Текст книги "Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой половины XX века"

Сам Аксельрод о письме не знал. Николаевский вспоминал, что Павел Борисович ознакомился с документом в его присутствии, и на лице его появилось выражение недоуменной растерянности. «Он почти клятвенно заверял, что никогда этого письма не видел и, как оно к нему попало, совершенно не понимает». Позже Аксельрод высказал предположение, что письмо оставила у Аксельрода Засулич. Но Николаевского такое объяснение не устроило, и он допрашивал Аксельрода на эту тему «почти с пристрастием».

По убеждению Николаевского, Плеханов не мог иметь отношения к сокрытию этого письма от публики. Он жил в это время в Париже, Засулич – в Женеве. Переписка между ними по этому вопросу отсутствует. Но главное, Плеханов в то время (1881 г.) не принадлежал к числу воинственных общиноборцев. На деле история была значительно проще, чем ее пытались представить в эсеровских кругах. Сам Маркс не предназначал письмо для опубликования, подчеркнув это в самом начале текста. Внося все эти уточнения, Николаевский в то же время оговаривался, что «в интересах социалистического движения нашей эпохи мы должны быть смелы и даже беспощадны в нашей критике прошлого. Но полезной для современности смелая и беспощадная критика прошлого будет лишь в том случае, если она будет основана на точном знании всех фактов и на правильном понимании всех особенностей прошлого. Меньше всего мы должны останавливаться перед критикой отдельных лиц… Но мы должны быть не только смелы и идти до конца в критике, мы должны быть и справедливы»[935]935
  Диалог. 1990. № 12. С. 83.


[Закрыть].

Гуверовский институт. Коллекция Николаевского

В 1963 г., чувствуя, что его работоспособность начинает падать и что необходимо позаботиться о надежной сохранности богатейшего документального фонда, которым он располагал, Николаевский договорился о продаже своего архива Гуверовскому институту при Стенфордском университете (г. Пало-Алто, Калифорния). Ранее Индианскому университету была продана часть библиотеки Николаевского, составлявшая свыше 10 тысяч книг и периодических изданий, в том числе выпускавшихся нелегально, включая комплекты «Колокола» А.И. Герцена, издания народнической организации «Черный передел» и пр.[936]936
  Indiana Library News Letter. 1966, # 4. P. 1–2.


[Закрыть]

Известный историк и журналист Луис Фишер, не раз посещавший Николаевского, вспоминал, что его квартира недалеко от Колумбийского университета в Нью-Йорке была заполнена «от пола до потолка плотно упакованными старыми и новыми советскими публикациями. То, что не помещалось на полках, располагалось на стульях, столах или на полу. Он мог, внезапно упомянув о каком-то событии, вскочить, несмотря на массивность своей фигуры, и, пробежав рукой по ряду томов, поколебавшись секунду, вытащить, например, памфлет, пожелтевший от своего возраста, опубликованный на русском языке в Женеве в 1887 г… или другую подобную такой же степени антикварную ценность, недоступную ни в каком другом месте»[937]937
  Fisher L. Rev. of Power and the Soviet Elite by B.I. Nicolaevsky. – New York Times Book Review. 1965. November 21.


[Закрыть].

Гуверовский институт был основан в 1919 г. деятелем Республиканской партии США, в будущем президентом страны, а в то время руководителем Американской администрации помощи (American Relief Administration – ARA) Гербертом Гувером. Цель, объявленная Гувером, состояла в собирании материалов, относящихся к Великой войне и ее последствиям. К началу XXI в. в Гуверовском институте хранилось около 50 миллионов документов, причем примерно четверть из них – на славянских языках[938]938
  Даниельсон E. Архивы русских эмигрантов в Гуверовском институте // Вестник архивиста. 2001. № 1. С. 202–211.


[Закрыть].

Сделка с Гуверовским институтом была реализована в конце 1963 г., и документальные фонды вместе с библиотекой были перевезены в Калифорнию. Вслед за архивом в начале следующего года Николаевский сам переехал в прекрасный город на Западном побережье США, заняв весьма своеобразную, специально созданную под него должность куратора коллекции Бориса Николаевского. Вместе с ним в Гуверовский институт отправилась Бургина. После его кончины она станет куратором коллекции и будет достойно, в соответствии с традицией покойного мужа, выполнять ответственные научные и организационные функции вплоть до своей смерти в 1982 г.[939]939
  Leadenham С.А. Guide to the Collections in the Hoover Institution Archives Relating to Imperial Russia, the Russian Revolutions and Civil War, and the First Emigration. Stanford, California: Hoover Institution Press, 1986. P. 42.


[Закрыть] Вначале супруги жили в съемной квартире в Пало-Алто по улице Хайторн, № 483, позже они купили дом в соседнем городке Менло-Парк (Виндзор-Драйв, № 1025).

Газета «Новое русское слово» проинформировала своих читателей о переезде Николаевского 7 февраля 1964 г.:

«Вчера покинул Нью-Йорк и переехал на постоянное жительство в Калифорнию историк и публицист Б.И. Николаевский, который передал свой архив в Гуверовский фонд университета и будет пожизненно им заведовать. Перед отъездом из Нью-Йорка состоялось дружеское чествование Б.И. Николаевского и уезжавшей вместе с ним его сотрудницы А.М. Бургиной».

При кажущейся незначительности происшедшего события для огромной и многообразной Америки на него прореагировала и англоязычная пресса. Одна из наиболее влиятельных газет – «Нью-Йорк тайме» – опубликовала статью под заголовком «Гуверовский институт получает русские документы»[940]940
  The New York Times, December 22, 1963.


[Закрыть]. Здесь сообщалось о прибытии в Пало-Алто коллекции Николаевского – 15 тонн материалов и о том, что руководить этой коллекцией будет сам Николаевский вместе с Бургиной. Директор института доктор В. Гленн Кэмпбел сообщил, что часть гранта на закупку материалов была получена от фонда Макса Флейшмана из штата Невада. Николаевский, по словам директора, «решил принять предложение Гуверовского института, которое поступило в числе многих других, с тем чтобы наилучшие материалы по истории русского революционного движения могли находиться под одной крышей» (он имел в виду уже имевшиеся в этом институте многочисленные российские коллекции документов).

Библиотека (та ее часть, которая не отправилась в Индианский университет), содержавшая несколько тысяч книг, в том числе редчайшие издания второй половины XIX – начала XX в., вошла в богатый книжный фонд библиотеки Гуверовского института. Документальная коллекция, в свою очередь, была классифицирована в соответствии с нормами Гуверовского института и особенностями самого материала, а затем предоставлена для использования исследователям.

Коллекция была разделена на 280 подгрупп или серий. Большинство из них были организованы на основе принципа фондообразования, то есть состояли из документов, прямыми или косвенными образователями которых являлись определенные организации или лица. Почти для каждой из этих серий (в российском архивоведении принят термин «фонд») Николаевский успел составить подробную аннотацию с характеристикой организации (лица), категорий сохранившихся документов, истории их поступления в коллекцию, источниковедческого значения группы в целом и наиболее важных ее материалов.

В качестве примера документов крупных организаций приведем серию, содержащую материалы РСДРП. Она содержит 53 коробки, в которых хранятся протоколы партийных съездов и конференций, прокламации и листовки, подпольные брошюры, переписка социал-демократических деятелей, материалы национальных социалистических организаций, в частности Социал-демократии Королевства Польского и Литвы, Латвийской социал-демократии и еврейской организации Бунд. Помимо собственно российских документов в серии имеются обширные материалы эмигрантских меньшевистских организаций, как до, так и после 1917 г.

Другие серии коллекции включают документы эсеровских организаций и их предшественников, в частности партии «Народная воля», материалы несоциалистических русских эмигрантских организаций, в том числе Народнотрудового союза и журнала «Последние новости». В числе других групповых материалов для исследователей важны документы российских полицейских органов и организаций, антибольшевистских правительственных и административных учреждений на территории России периода Гражданской войны, редакций различных газет и журналов.

Имеются и группы документов нероссийских политических организаций, из которых наиболее значительная посвящена Социал-демократической партии Германии с конца XIX в. до 1922 г.

Значительную часть коллекции составляют личные серии. Среди них можно встретить ценнейшую документацию народников и анархистов В.Н. Фигнер, П.Л. Лаврова[941]941
  Коллекция писем П.Л. Лаврова, а также народника Г.А. Лопатина, первого переводчика «Капитала» Маркса на русский язык, хранится и в Отделе рукописей Библиотеки конгресса США (Library of Congress, Manuscript Division, Boris Nicolaevsky Collection). Здесь представлены обширные данные о народническом движении 70–80-х годов, о литературной деятельности русских революционеров, их связях с западными общественными деятелями К. Марксом, В. Либкнехтом, Э. Реклю, Ж. Клемансо и др., о международных отношениях, в частности о восточном вопросе и Русско-турецкой войне 1877–1878 гг.


[Закрыть], П.А. Кропоткина, М.А. Бакунина, либеральных демократов и «легальных марксистов» П.Б. Струве, Е.Д. Кусковой, С.Н. Прокоповича, социал-демократических деятелей Г.В. Плеханова, П.Б. Аксельрода, Ю.О. Мартова, Г.В. Чичерина, В.И. Ленина и ряда других весьма известных в российской истории лиц. Более того, Николаевскому удалось собрать первичную документацию, в частности письма писателей М. Горького, Л. Андреева, И. Бунина, Н. Берберовой, а также некоторых зарубежных деятелей, в том числе Фридриха Энгельса (в дополнение к тем документам Маркса и Энгельса, которые были в 20-х годах пересланы в СССР), лидеров французских социалистов Жюля Геда и Поля Лафарга, русско-итальянской коммунистической, а затем социалистической деятельницы Анжелики Балабановой.

Особняком стоит обширная серия (76 коробок), содержащая документы Л.Д. Троцкого и его сына Л.Л. Седова, главным образом по периоду после изгнания Троцкого из СССР в 1929 г., но отчасти и времени его работы по руководству объединенной антисталинской оппозицией и ссылки в Алма-Ату (1928–1929). Здесь можно обнаружить ценнейшие сведения, прежде всего из переписки Троцкого и его сына как друг с другом, так и с третьими лицами, рукописи книг и статей лидера большевистской оппозиции, материалы, свидетельствующие о связях Троцкого и Седова с единомышленниками и другими людьми в разных странах, о распространении журнала «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)» и т. д.

Такие, казалось бы, малозначащие на первый взгляд вещи, как адресные и телефонные книги, встречающиеся в серии, подчас проливают свет на ранее совершенно неизвестные деловые и личные связи. В этом смысле историк подобен следователю, который во время обыска хватается за записную книжку с телефонами и адресами с особым рвением.

Между прочим, столь значительный объем этой части коллекции сам по себе свидетельствует о том, что грабителям из НКВД в 1936 г. удалось похитить у Николаевского только очень малую часть документов, в которых был столь заинтересован Кремль. Документация Троцкого и Седова в архиве и путеводителе по коллекции Николаевского была особенно тщательно систематизирована и описана Михаилом Якобсоном с участием видного французского историка, автора ряда исследований о Троцком и редактора журнала Cahiers Leon Trotsky («Тетради Льва Троцкого») профессора Пьера Бруэ и видного специалиста в области социальной психологии профессора Жана ван Хейженоорта (Эйженоорта), который когда-то был секретарем Троцкого в годы эмиграции, а через много лет после этого осуществил систематизацию и детальное описание архивного фонда Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета[942]942
  Документации Троцкого в коллекции Николаевского, ее значению для исторической науки посвятили интересную статью Дэйл Рид и Михаил Якобсон (Reed D., Jakobson М. Trotsky Papers at the Hoover Institution: One Chapter of an Archival Mystery Story // American Historical Review, April 1987. P. 363–375).


[Закрыть].

Сказанным коллекция Николаевского не исчерпывается. Часть ее сгруппирована не по принципу фондообразователя, а на основе тех событий, которым они посвящены (в российском архивоведении такого рода собрания называют тематическими коллекциями). Важная их особенность в данном случае состоит в том, что они в наибольшей степени представляют собой творческую лабораторию ученого, отражая те проблемы и сюжеты, которыми Николаевский занимался с исследовательской целью, независимо от того, были ли опубликованы соответствующие работы или документальные сборники или нет. Иначе говоря, эти источники важны не только для исследования определенных событий, фактов, исторических явлений, но и представляют собой первостепенной важности материалы для изучения биографии ученого.

Среди документации этих подгрупп – материалы Маркса-Энгельса и международного социалистического движения их времени, документы, связанные с фабрикацией и разоблачением фальшивки «Протоколы сионских мудрецов», материалы по истории русского масонства, тайных служб и политической полиции в царской России и в СССР, документы и воспоминания, связанные с историей тюремного режима, концентрационных лагерей и принудительного труда заключенных как при Ленине, так и при Сталине. Своеобразная группа материалов посвящена истории власовского движения в годы Второй мировой войны. Все это были документы, связанные с теми исследованиями, которые на протяжении многих лет проводил сам Николаевский. Наконец, коллекция включала немало аудиовизуальных источников и личную документацию Николаевского и Бургиной, в частности адресованную Борису Ивановичу корреспонденцию и копии его писем, рукописи и авторские экземпляры работ.

Документальный труд о российской социал-демократии

Именно в этой части коллекции находится незавершенное фундаментальное документальное произведение по истории российской социал-демократии в 1908–1912 гг. Николаевский предполагал продолжить комплектацию документов по этой проблеме для будущей многотомной публикации, но, к сожалению, не успел эту работу завершить. Расскажем коротко о содержании этой работы в надежде, что у читателей возникнет желание ознакомиться с нею полностью[943]943
  Фельштинский Ю.Г., Чернявский Г.И. В преддверии полного раскола: Противоречия и конфликты в российской социал-демократии 1908–1912 гг. Документы и материалы из коллекции Б.И. Николаевского и его творческой лаборатории – публикуется в журнале «Вопросы истории» (2010. № 6-12; 2011. № 1–3, 5-12; 2012. № 1–4).


[Закрыть].

По существу, работа над многотомником происходила на протяжении всей научной деятельности Николаевского, который скрупулезно, из года в год накоплял все большую массу документов о внутренней борьбе в РСДРП, о противоречиях и конфликтах в ней, о расколах и слияниях и, главное, о той поистине деструктивной роли, которую сыграла группа Ленина, неуклонно ведшего дело к образованию собственной, в основе своей экстремистской партии, до 1917 г. маскируемой названием РСДРП.

Насколько подробной планировалась публикация, свидетельствует отрывок, запланированный как одно из примечаний к группе документов. Приведем его, чтобы продемонстрировать серьезность проекта:

«В распоряжении редакции «Материалов» имеется небольшой пакет писем, заметок и других документов, большинство которых адресовано на имя Г.Е. Зиновьева (лично или в качестве «секретаря редакции Ц[ентрального] О[ргана]», каковым он тогда состоял), другие же написаны его собственным почерком. По датам и содержанию этих документов видно, что все они относятся к августу 1911 г. – месяцу, который Зиновьев провел в Лонжюмо, где тогда функционировала так называемая «партийная школа в Лонжюмо», организованная группой Ленина. Все эти документы сохранились вложенными в большой желтый конверт от заказного письма, адресованного на имя Monsieur Chatzky, Longjumeau (Seine et Oise), Grande rue 60. Как видно по почтовому штемпелю, письмо было отправлено 18 августа 1911 г. из Montreux, Швейцария, причем отправителем указан W. Feinstein, Waldegg-Beattenberg, Berner Oberland, Poste Restante.

В.Л. Файнштейн – это настоящее имя Лед ера (он же «Здислав», в «С[оциал]-д[емократе]» подписывался 3. Ледер), известного польского соц[иал]-д[емократа], который тогда проживал эмигрантом в Париже и в данный период входил в редакцию «Соц[иал]-д[емократа]» в качестве представителя польской с[оциал]-д[емократ]ии. 16 августа он уехал на отдых в Швейцарию, где и провел вторую половину августа.

Под именем (и по паспорту) Шацкого в парижской эмиграции тех лет проживал Г.Е. Зиновьев; Grande rue 60 был его личный адрес в Лонжюмо (Ленин жил в д. 91 по той же улице; школа помещалась в д. 17 по Grande rue).

Этот пакет сохранился в вещах одного старого эмигранта, который в 1909–[19]12 гг. был близок к парижским большевикам и, в частности, имел отношение к школе в Лонжюмо. По-видимому, у него случайно сохранился зачем-то переданный ему Зиновьевым пакет бумаг, который тот собрал за время пребывания в Лонжюмо и считал нужным сохранить. В 1936 г., после расстрела Зиновьева, пакет этот был передан Б.И. Николаевскому.

Редакция «Материалов» публикует эту небольшую группу документов почти полностью (за исключением писем родственников Зиновьева и его жены 3. Лилиной, а также заметок Зиновьева, являющихся набросками для его статей)»[944]944
  NC, box 548, folder 2.


[Закрыть].

Как раз в 1956 г. на недолгое время возобновилась переписка Николаевского с писателем М. Алдановым, который перед этим опубликовал роман «Самоубийство» – произведение сюжетно историческое и глубоко философское. Это была последняя крупная работа Алданова, в которой одним из главных действующих лиц был Ленин – воплощение фактора случайности в истории. Роль Ленина в Октябрьской революции представлялась Алданову решающей, без него не было бы переворота, Ленин один настоял на нем, один верил в успех, один этот успех обеспечил. О Ленине Алданов был мнения исключительно высокого, хотя личность большевистского вождя была ему глубоко чужда, даже враждебна. Он не терпел ленинского «фанатизма» (по крайней мере писатель считал Ленина фанатиком). Но в том, что именно фанатики изменяют ход истории, он не сомневался. Название романа допускало разные толкования. Самоубийством кончает его главный герой. Самоубийством, по общепринятой в то время версии, кончает богач Савва Морозов, всем пресыщенный и ничем не довольный. Наконец, самоубийством кончает в 1914 г. старая Европа.

Именно тогда, когда появился этот значительный роман, Алданов и обратился к Николаевскому с просьбой дать оценку романа с исторической точки зрения. Он писал 25 сентября 1956 г.: «Если будете читать мой роман, пожалуйста, отмечайте ошибки и неточности, которые, может быть, найдете. Только ВЫ и можете их найти». Попутно писатель интересовался мнением Николаевского об отношениях Ленина с Инессой Арманд, отмечал загадочность самоубийства миллионера, филантропа и финансиста большевиков Саввы Морозова.

Николаевский высказывал сомнение, что у Ленина был с Арманд «самый настоящий роман». Что же касается Морозова, то версию убийства (а не самоубийства), которая позже получила широкое хождение в литературе[945]945
  См.: Фельштинский Ю. Вожди в законе. М.: Терра – Книжный клуб, 1999. С. 3–27.


[Закрыть], он даже не рассматривал, полагая, что Морозова затравила его жена Зинаида – «красавица из работниц фабрики Морозова, но настоящая «змея» по характеру, которая вела войну против влияния революционеров на Морозова».

3 ноября, поздравляя Алданова с предстоящим 70-летием («знаю, что это совсем не такая приятная вещь получать поздравления со вступлением в восьмой десяток, и именно поэтому так не люблю подобные поздравления посылать, – но и переть против рожна не следует»), он тут же переходил на деловой тон, указывая на существование и деятельность фракционного Большевистского центра (руководимого тройкой в составе Ленина, Богданова и Красина) со своими денежными фондами, полученными главным образом преступными и мошенническими путями (ограбления, присвоение наследства). Именно эти сюжеты превалировали в первом разделе публикации, над которой работал Николаевский. Он писал Алданову:

«Еще более запутанна Лениным и его людьми история денежных отношений внутри «тройки». Несмотря на все раскопки, полностью ее мне выяснить не удалось до сих пор, хотя теперь я нашел много новых материалов. Мой вывод из раскопок: Ленин испугался международного скандала, кот[орый] возник в связи с арестами при попытках размена пятисотрублевок[946]946
  Речь шла о купюрах, захваченных большевистским боевиком Камо (Тер-Петросяном) во время налета на экипаж, перевозивший казенные деньги, на Эриваньской площади в Тифлисе в июне 1907 г. Переправленные за границу 500-рублевые купюры большевики пытались разменять одновременно в нескольких банках Европы и США, но их агенты были арестованы, так как номера купюр были сообщены российскими властями за границу и проверялись европейскими банками при попытках обмена русской валюты.


[Закрыть]; одновременно он увидел, что, будучи меньшинством в «тройке», он теряет руководящую роль в большевистской фракции, – поэтому он решил взорвать прежде всего «тройку», а затем и весь Больш[евистский] Центр. Философские споры[947]947
  Николаевский имел в виду выступления Ленина против философских «отклонений» Богданова и других большевистских интеллигентов, которые увенчались его малосодержательной, но полной ругательствами книгой «Материализм и эмпириокритицизм».


[Закрыть] были прикрытием»[948]948
  NC, box 471, folder 20; «Спасибо, что готовы поделиться сведениями»: Из переписки М.А. Алданова и Б.И. Николаевского. С. 67–75.


[Закрыть].

Небезынтересно отметить, и это весьма важно для оценки личности Николаевского, его характера, его отношения к людям, что он, не будучи особо высокого мнения о художественном даре Алданова, ценил в нем именно историка, с которым охотно делился информацией, хотя в 50-х годах значительно сдержаннее, чем десятилетиями ранее. Узнав о кончине писателя (25 февраля 1957 г.), Борис Иванович писал Н.В. Валентинову-Вольскому:

«Алданова крайне жалко. Не хочется высказывать свое мнение, но боюсь, что писателем-художником он был средним. В нем было больше историка. Он умел работать над материалом (и поэтому особенно жаль, что он завещал сжечь его записные книжки)»[949]949
  Ibid, box 508, folder 2.


[Закрыть].

Материалы незаконченного фундаментального труда Николаевского[950]950
  Хранятся в коллекции Б.И. Николаевского Архива Гуверовского института войны революции и мира (серия 252, коробки 542–548, в каждой коробке от 6 до 14 единиц хранения, всего 73 единицы хранения). Первый, в существенной части завершенный, раздел получил черновое название «Эпоха окончательного раскола старой РСДРП и оформление самостоятельной партии большевиков-ленинцев (1908–1912 гг.)».


[Закрыть] представляли собой лишь часть еще более значительного документального массива, который Николаевский назвал «Материалы по истории марксистского движения в России, 1908–1960 гг.». Для подготовки документальной публикации он воспользовался финансовой поддержкой американской Исследовательской программы по истории КПСС, учредители которой понимали, что обнародование первоисточников, связанных с внутренней борьбой в РСДРП, явится важным вкладом в объективное изучение истории российской социал-демократической и коммунистической партий, будет способствовать разрушению мифов и фальсификаций, насаждаемых коммунистическими историками.

Николаевским была проделана серьезная часть работы. Совместно с Бургиной он подобрал документы, хронологически доходившие до начала 1912 г., до Пражской конференции большевиков, которую они фиктивно объявили общепартийной конференцией, в основном завершившей раскол партии, точнее, откол от российской социал-демократической партии экстремистской группы Ленина, являвшейся тогда только одной из целого ряда мелких социал-демократических группировок. Собранные документы были разделены на шесть тематических частей, что наталкивает на предположение о шести запланированных томах[951]951
  Это предположение, в частности, высказал Мосли (Mosely P.E. Boris Nicolaevsky: The American Years. P. 37).


[Закрыть]. (Впрочем, не исключено, что Николаевский сам окончательно так и не определился в отношении разделения материала на тома и не понимал, сколько всего томов будет создано.) Заголовок первого раздела отсутствует, но из содержания источников его можно воссоздать, ибо здесь рассматривался вопрос о функционировании неуставного и раскольнического Большевистского центра.

Собственно говоря, в качестве названия раздела, скорее всего, должен был фигурировать заголовок обширного введения к нему, которое Николаевский озаглавил «К истории «Большевистского центра»[952]952
  См.: Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. С. 11–92.


[Закрыть]. Безусловно, намечалась подготовка подробных исследовательских введений и ко всем остальным частям публикации, однако осуществить эту важную и ответственную задачу Борис Иванович не успел. Более того, из текста введения к первому разделу видно, что он был оборван буквально на полуслове, что и его окончить Николаевскому не хватило времени[953]953
  Из всего текста публикации вытекает, что, проделав значительную часть работы, Николаевский не завершил задуманного. Об этом свидетельствует не только отсутствие последних разделов и введений к уже скомплектованным разделам материалов (повторяем, за исключением первого раздела), но и существенная разноголосица в подаче самих документов (наличие сводных перечней документов в одних разделах и отсутствие их в других, весьма существенные различия в характере примечаний и т. д.). Например, работая над примечаниями к шестому разделу, Николаевский так увлекся, что превратил одно из них в довольно большой мемуарный фрагмент, который, скорее всего, резко сократил бы и отредактировал при подготовке издания к печати (возможно, это примечание было бы опубликовано отдельной статьей).


[Закрыть].

В наименьшей степени, как это ни удивительно, оказался разработанным первый раздел. Причины этого следует, по нашему мнению, видеть в крайней сложности обнаружения документации, прямо свидетельствовавшей о функционировании Большевистского центра как такового. В основном документация раздела – это переписка, в значительной мере сутяжническая, убедительно доказывающая существование самого Большевистского центра[954]954
  До этого основным первичным материалом, подтверждавшим наличие БЦ, были протоколы заседаний расширенной редакции газеты «Пролетарий» (см.: Протоколы совещания расширенной редакции «Пролетария». Июнь 1909 г. М.: Партиздат, 1934).


[Закрыть], преступные источники его финансирования (в частности, эксы, или экспроприации, которые были решительно осуждены V съездом РСДРП в 1907 г., чему формально подчинился Ленин, но продолжал пользоваться награбленными средствами для финансирования своей группы и ее печатных органов).

Из документов следовало, что представители других социал-демократических групп не гнушались средствами, полученными в результате грабежей, и вступали в споры и конфликты друг с другом о праве на эти деньги. Такие умеренные социал-демократы, как Мартов, Мартынов и Аксельрод, осуждая большевистские эксы, в то же время активно участвовали в торге, добиваясь, чтобы средства были распределены между фракциями социал-демократии «по понятиям».

Второй раздел был назван «Вокруг «объединительного» пленума» ЦК, 1909–1910 гг.». В этом разделе речь шла о попытках сторонников объединения партии остановить внутрипартийные раздоры, добиться воссоздания единой РСДРП как политической силы, способной влиять на ситуацию в рабочем движении России и общественной жизни страны в целом. Собственно говоря, «долгий пленум» ЦК РСДРП в самом начале 1910 г. и был созван прежде всего для реального объединения фракций, дробление которых все более и более усиливалось.

Особое значение в этом разделе имеют письма Троцкого, который начал издавать в Вене газету «Правда» и стал инициатором образования в основном шедшей за ним венской партийной группы. Троцкий оказался наиболее инициативным и деятельным поборником воссоединения партии. Однако, выступая в качестве «нефракционного социал-демократа», Троцкий, как показывают материалы, фактически усилил раскол партии, прибавив к уже существовавшим группам свою собственную венскую группу «Правды», исповедовавшую его особую концепцию «перманентной революции».

Весьма характерны письма Троцкого Горькому, Алексинскому, инициативной группе по организации партийной школы на острове Капри (Италия), где проживал в это время Горький, являвшийся тогда страстным поборником создания школы как своего рода инструмента сплочения социал-демократов разных течений и групп. Троцкий не разделял радужных надежд Горького и предлагал, чтобы каприйская школа начала издавать газету. Себя он видел ее редактором. Было ясно, что Лев Давидович пытался таким образом сделать из своей фракционной газеты «Правда» общепартийную газету российской социал-демократии.

Рельефное представление о реальном положении дел в РСДРП, о борьбе течений, о взаимных претензиях, крайней подозрительности друг к другу и все большей фрагментарности групп и кружков дают письма лидеров меньшевизма: Мартынова, Мартова, Потресова, Дана, а также документы умеренных большевиков и членов группы «Вперед» (в нее вошли отколовшиеся от большевиков A.A. Богданов и Г.А. Алексинский). Наконец, крайне интересны бумаги ленинского крыла партии: заявления Ленина и лиц, входивших в его ближайшее окружение (прежде всего Г.Е. Зиновьева). Важное значение в этой группе материалов имеет переписка Мартова с Потресовым, которая не подтверждает мягкость Мартова (это мнение довольно часто высказывается в литературе). Наоборот, из писем Мартова и ответов Потресова следует, что они с негодованием, а порой и с плохо скрытым или откровенным презрением относились ко всем «инакомыслящим».

Весь комплекс документов этого раздела свидетельствует о тщетности усилий «объединительного пленума» 1910 г. добиться не то чтобы реального объединения социал-демократов в подлинно единую партию, а хотя бы смягчения разногласий и взаимных обвинений в самых смертных грехах. Российская социал-демократия оставалась формальным объединением, раздираемым конфликтами малых и мельчайших групп, лидеры которых полагали, что им, и только им принадлежит право определения окончательной истины. Неудивительно, что «долгий пленум» ни к каким реальным результатам не привел.

Следующий, третий раздел Николаевский озаглавил «Борьба за созыв общепартийной конференции. 1910–1911 гг.». Как и предыдущий раздел, он открывался материалом Троцкого – на этот раз статьей, опубликованной в центральном органе Социал-демократической партии Германии газете «Форвертс» от 28 августа 1910 г., в день начала работы международного социалистического конгресса (конгресса II Интернационала) в Копенгагене. Статья давала реальную оценку упадка российской социал-демократии, исходила из того, что возрождение движения может произойти только на подлинно объединительной партконференции с новыми руководителями во главе. Не высказывая этого прямо, Троцкий видел в качестве такого нового лидера себя.

В известной степени статья Троцкого оказалась сенсационной, ибо автор впервые позволил себе вынести сор из избы – рассказал о преступных уголовных делах большевистских агентов-экспроприаторов и пользующейся их услугами ленинской группе. По этой причине статья вызвала негодование различных кругов российской социал-демократии, прежде всего ленинской фракции, которые ополчились против Троцкого. Изначальное недовольство Ленина по поводу публикации со временем переросло в настоящую ненависть, породило для Троцкого известную ленинскую кличку «иудушка», а вместе с нею и десятки антитроцкистских статей и заметок с самыми разнообразными оскорбительными эпитетами. Эта нашумевшая в свое время статья Троцкого по-русски никогда издана не была. В советское время, став ближайшим помощником Ленина, а затем считая именно себя его достойным наследником, Троцкий строжайшим образом запрещал включать ее в свои сборники, в том числе и в начавшее выходить в середине 20-х годов, но не завершенное, многотомное собрание его сочинений.

Как видно из других материалов, в том числе резолюций то ли принятых, то ли инициированных венским социал-демократическим клубом, находившимся под влиянием Троцкого и его «Правды», движение за созыв партийной конференции, развернувшееся за границей во второй половине 1910 г., ставило под угрозу внутри большевистской фракции позиции ленинской группы. Наряду с ленинской группой в большевистских кругах существовало и умеренное крыло, а кроме того, близкой к большевикам оставалась отколовшаяся от них группа «Вперед». Важным документом такого рода явилась резолюция пяти заграничных социал-демократических клубов, одобренная в конце декабря 1910 г. В ней выражалась надежда, сформулированная довольно высокопарно и оказавшаяся тщетной, что «общепартийная конференция, представляющая всех стремящихся к воссозданию партии социал-демократических работников… без различия фракций и течений, способна положить конец организационной анархии и дать партии возможность занять в рабочем движении место, достойное ее славных традиций…».

Как свидетельствует документация, Ленин сосредоточивал свое внимание отнюдь не на объединении партийных сил, а на углублении раскола, добиваясь превращения своей микроскопической группы во влиятельную силу путем привлечения на ее сторону партийных деятелей и рядовых работников, находившихся в России и слабо знакомых с теми кознями и интригами, которые имели место в эмигрантских социал-демократических кругах, увлекая их разного рода сомнительными махинациями и даже прямым обманом. Особое внимание Ленин сосредоточил на организации своей партшколы в местечке Лонжюмо под Парижем. Он стремился привлечь туда не только так называемых внутренних (т. е. находившихся в России) социал-демократических активистов, но и пробовал переманить в эту школу слушателей партшколы в Болонье (второй школы, образованной вслед за каприйской), которую он считал сборищем отзовистов, сгруппировавшихся под покровительством A.A. Богданова, Г.А. Алексинского и других ненавистных ему впередовцев.

В материалах этого раздела упоминается позиция Г.В. Плеханова – деятеля и человека непредсказуемых поступков, сыгравшего важную роль в становлении российской социал-демократии на этапе ее зачатия. Теперь же, оказавшись на обочине движения и крайне раздраженный этим, Плеханов разными экстравагантными способами стремился вновь дать о себе знать. На этот раз действия Плеханова состояли в том, что он возглавил крохотную группу близких ему людей, которых окрестил «меньшевиками-партийцами», и поддержал, правда с оговорками, ту кампанию, которую Ленин вел против ликвидаторов, то есть социал-демократов, стремившихся к максимальному использованию легальных возможностей партийной работы внутри России.