Текст книги "Сумасшедшая обезьяна (подлинная эволюция человека)"

Глава 3

Выход гоминид на сушу, адаптация к жизни в саванне. Падальщик или охотник?

1

Итак, климат постепенно м енялся. Гоминиды из «озерных обезьян» превращались в «обезьян прибрежных». Возрастающая нагрузка на нижние конечности и позвоночник (из-за уменьшения Архимедовой силы выталкивания) заставляла видоизменяться скелетно-мышечную систему. Проводящая большую часть времени по пояс в воде обезьяна, по существу, уже была прямоходящей. Несмот ря на некоторые неудобства изменившейся среды, эти изменения имели и положительные стороны. Во-первых, болотистая почва берегов хорошо защищала от хищников, поскольку они вязли в ней и не могли добраться до гоминид. Вертикальное положение туловища, кроме того, позволяло следить за приближением опасности поверх болотной растительности. Во-вторых, водная среда по-прежнему предоставляла достаточное количество пищи. С изменением среды состав рациона неизбежно должен был меняться, но изменение это не было кардинальным и, самое главное, быстрым. Водоемы постепенно мелели, количество видов, предпочитающих проточную воду, уменьшалось. Это и ракообразные, и моллюски. Вместе с тем появлялись новые источники пищи. Например, количество птиц с увеличением изрезанной береговой линии и пригодных для гнездовищ отмелей должно было возрасти (тем более что образующийся биоценоз предоставлял им достаточное количество пищи). Травоядные, по-прежнему приходящие на водопой и преодолевающие водную преграду для того, чтобы перебраться на свежее пастбище, чаще вязли в увеличивших свою территорию трясинах. В соответствии с этим, диета гоминид должна была смещаться в сторону увеличения в ее составе мясной пищи. В основном это были остатки животных, утонувших или увязших в заболоченных прибрежных отмелях. Разу меется, в состав ее рациона, по всей вероятности, входили птичьи яйца и еще не научившиеся летать птенцы, которых можно было относительно легко поймать и которых было множество в прибрежных районах, покрытых камышами, кустарником и другой растительностью.

Как мы уже сказали, мясная пища, которую предки человека употребляли в пищу, по всей видимости, представляла собой падаль. Здесь самое время остановиться на данном термине подробней.

Принято считать, что наш далекий предок был в первую очередь охотником. Если относительно австралопитековых и хабилиса у исследователей еще есть некоторые сомнения, то эректус изображается в качестве того, кто пошел гораздо дальше своих предшественников и освоил производство орудий, позволивших ему заняться активной охотой. Например, когда археологи и антропологи находят в четвертичных залеганиях кости и обработанные камни, оставшиеся от ископаемых предков Homo sapiens, а также крупные кости животных, они обычно делают вывод о том, что наш далекий предок охотился на этих животных. Хотя это свидетельствует не об охоте, а лишь о том, что гоминиды поедали мясо этих животных.

Данную проблему очень подробно рассматривал в своей книге Б. Поршнев. В частности, он писал, что, как показывают исследования, ничто серьезно не говорит в пользу охоты. Однако отбросить эту гипотезу мешают предубеждения: «трупоядение» – слишком «унизительное» определение для наших, пусть и далеких, но все же предков. Термин этот не имеет смысла, если вспомнить, что есть можно не живое животное, а только его труп. Когда мы говорим «падаль», то это не обязательно что-то плохое, не свежее и полуразложившееся. «Падальщик» – это всего лишь тот, кто употребляет в пищу не им убитую добычу. Поэтому наряду с давними остатками животных, убитых хищниками или умерших своей смертью, это еще и свежая добыча, по той или иной причине не доеденная хищниками, или украденная у них другими животными. Кража добычи вообще очень распространенное явление среди животных. У некоторых видов украденное составляет серьезную часть их рациона. Кроме того, есть немало пернатых и наземных плотоядных видов, которые специализируются на отыскании и поедании падали или практикующих это наряду с другими путями питания. Причем у многих плотоядных организм защищен от вредных химических агентов, от трупного яда противоядиями, что, кстати сказать, вполне могло быть и у гоминид. Безвредное переваривание продуктов разложения мяса – одна из адаптаций, довольно широко распространенная в природе. Вероятнее всего, наши далекие предки без всяких запретов и табу прекрасно знали, что следует есть, а что нет. Кроме того, свежая падаль вообще не несла для них никакой угрозы.

Образ «хищной обезьяны» довольно долго поддерживался научной и научно-популярной литературой. В частности, такие авторы, как Дарт, Окладников и другие живописали австралопитеков как свирепых прирожденных убийц, способных умерщвлять не только травоядных, но даже вступать в единоборство с крупными хищниками. Из этой способности выводилось основное преимущество вида, со временем завоевавшего весь мир. В частности, Окладников рисовал предка человека как охотника за другими видами обезьян, павианами и т. д., причем, по его мнению, тот охотился с помощью элементарного костяного и рогового оружия, не изготовляемого специально, а просто находимого на земле среди останков других животных. Дарт в своих книгах очень подробно описывал такие ситуации, правда, в их научной обоснованности возникали, да и возникают серьезные сомнения.

Известно, что обезьяны всеядны. Часть их рациона составляет животная пища. Например, они не прочь полакомиться насекомыми, ящерицами, другими мелкими животными, поимка которых не требует сложных охотничьих приемов. Павианы охотятся на зайцев, мартышек, детенышей газелей. То же можно сказать о шимпанзе. Впрочем, мясная пища составляет незначительную часть их рациона. Исключением являются опыты с повреждением некоторых участков на медиальной стороне и своде полушарий головного мозга шимпанзе. Это повреждение побуждает обезьяну жадно есть сырое мясо, неожиданно предпочитая его всем видам пищи. В остальных случаях нет ни малейших данных об умерщвлении крупных млекопитающих даже самыми большими и сильными антропоидами. Это вполне понятно, если взглянуть на вещи беспристрастно.

Первое. Даже самому сильному хищнику, каким является, например, лев или ягуар, охота на крупных копытных не дается легко. Вся долгая эволюция травоядных, вся их анатомия и адаптации нацелены на то, чтобы вовремя обнаружить хищника и убежать от него. Вся анатомия хищника, напротив, направлена на то, чтобы добычу настичь. Тактика здесь различна, но зачастую она сводится к тому, чтобы совершить один стремительный бросок из засады. Если он не удается, то хищник, как правило, не преследует жертву, а ищет новую. То есть даже для полностью «экипированного» хищника настичь добычу – задача не простая. Что уж говорить о наших далеких предках, которые вряд ли могли сравниться с этими прирожденными убийцами в искусстве охоты.

Второе. Ногти и зубы, скорость передвижения, неспособность к высокому прыжку – все это не благоприятствовало превращению обезьяны в хищника (или охотника). С анатомической точки зрения можно говорить о всеядности гоминид – об этом впрямую свидетельствует зубной аппарат, форма челюстей и прочие признаки.

Третье. Крупные копытные, как правило, очень сильны (если, конечно, речь не идет о новорожденных детенышах, больных или старых особях). Даже при помощи орудий вроде дубинки или каменного рубила их убить очень сложно, если не сказать – невозможно. Да и детенышей оберегает мать, а то и все стадо, к старым животным тоже подступиться не так безопасно, как кажется на первый взгляд.

Первым, кто отважился заявить о «трупоядении» предков человека, был русский археолог А. Кельсиев, который утверждал, что обильные кости мамонтов на стоянках говорят не о совершенно неправдоподобной охоте на этих огромных животных, а о том, что человек питался падалью, выкапывая из мерзлоты длительно сохранявшиеся туши. Некоторые исследователи, как у нас в стране, так и за рубежом, поддержали эту идею. Как не трудно заметить, речь идет уже о ледниковом периоде, то есть о наших ближайших предках на генеалогическом древе. Но данная пищевая специализация должна была вначале возникнуть и сформироваться, затем получить развитие. На это должны были уйти десятки, даже сотни тысяч лет. Думается, данная адаптация началась параллельно с выходом гоминид в саванну.

Действительно, все каменные орудия, которые человек производил на протяжении сотен тысяч лет (это касается и олдувайской, и шелльской, и ашельской культур и т. д.), как оказывается при внимательном рассмотрении, предназначены вовсе не для умерщвления, а для разделки туш павших или убитых хищниками животных. Рубила, чопперы, скребла – разных форм и размеров – не могут быть эффективными орудиями убийства, ими удобно лишь разделывать тушу: рубилами дробить, расщеплять и отделять мясо от костей и сухожилий, скреблами соскребать плоть с костей и т. д. Изготовление простейших каменных орудий не требовало большого времени, рубила и сколы изготовлялись по мере надобности там, где разделывалась туша животного. Даже то, что раньше считалось «копьями», с обожженными на костре концами, вполне может быть истолковано как рычаги для раздвигания ребер при разделке туши – не более. Дело в том, что пробить твердую, «бронированную» кожу мамонта этими кольями практически невозможно.

Начальные навыки в изготовлении каменных орудий предок людей вполне мог получить еще на стадии полуводного обитания, когда ему надо было доставать из раковин моллюсков. Здесь как раз нужны были камни с острыми краями, которые помогли бы выскребать съедобное содержимое из раковин. Ударник типа рубила (на данной стадии – просто подходящий по весу и форме камень) нужен был как для разбивания раковин, так и для сокрушения твердых панцирей ракообразных.

Берега водоемов примечательны еще тем, что на них волнами часто выносит останки погибших, либо убитых хищниками животных. Зачастую это просто кости, даже без остатков плоти на них. Для большинства животных это бесполезные предметы, в то время как для гоминид они могли стать источником костного мозга. Для этого требовалось кость разбить с помощью камня, используя приобретенные ранее навыки. Несмотря на питательность и энергетическую ценность данного продукта, его потребление не могло быть регулярным, поскольку кости появлялись в пределах досягаемости гоминид с разной частотой. Это во многом было обусловлено плотностью заселения берегов травоядными, а также количеством хищников. Со временем, естественно, количество потребляемой «падали» изменялось. С обмелением водоемов оно должно было возрастать, поскольку традиционный рацион гоминид истощался. Соответственно, они все чаще были вынуждены искать пропитание на отмелях и в пределах прибрежной полосы. В природе количество падальщиков, способных разгрызать твердые кости травоядных, крайне невелико. Например, гиена. Однако гиена выходит из логова на «промысел» в сумерках и ночью. Гоминиды же были активны преимущественно днем. Кроме того, гиены водятся далеко не везде, так что ниша была более или менее свободна. Из известных животных, которые могли бы составить реальную конкуренцию гоминидам, можно назвать, пожалуй, лишь огромную гиену Pachycrocuta. Этот хищник обитал в основном в южных регионах Африки, что, возможно, определило локализацию «колыбели» человечества в восточной части континента. Pachycrocuta была способна разгрызать любые кости и, конечно, не оставила бы гоминидам никаких шансов на добычу костного и головного мозга убитых животных, а прямая конфронтация с таким зверем окончилась бы тогда отнюдь не в пользу предка человека.

С постепенным «выходом» гоминид из воды неизбежно менялась и их морфология. Это касалось не только дальнейшей перестройки скелетно-мышечной системы в результате развития прямохождения, но и других признаков. Например, существенной особенностью человека является отсутствие волосяного покрова. Когда именно человек его потерял, до конца не прояснено исследователями.

Если принимать во внимание все, сказанное ранее о полуводном способе существования гоминид, то вопрос о потере волосяного покрова не является таким уж сложным. Потеря большей части волосяного покрова, скорее всего, произошла когда укрупнение размеров тела гоминид привело к тому, что они смогли носить на себе слой жира, способный эффективно защищать их от переохлаждения. По всей видимости, волосы оставались только на голове, поскольку были призваны защищать череп от перегрева при попадании прямых солнечных лучей. Впрочем, утрата волосяного покрова – достаточно серьезный вопрос и на нем следует остановиться подробней.

У современного человека волосы интенсивно растут в следующих местах:

1. На голове сверху,

2. На верхней половине лица (брови, ресницы),

3. Усы, борода (у самцов),

4. В районе подмышек,

5. В районе гениталий.

Следует сразу заметить, что все эти признаки вполне могут являться следствием последующих адаптаций, а не рудиментами доводной, «обезьяньей» жизни.

Что касается пункта первого, то вполне очевидно, что защита от прямых лучей солнца была необходима гоминидам в том числе и в водной среде. Волосы, с одной стороны, защищали голову от перегрева, а с другой, могли выполнять дополнительные функции – например, как писал Харди, за них вполне могли цепляться детеныши, чтобы их далеко не уносило течением от взрослых. Функция защиты от солнца осталась у волос и после того, как гоминиды вышли на сушу. Тем более что, скорее всего, «водные обезьяны» заняли наиболее свободную нишу «полуденного падальщика», чтобы, с одной стороны, не пересекаться с более сильными конкурентами вроде гиен, которые в основном активны в сумерках и ночью, а с другой – первыми получать доступ к добыче. Данная адаптация пригодилась гоминидам и позднее, когда их потомки переселились в северные широты. Только здесь «мех» на голове выполнял уже совершенно иную функцию – защиты от холода.

Далее. Ресницы есть практически у всех животных, они выполняют функцию предохранения слизистой глаза и века от попадания на них песка и пыли. Функция бровей – это защита глаз от проникновения в них пота. Поскольку терморегуляция при помощи потовых желез, да и появление самих потовых желез, – адаптация к жизни на суше, то и брови, скорее всего, возникли у гоминид тогда, когда слизистую глаз потребовалось защищать от продуктов, вырабатываемых этими железами.

Усы и борода растут только у самцов. Наиболее внятное объяснение их функции – это защита шеи, где проходят жизненно важные вены и артерии, а также уязвимые шейные позвонки, от хищников. Известно, что при нападении хищники первым делом стремятся вцепиться в горло жертве, чтобы перекусить сонную артерию, или переломить позвонки. При наличии бороды, прикрывающей уязвимое место, шансы на то, что хищник промахнется и у него в зубах останутся лишь волосы, увеличиваются. Соответственно, данная адаптация, по-видимому, является более поздней, предназначенной для защиты от наземных хищников. Мало того, она явно указывает на «разделение труда» между полами, а именно на то, что опаснос ти нападения со стороны хищников подвергались в первую очередь именно самцы. Кроме того, борода очень не одинаково растет у представителей разных рас и народов. Известно, что у монголоидов, например, растительность на лице развита очень слабо. С одной стороны, это прямо говорит о вариативности данного признака и о, вероятно, позднем его возникновении, а с другой – о возможности гибридизации родственных видов с разной выраженностью данного признака.

Есть и еще одна вещь, на которую следует обратить внимание. Это то, что борода у человека относится к разряду вторичных половых признаков и ее активный рост начинается после полового созревания. Это говорит о том, что необходимость в ней возникает только после превращения ребенка в мужчину и связано, по всей видимости, с переходом мальчика из женско-детского сообщества в мужское (о чем подробно мы будем говорить ниже).

Прежде чем перейти к двум следующим пунктам, надо остановиться на том, что собой в принципе представляет потовая железа и как именно устроена «система охлаждения» человека.

У многих животных охлаждение организма происходит в основном за счет дыхания. Когда животное (например, вследствие двигательной активности) «перегрето», у него учащается дыхание, чтобы испарять возможно большее количество влаги. Собаки, как известно, для той же цели «вываливают» язык. Дело в том, что у млекопитающих, покрытых шерстью (в том числе собак), потовые железы, выделяющие жидкий пот, имеются лишь на мякишах лап. На остальной поверхности тела располагаются более крупные потовые железы, выделяющие густой пахучий пот, который, смешиваясь с секретом сальных желез, образует естественную жировую смазку кожи и волос. Таким образом, терморегуляторная функция потоотделения у млекопитающих, покрытых шерстью, практически отсутствует, но выделительная сохраняется в полной мере. Например, усиление потоотделения происходит при заболеваниях животного, когда организм всеми способами старается избавиться от вредных продуктов обмена, накапливающихся в процессе болезни.

Наряду с этим, есть животные, у которых, напротив, чрезвычайно развита система потовых желез. К ним, например, относится лошадь. Потовые железы расположены у нее по всей поверхности тела. Ни одно животное не потеет так сильно, как лошадь. При напряженной мышечной работе пот у нее сначала выделяется на боках, затем на плечах и на шее, наконец, она потеет всем туловищем, делается мокрая («в мыле»). В зависимости от уровня химической терморегуляции, выполнения мышечной работы и температуры окружающей среды выделяется различное количество пота. Установлено, что пот лошади содержит 94,38 % воды, 5 % минеральных веществ, около 0,6–0,7 % органических веществ. Кроме того, кожа у лошади тоньше, чем у крупного рогатого скота, что облегчает потоотделение и, соответственно, теплоотдачу. Установлено, что около 80 % общей потери тепла у лошади происходит через кожу.

Как видим, подобный тип терморегуляции – не редкость в животном мире. Поэтому увеличение количества потовых желез и их функциональная дифференциация – вполне логичный путь для того, чтобы по нему пошла эволюция.

По обилию потовых желез млекопитающих, как ни странно, можно сравнить лишь с земноводными. Строение и назначение таких желез у земноводных очень примечательно, и на нем следует остановиться особо. Дело в том, что уже у личинок земноводных эпидермис содержит большое количество специализированных железистых клеток. У взрослых животных эти клетки исчезают и заменяются многоклеточными железами. Они со временем погружаются в кожу и путем размножения дают начало шаровидной группе клеток, лежащей под эпидермисом. Когда наступает время метаморфоза (превращения личинки во взрослое животное) внутри такого шаровидного зачатка железы появляется полость, которая продолжается в виде узкого выводного канала, проходящего на наружную поверхность кожи. Клетки теперь располагаются в один слой по стенке железы. Таким образом, многоклеточная железа взрослого животного имеет вид простого мешка или пузыря, стенка которого состоит из одного слоя железистых клеток. Снаружи эпителий железы покрыт слоем гладких мускульных клеток, сокращение которых либо сжимает выводной канал, либо расширяет, регулируя тем самым поступление производимого ею секрета на кожу. Основная функция кожных желез амфибий заключается в поддержании кожи во влажном состоянии, что очень важно, поскольку у нее слабо развит роговой слой. Увлажнение кожи является также важным условием осуществления кожного дыхания, которое у земноводных имеет довольно большое значение. Наконец, секрет кожных желез имеет значение и для защиты организма от проникновения паразитов, а зачастую от нападения более крупных врагов. Эти железы бывают двух типов – обыкновенные слизистые, а также другие, с зернистым содержимым. Секрет последних часто бывает ядовитым.

Остается добавить, что секрет потовых желез – это всегда продукт их жизнедеятельности, а не следствие разрушения клеток, как в сальных железах. В коже млекопитающих потовые железы открываются либо непосредственно на поверхность эпидермиса, либо в сумку волоса. Помимо функции терморегуляции, они также выполняют и функции органа выделения.

Итак, вернемся к человеку. У человека имеется два вида потовых желез – эккринные (меокринные) и апокринные. Говоря максимально упрощенно, эккринные потовые железы – это система терморегуляции организма, железы, выделяющие секрет (99 % воды и 1 % неорганических и органических веществ), который, испаряясь с поверхности кожи, охлаждает организм. Расположены они по всей поверхности тела, кроме красной каймы губ, головки и крайней плоти полового органа, клитора и малых половых губ. Больше всего желез находится на ладонях и подошвах, а также коже лба (вспоминаем о назначении бровей). У детей плотность потовых желез из-за меньшей поверхности тела в несколько раз выше, чем у взрослых. Не одинаково количество потовых желез и у представителей различных рас. Например, у негроидов их почти в полтора раза больше, чем у европеоидов. Объясняется это тем, что исторически негроиды жили в местах, где уровень инсоляции очень высок и интенсивность охлаждения организма требовалась намного большая. Так или иначе, количество потовых желез у человека колеблется от 2 до 5 млн.

Апокринные (или большие потовые железы) располагаются в коже подмышечных впадин, в области лобка и прилегающей к нему части живота, коже мошонки, больших половых губ, промежности, особенно вокруг заднего прохода и в околососковом кружке молочной железы. Видоизмененные апокринные потовые железы расположены на крыльях носа, веках, наружном слуховом проходе. Наиболее развиты подмышечные апокринные потовые железы. У женщин апокринные потовые железы развиты сильнее, чем у мужчин, они изменяют свой объем соответственно фазам менструального цикла. Секрет, выделяемый апокринными железами, более вязкий, чем секрет эккринных. Он имеет щелочную реакцию (у эккринных – кислотную) и выбрасывается отдельными порциями. Работа этих желез тесно связана с функцией половых желез. Апокринные потовые железы лишены секреторных нервов, их функция регулируется гормонами мозгового вещества надпочечников. Эти потовые железы не участвуют в терморегуляции, зато реагируют на стресс. Пот бывает очень пахучий и вязкий. Это объясняется тем, что разрушаются секреторные клетки. Пика активности этот вид желез достигает в пубертатном (подростковом) возрасте, в пожилом возрасте ослабевает.

Итак, потовые железы бывают двух типов. Одни представляют собой систему терморегуляции организма, другие – в терморегуляции не участвуют, но плотно связаны с работой половой системы. Нетрудно заметить, что волосы у Homo sapiens интенсивно растут как раз в тех местах, где располагаются апокринные потовые железы. Возникает резонный вопрос – почему? Ответ во многом очевиден. Волосы во много раз увеличивают поверхность испарения секрета, выделяемого данным видом желез. Этот секрет играет роль аттрактивного раздражителя для противоположного пола, или наоборот – призван отпугивать других претендентов на данную территорию (напр., когда фекалиями «метят» свою территорию, вспомним о максимальном скоплении апокринных клеток вокруг заднего прохода). У современного человека обонятельная чувствительность притуплена, и информативность данного канала во много раз снижена. Поэтому, например, школа медицинской диагностики, определяющая болезнь по запаху выделений и испражнений (практикуется в Китае) воспринимается больше как экзотика, чем как рабочий, пригодный для широкого внедрения метод. Однако для нашего далекого предка все обстояло совершенно иным образом. Запахи играли для него, как и для подавляющего большинства других животных, очень важную роль. В первую очередь информативную. При помощи запахов метится территория, привлекается особь противоположного пола, передается информация о животном – о его возрасте, состоянии здоровья и т. д. Не случайно и то, что апокринные потовые железы сильнее развиты именно у самок. Самка всегда менее мобильна и для того, чтобы привлечь самца, ей нужно распространить «информацию» о своей готовности к зачатию на возможно большую территорию. «Обнюхивание» как традиционное действие при встрече, например, двух собак в парке, для человека тоже характерно. При этом речь идет не о столь далеких временах, как может показаться. Например, еще в XX веке некоторые испанские мачо, приглашая на танец дам, предварительно вытирали платками промежность, после чего клали платок в нагрудный карман. Это исправно служило делу соблазнения.

Но здесь вполне логически возникает другой вопрос. Если развитие системы охлаждения организма при помощи эккринных потовых желез возникло после выхода гоминид на сушу и, мало того, являлось адаптацией для жизни в саванне, то когда возникли апокринные железы в том виде, в котором мы наблюдаем их сегодня и какого рода адаптацией являлись они? Попытаемся ответить на этот вопрос.

Исходя из того, что основное предназначение данных желез – распространять запах, то несложно сделать вывод: адаптация эта также, по всей вероятности, возникла после перехода гоминид к наземному образу жизни. Обоняние для человека и его предков вообще имеет смысл только в воздушной среде, поскольку дыхание осуществляется не при помощи жабер, и было бы довольно глупо с биологической точки зрения заиметь подобную адаптацию. Например, у такого животного, как капибара, внешне напоминающего гигантскую морскую свинку и ведущего полуводный образ жизни, железы, выделяющие секрет для привлечения особей противоположного пола, расположены в районе носа, который, естественно, основную часть времени находится в надводном положении, поскольку является органом дыхания. Если у человека и было что-то аналогичное, то, вероятно, оно располагалось на голове – за ушами, в районе носа и т. п.

Что же представлял собой гоминид, который начал свой переход от «водного» вначале к «прибрежному», а затем к сухопутному образу жизни? По всей видимости, это было существо, по своей морфологии еще очень близкое к обезьянам. Несмотря на двуногость, нижние конечности оно имело еще довольно короткие (короче, чем человек современного типа и Homo erectus). Объем мозга и черепной коробки он имел также сравнимый с обезьянами. Руки были длиннее, чем у Homo habilis, но уже имели чувствительные пальцы, чтобы отыскивать в донном иле и на речных отмелях съестное. Для того, чтобы разбивать раковины моллюсков и панцири ракообразных, гоминид использовал камни, которые находил здесь же. Чтобы вскрывать мелкие раковины и выскребать из них моллюсков, он использовал гальку, расколотую напополам и снабженную острым краем. Некоторую часть рациона гоминида составляли останки животных, умерших естественной смертью, утонувших, или убитых хищниками. Вероятно, основная часть данной пищи доставалась гоминидам в виде костей, которые они разбивали камнями для того, чтобы добыть костный мозг. Из-за того, что значительную часть своей пищи гоминид «высасывал» из раковин, панцирей и костей, у него постепенно развились щеки, подвижные губы, а также сильный, мясистый язык, выполнявший роль «поршня» при высасывании. В рацион гоминида также входила растительная пища в виде корней съедобных водных растений, свежей листвы и побегов, фруктов. Строение кисти гоминида отличалось от обезьяньей. Навыки брахиации постепенно утрачивались. Большой палец был более противопоставлен остальным – для того, чтобы было удобнее держать камень. Стопа со временем приобрела форму, которая позволяла передвигаться в выпрямленном положении по дну постепенно мелеющих водоемов. Вполне вероятно, здесь могло быть несколько вариантов адаптации – одна из них (стопа ореопитека) представлена ископаемыми останками. Зубная система гоминида была адаптирована под всеядность: челюсть от U-образной формы начала постепенное движение в сторону V-образной, моляры у самцов не были ярко выражены и не выступали из общего ряда зубов. Волосяной покров на теле, скорее всего, отсутствовал, кроме густой шевелюры на голове, призванной защищать череп гоминида от солнца. Цвет тела, по-видимому, приближался к смуглому, но не являлся черным. Подкожный слой жира был хорошо развит, кожа была достаточно тонкой и эластичной, во многом по своей морфологии напоминающей кожу земноводных. Большую часть времени гоминид проводил в воде, выбираясь на сушу кратковременно – для дополнительного поиска пищи. Возможно, он имел навык строительства плавучих жилищ на воде, состоящих преимущественно из упавших в воду древесных стволов, ветвей и камыша. Жили гоминиды, вероятно, небольшими сообществами, включавшими в себя несколько самцов и несколько самок. На это указывают редуцированные клыки у самцов, что говорит о сниженном уровне внутривидовой агрессии. В силу того, что гоминиды занимали нишу, свободную от сухопутных хищников, они не были объектом их регулярной охоты. Далее эта особенность сохранялась в линии Homo (в отличие, например, от австралопитеков массивных и бабуинов, останки которых часто находят в скоплениях костей, оставленных хищниками плио-плейстоценового времени). О причинах этого сохранения мы поговорим позднее. Однако здесь следует заметить, что помимо «сухопутных» хищников, гоминидам могли угрожать хищники водные. В первую очередь это крокодилы. Защитой от них могли служить «наблюдатели», которые вовремя подавали знаки, чтобы остальные успели укрыться на берегу, в «хатках», или на островках искусственного или естественного происхождения. Думается, вполне логичным является, что далекий предок человека мог использовать небольшие островки естественного происхождения для строительства «гнезд»: они защищали бы его не только от хищников, обитающих на суше, но и от тех, кто находился в воде. Если пытаться дальше реконструировать жизнь древних гоминид, то логично предположить, что они могли создавать нечто вроде «заграждений» от водных хищников, которые мешали бы им проникать на территорию, где гоминиды добывали себе корм. Поначалу этими заграждениями могли служить остатки старых, полуразрушенных «хат», а также естественные преграды, но со временем вполне возможно и возведение некого подобия водопроницаемой плотины, через которую не мог бы пройти ни один водный хищник. Поскольку остатков подобных сооружений не могло сохраниться, то мы вступаем в область умозрительных построений, которые могут быть подкреплены лишь аналогиями с поведением других животных и особенностями быта человека позднего времени (более тщательно «документированного»). Во-первых, предок нашего гоминида – обезьяна. Известно, что многие обезьяны устраивают себе временные «гнезда». Не могу привести причин, чтобы на стадии «полуводного» образа жизни они перестали это делать. Тем более что «выгода» подобных действий очевидна (смотри выше). Во-вторых, строительство запруд – вещь в природе не уникальная. Достаточно вспомнить животное, распространенное в мире почти повсеместно. Это бобер. Кроме него «хатки» строят ондатра, выдра. Возникает резонный вопрос: если указанные животные, не обладая какими-то особыми «интеллектуальными способностями», могут это делать, то почему не мог делать наш далекий предок? В-третьих, запруды выгодны еще и тем, что служат своего рода «ловушками», местом безопасного размножения и роста водных обитателей, употреблявшихся гоминидами в пищу (ракообразные, моллюски). Ловля рыбы в таких «загонах» также намного проще. Рыба, как и другие водные обитатели, могла заплывать туда, привлеченная остатками трапез гоминид. По существу, участок, ограниченный естественными и искусственными препятствиями, воспринимался как «своя территория». Это очень примечательный момент. Дело в том, что подавляющее большинство животных обозначает границы своей территории продуктами собственной жизнедеятельности: мочой, фекалиями, особым секретом, выделяемым специализированными железами. В воде это было затруднительно. Так что обозначать «свою территорию» особыми предметами (естественными или рукотворными) – определенное ноу-хау гоминид на данном этапе, которое получит затем развитие в линии Homo, преобразовавшись в представление об «известном мире», «ойкумене», плотно связанном с архетипом «границы», о котором мы будем говорить в следующих главах.