Текст книги "Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой половины XX века"

«Вчера Литфонд решил отправить Вам продуктовую посылку. К сожалению, у Фонда очень трудные дела. Вы едва ли и представляете, как много горя теперь среди ди-пи[723]723
  Ди-пи (DP) – аббревиатура английского выражения «displaced persons» (перемещенные лица), которым обозначались люди, оказавшиеся в условиях Второй мировой войны за пределами своей страны насильственно или добровольно.


[Закрыть] и какие вопли приходят оттуда. А средств у Фонда очень мало. Мы достали много вещей и отправили уже главным образом туда свыше 100 больших посылок»[724]724
  NC, box 509, folder 4; Шерон Ж. К судьбе зарубежного архива Е.И. Замятина. С. 74.


[Закрыть].

Даже во время поездок в Европу по научно-политическим делам (а может быть, именно в связи с этими поездками, во время которых он встречался с крайне нуждавшимися русскими эмигрантами) Николаевский занимался организацией помощи. Он просил супругу А.Д. Далина Лилию (Лолу, Лелю Эстрину) напомнить в Литфонде о списке нуждающихся из числа перемещенных лиц и сделать это как можно скорее, ибо положение людей критическое. В свою очередь, Лилия Далина, находившаяся в Германии, требовательно напоминала Борису Ивановичу 14 марта 1951 г.: «Устроил ли ты через Литфонд помощь тем людям, адреса которых я тебе послала из Гамбурга? Я забыла еще упомянуть, что один из них – Карпович – белорусский композитор, не имеет возможности работать, так как ему нужно марок 20 в месяц, чтобы играть на рояле у каких-то немцев. Это прямо входит в задачи Литфонда помогать художникам, музыкантам и артистам, не так ли?»[725]725
  Boris Sapir Collection, box 7.


[Закрыть]

Наряду с Литфондом вскоре после войны была образована еще одна благотворительная организация, созданная в основном меньшевиками, которые, однако, не высказывали прямых предпочтений в предоставлении помощи. Более того, Николаевский, входивший в правление этого фонда и одно время являвшийся его президентом (в состав совета директоров входили также Зензинов в качестве вице-президента, Алданов, Авксентьев, Карпович, Бургина и др.), настаивал на том, чтобы направлять скудные продуктовые посылки и вещи абсолютно всем нуждающимся советским эмигрантам и перемещенным лицам, независимо от их политических взглядов и убеждений.

В Париже посылки получали Гуль и Церетели и проводили дальнейшее распределение. Позже оба они также перебрались в США, но это произошло после прекращения помощи эмигрантам, которые постепенно, в основном благополучно, обустраивали свою жизнь на Западе.

Правда, Церетели высказывал опасение, что среди получателей есть немало провокаторов и даже шпионов, однако Николаевский призывал не преувеличивать опасность и не проявлять излишней подозрительности[726]726
  Гуль Р. Я унес Россию. Т. II. С. 81.


[Закрыть]. Церетели также получал продуктовые посылки, одежду и другие жизненно необходимые вещи непосредственно от Бургиной и Николаевского[727]727
  Ненароков А.П. В поисках жанра. Кн. 2. С. 329–330.


[Закрыть].

Многие меньшевики и другие политические деятели были против сотрудничества с перемещенными лицами, прошедшими проверку со стороны американских спецслужб и затем оказавшимися в США.

Речь шла о бывших участниках антисоветских военных формирований, созданных при помощи нацистской Германии, прежде всего о так называемых власовцах. Николаевский занял несколько иную позицию. Он решительно осуждал сотрудничество с гитлеровцами, а тем более формирование ими боевых частей с целью ведения военных действий против СССР, но не отказывал в поддержке тем бывшим власовцам, которые получили разрешение на въезд в США.

Николаевский был, пожалуй, единственным меньшевиком, который смог осознать трагедию власовского движения в годы Второй мировой войны и даже частично оправдать его, в то же время приложив все силы, чтобы рассказать об этой трагедии широкому кругу читателей.

Интересуясь русскими антикоммунистическими формированиями в годы Второй мировой войны, Николаевский просто не мог не попытаться проанализировать их с научно-исторической точки зрения. Так появилась его интересная, но, к сожалению, не оконченная работа «Пораженчество 1941–1945 годов и ген. A.A. Власов (Материалы для истории)»[728]728
  Новый журнал. 1948. № 18. С. 209–235; № 19. С. 211–247.


[Закрыть]. Автор отмечал грубейшие фальсификации истории советской пропагандой, прессой, официальными органами и лицами, в том числе Сталиным:

«Если мы хотим правильно понимать обстановку военных лет, то мы должны прежде всего усвоить одну непреложную истину: на всем протяжении многовековой истории России не было войны, во время которой встретилась бы такая степень отсутствия внутреннего единства страны, как это было в войну 1941–1945 годов. Показателем отсутствия этого внутреннего единства было пораженческое движение в стране»[729]729
  Новый журнал. 1948. № 18. С. 209.


[Закрыть].

Основываясь на сравнительно-историческом подходе, Николаевский сопоставлял пораженчество во время последней войны с аналогичными явлениями предыдущих эпох, рассматривая его как показатель глубинных социальных процессов. При всей сложности, неоднозначности пораженчества, при учете того, что пораженцы так или иначе должны были идти на службу к агрессору, служить бесчеловечным нацистским планам, их звериному курсу геноцида евреев и цыган, превращения народов СССР в рабов Германии, Николаевский исходил из того, что большевизм, убив демократию, убил и порождаемые ею формы гражданственности.

Звериная борьба советской власти против народа вызывала ответную злобную реакцию со стороны масс, так или иначе ущемленных, лишенных собственности, обездоленных, не говоря уже о тех, кто ненавидел коммунизм по идейным, моральным и другим соображениям. Понятно, что были и всевозможные маргинальные группы, жаждавшие поживиться на страданиях и гибели угоняемых в гетто и лишенных права на существование евреев.

В основе работы лежали главным образом сообщения участников событий, которые Николаевский исправно собирал в лагерях для перемещенных лиц в Германии, а затем и в других европейских странах, да и в самих США. Автор отлично сознавал пороки, присущие воспоминаниям, тем более записываемым со слов, и стремился к перекрестной проверке доносимых ими сведений, к многократному повторению одних и тех же вопросов, задаваемых респондентам. Кроме того, ему удалось использовать комплекты русских газет, которые выпускались в нацистской Германии («Новое слово», «Воля народа») и Франции («Парижский вестник»), а также отдельные номера целого ряда других периодических органов, разного рода листовки, одноразовые газеты и т. п. Разумеется, исследователь не преминул воспользоваться различными чисто германскими источниками, как официальными, так и прессой и мемуарами.

Автор показал, что уже зимой 1941/42 г., когда в германском плену оказалось от 4 до 5 миллионов красноармейцев и командиров, в их среде возникла идея создания антисоветких воинских формирований. Нацистские политики и военные, однако, с полным основанием опасались давать оружие в руки русским военнопленным – оно вполне могло быть обращено против самих немцев. В нацистских верхах возникли, как показал Николаевский, серьезные разногласия по поводу использования пленных в войне против СССР. Ведомство министра оккупированных восточных территорий А. Розенберга, взяв курс на раздробление России, поддержало создание сепаратистских группировок со своими небольшими воинскими формированиями, в частности казачьих частей, но выступало против образования воинских отрядов, состоявших из русского населения. В то же время главное военное командование стояло на иной позиции – за формирование небольших русских воинских подразделений из состава пленных, которые носили бы вспомогательный характер. Эту идею поддержал фельдмаршал Вальтер фон Браухич, являвшийся в 1938–1941 гг. главнокомандующим сухопутными войсками Германии. Он и другие старые офицеры полагали, что «Россию можно победить только Россией»[730]730
  Новый журнал. 1948. № 18. С. 217.


[Закрыть].

Однако после отставки Браухича, обвиненного в провале плана молниеносной войны и вступившего в спор с Гитлером, начавшееся образование таких частей со своей формой, знаками различия, пропагандистскими подразделениями, находившимися на нацистских позициях, было остановлено. Гитлер запретил отдельные уже созданные русские формирования, затем с ними начали физическую расправу. Некоторые группы даже ушли в партизаны. Тем не менее на оккупированной советской территории продолжалось зарождение разного рода антикоммунистических военных и полувоенных движений, например бригады Б.Б. Каминского, который объявил себя русским нацистом.

Новый этап русского пораженческого движения, как показал Николаевский, был связан непосредственно с именем и активностью бывшего генерала Красной армии A.A. Власова, оказавшегося в германском плену и согласившегося на активное сотрудничество с оккупантами. Автор подробно рассказывал биографию Власова, отмечал его неоспоримые военные заслуги, его превращение в значимого командира Красной армии, особенно после репрессий в генеральско-командирской среде в 1936–1938 гг. Это была первая подробная и объективная биография столь одиозной фигуры, как Власов, правда доведенная только до 1943 г.

Николаевский останавливался и на ближайших сотрудниках Власова. Из них выделялись В.Ф. Малышкин и Зыков, ставшие ближайшими помощниками Власова. За отсутствием информации Николаевский не называл других помощников Власова, например генералов Ф.И. Трухина и Г.Н. Жиленкова. Точно так же, подробно рассказывая о Зыкове как главном пропагандисте власовского движения и авторе многих программных материалов, Николаевский ничего не знал о его прошлом, даже не смог установить его имени и отчества[731]731
  Последующие розыски прибавили немногое. Правда, было установлено, что Зыкова звали Милентий или Мелетий Александрович, но это были вымышленные сведения, так как человек под таким именем в советских кругах обнаружен не был. Относительно его биографии в литературе высказываются по сей день самые разные версии. Согласно одной, этот человек до войны был сотрудником «Известий» и даже был близок с Бухариным и A.C. Бубновым. Согласно другой, Зыков – это псевдоним некого советского еврея, вступившего в опасную игру и остававшегося, в отличие от Власова, на социалистических, но антисталинских позициях. Называют даже имя Ц.С. Вольпе – бывшего меньшевика, в советское время отошедшего от политики и ставшего литературоведом. Согласно официальным данным, Вольпе умер в 1941 г., однако этот факт не получил достоверного подтверждения. Были даже лица, которые, увидев фотографию Зыкова, уверенно утверждали, что это Вольпе.


[Закрыть].

Николаевский рассказывал о создании под руководством Власова Русского комитета (известного позже под названием Комитет освобождения народов России) и начале формирования Русской освободительной армии (РОА). Власов, по сведениям Николаевского, поставил условием своего участия в РОА улучшение условий содержания советских военнопленных, что было отчасти, по крайней мере формально, сделано. Было установлено, что в тех лагерях, где проводились соответствующие показные мероприятия (отмена смертной казни за попытку побега, запрещение телесных наказаний военнопленных, увеличение хлебного и табачного пайка) и при этом сообщено, что это инициатива генерала Власова, его популярность возрастала, а запись в РОА активизировалась.

Автор анализировал документы Власова, которые должны были стать стимулом к записи пленных в его формирования, прежде всего так называемые «13 пунктов», носившие программный характер и предусматривавшие ликвидацию в СССР принудительного труда, роспуск колхозов, восстановление частной собственности, которая, однако, оставалась бы под контролем государства, устранение режима террора, введение мер социальной защиты и т. п.

Подчеркивалось, что Власов провозглашал союз с Германией и борьбу с Западом, но воздерживался от преклонения перед фюрером. По мнению Николаевского, это делалось с благословения самих германских попечителей движения, умевших найти способы повышения эффективности пропагандистской работы среди русских. Для работы в РОВ под Берлином была образована школа пропагандистов, в которой преподавали бывшие советские военные комиссары и партийные работники, обладавшие опытом идеологической обработки людей. В то же время Гитлер продолжал относиться к власовскому движению крайне подозрительно. Изначально разрешив, он вскоре запретил открытые выступления Власова (несколько его выступлений, состоявшихся весной 1943 г. в Пскове и окрестностях, были проникнуты идеями русского национализма и пользовались успехом). Сам же генерал был отозван в глубь Германии. Из-за того, что Власов отказался высказываться по еврейскому вопросу, на него было оказано давление, в результате чего появилось сдержанное по форме, но антисемитское по содержанию заявление: Русский комитет не представляет и не может представлять евреев, так как они не являются одним из народов России.

После появления в «Новом журнале» первой части работы автор получил много писем с дополнениями, исправлениями неточностей, разъяснениями. В связи с этим ко второй публикации было дано примечание, в котором, в частности, говорилось:

«Поскольку возможно, эти сообщения мною используются в тексте. Сводка фактических исправлений, относящихся к уже напечатанным главам, будет дана в конце очерков. Что же касается дополнений, которые иногда дают весьма любопытные детали, то, к сожалению, использовать их далеко не всегда возможно, так как имеющееся в моем распоряжении количество страниц ограничено. Мои очерки, конечно, ни в коем случае не претендуют на полноту: о таком огромном по своему размаху и важном по историческому значению явлении, как пораженчество 1941–1945 гг., в будущем будет написано немало книг. В частности, я должен совершенно устранить из обзоров события, имевшие место, так сказать, на периферии движения. Лицам, которые присылают мне материалы и сообщения, я приношу здесь искреннюю благодарность. Установить подлинное лицо пораженчества важно для будущего. Считаю нужным еще раз подчеркнуть: я поставил себе за правило называть имена лишь тех лиц, которые уже погибли, или тех, которые уже названы в печати. Это относится и к тем лицам, которые прислали мне свои поправки и дополнения»[732]732
  Новый журнал. 1948. № 19. С. 211–212.


[Закрыть].

Из этого примечания, равно как и из указания в конце второй публикации: «Продолжение следует» – с полной определенностью вытекало, что в следующих номерах статья будет продолжена. Однако следующий, 20-й номер «Нового журнала» появился без материала Николаевского, причем никаких объяснений редакции дано не было. По всей видимости, в редакции и в связанных с ней кругах приняли решение не публиковать работу о советском пораженчестве в военные годы, так как это могло быть расценено как реабилитация коллаборационизма, хотя очевидно, что Николаевский пытался всего лишь дать объективный анализ одного из эпизодов истории Второй мировой войны. Русская эмиграция, глубоко ненавидевшая нацизм и все то, что было с ним связано, выступила против расследования темы Власова на страницах уважаемого эмигрантского журнала. Николаевский вынужден был под внешним давлением прекратить свою публикацию о Власове.

В коллекции Николаевского сохранилась масса документов, воспоминаний, интервью, записных книжек и других материалов и сведений о власовском движении, собранных как в период подготовки работы о пораженчестве, так и в следующие годы[733]733
  NC, box 258, folders 1-31, box 259, folders 121, box 483, folder 19, box 487, folder 9, box 501, folder 1.


[Закрыть]. Жесткую отповедь Николаевскому попытался дать его коллега и однопартиен, Г.Я. Аронсон, направивший письмо в редакцию «Нового журнала», изобличавшее власовцев и носившее чисто политический характер[734]734
  Аронсон Г.Я. По поводу статей Б.И. Николаевского о власовском движении // Новый журнал. 1949. № 21. С. 272–281.


[Закрыть]. По адресу Бориса Ивановича он бросил упрек, что тот спешит с исторической оценкой власовского движения «в угоду политическо-практическим целям», что Николаевскому свойственна «явная тенденция во что бы то ни стало оправдать исторически и реабилитировать морально власовское движение». Отсюда вытекало суждение, что эта точка зрения – глубоко ошибочная и вредная, что в статье ничего не доказывается. Аронсон приписывал автору выводы, которых не было в статье.

Николаевский ответил спокойно, но твердо, подчеркивая необходимость всестороннего изучения исторических явлений, в частности происхождения и характера власовского движения, его неординарной сущности, его положения в оккупированной нацистами Европе[735]735
  Николаевский Б.И. Ответ Г.Я. Аронсону: Письмо в редакцию // Новый журнал. 1949. № 21. С. 281–292.


[Закрыть].

Следуя примеру Николаевского, через много лет американский историк Александр Далин – сын эмигранта и соавтора Николаевского Давида Далина, видный американский специалист по истории СССР и Восточной Европы[736]736
  Александр Далин (1924–2000) в течение ряда лет (с 1967 г.) являлся директором Русского института Колумбийского университета в Нью-Йорке, а затем директором Центра российских и восточноевропейских исследований Стенфордского университета (Калифорния). Он был автором ряда монографий, в том числе посвященных немецкому оккупационному режиму на советской территории, советской внешней политике после Второй мировой войны, книги «Эра Горбачева», написанной в соавторстве с Кондолизой Райс. Вместе с российским историком Ф.И. Фирсовым А. Далин опубликовал также книгу «Dimitrov and Stalin, 1934–1943: Letters from the Soviet Archives» (Ed. by Alexander Dallin and F.I. Firsov. New Haven: Yale University Press, 2000).


[Закрыть], опубликовал в сборнике памяти Бориса Ивановича развернутую статью об одном из фактов полуфиктивного русского самоуправления на оккупированной захватчиками территории СССР в районах городков Локоть и Лепель, где размещалась так называемая «бригада Каминского», организованная немецким командованием в качестве вспомогательной силы в борьбе против партизан[737]737
  Dallin A. The Kaminsky Brigade: A Case-Study of Soviet Disaffection // In: Revolution and Politics in Russia. P. 243–280. В этой ценной работе, следуя методологии Николаевского, А. Далин провел разграничение между различными группами коллаборационистов, показав, в частности, что исследуемый им феномен был продиктован своего рода советско-большевистским примером – только с протитивоположным знаком, что бригада Бронислава Каминского, ставшего через некоторое время генералом СС, а затем расстрелянного самими же эсэсовцами за грабежи и бесчинства во время подавления августовского восстания 1944 г. в Варшаве, будучи вначале прибежищем для людей, преследуемых по разным причинам советской властью, очень быстро самой логикой развития событий превратилась в скопище убийц и мародеров. Исследования по истории коллаборационизма в годы Второй мировой войны появились в России лишь в последние полтора десятилетия. См., например, книгу: Семиряга М.И. Коллаборационизм: Природа, типология и проявленеия в годы Второй мировой войны. М.: РОССПЭН, 2000. Основные выводы этого автора близки к тем, которые сделал за полвека до него Николаевский. В последнее время опубликованы новые исследования с углубленной оценкой неоднозначного положения на оккупированных германскими войсками территориях СССР, в частности в районе того самого городка Локоть, где действовал Каминский. Согласно этим исследованиям в Локотском самоуправляющемся округе с населением около 600 тыс. человек работали 345 школ (в том числе 10 средних), в которых учились 43,5 тыс. детей, 9 больниц, действовали более 250 мельниц, несколько заводов. Здесь издавалась газета «Голос народа», в которой, наряду с нацистским официозом, печатались материалы, сравнительно достоверно отражавшие советскую действительность, работал драматический театр (История России. XX век. М.: Астрель, 2009. Т. 2. С. 93).


[Закрыть]. По этому поводу между Николаевским и некоторыми другими меньшевиками, особенно Даном, который в последние годы жизни все больше и больше склонялся в сторону сближения с СССР, хотя теснее, казалось бы, Дану и приблизиться уже было некуда, возникли острые споры, углубившие столкновения прошлых лет. Направляя свои критические стрелы против Николаевского, который в военные годы «осмеливался» открыто критиковать главного союзника США – Советский Союз – и его лидера Сталина, Дан заявлял, что эта позиция граничит с пораженчеством по отношению к Советской России. Николаевский отвечал той же монетой, утверждая, что Дан позабыл социалистические принципы и поддерживает антинародный диктаторский режим Сталина. Негодуя, Борис Иванович сообщал Сапиру 9 июня 1942 г.:

«Об отношениях с Даном можно было бы написать очень многое, но именно поэтому лучше не писать. Мое мнение: он уже перешагнул Рубикон; с нами… его теперь не связывает даже фразеология. Он сознательно считает возможным бороться с нами всеми способами с целью прямой помощи… его вчерашнему противнику»[738]738
  Boris Sapir Collection, box 7.


[Закрыть].

С подачи Дана еще в 1942 г. Заграничная делегация назначила комиссию для расследования слухов о том, что у Николаевского был якобы произведен обыск в связи с арестом в США «русского фашиста A.A. Вонсяцкого». Только в 1944 г. комиссия пришла к выводу, что слухи были «провокационными». Но Дан остался результатами расследования крайне недоволен[739]739
  Дан Ф.И. Письма (1899–1946). С. 528.


[Закрыть]. В знак протеста против того, что Николаевский не был наказан по партийной линии, Дан вышел из состава Заграничной делегации и редакции «Социалистического вестника»[740]740
  В то время как Николаевский обвинял Дана в почти полной капитуляции перед сталинской диктатурой, последний вместе со своими сторонниками выдвигал встречное обвинение, что Николаевский и ему подобные во время войны занимали «пораженческую» позицию и являлись «пятой колонной фашизма» (Новый путь, 1944. № 4. С. 2; Новый журнал. 1947. № 15. С. 293–294).


[Закрыть].

В послевоенных условиях политическая деятельность русских зарубежных социалистов не давала и не могла дать каких-либо практических результатов. Тем не менее Борис Иванович полностью от нее не отказался даже после того, как в 1951 г. была распущена Заграничная делегация меньшевиков, которые на родине – в СССР – давно уже не существовали. В середине 50-х наш герой продолжал оставаться членом правления группы РСДРП в Нью-Йорке[741]741
  Социалистический вестник. 1956. № 2–3. С. 52.


[Закрыть], хотя сама эта группа состояла почти исключительно из людей весьма почтенного возраста и молодежью не пополнялась. Николаевский не прекращал сотрудничать также с Керенским, который в 1951 г. возглавил переведенное из Парижа в Нью-Йорк Российское народное движение, стремившееся объединить политически разнородные ветви русской эмиграции и с Комитетом друзей русского народа, образованным американцами русского происхождения, в основном связанными с Гарвардским университетом. В свою очередь, эти организации установили связь с образовавшимся в августе 1951 г. в Штутгарте Союзом борьбы за освобождение народов России (СБОНР), в котором наибольшим влиянием пользовались эмигранты последнего поколения, большинство которых во время войны имело отношение к власовскому движению.

В результате длительных переговоров, столкновений и компромиссов, в конце концов в октябре 1952 г. был образован Координационный центр антибольшевистской борьбы, имевший свое бюро в Мюнхене, под руководством известного историка Мельгунова. В него вошли двенадцать эмигрантских организаций, включая Лигу борьбы за народную свободу, которую представляли Николаевский и Зензинов. Сколько-нибудь значительной активности этот центр, не располагавший к тому же ни полномочиями, ни кадрами, ни материальными ресурсами, не проявил. Все же, имея в виду намечавшееся расширение рамок координации деятельности эмигрантских организаций и включение в объединенный фронт нескольких национальных объединений, Николаевский обдумывал и с программно-теоретических, и с практических позиций сложную и животрепещущую национальную проблему. Именно на этом фоне появилась его статья «Национальный вопрос и демократия»[742]742
  На рубеже. 1952. № 2. С. 3–7.


[Закрыть], в которой исторический обзор преследовал цель подойти к практическим выводам.

Николаевский полагал, что прямой национальный сепаратизм в старой России не существовал, хотя элементов недовольства на национальной почве было немало. Ситуацию резко изменила гражданская война, причем в основе ее, по мнению автора, лежали факторы экономические: происходило ограбление окраинных земледельческих районов, что повлекло за собой развитие центробежных сил, тенденцию национального сепаратизма. В эмиграцию пришли уже оформленные замкнутые национальные группировки, сторонившиеся сотрудничества с эмиграцией общероссийской.

Люди жили «изолированно друг от друга, почти как на разных планетах». Новые тенденции Николаевский видел в эмиграции второй волны. Вынужденно находившиеся под влиянием советской действительности и демагогической интернационалистической официальной пропаганды, лозунгов развития национальной культуры, фиктивной национальной государственности и межнациональной общности, эти новые эмигранты оказались за границей с развитым чувством национального достоинства, но у них менее ощущалась тенденция национальной исключительности, они сочувственно отзывались на призывы к объединению.

При выработке программы по отношению к национальным группам Николаевский рекомендовал демократам руководствоваться именно этим. Он призывал покончить с разговорами о неминуемости раздробления Российского государства и в то же время предостерегал против идеи единой России, подчеркивая, что «интересы освобождения страны от антинародной тоталитарной диктатуры для нас выше интересов сохранения старых территориальных границ государства Российского».

Как раз в свете сказанного Николаевский одобрял усилия по налаживанию контактов и объединению с национальными группами, что обсуждалось в начале 50-х на нескольких совещаниях эмигрантов в Фюссене, Штутгарте и Висбадене (Западная Германия). Борис Иванович присутствовал на всех трех совещаниях. Встреча в Фюссене состоялась в январе 1951 г. В ней участвовали Лига борьбы за народную свободу, Союз борьбы за освобождение народов России и Народно-трудовой союз – НТС. Функционировавший под разными названиями еще до Второй мировой войны, НТС стоял в эмигрантском спектре на консервативных и умеренно-националистических позициях. Никаких решений на совещании принято не было. По этой причине в августе было созвано второе совещание – в Штутгарте. Здесь к названным организациям присоединилось Российское народное движение Керенского и был создан Совет освобождения народов России, начавший переговоры с национальными организациями.

Завершилось все встречей в Висбадене в ноябре 1951 г. с участием организаций эмигрантов из Белоруссии, Армении, Азербайджана, Северного Кавказа и Туркестана. Принятая здесь декларация включала три основных пункта: единство и непримиримое отрицание коммунистической диктатуры, ликвидация которой должна открыть путь к освобождению народов; единство в признании безусловного права народов на самоопределение; единство в стремлении направить все силы народов на решительную борьбу против коммунистического рабства за свободу и мир[743]743
  Возрождение. 1951. № 18. С. 181.


[Закрыть]. Возникшие затем разногласия по национальному вопросу (недопустимость расчленения России или возможность той или иной формы сепаратизма) привели, однако, к новым расколам и пертрубациям, так что единый центр антибольшевистского движения так и не был создан на практике. Да и участвовавшие во всем этом организации проявляли активность только в первые годы своего существования, после чего их деятельность угасала[744]744
  С враждебных антисоветскому эмигрантскому движению позиций, но на базе фактического материала представление о всех этих перипетиях дал С.В. Карпов (Российская эмиграция в информационной войне против Советского Союза – Зарубежная Россия. 1917–1939 гг. СПб.: Европейский дом, 2000. С. 108–112).


[Закрыть].

Еще одна попытка как-то сохранить широкое межпартийное объединение была предпринята совместными усилиями Николаевского и эсера Вишняка, который в течение нескольких лет публиковался в «Социалистическом вестнике» и служил своеобразным посредником между меньшевиками и эсерами. 18 марта 1952 г. была подписана Декларация 18-ти – документ социалистов различных течений, в той или иной степени стоявших на меньшевистских или эсеровских позициях. Документ носил принципиальный характер, ибо декларировал отказ от традиционного для российского революционного движения деления социализма на марксистский (меньшевики) и народнический (эсеры). Оба направления здесь определялись как родственные, призванные образовать в будущем единую социалистическую партию – «широкую, терпимую, гуманитарную и свободолюбивую». Подчеркивалось, что история сняла с повестки дня былые споры, произошла, говоря словами В.М. Чернова, «европеизация народничества», а социал-демократия стала течением демократического социализма, решительно отвергшего насильственное преобразование общества и выступившего за эволюционное формирование социального государства[745]745
  Русская мысль. 1966. 29 марта.


[Закрыть].

Декларация, однако, не внесла каких-либо заметных изменений в практическое затухание деятельности Союза борьбы на освобождение народов России. Точно так же постепенно прекращалась активность Лиги борьбы за народную свободу, от которой отходили даже некоторые близкие к Николаевскому люди. Еще в 1950 г. от работы в этих организациях отошел Д.Ю. Далин, полагая, что к ним примазываются лица, в прошлом сотрудничавшие с гитлеровцами, и что на политический курс Лиги и Союза оказывает влияние администрация США, все сильнее вмешивающаяся в европейские дела. В ответ Николаевский как мог защищал Америку:

«Всякая мелочь, которую можно использовать против Америки, раздувается. Каждый их мелкий промах превращается в преступление… Мне пришлось недавно быть в Париже на небольшой встрече писателей и политиков, где была затронута эта тема, – и в моей памяти сохранилась речь одного из участников совещания, француза-социалиста. С фактами в руках он показывал, что вся большая восстановительная работа, проделанная Францией за последние годы, стала возможной только благодаря помощи, которая широким потоком шла из Америки»[746]746
  Boris Sapir Collection, box 7.


[Закрыть].

До личного разрыва между Далиным и Николаевским дело не дошло, но оба они были к этому близки. Николаевский жаловался супруге Далина, с которой находился в дружеских отношениях: «Я хотел и хочу совместной работы и делаю больше, чем в моих силах, чтобы не допустить разрыва», но Далин «на разрыв гонит. Это он на практике не хочет ни с кем считаться и совершенно по-диктаторски ставит» всех перед «фактами, последствия кот[орых] самым тяжким образом отражаются на общем деле… Несмотря на все сказанное, я считаю, что у нас достаточно общего, чтобы хотеть идти вместе. Но пусть он не думает, что это желание определяется признанием его в какой-то степени правым. Менее всего!»[747]747
  Boris Sapir Collection, box 7.


[Закрыть]

Дискуссия о характере участия в Лиге борьбы за народную свободу сквозила также в переписке между Николаевским и Алдановым. В ответ на приглашение войти в Лигу Алданов ответил, что он сможет принять в ней участие, только если в качестве критерия приема будет установлена политическая ориентация той или иной группы или человека в период войны, поскольку он решительно возражает против участия в Лиге бывших власовцев[748]748
  Mark Aldanov Collection, box 6.


[Закрыть]. Николаевский возражал. Он считал, что этот фактор не следует принимать во внимание, если кандидаты на вступление честно и искренне принимают программу Лиги, однако делал оговорку:

«В Лигу не смогут, конечно, быть приняты лица, принимавшие участие в насильнических погромах или морально недопустимых актах, как то бывшие участники карательных отрядов, отрядов СС, отрядов полиции или пропаганды нацизма и т. п.».

В то же время в качестве главного критерия он называл «готовность отдать свои силы на борьбу как с советским коммунизмом, так и со всеми реставраторскими и иными антидемократическими тенденциями во имя народной свободы в России».

Алданов в конечном итоге в Лигу не вошел.

Николаевский прилагал усилия, чтобы к Лиге присоединился Заграничный комитет Трудовой народно-социалистической партии. Эта неонародническая партия городской интеллигенции была создана во время революции 1905–1907 гг. и отличалась от народников тем, что отвергала террор как средство политической борьбы. Она прекратила существование в 1918 г., но в эмиграции некоторые бывшие ее деятели создали свою организацию, незначительную по численности, но все же включавшую нескольких известных деятелей (как раз с нею был связан и Алданов). Однако народные социалисты, с подачи Алданова, соглашались присоединиться к Лиге в случае соблюдения обязательного условия о том, что «в Лигу не могут входить лица, сотрудничавшие в период войны с немцами или выражавшие им сочувствие – независимо от побуждений, которыми эти лица руководствовались»[749]749
  Mark Aldanov Collection, box 6.


[Закрыть].

Так что Лига не смогла стать центром притяжения всех групп демократически настроенной эмиграции.