геннадьевич, прошу сделать перерыв.

– Зачем? – равнодушно спросил следователь.

– Прошу пять минут для консультаций с подзащитным.

– В перерыве, адвокат, нет никакой необходимости.

– Почему?

– Потому что очная ставка мною закончена и ваш подзащитный в полном вашем распоряжении.

4

У Овсянникова день нынешний, мягко говоря, не из самых легких. Нагрузка все-таки великовата. Но… Полковник Коротаев страшно торопит и с этим приходится считаться. Полковник Коротаев утверждает, что время для всех наступило жаркое (а оно, в самом деле, жаркое, поскольку тридцать пять в тени), что нет ни минуты для прохлаждения. Овсянников вынужден постоянно объявлять перерывы, поскольку жажда мучает его и всех других участников следственных действий. Нечеловеческие условия, но… Ничего не поделаешь, когда даже природа ополчается против тебя и подбрасывает дополнительные проблемы.

Овсянников, когда все заняли свои места, сказал:

– Продолжим допрос, гражданин Янченко. Вы только что имели возможность проконсультироваться со своим адвокатом… Вы что-нибудь решили для себя?

– А что я должен был «решить»?

– Вам все еще непонятно?

– Нет.

– Тогда напоминаю: вы намерены воспользоваться правом, предоставленным статьей пятьдесят первой Конституции России, или нет, и станете давать показания?

– Нет.

– Поясните, пожалуйста, что означает ваше «нет».

– Нет есть нет.

Овсянников вынужден предупредить:

– Вы не у тещи на блинах, Янченко. И моя нервная система достаточно крепка, чтобы выдержать и не такое. Прошу, в который раз: отвечать четко, ясно и понятно. Итак, вы намерены давать показания?

– Не намерен.

– Вам хуже, а не мне.

– Вы угрожаете, гражданин следователь? А еще хвастались крепкими нервами.

– Вам никто не угрожает. Я лишь констатирую факт: в вашем положении гораздо благоразумнее давать показания.

– Благодарю за заботу. Но я как-нибудь обойдусь.

– Воля ваша. Но вы не должны забывать, что ваше положение изменилось и изменилось в худшую сторону. Пора серьезно подумать о своем будущем. Призываю к благоразумию.

– Благодарю, гражданин следователь.

– Вас опознали свидетели – раз. Свидетели достаточно убедительно на очной ставке показали вашу роль в новом преступлении – два. Ваш партнер и, как я понимаю, друг уже дал признательные показания – это три. И, наконец, Шилов… – это четыре.

– А что Шилов? – ухватился Янченко.

Овсянников не стал отвечать на вопрос.

– Таким образом, следствие располагает убедительными данными о том, какова ваша личная роль была в убийстве Курдюкова. И будете давать показания или нет – для меня, как следователя, никакого значения уже не имеет. Для вас? Наоборот.

– Знаю я эти следственные штучки…

– Откуда? Вы же ранее не судимы? Из кино, что ли?

– Мало ли… Я не верю, что, Павленко сломался?

– «Не сломался», а под давлением улик и свидетельских показаний вынужден был сделать чистосердечные признания. Он, кстати, признал обувь, в которой был Курдюков в день убийства, и которую обнаружили на месте убийства. Эту обувь признал не только Павленко, а и жена убитого. И, сами понимаете, одним признанием больше, одним меньше – роли существенной для следствия не играет.

– Чтобы Павленко?! Не верю! Требую с ним очной ставки. Он, может быть, где-то и кого-то убивал, но причем тут я? Он не может меня оговаривать.

– Гражданин Янченко, все следственные действия проводятся не по требованию подозреваемых, а по плану следственной работы. Вам предстоит очная ставка с Павленко, но не сегодня… Итак, я понял, что вы отказываетесь от дачи показаний, гражданин Янченко?

– Категорически отказываюсь!

– Увы, но я все равно обязан вам задать вопросы, интересующие следствие. Вопрос первый: вы участвовали в убийстве одного из лидеров преступного сообщества по фамилии Курдюков? – молчание. – У вас есть алиби на день совершения преступления? – молчание. – Кто спланировал и организовал это убийство? – молчание. – Что вас связывает с неким Шиловым? – молчание. – Что послужило причиной ухудшения ваших взаимоотношений с Шиловым? – молчание. – Какова роль школы тяжелой атлетики в жизни преступного сообщества? – молчание. – Что вам известно о покушении на убийство сопредседателя НТПС Колобова и последующего его убийства? – молчание. – Вы готовы раскаяться в содеянном? – молчание. – Какова роль, на ваш взгляд, ночного клуба «Старатель»? – молчание. – Не является ли названный клуб уголовной «малиной»? – молчание. – Известны ли вам факты использования клуба в качестве «общака» преступного сообщества? – молчание. – Какова реальная роль Шилова в деятельности преступного сообщества? – молчание. – Какое вознаграждение, гражданин Янченко, вы получили за участие в убийстве Курдюкова? – молчание. – Из чьих рук вы получили вознаграждение? – молчание. – Что ж, пока это все вопросы у следствия, – Овсянников достал из стола несколько листков бумаги, прочитав, размашисто расписался на каждом из листов. – Гражданин Янченко, вам предъявляется (к ранее уже предъявленным) обвинение в убийстве гражданина Курдюкова (статья сто пятая УК РФ), совершенном с особой жестокостью, по предварительному сговору и группой лиц… Вам понятно обвинение? – молчание. Овсянников протянул в его сторону документ. – Распишитесь, что ознакомлены с предъявленным обвинением, Янченко дрожащей рукой взял ручку и с трудом расписался. – Адвокат, прошу подписать протокол допроса, а также постановление о предъявлении обвинения, – адвокат подошел к столу и расписался молча. – Мера пресечения, естественно, остается прежней – содержание под стражей. Сообщаю, что старший следователь областной прокуратуры Коротаев принял постановление о препровождении вас, гражданин Янченко, а также Павленко, для дальнейшего содержания в Екатеринбург, в следственный изолятор номер два.

Янченко тихо спросил:

– Потом мне разрешат свидание с супругой?

– С этим вопросом, через администрацию СИЗО, обращайтесь к руководителю следственной бригады, то есть к полковнику Коротаеву. Все в его власти.

5

Обыск в штаб-квартире НТПС подошел к концу. Понятые подписали протокол обыска и протоколы изъятия в качестве возможных вещественных доказательств компьютерной техники и также документов.

Кобяков сидит и спокойно наблюдает за происходящим. Такое поведение депутата думы несколько настораживает следователя Овсянникова.

Зато обескуражена происходящим секретарша. Она в шоке и не может все еще прийти в себя. Она не понимает, что происходит, почему заявились полиция и прокуратура, что им здесь надо? Попробовала порасспрашивать, но все равно ровным счетом ничего не поняла. Говорят: в рамках уголовного дела. Но причем тут политический союз?! Удивляет секретаршу спокойствие Кобякова.

Понятые ушли. Полиция и следователь также собираются покинуть штаб-квартиру, где за окном большая толпа зевак, привлеченная большим количеством служебных машин. Толпа волнуется. Толпа не может понять, что происходит в офисе НТПС?

Кобяков встал.

– Очень сожалею, господа, что обыск не увенчался успехом, – замечает грустно он.

Овсянников спрашивает:

– А почему вы так решили?

– Потому что здесь никогда и ничего не было, что бы могло представлять для вас хоть какой-то интерес.

– Посмотрим. Поизучаем, – сказал в ответ Овсянников. – Кстати, Александр Ильич, у меня есть одно маленькое поручение. Полковник Коротаев приглашает вас на допрос…

– Меня? На допрос?

– А чему, собственно, вы так удивились, Александр Ильич? Мне казалось, что вы давно к такой встрече готовы.

– Нет проблем… Однако… В качестве кого меня собираются допрашивать?

Овсянников усмехнулся.

– Возьму на себя смелость предположить, что в качестве свидетеля, – он посмотрел внимательно в глаза Кобякова и добавил. – Но вы не новичок в подобных делах, поэтому понимаете, насколько узка полоска, отделяющая иного свидетеля от подозреваемого или даже обвиняемого?

Кобяков не выдал волнения и согласно кивнул.

– Хорошо. Буду. В какое время удобнее всего?

– Для Коротаева удобнее всего в тринадцать ноль-ноль. Сегодня.

– Конечно, у нас пленарное заседание городской думы, но ничего… Один раз можно и пропустить… Тем более, причина более чем уважительна, не так ли?

6

Уже шесть минут сидит Серебряков в приемной генерала Воротова. Он смотрит на суетливо шныряющего мимо приятеля, заглядывает ему в лицо, пытаясь прочесть, по какому поводу вызов «на ковер» да еще к такому высокому начальству, но тот непроницаем. И лишь изредка молча разводит руками: не знаю, мол, приятель. Проходит еще несколько минут. В приемной появляется незнакомый майор. Подходит и подает руку.