Текст книги "Сумасшедшая обезьяна (подлинная эволюция человека)"

2

Итак, настала пора подробно поговорить о такой вещи, как обряды инициации.

Напомним, обряд инициации представляет собой некую процедуру, направленную на имитацию «перерождения» человека, когда его личность претерпевает значительные изменения. Настолько значительные, что порой даже считалось, что старая личность умирает, а на смену ей появляется совершенно иная. Этой новой личности зачастую давалось новое имя (что, например, сохранилось до наших дней во многих религиях, когда неофитам также присваивают новые имена). Данная процедура производилась для того, чтобы человек мог перейти в другую социальную группу, в которой требуются другие стереоти-пы поведения, мыслей и т. п. Можно сказать без преувеличения, что эти обряды являются краеугольным камнем, фундаментом, на котором покоится все здание человеческой культуры. Они в том или ином виде присутствуют абсолютно у всех народов, населяющих нашу планету. Большинство из них были подробно описаны и исследованы этнографами и антропологами за последние 200 лет.

Если обобщать сведения об обрядах инициации, существующих у разных народов, то особо выделить можно два, наиболее характерных. Первый обычно происходит в раннем детстве и часто сопровождается обрядом обрезания – как у мальчиков, так и у девочек. Второй знаменует собой переход ребенка в сообщество взрослых. Данный обряд гораздо более длительный и серьезный и состоит из нескольких этапов. Этап первый представляет собой различные испытания, в которых посвящаемый должен продемонстрировать свою готовность к переходу в другую социальную группу. Если это мужской обряд, то к «сдаваемым предметам» относятся испытания на силу, ловкость, искусство изготовления и владения оружием, охотничьи навыки, способность преодолевать боль и различные виды страхов, умение вести себя в нестандартной ситуации, способность различать, кто свой, кто чужой, твердость в соблюдении законов племени (табу). После сдачи всех этих необходимых «предметов» наступает второй этап. Его смысл заключается в обряде посвящения. Юношу вводят в состояние измененного сознания, после чего производят различные манипуляции, которые должны убедить посвящаемого и окружающих в том, что на свет появилась новая личность, а старая умерла. С этого дня юноша считается полноправным членом мужского коллектива. Девушки также проходили обряд инициации. Содержание его было существенно иным, но суть сводилась к тому же. После него появлялась новая глава детско-женского сообщества, старая «личина» умирала.

Возникает резонный вопрос – для чего понадобилось создавать столь серьезные, многоступенчатые обряды, вдобавок еще нагруженные разными «архитектурными излишествами»? Ведь мы знаем, что возникновение чего-либо не происходит само собой, а эволюция требует очень серьезной причины для того, чтобы что-то появилось. Такой причины, которая бы угрожала существованию вида.

Как уже говорилось в предыдущих главах, проживание детско-женского сообщества и мужского было раздельным. Образ жизни и род занятий различались кардинально. Соответственно, для того, чтобы перейти в мужское сообщество, мальчик должен был не только овладеть определенными умениями – такими, как умение обращаться с оружием и проч., – но и коренным образом изменить основу своего поведения – с инфантильной на ту, которой пользуются взрослые воины. И это было действительно критичным для выживания вида, поскольку инфантильные реакции на охоте или при взаимодействии с хищниками были недопустимы: они ставили под угрозу всех остальных мужчин сообщества. То, что для слабого ребенка было нормальным – бегство, призыв к взрослым громким плачем и проч. – здесь было равнозначно провалу, поскольку процесс требовал максимальной кооперации и внесении в общее дело посильного вклада от каждого члена племени.

Возникает резонный вопрос – как добиться того, чтобы инфантильные реакции поменялись на совершенно другие? Как мы уже сказали, подготовка к инициации состояла из длительного обучения. А научиться следовало очень многому. Например, изготавливать охотничьи и другие орудия. Затем – умело ими пользоваться. Находить по следам или другим опознавательным знакам дичь (или падаль), запоминать по приметам дорогу и ориентироваться на местности. Это были новые навыки, им нужно было не только учиться, но и учить. Нет никакого сомнения в том, что в детско-женском сообществе присутствовали мужчины, которые брали на себя эту функцию. Вероятнее всего, это были престарелые воины, либо получившие увечья члены коллектива – другими словами, те, кто не мог по объективным причинам вместе со всеми больше принимать участие в походах. Именно они передавали столь необходимые навыки подрастающим детям. Однако кроме получения новых навыков следовало еще провести очень серьезную работу, чтобы разрушить некоторые врожденные реакции на специфические раздражители. Речь идет о воспитании умения стойко переносить боль, преодолевать страх. Страхов существует огромное множество. Это и страх высоты, и страх глубины, и замкнутого пространства, это страх перед большим, сильным хищником, страх перед противником, страх холода, страх огня и множество других страхов. Примечательно, что описанные этнографами обряды инициации включают в себя испытания, направленные на их преодоление. Количество этих испытаний поражает своим разнообразием. У ряда племен посвящаемый должен был сразиться с диким зверем, у других – провести ночь в одиночестве в лесу, кишащем хищниками, у третьих – пройти через огонь, у четвертых – взобраться по почти отвесной скале, у пятых нырнуть на очень большую глубину и т. д. – в зависимости от того, каков был основной род деятельности племени. Впрочем, как правило, испытания включали в себя демонстрацию сразу целого ряда умений. Например, по некоторым источников, в Древнем Египте было такое испытание, связанное с обрядом инициации. В пещере находился колодец, заполненный водой. Посвящаемый должен был нырнуть в него. На достаточно большой глубине был проход, ведущий в смежный с колодцем бассейн. Однако вынырнуть в нем не предоставлялось возможности – по поверхности бассейна плавали голодные крокодилы. Вместо того, чтобы всплывать вверх, следовало нырнуть еще глубже, где был проход в еще один колодец. Оттуда можно было беспрепятственно выбраться наружу. Как видим, здесь опробуется не только умение нырять, но умение держать себя в руках в неожиданной и опасной ситуации, не паниковать, а искать из нее выход, преодолевая чувство страха.

Вообще же обряд инициации представлял собой, как принято это теперь говорить, нечто вроде квеста, а именно – пути, который должен пройти испытуемый, где ему встретится масса препятствий и испытаний. Примечательно, что во время обрядов все происходило «по-настоящему», испытания были действительно опасными, посвящаемые часто получали травмы и даже погибали. О содержании обрядов мы поговорим несколько позднее, а теперь остановимся на том, как именно данный обряд мог появиться.

Мир для древних гоминид (по крайней мере, для мужской их части) состоял из двух компонентов. Первый – «мир людей», в котором они являлись людьми, второй – остальной мир (за «границей»), в котором они считали себя «волками», членами стаи. А стая обязана быть организованной и действовать эффективным образом. Соответственно, новый член мужского коллектива должен быть готов к путешествию «вовне», а также к эффективным действиям в неведомом и чуждом мире. Соответственно, он должен стать «волком», членом тотемистической группы. Но тут возникает вопрос: что же, до этого подросток членом тотемистической группы не был? Нет, не был. Здесь необходимо пояснить, как именно древние люди воспринимали тех, кто еще не прошел инициацию. Дело в том, что дети в возрасте примерно до двух лет (до первой инициации) считались существами неопределенного пола, просто «детьми». Только после инициации их начинали воспитывать соответствующим образом – девочек как девочек, мальчиков, соответственно, как мальчиков. С этой целью во время обряда инициации «раскрывались», делались «определенными» первичные половые признаки. Девочкам (и это сохранилось до наших дней во многих первобытных племенах) отрезался клитор (воспринимавшийся как некий зародыш мужского полового члена), мальчикам обрезалась крайняя плоть, пенис как бы «выпускался наружу», делая явной половую принадлежность его обладателя. Предположение, что обрезание делалось с гигиеническими целями, не выдерживает никакой критики. Во-первых, остается непонятным, зачем девочкам отрезался клитор, во-вторых, вряд ли медицинские познания древних людей были столь обширны, что они могли делать столь далеко идущие выводы, в-третьих, медицинский смысл данной процедуры довольно спорный. Это почти то же самое, как если бы кто-то взялся утверждать, что поскольку во рту скапливаются миктобы, следует отрезать щеки в целях уменьшения количества бактерий. Совершенно очевидно, что обнажая слизистую, мы не уменьшаем опасность «заражения», а напротив – ее увеличиваем. Так что мнение, будто обрезание – вещь, необходимая для гигиены в жарком климате, не более чем заблуждение, тиражируемое СМИ, а зачастую и врачебным сообществом. Будь это так, эволюция позаботилась бы об этом, приведя к тому, что мальчики уже рождались бы «обрезанными».

Как бы то ни было, подобная процедура не только многое проясняет, но и порождает целый ряд вопросов. Разве нельзя было просто по достижении определенного возраста начать обучать детей соответствующим их полу вещам без столь сложной и болезненной процедуры? Ответ кроется в особенностях мышления древних людей. Во-первых, в их отношении ко времени. Время для них не являлось некой отвлеченной константой, как для восприятия современного человека. Древние люди были в состоянии запомнить лишь некую небольшую последовательность событий. Запоминалось не само течение времени со всеми житейскими мелочами, а только некие значительные события, от которых оно отталкивалось и начинало свое течение. В этой связи хотелось бы вспомнить особенности летоисчисления древних китайцев. Непрерывной временной шкалы у них не существовало, время отсчитывалось от воцарения нового императора. «Первый год правления такого-то императора», «второй год его правления». Точная последовательность царствования императоров древних китайцев мало интересовала. «Новое рождение» всей страны происходило с приходом на трон нового владыки. Некоторые люди, например, верят в реинкарнацию и в то, что они уже когда-то жили на земле. Им может даже казаться, что они кое-что помнят из своих прошлых жизней, но вряд ли они будут всерьез придавать большое значение тому, в какой последовательности эти жизни следовали одна за другой. Так же к этому относились и древние китайцы. Прошлое не представляло для них некую протяженность, в которой друг за другом следуют те или иные события, оно было для них, скорее, неким бесформенным облаком, «загробным миром», в котором существовали все императоры прошлого одновременно. И это понятно. Ценность представляло лишь настоящее, отмеряемое от какой-то важной точки – от воцарения ныне здравствующего императора. Именно поэтому для историков много веков спустя представляло огромную сложность расставить всех этих императоров в той последовательности, в какой они реально шли друг за другом. Впрочем, похожий принцип существовал почти во всех древних цивилизациях. Да и мы отсчитываем время от некой мифической даты – рождения Иисуса Христа. В принципе, тот же подход был и у древних «сапиенсов». Шкалу времени образовывали значительные события жизни, способные запомниться и породить понятия «до» и «после». Такими значительными событиями в жизни, устанавливающими ход времени, были обряды инициации. Второй момент. Для того, чтобы понимать, что какое-то событие произошло, нужны опознавательные знаки, реперные точки, или, как бы сказали психологи, «якоря», позволяющие определить эту границу. Ведь если нет никакого маркера, то невозможно определить, что было «до», а что «после», поскольку это понятия относительные. Как в пространственной границе между мирами (см. выше), которую обозначали символическими воротами, могилами предков, низкой оградой, черепами, грудами камней и проч. Позже, в эпоху шаманизма, люди синхронизировали свое бытие с небесными явлениями – напр., фазами луны. Но даже тогда, рассказывая о легендарных событиях, происшедших давно, старейшины говорили «много-много лун назад», без уточнения, когда именно. Древнего человека, жившего даже в эпоху шаманизма, могли интересовать только те события, которые могли оказывать непосредственное влияние на его жизнь, а они происходили в пределах количества «лун», которые можно было сосчитать на пальцах одной руки. Все остальное являлось далеким прошлым и перекочевывало в разряд мифов, легенд и преданий, а для всех этих вещей совершенно не важно, когда именно они произошли, вполне достаточно того, что когда-то они имели место. Другими словами, понятия о времени были вполне утилитарными и появлялись лишь тогда, когда это было действительно необходимо. Та шкала времени, к которой мы привыкли и относимся как к само собой разумеющемуся, для древнего человека показалась бы очень странной вещью. И это понятно, поскольку такая шкала времени могла появиться лишь с одной целью – необходимостью устанавливать право на наследование – земли, власти, имущества. В имущественных спорах оказывался прав тот, кто мог доказать, что имеет на наследство больше прав, чем другие претенденты. Соответственно, возникновение подобной временной шкалы датируется эпохой, когда в явном виде возникли имущественное неравенство и зачатки государства, другими словами то, что могло наследоваться. А с функцией аккумулирования опыта прежних поколений вполне справлялось и «неопределенное» прошлое в виде мифов, легенд, преданий.

Итак, в соответствии со всем вышесказанным, обряды инициации являлись для древнего человека теми важными маркерами, которые делили его жизнь на «до» и «после». При этом указанное было важно не только для самого посвящаемого, но и позволяло окружающим четко определить, что именно с этого момента данный конкретный человек переходит в другую социальную группу и несет ответственность, как и пользуется правами, для нее установленными. Это был важнейший момент, позволяющий установить общеупотребительную систему социальных маркеров, которые определяли структуру общества и движение внутри нее.

Теперь попробуем понять, почему инициация заканчивалась обрядом посвящения, который сопровождался имитацией смерти посвящаемого и рождением новой личности.

Для начала вспомним то, что мы писали в предыдущих главах о «контурах», составляющих человеческую психику (это контуры В, КВ и ККВ, то есть «Воспринимающий субъект», «Конструирующий Восприятие субъект» и «Контролер Конструирующего Восприятие субъекта»). Дело в том, что при переходе в другую социальную группу существенно изменялось содержание контура КВ. Но самое главное – очень сильно менялся контур ККВ, который, как мы помним, не только контролирует внутренний монолог, но и отвечает за успешность индивида в социуме, за соблюдением разного рода табу. Одно-временно мы говорили, что контур ККВ является тем самым «я», которое мы осознаем как личность. Соответственно, изменяя очень многое в контуре ККВ, мы тем самым изменяем личность. Однако, как мы уже поняли, личность древнего «сапиенса» была иной и функционировала несколько другим образом, чем у современного человека.

Во-первых, долговременная память была существенно меньше, ее объем не позволял вмещать слишком многое. Собственно, в этом не было никакой необходимости. Память была ровно такой, чтобы обслуживать повседневные нужды человека. «Настоящее» представляло собой некий отрезок времени (плюс/минус «пять лун»). Все остальное являлось неопределенным «прошлым» или «будущим». Во-вторых, для долгосрочной памяти (как и для старта соблюдения новых табу) требовалась некая отправная точка. Эта же отправная точка была нужна для того, чтобы «забыть» все то, что больше не могло понадобиться – все реакции, запреты и установления жизни в прежней социальной группе. Соответственно, был необходим некий временной маркер.

Принципы симпатической магии говорят нам о том, что подобное рождает подоб-ное. Если мы имитируем действия, т. е. совершаем некие манипуляции, которые имеют место при смерти и рождении человека, то у нас возникает убеждение (как и у посвящаемого), что это действительно произошло. В основе симпатической магии лежит аффективный способ мышления (см. предыдущие главы), а по аффекту само событие от его имитации мало чем отличается.

Для большей уверенности в том, что перерождение действительно состоялось, посвящаемого вводили в состояние измененного сознания с помощью одного из множества существующих способов, но чаще при помощи наркотического средства. Вырванный из потока обыденного восприятия, внутренний Контролер ослаблял свою деятельность, поскольку не знал, как контролировать всю ту новую картину, которую он видел перед собой. Именно вследствие этого крайне повышалась внушаемость. В этом состоянии посвящаемому внушали, что его прежняя сущность умерла, а на смену ей пришла новая. Процедура выполняла роль пускового механизма, триггера, который производил переключение. Если проводить аналогию, то вполне можно привести такой пример. Существует линия железной дороги, по которой движутся поезда. Параллельно ей строится другая ветка. Когда новая линия закончена, следует переключить стрелку, чтобы поезда перешли со старых рельс на новые и начали ездить по ним. Именно роль такой стрелки и выполнял обряд посвящения.

Есть еще один существенный момент, о котором нельзя не сказать. По существу, то, что проделывали во время обряда инициации, являлось ни чем иным, как искусственным процессом диссоциации личности, о которой мы подробно говорили в одной из предыдущих глав. Процесс был совершенно аналогичным. С той только разницей, что предыдущая личность «умирала», оставляя в живых только новую. Однако для того, чтобы это произошло, следовало вначале личность «расщепить». В этом помогало то, что у человека к тому времени уже имелся опыт диссоциации: ранее мы говорили о том, что практически все люди в возрасте около 2-х лет проходят процесс расщепления восприятия, когда на основе развития речи и возникновения мышления (и внутреннего монолога как его основы) начинает формироваться контур ККВ. Все это усиливалось тем, что примерно в этом возрасте во многих примитивных сообществах было принято проходить первую инициацию, распределяющую тебя в некую социальную группу по половому признаку.

Суть данного обряда стала для нас более понятна, поэтому обратимся к его содержанию. Как мы уже говорили, обряд мужской инициации серьезно отличался от женской. Мужская инициация строилась следующим образом. Обучение начиналось практически сразу после первого посвящения, когда становилось ясно, кто перед нами – мальчик или девочка. В основном обучение на раннем этапе строилось по принципу наблюдения и подражания. Первыми учителями мальчиков становились взрослые мужчины, проживающие совместно с детско-женским сообществом. Их было не много, один или два. Ими становились либо старики, либо инвалиды, которые не могли участвовать в охоте вместе с остальными мужчинами. Мальчики учились изготавливать орудия и пользоваться ими, разбирать следы, ориентироваться на местности, загонять дичь (в основном мелкую), осваивали правила жизни в мужском сообществе, узнавали о существующих в нем табу (в некоторых случаях знание этих законов передавалось им на завершающем этапе сдачи «экзаменов»). Кроме того, они учились контролировать свои рефлексы – терпеть боль, преодолевать различные страхи. В определенное время они отправлялись в лес, или специальное место, предназначенное для испытаний. Некоторое время они находились там в своего рода «карантине», который часто сопровождался постом и другими обрядами очищения. После этого они были обязаны пройти определенную «полосу препятствий», об особенностях которой им было заранее не известно. В случае успешного прохождения дистанции юноша принимался во взрослое сообщество и после обряда посвящения становился его полноправным членом. В том случае, если кто-то проваливал задание, то он снова возвращался в детско-женское сообщество и тренировался до следующего года, ко-гда подросшие мальчики снова должны были проходить испытания. Успешно миновавшие дистанцию через некоторое время посвящались во взрослые воины/ охотники. С помощью разных методик, которые у каждого племени свои (начиная от монотонных танцев, боя барабанов и заканчивая нанесением телесных повреждений), посвящаемые вводились в состояние измененного сознания. Им внушалось, что они умерли, а потом снова возродились к новой жизни. Зачастую процесс смерти имитировался с помощью закапы-вания в землю, помещения в гробницу, саркофаг, которые плотно закрывались, оставляя только отверстие для поступления воздуха. Когда посвящаемый «вновь рождался», то ему внушалось, что во время смерти с его личностью произошли серьезные изменения и теперь он, по существу, новый человек. Часто после «рождения» на тело посвященного наносилась особая символика (татуировки, шрамирование), обозначавшие его принадлежность к новой социальной группе.

Женская инициация в корне отличалась от мужской. После первой инициации и «определения» пола девочка начинала активно воспринимать все, что ей могло понадобиться в будущем, когда она станет матерью и главой нового детско-женского сообщества. Своего рода наставником здесь выступала, естественно, мать – глава семейства. Основным методом обучения были наблюдение и подражание. Девочка училась вести хозяйство, готовить пищу, находить съедобные растения, ухаживать за младенцами, изготавливать одежду, обустраивать жилище, поддерживать его в чистоте и исправности. Как уже говорилось выше, сексуальные контакты внутри сообщества были строжайше запрещены (за этим зорко следила мать семейства). Равного отношения к сестрам тоже не было, поскольку одна из них должна была со временем занять место главы данного сообщества, заменив мать, а другим было суждено уйти прочь, чтобы создать новые «ячейки». Поэтому нет ничего удивительного в том, что жизнь женщины с раннего возраста была наполнена непрерывной конкуренцией с другими «претендентками». О том, как именно выбиралась преемница, нам доподлинно не известно. Вероятно, было много вариантов – от личной симпатии матери-прародительницы до какого-либо состязания (под ее же патронажем). Впрочем, часто смена власти была насильственной (мифология дает нам множество поводов думать именно так). Постаревшая (и в особенности потерявшая способность к деторождению) мать-прародительница безжалостно свергалась с «трона». Особо деспотичные из «матерей», не желавшие отдавать власть «по-хорошему», скорее всего, убивались, другие просто изгонялась из сообщества, либо помещались на краю «ойкумены». Именно в районе «границы» они доживали свой век, испытывая двоякие чувства – с одной стороны, желание блага своим потомкам, с другой – зависть к молодым и более удачливым соперницам. Здесь же, на «границе», как мы помним, располагались захоронения. Возможно, именно одно из таких захоронений («лабаз», или «избушку-на-курьих-ножках») свергнутая мать-прародительница приспосабливала под жилье. Как раз такой образ до нас во множестве вариантов донесли волшебные сказки. Это всем хорошо известная Баба Яга. Само название недвусмысленно указывает нам на болезнь, нездоровье. «Яга» и «язва» – слова, восходящие к одному корню. Другими словами, Баба Яга – это «старая, больная баба». О том, что Яга живет в районе «границы», мы узнаем, когда главный герой (юноша или девушка) отправляются проходить испытания (аналог обряда инициации) и вступают в темный лес. Двойственность отношения Яги к гостю проявляется в том, что она может как навредить, так и помочь ему. Часто Бабе Яге приписывают каннибалистские наклонности, что ничуть не противоречит нашей гипотезе. В отсутствии заботы и постоянных источников пропитания, Яга, вероятно, не брезговала ничем – ни крысами, ни жабами, ни свежими трупами, ни возможностью добыть мяса любым другим способом. Примечательно, что как только Яга осознает, что ее гастрономический интерес к гостю удовлетворить не удастся (гость оказывается умнее, сильнее и проч.), то она помогает ему. Интересно, что ряд сказок рисуют картину сексуальных домогательств со стороны Бабы Яги по отношению к гостю мужского пола. При этом оказывается, что гениталии у Яги с зубами, и когда гость пытается спастись от нее бегством и залезает на дерево, она начинает этими зубами «дерево грызть» – до тех пор, пока зубы не ломаются. Вполне вероятно, что здесь на образ Бабы Яги наложилось воспоминание о первой инициации, во время которой мать-прародительница (или кто-то под ее руководством) делала мальчику обрезание.

Как бы то ни было, совершенно ясно одно: кто-то из дочерей должен был занять место своей матери. Остальным предстояло пройти иной путь. С наступлением половой зрелости (и первых менструаций) отношение матери к дочерям резко менялось, поскольку из разряда детей они переходили в разряд конкуренток и претенденток. Это изменение отношения ярко отразилось в сказках, а конкретно – в повторяющемся сюжете о смерти родной матери и появлении «злой мачехи». К слову, свержение матери-прародительницы также воплотилось в сказках – в мотиве сексуального соперничества между падчерицей и мачехой.

Итак, с наступлением половой зрелости отношение матери менялось, она начинала недвусмысленно подталкивать подросших дочерей покинуть сообщество. Сексуальные контакты с приходящими самцами пресекались, на них распространялось строжайшее табу. Кстати, известный сюжет из сказки «Царевна-лягушка», когда царевич женится на лягушке, которая периодически (по ночам) оборачивается красавицей-царевной, повествует нам как раз о таком табу. До обряда инициации половые контакты были запрещены, «лягушачью кожу» героине сказки оставалось носить еще некоторое время, но царевич нарушил табу, в результате чего девушку постигло наказание – изгнание из рода, после чего ему пришлось ее долго искать.

В результате долгих понуканий со стороны матери, не желавшей терпеть рядом конкурентку, девушка отправлялась в лес проходить свою «дистанцию». Дистанция представляла собой путешествие в мужской дом. Таких домов у мужского сообщества, как правило, было несколько. Это были своего рода опорные пункты, куда они периодически возвращались после охоты или долгого военного похода (в зависимости от того, до какого из домов было ближе). Подобные мужские дома также подробнейшим образом описаны в фольклоре. В них живут «семь гномов», «богатыри», «Морозко», «Медведь» (т. е. тотемистический символ мужского коллектива), «три медведя», либо какое-то другое мужское сообщество или обитатель. Девушка приходит в мужской дом и начинает вести там хозяйство. То, насколько хорошо она это делает, и предстоит оценить хозяевам дома. Если девушка не справляется с работой, то ее вполне могут выгнать. Тогда ей предстоит снова вернуться в детско-женское сообщество (если, конечно, пустят) и дожидаться «переэкзаменовки». Если же девушка с работой справлялась, то она оставалась жить в мужском доме, превращаясь в «боевую подругу» живущих здесь мужчин. Примечательно, что архетипы «боевой подруги» и «жены» существенно разные и сформировались очень давно, что косвенно подтверждает наша теория.

Помимо хозяйственных функций на девушку также возлагались обязанности сексуальные. Как это происходило – была ли установлена некая очередность, либо практиковался групповой секс – остается только гадать. Вероятнее всего, имело место и то и другое. К слову, следует заметить, что, по всей видимости, в мужском сообществе помимо всего прочего довольно широко были распространены гомосексуальные связи, носившие характер «покровительства» (своего рода «дедовщины»), когда опытный охотник (воин) брал под свое крыло молодого и неопытного неофита. На данное обстоятельство указывает тот факт, что подобное положение вещей было вполне обычным на протяжении всей античности, и древние греки с римлянами вполне определенно указывали, что удовольствие, получаемое с «сатиром» и с «нимфой» – это два совершенно разных удовольствия. В пользу данного предположения говорит и то, что древние люди не видели связи между половым актом и последующим рождением детей и воспринимали секс исключительно как сферу торжества силы жизни и получения удовольствия.

Через некоторое время у девушки вполне закономерно наступала беременность. Тогда мужское сообщество (или его значительная часть) отправлялась вместе с ней и отыскивала подходящее место для жилища. Затем мужчины сообща возводили необходимые сооружения, обустраивали дом, снабжали хозяйство необходимой утварью – в общем, «награждали добром». По окончании работ они покидали новое сообщество (естественно, запоминая к нему дорогу), оставались только те, кто по тем или иным причинам не мог более находиться в мужском сообществе – старики и инвалиды. Они, соответственно, «выходили на пенсию» и принимались заниматься обучением подрастающего поколения.

Суть обрядов инициации сводилось именно к этому. А о том, какое влияние они оказали на человеческую культуру, мы поговорим дальше.