Текст книги "Полный курс русской литературы. Литература первой половины XX века"

В. Ф. Ходасевич

Ходасевич Владислав Фелицианович

1886.16(28).5 – родился в Москве. Отец был сыном польского дворянина, который за участие в восстании (1833 г.) был лишен дворянства и имущества. Карьера художника отцу не удалась, и он стал фотографом. Мать, еврейского происхождения, была воспитана в польской семье, в католической вере. В детстве Ходасевич более всего увлекался балетом и не стал профессионалом лишь из-за слабого здоровья. Во время учебы в гимназии увлекается литературой. Окончив гимназию, поступает на юридический факультет Московского университета, затем переводится на историко-филологический.

1903 – посещает заседания Литературно-художественного кружка (где выступал В. Брюсов), увлекается поэзией символизма.

1904 – пишет первые зрелые стихи.

1905 – женится на одной из первых московских красавиц М. Э. Рындиной (брак продлился всего два года, так как распался из-за увлечения Марины поэтом и искусствоведом С. К. Маковским – будущим издателем «Аполлона»).

1908 – сборник стихов «Молодость».

Ходасевич становится профессиональным литератором: занимается переводами, печатается в различных московских газетах и журналах, причем работает во многих жанрах:

пишет хронику, рецензии, фельетоны, рассказы. Один за другим Ходасевич переживает два романа – с Е. В. Муратовой, незадолго до этого разошедшейся со своим мужем, известным писателем, искусствоведом и литератором П. П. Муратовым, и с А. И. Гренцион, младшей сестрой писателя Г. Чулкова, у которой от первого брака был сын Эдгар (названный так в честь Эдгара По), и которая состояла в гражданском браке с приятелями Ходасевича – Б. Диатроптовым и А. Брюсовым (братом В. Брюсова). Эти увлечения во многом послужили темой последующих стихотворных сборников.

1914 – сборник «Счастливый домик».

1917—1919 – после революционных событий ранее аполитичный Ходасевич начинает заметно «леветь»: говорит о необходимости для интеллигенции диалога с народом, просвещения масс. Сотрудничает в журнале «Народоправство», работает секретарем третейского суда при комиссариате труда Московской области, читает лекции в литературной студии московского Пролеткульта, служит в Театральном отделе Наркомпроса, заведует московским отделением горьковского издательства «Всемирная литература», московской «Книжной палатой». Выходит сборник стихов «Путем зерна».

1920 – переезжает в Петроград, где с помощью Горького устраивается в «Доме искусств». Выходит сборник «Тяжелая лира». Высокая оценка творчества Горьким.

1922 – вместе с молодой поэтессой Ниной Берберовой (впоследствии автором знаменитой книги воспоминаний «Курсив мой», книги о масонах «Люди и ложи», рассказов и романов) покидает Россию и через Ригу прибывает в Берлин. Начинается полунищенская, полная лишений и поиска заработков жизнь. Живет в Праге, Мариенбаде, Венеции, Риме, Турине, Париже, Лондоне, Белфасте, у Горького в Сорренто.

1925 – вместе с Н. Берберовой переезжает в Париж и окончательно переходит на положение эмигранта: начинает сотрудничать в газетах «Дни» (выходящей под ред. А. Ф. Керенского) и «Последние новости» (ред. – П. Н. Милюков), пишет не только литературные обзоры, но и политические статьи. Решительное размежевание с М. Горьким.

1926 – теряет работу, начинает сотрудничество в крайне правой газете «Возрождение», печатает там главы из своей книги о Г. Державине. Это же издательство издает в 1927 г. «Собрание стихов» Ходасевича.

1931 – отдельным изданием выходит биография Г. Державина.

1937 – печатается сборник статей об А. Пушкине.

1939 – выходит книга воспоминаний «Некрополь», одна из лучших книг, передающих духовную атмосферу «серебряного века». В этом же году скончался в Париже.

 
Мои поля сыпучий пепел кроет.
В моей стране печален страдный день.
Сухую пыль соха со скрипом роет,
И ноги жжет затянутый ремень.
 
 
В моей стране – ни зим, ни лет, ни весен,
Ни дней, ни зорь, ни голубых ночей.
Там круглый год владычествует осень,
Там – серый свет бессолнечных лучей.
 
 
Там сеятель бессмысленно, упорно,
Скуля как пес, влачась как вьючный скот,
В родную землю втаптывает зерна —
Отцовских нив безжизненный приплод.
 
 
А в шалаше – что делать? Выть да охать,
Точить клинок нехитрого ножа
Да тешить женщин яростную похоть,
Царапаясь, кусаясь и визжа.
 
 
А женщины, в игре постыдно-блудной,
Открытой всем, все силы истощив,
Беременеют тягостно и нудно
И каждый год родят, не доносив.
 
 
В моей стране уродливые дети
Рождаются, на смерть обречены.
От их отцов несу вам песни эти.
Я к вам пришел из мертвенной страны.
 

 
Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю черную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрет и прорастет.
Так и душа моя идет путем зерна:
Сойдя во мрак, умрет – и оживет она,
И ты, моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год,
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путем зерна.
 

 
Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.
 
 
Довольный малым, созерцаю
То, что дает нещедрый рок:
Вяз, прислонившийся к сараю,
Покрытый лесом бугорок…
 
 
Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду,
Но сам стригу кусты сирени
Вокруг террасы и в саду.
 

 
Входя ко мне, неси мечту,
Иль дьявольскую красоту,
Иль Бога, если сам ты Божий.
А маленькую доброту,
Как шляпу, оставляй в прихожей
Здесь, на горошине земли,
Будь или ангел, или демон.
А человек – иль не затем он,
Чтобы забыть его могли?
 

 
Бывало, думал: ради мига
И год, и два, и жизнь отдам…
Цены не знает прощелыга
Своим приблудным пятакам.
 
 
Теперь иные дни настали.
Лежат морщины возле губ,
Мои минуты вздорожали,
Я стал умен, суров и скуп.
 
 
Я много вижу, много знаю,
Моя седеет голова,
И звездный ход я примечаю,
И слышу, как растет трава.
 
 
И каждый вам неслышный шепот,
И каждый вам незримый свет
Обогащают смутный опыт
Психеи, падающей в бред.
 
 
Теперь себя я не обижу:
Старею, горблюсь, – но коплю
Все, что так нежно ненавижу
И так язвительно люблю.
 

 
Пробочка над крепким йодом!
Как ты скоро перетлела!
Так вот и душа незримо
Жжет и разъедает тело.
 

 
Смотрю в окно – и презираю.
Смотрю в себя – презрен я сам.
На землю громы призываю,
Не доверяя небесам.
Дневным сиянием объятый,
Один беззвёздный вижу мрак…
Так вьется на гряде червяк,
Рассечен тяжкою лопатой.
 

 
Горит звезда, дрожит эфир,
Таится ночь в пролеты арок.
Как не любить весь этот мир,
Невероятный Твой подарок?
 
 
Ты дал мне пять неверных чувств,
Ты дал мне время и пространство,
Играет в мареве искусств
Моей души непостоянство.
 
 
И я творю из ничего
Твои моря, пустыни, горы,
Всю славу солнца Твоего,
Так ослепляющего взоры.
 
 
И разрушаю вдруг шутя
Всю эту пышную нелепость,
Как рушит малое дитя
Из карт построенную крепость.
 

 
Вверху – грошовый дом свиданий.
Внизу – в грошовом «Казино»
Расселись зрители. Темно.
Пора щипков и ожиданий.
Тот захихикал, тот зевнул…
Но неудачник облыселый
Высоко палочкой взмахнул.
Открылись темные пределы,
И вот – сквозь дым табачных туч
Прожектора зеленый луч.
На авансцене, в полумраке,
Раскрыв золотозубый рот,
Румяный хахаль в шапокляке
О звездах песенку поет.
И под двуспальные напевы
На полинялый небосвод
Ведут сомнительные девы
Свой непотребный хоровод.
Сквозь облака, по сферам райским
(Улыбочки туда-сюда)
С каким-то веером китайским
Плывет Полярная Звезда.
 

 
Лежу, ленивая амеба,
Гляжу, прищурив левый глаз,
В эмалированное небо,
Как в опрокинувшийся таз.
 
 
Все тот же мир обыкновенный,
И утварь бедная все та ж.
Прибой размыленною пеной
Взбегает на покатый пляж.
 
 
Белеют плоские купальни,
Смуглеет женское плечо.
Какой огромный умывальник!
Как солнце парит горячо!
 
 
Над раскаленными песками,
И не жива, и не мертва,
Торчит колючими пучками
Белесоватая трава.
 
 
А по пескам, жарой измаян,
Средь здоровеющих людей
Неузнанный проходит Каин
С экземою между бровей.
 

 
Что ж? От озноба и простуды —
Горячий грог или коньяк.
Здесь музыка, и звон посуды,
И лиловатый полумрак.
 
 
А там, за толстым и огромным
Отполированным стеклом,
Как бы в аквариуме темном,
В аквариуме голубом —
 
 
Многоочитые трамваи
Плывут между подводных лип,
Как электрические стаи
Светящихся ленивых рыб.
 
 
И там, скользя в ночную гнилость,
На толще чуждого стекла
В вагонных стеклах отразилась
Поверхность моего стола, —
 
 
И проникая в жизнь чужую,
Вдруг с отвращеньем узнаю
Отрубленную, неживую,
Ночную голову мою.
 

 
Зачем ты за пивною стойкой?
Пристала ли тебе она?
Здесь нужно быть девицей бойкой, —
Ты нездорова и бледна.
 
 
С какой-то розою огромной
У нецелованных грудей, —
А смертный венчик, самый скромный,
Украсил бы тебя милей.
 
 
Ведь так прекрасно, так нетленно
Скончаться рано, до греха.
Родители же непременно
Тебе отыщут жениха.
 
 
Так называемый хороший,
И вправду – честный человек
Перегрузит тяжелой ношей
Твой слабый, твой короткий век.
 
 
Уж лучше бы – я еле смею
Подумать про себя о том —
Попасться бы тебе злодею
В пустынной роще, вечерком.
 
 
Уж лучше в несколько мгновений
И стыд узнать, и смерть принять,
И двух истлений, двух растлений
Не разделять, не разлучать.
 
 
Лежать бы в платьице измятом
Одной, в березняке густом,
И нож под левым, лиловатым,
Еще девическим соском.
 

 
Было на улице полутемно.
Стукнуло где-то под крышей окно.
Свет промелькнул, занавеска взвилась,
Быстрая тень со стены сорвалась —
Счастлив, кто падает вниз головой:
Мир для него хоть на миг – а иной.
 

 
Уродики, уродища, уроды
Весь день озерные мутили воды.
Теперь над озером ненастье, мрак,
В траве – лягушачий зеленый квак.
 
 
Огни на дачах гаснут понемногу,
Клубки червей полезли на дорогу.
А вдалеке, где все затерла мгла,
Тупая граммофонная игла
 
 
Шатается по рытвинам царапин,
И из трубы еще рычит Шаляпин.
На мокрый мир нисходит угомон…
Лишь кое-где, топча сырой газон,
 
 
Блудливые невесты с женихами
Слипаются, накрытые зонтами,
А к ним под юбки лазит с фонарем
Полуслепой, широкоротый гном.
 

 
Всю неделю над мелкой поживой
Задыхаться, тощать и дрожать,
По субботам с женой некрасивой
Над бокалом обнявшись дремать,
 
 
В воскресенье на чахлую траву
Ехать в поезде, плед разложить,
И опять задремать, и забаву
Каждый раз в этом всем находить,
 
 
И обратно тащить на квартиру
Этот плед, и жену, и пиджак,
И ни разу по пледу и миру
Кулаком не ударить вот так, —
 
 
О, в таком непреложном законе,
В заповедном смиреньи таком
Пузырьки только могут в сифоне,
Вверх и вверх, пузырек с пузырьком.
 

 
Перешагни, перескочи,
Перелети, пере-что хочешь, —
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи…
Сам затерял – теперь ищи…
Бог знает, что себе бормочешь,
Ища пенсне или ключи.
 

 
Встаю расслабленный с постели.
Не с богом бился я в ночи, —
Но тайно сквозь меня летели
Колючих радио лучи.
 
 
И мнится: где-то в теле живы,
Бегут по жилам до сих пор
Москвы бунтарские призывы
И бирж всесветный разговор.
 
 
Незаглушимо и сумбурно
Пересеклись в моей тиши
Ночные голоса Мельбурна
С ночными знаньями души.
 
 
И чьи-то имена и цифры
Вонзаются в разъятый мозг,
Врываются в глухие шифры
Разряды океанских гроз.
 
 
Хожу – и в ужасе внимаю
Шум, не внимаемый никем.
Руками уши зажимаю —
Все тот же звук! А между тем…
 
 
О, если бы вы знали сами,
Европы темные сыны,
Какими вы е щ е лучами
Неощутимо пронзены!
 

 
Пока душа в порыве юном,
Ее безгрешно обнажи,
Бесстрашно вверь болтливым струнам
Ее святые мятежи.
 
 
Будь нетерпим и ненавистен,
Провозглашая и трубя
Завоеванье новых истин, —
Они ведь новы для тебя.
 
 
Потом, когда в своем наитьи
Разочаруешься слегка,
Воспой простое чаепитье,
Пыльцу на крыльях мотылька.
 
 
Твори уверенно и стройно,
Слова послушливые гни,
И мир, обдуманный спокойно,
Благослови и прокляни.
 
 
А под конец узнай, как чудно
Все вдруг по-новому понять,
Как упоительно и трудно
Привыкши к слову – замолчать.
 

Максимилиан Волошин

Волошин Максимилиан, настоящие имя и фамилия – Кириенко-Волошин Максимилиан Александрович. 1877.16(28).5. – родился в Киеве. Отец рано умер, воспитанием сына занималась мать. Жизнь на восточном берегу Крыма.

1893 – переезд в Коктебель, где матерью был приобретен дом и небольшой участок, перевод в феодосийскую гимназию. Увлечение стихами и рисованием.

1897 – окончание гимназии и поступление на юридический факультет Московского университета. Волошин становится активным участником общественного студенческого движения, а иногда даже инициатором студенческих выступлений. Отчисление из университета и высылка со свидетельством о неблагонадежности по месту жительства – в Феодосию.

1899 – подчиняясь просьбам матери, пишет письмо о повторном зачислении в университет с обязательством не участвовать в общественном движении. Получает разрешение на поступление в 1900 г.

1899—1900 – посещение Швейцарии, Италии и двух столиц – Парижа и Берлина.

1900 – по возвращении из-за границы задержан как неблагонадежный, отсидел две недели в одиночке.

1900—1901 – после предупреждения о возможной повторной высылке по предложению знакомого инженера едет на строительство Ташкентско-Оренбургской железной дороги.

1901—1910 – участие в литературном течении русского символизма. Печатает стихи в основных журналах символистов – «Весах», «Золотом руне», под конец десятилетия сотрудничает с органом акмеистов «Аполлоном».

1910 – выходит первая книга стихов («Стихотворения. 1900 – 1910»).

1914—1916 – жизнь за границей – во Франции, Швейцарии, Англии.

1916 – возвращение в Россию, выход второй книги стихов – «Anno mundi ardentis. 1915» («В год пылающего мира»).

1918 – книга избранных стихотворений «Иверни» (т. е. «черепки», «обломки»).

1919 – книга «Демоны глухонемые», выходит в Харькове.

1923 – в журнале «На посту» стихи Волошина подвергаются резкой, тенденциозной критике. Волошин пытается возразить в «Красной нови», но получает новую резкую отповедь. После этого стихи Волошина перестают появляться в печати, поэт почти безвыездно живет в Коктебеле.

1929 – тяжелая болезнь, Волошин перестает писать.

1932 – умер в Коктебеле, похоронен в окрестностях Феодосии.

 
На старых каштанах сияют листы,
Как строй геральдических лилий.
Душа моя в узах своей немоты
Звенит от безвольных усилий.
 
 
Я болен весеннюю смутной тоской
Несознанных миром рождений.
Овей мое сердце прозрачною мглой
Зеленых своих наваждений!
 
 
И манит, и плачет, и давит виски
Весеннюю острою грустью…
Неси мои думы, как воды реки,
На волю к широкому устью!
 

 
Пройдемте по миру, как дети,
Полюбим шуршанье осок,
И терпкость прошедших столетий,
И едкого знания сок.
 
 
Таинственный рой сновидений
Овеял расцвет наших дней.
Ребенок – непризнанный гений
Средь буднично-серых людей.
 

1

 
Я дух механики. Я вещества
Во тьме блюду слепые равновесья,
Я полюс сфер – небес и поднебесья,
Я гений числ. Я счетчик. Я глава.
Мне важны формулы, а не слова.
Я всюду и нигде. Но кликни – здесь я!
В сердцах машин клокочет злоба бесья.
Я князь земли! Мне знаки и права!
Я друг свобод. Создатель пдагогик.
Я инженер, теолог, физик, логик.
Я призрак истин сплавил в стройный бред.
Я в соке конопли. Я в зернах мака.
Я тот, кто кинул шарики планет
В огромную рулетку Зодиака.
 

2

 
На дно миров пловцом спустися я —
Мятежный дух, ослушник высшей воли.
Луч радости на семицветность боли
Во мне разложен влагой бытия.
Во мне звучит всех духов лития,
Но семь цветов разъяты в каждой доле
Одной симфонии. Не оттого ли
Отливами горю я, как змея?
Я свят грехом. Я смертью жив. В темнице
Свободен я. Бессилием – могуч.
Лишенный крыл, в паренье равен птице.
Клюй, коршун, печень! Бей, кровавый ключ!
Весь хор светил – един в моей цевнице,
Как в радуге – един распятый луч.
 

 
Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь,
Ослепнуть в пламени сверкающего ока
И чувствовать, как плуг, вонзившийся глубоко
В живую плоть, ведет священный путь.
 
 
Под серым бременем небесного покрова
Пить всеми ранами потоки темных вод.
Быть вспаханной землей… И долго ждать, что вот
В меня сойдет, во мне распнется Слово.
 
 
Быть Матерью-Землей. Внимать, как ночью рожь
Шуршит про таинства возврата и возмездья,
И видеть над собой алмазных рун чертеж:
По небу черному плывущие созвездья.
 

 
Заката алого заржавели лучи
По склонам рыжих гор… и облачной галеры
Погасли паруса. Без края и без меры
Растет ночная тень. Остановись. Молчи.
 
 
Каменья зноем дня во мраке горячи.
Луга полыные нагорий тускло-серы…
И низко над холмом дрожащий серп Венеры
Как пламя воздухом колеблемой свечи…
 

 
Я, полуднем объятый,
Точно терпким вином,
Пахну солнцем и мятой,
И звериным руном;
 
 
Плоть моя осмуглела,
Стан мой крепок и туг,
Потом горького тела
Влажны мускулы рук.
 
 
В медно-красной пустыне
Не тревожь мои сны —
Мне враждебны рабыни
Смертно-влажной Луны,
 
 
Запах лилий и гнили,
И стоячей воды,
Дух вербены, ванили
И глухой лебеды.
 

 
С Россией кончено… На поcледях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
 

(отрывок)

 
Русь! Встречай роковые годины:
Разверзаются снова пучины
Неизжитых тобою страстей,
И старинное пламя усобиц
Лижет ризы твоих богородиц
На оградах Печерских церквей.
 
 
Все, что было, повторится ныне,
И опять затуманится ширь,
И останутся двое в пустыне:
В небе – бог, на земле – богатырь.
 
 
Эх! Не выпить до дна нашей воли,
Не связать нас в единую цепь…
Широко наше Дикое Поле,
Глубока наша скифская степь.
 

О. Э. Мандельштам

Мандельштам Осип Эмильевич

1891.3(15).1. – родился в Варшаве в мелкобуржуазной еврейской семье. Детство и юность провел в Петербурге и Павловске. до 1907 года – учеба в Тенишевском училище, первые попытки писать стихи.

1907 – поездка в Париж, первое увлечение французскими символистами.

1909 – первые «серьезные» стихи, знакомство с Н. С. Гумилевым, сотрудничество с редакцией «Аполлона».

1910 – Мандельштам проводит два семестра в Гейдельбергском университете, занимается старофранцузским языком. По приезде в Петербург появляется на «башне» Вяч. Иванова, участвует в основанном Н. Гумилевым и С. Городецким «Цехе поэтов». Начинает печататься в «Аполлоне».

1911 – поступает на романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета (который не закончил). Увлекается греческим языком и поэзией.

1913 – выход статьи «Утро акмеизма», которая носила характер манифеста и провозглашала родство акмеизма «с физиологически-гениальным средневековьем». Выход первой книги стихов под названием «Камень».

1916 – выход второго издания «Камня», значительно расширенного. Статьи о Чаадаеве и Франсуа Вийоне. Поездки в Крым, Киев, неприятности с ЧК, вмешательство А. Каменева.

1918 – знаменитый «эпизод» с Я. Блюмкиным (Мандельштам выхватил у Блюмкина, который в пьяном виде утверждал «расстрельные» списки, и порвал их. Через посредство Каменева сообщил о произошедшем Ф. Дзержинскому. Блюмкин был арестован, но на следующий же день выпущен, так что Мандельштам был вынужден бежать в Петербург.)

1919 – едет в Киев, сотрудничает в местном журнале «Гермес», затем попадает во врангелевский Крым, где живет у Максимилиана Волошина в Феодосии.

1920 – поездка в Грузию. Живет в Батуме и Тифлисе (Тбилиси). По ошибке арестован, отпущен благодаря заступничеству И. Эренбурга, который был советским дипломатическим представителем в Грузии. По возвращении в Москву Мандельштам встречается с Блюмкиным, но тот отказывается от преследования поэта. Мандельштам поселяется в Петербурге.

1922 – выходит вторая книга стихов «Tristia» (в старой орфографии, в издательстве «Петрополис», с пометкой «Петербург—Берлин»). Женится на Надежде Яковлевне Хазиной, сестре поэта Евгения Хазина (впоследствии Надежда Яковлевна напишет книги воспоминаний о Мандельштаме: «Воспоминания» и «Вторая книга», назвав последнюю так же, как назвалась одна из книг мужа).

1923 – «Tristia» издается в России (с добавлением новых стихотворений, под названием «Вторая книга»). В целях обеспечения заработка Мандельштам занимается переводами с французского, немецкого и английского.

1925 – первая книга прозы «Шум времени», которая была переиздана в 1928 году под названием «Египетская марка».

1928 – начало травли Мандельштама, обвинение в плагиате (перевод «Тиля Уленшпигеля»). Мандельштама фактически прекращают печатать, появляются лишь редкие публикации в периодике конца 20-х—начала 30-х гг. («Звезда», «Новый мир», «Литературная газета» и др.).

1930 – поездка в Армению, цикл стихов об Армении (путевые заметки о поездке напечатаны в «Звезде»). Конфликт с А. Толстым (знаменитая история о пощечине, которую Мандельштам дал Толстому, вступаясь за свою жену).

1934 – наряд ГПУ делает в квартире Мандельштама обыск, находит стихотворения из так называемого «Волчьего цикла» («За гремучую доблесть грядущих веков…»). Его приговаривают к ссылке в Чердынь (недалеко от Соликамска). Мандельштам покушается на самоубийство, ссылка в Чердынь заменена ссылкой в Воронеж. Написание «Воронежской тетради».

1937 – Мандельштам с женой возвращаются в Москву.

1938 – новый арест (на Мандельштама поступил донос о чтении стихотворения «Мы живем, под собою не чуя страны…», экземпляр которого был найден при обыске).

1938 (?) – смерть в заключении, место захоронения неизвестно.