Текст книги "Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой половины XX века"

Документальные публикации

В результате Борис Иванович стал крупнейшим знатоком наследия Маркса и Энгельса, их жизненного пути и творчества. Можно полагать, что примерно на таком же уровне марксоведения находился только Рязанов, но вряд ли кто-то еще их превосходил не только в России, но и за ее пределами. Итогом напряженной работы явилась публикация в 1931 г. книги о супруге Маркса[368]368
  Nikolaevsky В. Jenny Marx: Ein Lebensabriss. Berlin: J.H.W. Dietz, 1931.


[Закрыть], в 1933 г. – в соавторстве с О. Менхеном-Хельфом выходит книга «Карл и Женни Маркс: Жизненный путь»[369]369
  Maenchen-Helfen О., Nikolaevsky В. Karl und Jenny Marx: Ein Lebensweg. Berlin: Verlag der Bücherkreiz, 1933.


[Закрыть] на немецком, а через три года – монография «Карл Маркс: Человек и борец» на английском языке, написанная совместно с тем же немецким коллегой[370]370
  Nicolaevsky B.I., Maenhen-Helfen O. Karl Marx: Man and Fighter. London: Penguin books, 1936; Ibid. Philadelphia, 1936. В соответствующих переводах книга была опубликована также во Франции, Италии, Голландии, Швеции, Чехословакии и других странах.


[Закрыть].

Книга о Марксе и его супруге выпущена в Германии в 1933 г., уже тогда, когда Гитлер пришел к власти, и, по воспоминаниям автора, была резко сокращена и издана в спешке, так как уже начались конфискации и аресты[371]371
  Nicolaevsky B.I. Who Is Distorting History? (Voprosy Istorii and Karl Marx in 1948–1949) // Proceedings of the American Philosophical Society. Vol. 105. # 2. P. 213.


[Закрыть]. Судя по содержанию этих работ, написанных в соавторстве, основную разыскную и аналитическую функцию выполнил Николаевский. Иногда он оговаривался даже, называя книгу о Марксе лично своей работой. Представляется, что усилия соавтора свелись главным образом к оформлению немецкого текста, имея в виду, что Николаевский не владел языком в той степени, чтобы представить на нем свой литературный труд.

Особое внимание в работе уделялось раннему Марксу, формированию его коммунистических взглядов, созданию Союза коммунистов, внутренней борьбе между различными фракциями, роспуску этой организации по требованию самого Маркса в 1848 г., неудачной попытке ее восстановления и новому роспуску. Иначе говоря, Маркс был показан как живой, развивавшийся политический деятель, отчаянный фракционер, готовый использовать чуть ли не любые доступные ему средства для достижения поставленных целей.

Для доказательства выдвигаемых положений привлекались находки в Прусском земельном архиве, комплекты «Новой Рейнской газеты», выходившей в 1848–1849 гг., и многие другие первоисточники. Имея в виду крайнюю скудность материалов о молодом Марксе и по истории Союза коммунистов, исключительную ценность имели обнаруженные Николаевским в фондах прусской полиции показания арестованного члена этой организации Рёзера, оказавшегося в полицейских сетях и ставшего предателем. Тонкий анализ позволил установить, что сведения Рёзера носили правдивый характер и давали возможность уточнить многие принципиальные факты и детали истории Союза коммунистов.

В германской научной прессе Николаевский опубликовал несколько документов, в частности обнаруженный им ранее неизвестный документ Маркса (1881 г.) с рассуждениями по поводу пролетарской революции и возможных условий ее осуществления[372]372
  Nikolaevski В. Karl Marx über prolerarische Revolution // Die Geschichte. 1931. № 7. Z. 40–47.


[Закрыть]. Постепенно Николаевский расширял свой поиск, все более концентрируя внимание на материалах истории российского революционного движения. Он разыскал архив М.А. Бакунина, письма деятелей группы «Освобождение труда» Г.В. Плеханова и В.И. Засулич и даже частично архив полицейского агента Е.Ф. Азефа за 1908–1918 гг. Николаевский не только участвовал в составлении собрания сочинений Плеханова, которое публиковалось в Москве, но и написал комментарии для нескольких томов. Именно им в первую очередь (правда, в сотрудничестве с несколькими коллегами по берлинской эмиграции) в 1923 г. было основано издательство «Русский революционный архив».

Планы были весьма обширными. 10 ноября 1923 г. Борис Иванович писал Н.С. Ангарскому, что в первый том намечаемых им «Материалов по истории революционного движения в России» должны войти письма П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова за 1901–1916 гг., второй том предполагалось начать с неизвестного письма К. Маркса группе «Освобождение труда», а также поместить в него письма П.Б. Аксельрода, П.Л. Лаврова, членов группы Д. Благоева за 80–90-е годы XIX в. Николаевский предупреждал, что «редакция имеет в виду в интересах научно-исторических печатать все письма полностью, ограничив необходимые сокращения, диктуемые соображениями личного характера, безусловно необходимым минимумом. Все издание будет носить строго исторический характер, в таком духе предполагается предисловие и комментарии»[373]373
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 1. Л. 1.


[Закрыть].

Не все планы были реализованы. Тем не менее издательством была опубликована важная документация П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова[374]374
  Из архива П.Б. Аксельрода (1881–1896); Письма П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова (1901–1916).


[Закрыть], а несколько фундаментальных документальных изданий под редакцией Николаевского и с его справочным аппаратом увидели свет в Москве[375]375
  Переписка Г.В. Плеханова и П.Б. Аксельрода. Т. 1–2; Доклады социал-демократических комитетов Второму съезду РСДРП.


[Закрыть]. Из этих публикаций особо интересной и важной для характеристики зарождения и развития российской социал-демократии, для воссоздания политического и морального облика ее основателей стала переписка Плеханова и Аксельрода. Помимо двусторонней переписки в издание вошли некоторые наиболее важные письма, адресованные третьим лицам, а также забытые и неизданные ранее статьи. Николаевский подробно комментировал каждый документ. Порой его примечания, основанные на первоисточниках, являлись, по существу дела, микроскопическими исследованиями. Не всегда при этом обходилось без ошибок или неточностей. В тех случаях, однако, когда таковые удавалось обнаружить, на них позже обращалось внимание самим комментатором, что свидетельствовало о неуклонно соблюдавшейся научной добросовестности даже тогда, когда могло показаться, что издатель и комментатор проявил недостаточное знание предмета или торопливость. Личные моменты в таких случаях решительно отбрасывались в сторону. Во втором томе, например, было помещено сообщение от редакции о допущенном в томе первом ошибочном утверждении, будто народник Коберман позже стал агентом полиции. «Это указание не имеет под собой никакого основания, основано на ошибочной информации и совершенно неверно по существу», – писал Николаевский. Редакция выражала сожаление об ошибке и приносила извинения родным и близким покойного Кобермана[376]376
  Там же. Т. 1. С. 33; Т. 2. С. 289.


[Закрыть].

Двухтомник переписки Плеханова и Аксельрода был первым крупным документальным изданием, подготовленным Николаевским. В редакцию, правда, входили также П.А. Берлин и B.C. Войтинский, но их участие ограничилось консультативными функциями – вся практическая работа была выполнена Борисом Ивановичем, проявившим качества зрелого историка – источниковеда и археографа. С Аксельродом связи были установлены сразу же после приезда Николаевского в Берлин. 13 марта 1923 г. совместно с Даном и Абрамовичем Николаевский послал Аксельроду теплое приветственное письмо по случаю 25-летия провозглашения создания РСДРП, как «славному участнику незабвенного триумвирата» (вместе с Г.В. Плехановым и В.И. Засулич)[377]377
  Меньшевики в 1922–1924 гг. С. 388–389.


[Закрыть].

Общаясь с Павлом Борисовичем, Николаевский учился у него четкости в определении понятий средства и цели, пониманию того, что социалистическая цель не может быть достигнута неправедными методами. Этот вопрос стал особенно актуальным, когда по директиве из Кремля Коминтерн и его партии в 1922 г. стали применять тактику единого фронта с социал-демократами, стремясь внести разложение в их ряды и при помощи демагогии привлечь на свою сторону часть рядовых приверженцев социалистических партий. «Как можно не понимать, – говорил Аксельрод, – что люди, которые, подобно большевикам, годами применяют такие средства, не могут иметь ту же цель, что и мы? Пусть они произносят те же самые слова, – но разве не ясно, что содержание в них они вкладывают иное? Их «социализм» совсем не то, что социализм наш. Именно в этом основа всех расхождений»[378]378
  Николаевский Б. Что такое социализм // Социалистический вестник. 1942. № 9-10. С. 121.


[Закрыть].

О тяжелобольном, жившем в весьма стесненных материальных условиях Аксельроде Николаевский заботился буквально по-сыновьи. Он организовывал сборы средств в помощь Павлу Борисовичу, причем выдавал их за гонорары, присылаемые якобы из России. Гонорары Аксельроду за публикации Москва действительно выплачивала, но крайне неаккуратно. «Часто встречаясь с П.Б. Аксельродом, – писал по этому поводу в ИМЭ Николаевский, – я не мог не заметить, как волнуется он при всякой задержке в получении денег… Он сейчас очень и очень плох, почти все время лежит в постели, и малейшая неосторожность выводит его из себя. Кроме того, при его бюджете подобные задержки весьма чувствительны и в материальном отношении»[379]379
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 6. Л. 4.


[Закрыть].

С ИМЭ происходил серьезный торг из-за гонораров, предназначавшихся Аксельроду за его публикации. Сильной стороной Николаевского в этих не очень приятных для него переговорах было то, что он никогда, ни при каких обстоятельствах не просил повысить оплату его собственного труда в качестве зарубежного сотрудника ИМЭ и автора статей и редактора документальных сборников. Интересы же Павла Борисовича и других он защищал всеми силами, подчас ссылаясь на недовольство, которое ему приходилось выслушивать от авторов:

«Все сроки расплаты давно прошли, и не можете не понимать, какие упреки мне приходится слышать со стороны лиц, рассчитывающих на получение заработанных ими денег»[380]380
  Там же. Ед. хр. 11. Л. 12.


[Закрыть].

Жизненному и политическому пути Аксельрода Николаевский посвятил содержательные статьи, в которых этот деятель оценивался не только как один из первых российских марксистов – теоретиков и практиков, но и как виднейший представитель старой плеяды русских социалистов-западников[381]381
  Н-ский Б. П.Б. Аксельрод. (Основные черты политической биографии) // Социалистический вестник. 1925. № 15–16. С. 3–10; Его же. Жизненный путь П.Б. Аксельрода // Социалистический вестник. 1928. № 7–8. С. 16–17.


[Закрыть]. Когда в 1925 г. Аксельроду исполнилось 75 лет, «Социалистический вестник» посвятил этому событию специальный номер, правда содержание помещенных там статей в целом противоречило вглядам юбиляра. «Вестник» большевистскую революцию без каких-либо оговорок называл «великим историческим явлением». Дан противился созданию общей с правыми меньшевиками комиссии для проведения чествования Аксельрода. И только по настоянию Николаевского такая комиссия была создана. Одобряя активность Николаевского, Войтинский писал 16 июня 1925 г. Церетели: «Одним словом, вопрос поставили – если не по-товарищески, то по-приличному»[382]382
  Ненароков А.П. В поисках жанра. Кн. 2. С. 122.


[Закрыть].

Продолжая поддерживать связь с еще одним из первых русских социалистов – А.Н. Потресовым, – Николаевский во время своей поездки в 1928 г. в Париж обнаружил в его документации тетради с подробными протокольными записями заседаний II съезда РСДРП 1903 г.[383]383
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 1. Л. 31.


[Закрыть], что позволило осуществить в Москве издание материалов этого фактически учредительного съезда, правда без упоминания, чьи именно розыски дали возможность тому увидеть свет[384]384
  Второй съезд РСДРП. Июль – август 1903 г. М.: Партиздат, 1932.


[Закрыть]. Помимо этого была проведена большая работа по комплектации сборника докладов местных организаций, представленных на п съезд. Верный своей научной добросовестности, Николаевский затребовал из Москвы примерно полтора десятка изданий местных Истпартов (по Владимирской и Костромской губерниям, Иваново-Вознесенскому району, Ростову-на-Дону и пр.), которые ему были необходимы для составления развернутых фактических примечаний[385]385
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 1. Л. 27.


[Закрыть].

20 мая 1928 г. был подписан договор с Ангарским, согласно которому Николаевский не позднее 1 августа обязался представить сборник с предисловием и комментариями. Том должен был выйти в Госиздате, но без фирмы Истпарта, к чему первоначально стремились московские организаторы издания[386]386
  Там же. Ед. хр. 15. Л. 5.


[Закрыть]. В конце концов, обеими сторонами было признано, что отсутствие такого грифа справедливо для публикации, подготовленной эмигрантом. Надо сказать, что Николаевский с удовольствием работал над этим сборником. Он с полным основанием полагал, что объективная картина состояния местных организаций важна для характеристики социал-демократического движения и борьбы течений в формировавшейся подпольной партии. «Сейчас сижу целые дни за работой, – писал он И.Г. Церетели, – сборник для А[нгарского] все же надо кончить, а он у меня вырастает далеко за книжные рамки»[387]387
  Из архива Б.И. Николаевского: Переписка с И.Г. Церетели. Вып. 1. С. 271. Сборник вышел позже. Это было последнее самостоятельное издание, выполненное Николаевским по заказу Москвы: «Доклады социал-демократических комитетов II съезду РСДРП. Комментарий Б.И. Николаевского». М.: Госиздат, 1930.


[Закрыть].

У одного из эмигрантов удалось обнаружить небольшую библиотеку книг, принадлежавших Ленину во время сибирской ссылки, причем в части изданий были пометки Ленина, связанные с подготовкой им книги «Развитие капитализма в России». Эту библиотеку удалось приобрести и переправить в Москву[388]388
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 35. Л. 41, 75.


[Закрыть]. Обычно посылки отправлялись непосредственно по германской почтовой службе, но для наиболее важных материалов продолжала использоваться советская дипломатическая почта[389]389
  Там же. Л. 13.


[Закрыть], хотя, надо сказать, Николаевский стремился избегать общения с официальными представителями СССР. Предусмотренные служебными обязанностями материалы отправлялись в Москву, но их копии оставлялись в личном архиве, что было согласовано с Рязановым. Находки, не входившие в прямую компетенцию ИМЭ, Николаевский хранил у себя.

По своей инициативе Николаевский установил контакт с Карлом Каутским, одним из руководителей Социал-демократической партии Германии, в прошлом лидером ее центристского крыла. Позже, по словам Ленина и Троцкого, Каутский стал «ренегатом», ибо осудил большевистский террор. Николаевского в первую очередь интересовали связи Каутского с основными течениями российской социал-демократии после революции 1905–1907 гг. и роль Каутского как одного из хранителей финансов российской социал-демократии после так называемого «долгого пленума» ЦК РСДРП в январе 1910 г. Каутский был хранителем средств вместе с Ф. Мерингом и К. Цеткин, причем не сумел разобраться в нечестной игре Ленина, всеми правдами и неправдами пытавшегося заполучить деньги для своей фракции. Во время финансового конфликта социал-демократов с Лениным Каутский, наоборот, обрушился на Мартова, разоблачившего эти неприглядные действия Ленина в брошюре 1911 г. «Спасители или упразднители?».

Видимо, уже тогда Николаевский задумал написать специальную работу о внутренних конфликтах в РСДРП того периода, чем он действительно занялся в последние годы жизни, хотя и не довел своего замысла до конца. Пока же, в далеком 1911 г., Каутский Мартову не поверил. «Поверить разоблачениям последнего было психологически тем труднее, чем более тяжкими были обвинения… В поведении Ленина были налицо все элементы именно такой большой подлости», – писал Николаевский через десятилетия. В разговоре с Николаевским Каутский, которому шел восьмой десяток, сокрушался, считая свои тогдашние отрицательные отзывы о Мартове одной из самых тягостных допущенных им ошибок. При этом, правда, он подробно объяснял, что поверить Мартову он тогда просто не мог, поскольку для того, чтобы правильно понять Ленина и убедиться в обоснованности тогдашних обвинений Мартова, необходим был опыт 1917 г. и последующего периода[390]390
  Социалистический вестник. 1958. № 6. С. 127.


[Закрыть].

Естественно, записи разговоров с Каутским были сохранены и позже использованы[391]391
  NC, box 44, folders 1–3; box 693, folders 6, 28.


[Закрыть], тем более что Николаевский вел оживленную переписку и с супругой Каутского Луизой, неизменно передавая приветы «Карлу Ивановичу», как он на русский манер называл ветерана германского социал-демократического движения[392]392
  См, например: ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 15. Л. 1.


[Закрыть].

Историка весьма интересовала деятельность представителей РСДРП во II Интернационале и в целом связи российских социалистов с этим международным объединением. По нескольким каналам стало известно, что архив Интернационала находился в Брюсселе и им заведовал бывший секретарь Международного социалистического бюро Камиль Гюйсманс. Попытки установить связь с Гюйсмансом на предмет использования документов не увенчались успехом. Борис, однако, был обрадован, когда в 1928 г. узнал, что ведутся переговоры о передаче этих ценных бумаг в Цюрих, в распоряжение генерального секретаря Социалистического рабочего интернационала Фрица Адлера. Тотчас была предпринята поездка в Швейцарию. Во время беседы Адлер был очень осторожен – он учитывал, что Николаевский является официальным сотрудником советского учреждения. Тем не менее они договорились, что архив не только можно будет использовать, но при определенных условиях документы архива можно будет публиковать в СССР.

Николаевский писал Ангарскому, что на публикацию документов этого архива можно будет рассчитывать лишь в том случае, если она «будет иметь характер строго объективного собирания исторического материала», и что материал вряд ли предоставят «без гарантии того, что тут же, при напечатании, он не будет сопровождаться комментариями, враждебно направленными против каких-либо партий [и] отдельных лиц, входящих во II Интернационал». Не без внутреннего удовлетворения Борис Иванович сообщал Ангарскому, что выход может быть найден в том, чтобы издание документов было предложено какой-нибудь заграничной организации. При этом Адлер склонялся к тому, чтобы практическую работу осуществлял сам Николаевский, так как ему за границей доверяли больше, чем советским сотрудникам[393]393
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 1. Л. 40.


[Закрыть]. Естественно, и все эти документы в копиях оставались у Николаевского.

Летом 1928 г. почти случайно (хотя в подобных ситуациях случайность всегда бывает весьма относительной и является результатом напряженного и целенаправленного поиска по заранее намеченным и вычисленным маршрутам) в руках Николаевского оказались архивы Григория Алексеевича Алексинского (1879–1967) – первоначально большевика, депутата II Государственной думы, с 1909 г. – одного из руководителей социал-демократической группы «Вперед», а с 1914 г. – социал-патриота, пребывавшего с 1919 г. в эмиграции и отошедшего от политической деятельности. Получение этих материалов было для Николаевского большой удачей, так как среди бумаг оказались не только программные и делопроизводственные материалы самой группы «Вперед», но также письма М. Горького, A.B. Луначарского, Д.З. Мануильского, Л.Д. Троцкого, A.A. Богданова, Г.В. Чичерина. В коллекции находились и весьма секретные материалы о попытках размена денег, полученных большевиками в результате ограбления (экспроприации) на Эриваньской площади в Тифлисе летом 1907 г. при предполагаемом участии Сталина. Москва решила не приобретать этот архив, и Николаевский купил его за свой счет[394]394
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 32. Л. 118.


[Закрыть]. Что касается Сталина, то, возможно, это были первые материалы, заставившие Николаевского задуматься о месте Сталина в большевистских структурах на Кавказе и о его взаимоотношениях с кавказскими грабителями-экспроприаторами.

О характере этих размышлений отчасти свидетельствует переписка в 1927 г. с писателем М. Алдановым. Алданов, готовивший о Сталине небольшую работу популярно-беллетристического характера, просил Бориса Ивановича высказать свое мнение о роли Кобы в тифлисском эксе (писатель приводил даже версию о том, что Сталин будто бы сам бросал бомбы!). В частности, Алданова интересовало, когда и при каких обстоятельствах был арестован в Берлине непосредственный руководитель этой акции С.А. Тер-Петросян (Камо) и в каких еще экспроприациях участвовал Сталин[395]395
  Там же. Ед. хр. 29. Л. 1.


[Закрыть].

В ответе, датированном 3 октября 1927 г., Николаевский честно признавался, что располагает минимальными документами по этому эпизоду. Он считал, что Сталин не принимал непосредственного участия в тифлисском эксе, так как «занимал тогда слишком высокое место в партийной иерархии, чтобы его пустили на такую работу». В то же время, на основании той документации, которую Николаевский сумел собрать, он приходил к выводу, что грабительские действия Камо и других экспроприаторов совершались с прямого благословения Ленина, причем к Камо и другим бандитам, казавшимся Ленину наиболее надежными, «он относился с особенной мягкостью и вниманием». По данным Николаевского, «верховное руководство организационной стороной эксов находилось в руках Красина». Возвращаясь же к Сталину, Борис Иванович высказывал мнение, что он уже в те годы был человеком с большой волей, «очень неглупым, хорошо разбирающимся в людях и умеющим их себе подчинить, играя преимущественно не на хороших сторонах характера»[396]396
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 29. Л. 3–4.


[Закрыть].

Так формировался, а затем все более расширялся личный архив ученого. Все новые и новые его материалы публиковались в таких советских журналах, как «Летопись марксизма» и «Каторга и ссылка», а также в западноевропейских изданиях. Правда, между Николаевским и советскими научно-идеологическими учреждениями, журналами и издательствами складывались весьма непростые взаимоотношения. В первые годы его сотрудничества с ИМЭ не только руководитель института Рязанов, но и другие сотрудники, получавшие иногда возможность командировок в Берлин, встречались с ним, причем общение подчас носило не только официальный характер. В один из приездов Рязанова Николаевский достал ему у автора только что вышедший роман Бориса Гуля «Генерал Бо» (об Азефе), который Рязанов хотел прочитать в дороге[397]397
  Гуль Б. Я унес Россию. T. I. С. 307.


[Закрыть]. Летом 1925 г. руководившая одним из кабинетов ИМЭ писательница и публицист П.С. Виноградская, ехавшая в Германию, согласилась передать Борису Ивановичу от его матери банку варенья и самотканое деревенское полотенце, в свое время подаренное отцу прихожанами. Мать вышила на нем инициалы сына, и Николаевский, по свидетельству Гуля, хранил его потом как минимум до конца 1930-х годов. Впрочем, весьма осторожная Виноградская на обратном пути письмо Николаевского матери с перечнем просьб, которые тот просил выполнить, уже не повезла, а выкинула его по дороге и даже не пересказала затем Евдокии Павловне содержания, сказав, что «забыла его»[398]398
  Николаевская Е. Жизнь не имеет жалости. С. 104, 137.


[Закрыть].

Как видно из сохранившейся документации Николаевского, письма из ИМЭ следовали одно за другим, часто с интервалами всего лишь в несколько дней. Обычно из Москвы писали на немецком языке, видимо, для того, чтобы Николаевский мог без перевода показывать эти письма своим немецким коллегам. Не исключено, что это делалось и по цензурным соображениям. В каждом таком письме было обычно по нескольку, до десятка и больше, поручений. Так, в январе – феврале 1925 г. Рязанов и его сотрудники просили сфотографировать ряд статей П.Б. Аксельрода; навести справки, было ли выпущено 4-е русское издание работы Энгельса «Развитие научного социализма» с предисловием Плеханова (если найдет – сфотографировать предисловие и все изменения по сравнению с третьим изданием); сделать копии ряда документов В.И. Засулич; продолжить розыск писем Плеханова в архиве СДПГ; разыскать и прислать письма российских деятелей Марксу и Энгельсу[399]399
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 13. Л. 3, 13, 28, 38.


[Закрыть].

На Николаевского сыпались все новые и новые задания, причем, если сравнить сохранившиеся в архиве годовые комплекты «входящей» корреспонденции, то она вплоть до 1928 г. непрерывно возрастала. Рязанов эксплуатировал Николаевского нещадно. Берлинский представитель ИМЭ отрабатывал свою небольшую зарплату самым напряженным трудом, но надо признать, что в целом требования были деловыми и квалифицированными и сам Борис Иванович их с удовольствием и старанием выполнял.

Его работа, бесспорно, ценилась и была востребована. «Приносим Вам большую благодарность за Ваше чрезвычайно ценное для нас содействие в получении оригиналов рукописей В.И. Засулич», – говорилось в письме от 16 февраля 1925 г.[400]400
  Там же. Л. 33.


[Закрыть] В ноябре 1925 г. институт просил разыскать брошюру, в которой были опубликованы протоколы Международного социалистического бюро за ноябрь 1906 г., так как там было помещено выступление Плеханова:

«Просим Вас купить эту брошюру и выслать нам по возможности скорее. Если же купить брошюру затруднительно, то будьте добры поручить списать выступления Плеханова. Экземпляр брошюры, вероятно, имеется в библиотеке с[оциал]-д[емократов]»[401]401
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 13. Л. 93.


[Закрыть].

Но кому мог Николаевский «поручить» копирование, кроме как самому себе? Рязанов не мог не знать этого, но тем не менее употреблял выражение «поручить», чтобы не поставить своего адресата в унизительное положение переписчика.

Бывали поручения весьма неопределенные, требовавшие большого поиска, не всегда завершавшегося успехом. Так, в ноябре 1928 г. Николаевского попросили найти прокламацию «Чего следует добиваться портовым рабочим», причем ни автор прокламации, ни место и дата выпуска известны не были[402]402
  Там же. Ед. хр. 31. Л. 206.


[Закрыть]. Бывали просьбы личного характера. В апреле 1928 г. Рязанов сообщил, что в Берлин направляется в научную командировку директор Музея революции СССР С.И. Мицкевич, и просил оказать ему всяческую помощь и содействие[403]403
  Там же. Л. 87.


[Закрыть].

Весьма требовательный и даже придирчивый Рязанов высоко оценивал деятельность берлинского представителя ИМЭ. Часть информации об этом пришла к нам из показаний Рязанова, данных им карательным органам советской власти уже во время ссылки в 1932 г. Отвечая на обвинения в связях с меньшевистским контрреволюционером Николаевским, Рязанов отмечал, что тот был «деятельным сотрудником журнала «Каторга и ссылка», для которого написал ряд статей – еще в 1931 г., – где излагал со своей точки зрения историю РСДРП, печатал свои работы в Госиздате и был ответственным редактором изданной им переписки Плеханова с Аксельродом». Рязанов указывал, что только через Николаевского можно было использовать архив меньшевиков, коллекцию русской революционной литературы, находившуюся в Берлине, архив германской социал-демократии. Николаевский, подчеркивал Рязанов, «оставался нашей единственной связью с этим архивом. Все доставаемые им материалы он передавал в наше берлинское посольство, которое пересылало их с дипкурьерами[404]404
  Рязанов преувеличивал. Основную часть материалов Николаевский отправлял по почте. О дипкурьерах опытный Рязанов упомянул для того, чтобы максимально «легализовать» сотрудничество Николаевского с его институтом.


[Закрыть]. Еще осенью 1930 г. заграничный отдел ОГПУ обратился ко мне с наивной просьбой достать через Николаевского некоторые документы, относящиеся к современному периоду. Мне пришлось объяснить, что существуют два архива немецкой социал-демократии – один открытый для научно-исследовательской работы. И другой – политический, так же мало доступный для посторонних, как текущий архив любой политической партии».

Рязанов напомнил также, что только через Николаевского Институт Маркса – Энгельса получил доступ к архиву руководителя Социалистической партии Франции Жюля Геда и к архиву основателя германской социал-демократии Вильгельма Либкнехта. «Именно в качестве такого расторопного и добросовестного агента интересовал нас Николаевский. Лучше всего об этом свидетельствует огромная переписка с ним, которую вел мой главный помощник по иностранным делам Цобель»[405]405
  Исторический архив. 1995. № 2. С. 217–219. Э.И. Цобель – венгерский коммунист, являвшийся заместителем директора ИМЭ в 1922–1931 гг.


[Закрыть].

С журналами «Былое» (в котором он многократно публиковался до эмиграции) и «Каторга и ссылка» (где ранее появился только один его материал – о Бутырской тюрьме в декабре 1905 г.) Николаевский возобновил сотрудничество в 1924 г. Чаши весов теперь сместились – в «Былом» после эмиграции удалось поместить только два материала, а журнал «Каторга и ссылка» на семь лет стал основным периодическим печатным органом в СССР. В «Каторге и ссылке» появилось свыше 60 публикаций историка, в том числе около 30 статей и документальных публикаций (остальные представляли собой библиографические обзоры, рецензии на мемуары, исторические и библиографические труды, периодические издания, выпущенные за рубежом).

Помимо этого, под заголовком «Новое о прошлом в зарубежной русской печати» Николаевский публиковал ценную критическую информацию, свидетельствовавшую, что российская эмиграция продолжала осмысливать исторический опыт Советского Союза. Обращены были эти публикации в основном к интеллигенции и бывшим активным участникам революционного движения. Эти обзоры в то же время были показателем огромной общеисторической и источниковедческой эрудиции Николаевского и знания им литературы. Они носили аналитический характер, показывали степень важности рассматриваемых материалов для постижения исторических реалий.

Подчас обзоры были весьма объемистыми, в частности обзор, посвященный литературе о революции 1917 г.[406]406
  Б.Н. Новое о прошлом в зарубежной русской печати: К истории 1917 года // Каторга и ссылка. 1927. № 30. С. 215–241.


[Закрыть], что было естественно, ибо, как писал Николаевский, «в зарубежной исторической литературе наиболее обширны и богаты по содержанию те отделы, которые посвящены событиям периода войны и революции. Количество воспоминаний этих лет, если учесть все разбросанное по журналам и газетам, исчисляется, несомненно, в тысячах, причем многое из них представляет значительный интерес для историка»[407]407
  Там же. С. 215.


[Закрыть].

В статьях и документальных публикациях Николаевский опирался прежде всего на те материалы, которые в России и за ее пределами удалось собрать ему самому. Отметим наиболее важные для исторической науки и самые интересные.

Первая публикация, присланная из Берлина, была осторожно помещена под псевдонимом Б. Федоров. Сообщая в 1924 г. Церетели о своем сотрудничестве с советскими периодическими изданиями, Николаевский не был уверен, что его материалы будут напечатаны, «ибо – передали оттуда, что мое имя «одиозно»; согласен на псевдонимы»[408]408
  Из архива Б.И. Николаевского: Переписка с И.Г. Церетели. Вып. 1. С. 32.


[Закрыть]. В дальнейшем все же имя Николаевского стало появляться либо полностью, либо сокращенно, но вполне узнаваемо (например, Б. Н-ский), либо как инициалы. Публикации охватывали вторую половину XIX – начало XX в. В них был представлен широкий спектр идейных течений и различные этапы антиправительственных движений в России, начиная от деятельности А.И. Герцена и кончая II съездом РСДРП.

Герценовская тематика была представлена только одним небольшим документом – письмом левому депутату франкфуртского Национального собрания периода германской демократической революции 1848–1849 гг. Адольфу Колачаку, свидетельствовавшим о связях Герцена с участниками немецкой революции и с германскими издателями середины XIX в.[409]409
  Николаевский Б. Неизданное письмо А.И. Герцена // Каторга и ссылка. 1927. № 27. С. 116.


[Закрыть] Кроме этого, Николаевский тщательно работал над большой статьей о видном русском революционере М.А. Бакунине. Важной своей находкой Борис Иванович считал ранее неизвестную брошюру Бакунина о России середины XIX в., в которой тот выявлял свои «общиннофильские симпатии». «Большой победой на архивном фронте» называл он это свое приобретение[410]410
  Из архива Б.И. Николаевского: Переписка с И.Г. Церетели. Вып. 1. С. 108.


[Закрыть]. Он послал рукопись статьи на отзыв И.Г. Церетели, который ее высоко оценил. А в ИМЭ Николаевский писал 30 января 1928 г.:

«Статью о Бакунине я пришлю, как только закончу, – работа над ней тянется так долго потому, что эта область для меня совершенно нова, – история немецких отношений [18]48–49 гг., и беру я ее в плоскости, совершенно не разработанной нашими бакунистами»[411]411
  ГАРФ. Ф. 9217. On. 1. Ед. хр. 32. Л. 10.


[Закрыть].

В конце концов, статья была разделена на две части, соответственно посвященные связям Бакунина с германскими революционерами и оценке им ситуации в России во время европейских революций 1848–1849 гг.[412]412
  Николаевский Б.И. Бакунин эпохи его первой эмиграции в воспоминаниях немцев-современников // Каторга и ссылка. 1930. № 69–70; Его же. Взгляды М.А. Бакунина на положение дел в России в 1849 г. // Летопись марксизма. 1929. № 9–10.


[Закрыть]

Ряд публикаций посвящался народническому движению. Из них заслуживают быть отмеченными обнаруженные Николаевским уже в эмиграции в архиве одного из старых революционеров воспоминания о лидерах «Террористической фракции» «Народной воли», готовивших покушение на царя Александра III 1 марта 1887 г. и повешенных в Шлиссельбургской крепости (это был один из двух материалов, опубликованных в эти годы в «Былом»)[413]413
  Н-ский Б. Жертвы 1-го марта 1887 г. (Записка Н. Рудевича) // Былое. 1925. № 32. С. 196–201.


[Закрыть]. В предисловии доказывалось, что автором воспоминаний является соратник казненных H.A. Рудевич, что написаны они были вскоре после казни. Затем Николаевский давал краткие, но весьма содержательные мемуарные биографические справки о П.И. Андреюшкине, В.Д. Генералове, А.И. Ульянове, Р.Я. Шевыреве и B.C. Осипанове (инициалы двух последних обозначены не были; они, очевидно, не были тогда известны).

Николаевский представил на читательский суд восемнадцать сохранившихся и найденных им писем знаменитого русского анархиста П.А. Кропоткина одному из его соратников В.Н. Черкезову[414]414
  Николаевский Б. Письма П.А. Кропоткина В.Н. Черкезову // Каторга и ссылка. 1926. № 25. С. 7–28.


[Закрыть]. По словам публикатора, эти письма позволяли осветить работу «центрального литературно-теоретического штаба русского анархистского движения». Обратим внимание на то, что, сочтя эту коллекцию особо важной, редакция открыла ею номер журнала, несмотря на «одиозную» репутацию Николаевского. Поистине историографической находкой была предварявшая публикацию статья о самом Варлааме Николаевиче Черкезове, прошедшем долгий революционный путь анархокоммуниста, организатора Фонда вольной русской прессы в Великобритании в конце XIX в., возвратившегося в Россию в 1917 г., но вынужденного эмигрировать в 1921 г. и проведшего последние годы жизни в Лондоне.