Текст книги "Сумасшедшая обезьяна (подлинная эволюция человека)"

3

Вполне очевидным кажется, что на пути постепенного превращения из падальщика в охотника падальщик должен был на определенном этапе неизбежно перейти от пассивного скэведжинга к активному. То есть в какой-то из периодов предки людей перешли от простого присвоения остатков добычи крупных хищников к тому, что стали их от добычи отгонять.

Данный переход примечателен тем, что подобные изменения не происходят сами по себе. Предполагать, что гоминиды «подумали», будто отогнать хищника от добычи будет гораздо эффективней, чем ждать, когда он закончит свою трапезу, значит приписывать им образ мыслей и действий современного человека. У гоминид все было иначе. Не следует забывать, что это были еще по сути животные (хотя и ходящие на двух ногах), и руководствоваться они могли лишь тем инструментарием, что был у них в арсенале. А он не давал никакого повода, чтобы осуществить данный переход. Стратегия выживания и, в частности, питания, выбранная ими, была чрезвычайно успешна. Именно она позволила виду занять огромный ареал, расселившись на большей части Африканского и Евразийского континентов. Соответственно, должна быть некая очень важная причина, заставившая их поменять эту успешную стратегию на другую.

Естественно, причиной перехода могло быть то, что прежняя стратегия перестала работать. В свете того, что говорилось ранее о климатических изменениях, а также о том «симбиозе», который гоминиды образовали с хищником, вполне логично предположить, что на определенном этапе наши далекие предки остались без этой «поддержки». Во время оледенений в результате климатических изменений ареал обитания крупных кошачьих сужался, об этом говорят и ископаемые останки. Стада копытных мигрировали к югу, за ними следовали крупные хищники. Тропики и субтропики, как уже говорилось, превращались в степи. Место ушедших крупных хищников занимали более мелкие млекопитающие, но зато охотящиеся стаями. Это в основном были представители семейства собачьих, в частности, волки. Стайный способ охоты делал их более способными адаптироваться под неблагоприятные изменения климата. Ареал распространения данного животного поистине огромен – это территория всей Евразии и практически всей Северной Америки. Однако интересно другое. В Африке волки не водятся. Из псовых в Африке на значительной территории расселены лишь полосатые и чепрачные шакалы. Однако стаями шакалы не охотятся. Они ведут в основном сумеречный и ночной образ жизни. Многие из них всеядные (напр., полосатые шакалы), которые могут питаться и фруктами, и мелкими грызунами, и насекомыми. В основном же шакалы, как известно, падальщики. Своего рода аналогом евразийских волков на территории Африки являются гиеновидные собаки, которые также охотятся стаями по 7-15 особей. В настоящее время ареал их распространения мозаичен и ограничивается отдельными районами центральной и южной Африки. Однако ранее гиеновидные собаки были распространены в Африке намного более широко, практически повсеместно. Примечательно, что гиеновидные собаки везде находятся во враждебных отношениях с гиенами и львами. Это нам недвусмысленно указывает на то, что они находятся в конкурентных отношениях и их «охотничьи угодья» хотя бы отчасти пересекаются.

Если бы предки гоминид уходили от наступающего ледника и расширяющихся территорий степей и полупустынь вслед за кошачьими, то им не было никакой необходи-мости «переквалифицироваться» на симбиотическую связь с гиеновидными собаками. Этот симбиоз гораздо более «трудный» (почему, мы скажем далее), а кроме того, устоявшееся положение вещей в виде традиционного сотрудничества с крупными кошачьими было весьма эффективно. Соответственно, переход к новому виду «сотрудничества» мог происходить только в тех местах, откуда кошачьи ушли и куда пришли охотящиеся стаями псовые. Гоминиды по какой-то причине в этой местности остались, не захотев (или не сумев) вовремя уйти вслед за кошачьими.

Итак, часть гоминид мигрировала вслед за стадами копытных и крупными кошачьими, часть осталась на старом месте. Сформированное пищевое поведение и приобретенные навыки требовали того, чтобы старому «подателю благ» была найдена замена. Это вполне понятно. Если кто-либо приспособлен, например, к рыбалке, а та рыба, на которую он охотился, вдруг пропала, что он сделает? Правильно. Со стопроцентной вероятностью выберет другую рыбу в качестве объекта промысла. Пищевое поведение он поменяет лишь тогда, когда никакой рыбы не останется в пределах досягаемости. Эволюция, как мы помним, всегда выбирает кратчайший и наиболее «дешевый» путь. Так что замена была вполне логичным выходом из ситуации. Такой заменой, как мы уже сказали, вполне могли стать стайные животные типа волков (тем более что особого выбора у гоминид не было). Но подобная замена сталкивалась с рядом серьезных трудностей.

Охотничье поведение стайных животных серьезно отличалось от поведения кошачьих. Они, в отличие от первых, добычу доедали. Кроме того, охотились в стае. Соответственно, в их «коллективе» имелись: строгая иерархичность доступа к добыче, а также распределение обязанностей во время самой охоты. Забрать добычу у такого хищника было совсем не просто. Как минимум, его нужно было от этой добычи отогнать. Навыки подобного рода у гоминид уже имелись, поскольку им ранее постоянно приходилось сталкиваться с пернатыми падальщиками, которые составляли им конкуренцию и претендовали на остатки трапезы льва, леопарда или геперда.

Надо сказать, стайные животные (такие как волк, пятнистая гиена, дикая собака и др.) способны охотиться на довольно крупных животных. Стая из 5–7 особей вполне может убить копытное, которое в 10 раз превосходит по весу каждого из членов стаи.

Что же нужно для того, чтобы отогнать от добычи такого хищника? Во-первых, следует подойти к стае (желательно незамеченным), во-вторых, отбить тушу. Начнем со второго пункта. Как, не имеющим ни клыков, ни когтей животным осуществить данную задачу? Конечно, в арсенале у них имеются каменные орудия, но они предназначены для того, чтобы быстро разделывать тушу, и совершенно не приспособлены к целям обороны и нападения. В борьбе с пернатыми падальщиками гоминидам было достаточно использовать палки и камни. Камнями они с некоторого расстояния могли швырять в птиц, а палками отгонять их в «ближнем бою», одновременно сохраняя до них некоторое расстояние, чтобы уворачиваться от острых когтей и клювов. Все эти навыки им, безусловно, пригодились, однако они требовали серьезного совершенствования. В метании камней теперь была нужна гораздо большая меткость, поскольку наземные хищники были гораздо более проворны, чем их неуклюжие пернатые собратья. Да и орудование палкой должно было стать более искусным. Если раньше было достаточно просто «пугнуть» птицу, беспорядочно размахивая палкой, то теперь требовалась определенная тактика защиты и нападения. Говоря упрощенно, это была та ситуация, при которой гоминидам потребовалось использовать оружие. Естественно, это еще не было оружие в полном смысле слова. Скорее, его можно было назвать протооружием. Заостренная палка была прекрасным вариантом. Она могла уколоть, ею можно было эффективно отогнать, но не убить. И это очень важно. Подателя благ нельзя было убивать или калечить, поскольку в следующий раз блага приносить будет некому. В качестве подходящего «оружия» могли использоваться кости, в частности, лопаточные (по форме очень напоминающие топор) и берцовые (сильно напоминающие булаву). Наверняка использовались острые сколы костей – в виде своеобразных «кинжалов». Интересно то, что дальнейшее развитие производства оружия шло по пути имитации формы костяных орудий: топор, как уже говорилось, имитировал лопаточную кость, булава – берцовую, сколы крупных костей – ножи, мелких – наконечники копий и проч. В дальнейшем некоторые элементы конструкций были заменены на каменные. Как известно, основное достоинство камня перед костью – его гораздо большая масса, хотя по остроте режущего края кость зачастую превосходит камень. Благодаря большей массе сила удара каменным орудием многократно увеличивается, делая оружие более эффективным. Однако там, где был необходим острый край (орудия режущего, а не дробящего действия), костяные и деревянные (напр., бамбуковые) составляющие сохранялись очень долго (ножи, наконечники копий, гарпунов, стрел и проч.). Но это уже было на стадии сапиенсов и неандертальцев.

Но вернемся к эректусам. Для того, чтобы отгонять хищников от добычи, было также важно точное бросание камней в цель. Интересен тот факт, что некоторые ученые полагают, будто бросание предметов в цель – характерная особенность человека. Участки мозга, отвечающие за координацию движений при данной операции специфичны и, по некоторым данным, связаны с развитием речи. Возможно, так оно и есть. Однако я не вижу причины, по которой данный процесс не мог начать развиваться на стадии эректуса. Вполне также возможно, что именно на данном этапе гоминидам понадобилась более богатая сигнальная система, чтобы слаженно взаимодействовать в процессе отъема добычи у стайных животных. Навыки в прицельном метании камней впоследствии разовьются в умение управляться с копьями, дротиками, а также боло.

Естественно, все эти процессы происходили крайне медленно, занимая десятки и даже сотни тысяч лет. Если так можно выразиться, они были «размазаны» во времени, зачастую распространяясь не только на конкретный вид, но даже на его «потомков» на генеалогическом древе. Кроме того, любое «новшество» всегда появляется в пределах ограниченной популяции, и лишь потом распространяется – либо за счет численного увеличения этой популяции и ее расселения благодаря полученным конкурентным преимуществам, либо за счет заимствований новации другими «коллективами». Поэтому то, о чем идет речь, могло «нарабатываться» не только эректусами, но и родственными ветвями – «денисовцами», «гейдельбергскими людьми», неандертальцами и отчасти даже сапиенсами (не говоря о тех ветвях, которые еще только предстоит открыть). Однако сейчас мы говорим не о точных датировках возникновения тех или иных признаков, иначе мы погрязнем в длинной череде данных, оспариваемых разными учеными, но о логике, направлении движения эволюции. Мы говорим пока не о датах возникновения «новаций», а о том, почему и как они могли возникнуть.

Вероятнее всего, именно к разряду таких «новаций» относился навык, о котором мы будем далее говорить. Речь идет о мимикрии.

Для того, чтобы отнять у стайных животных добычу, следовало быть не только соответственно вооруженным, но и уметь подобраться к ним, чтобы это оружие (или «протооружие») применить. Известно, что животные, в особенности собачьи, очень сильно реагируют на запах. Соответственно, чужеродный запах, по возможности, следует уничтожить. А еще лучше – приобрести запах, свойственный животным из стаи. Как можно уничтожить запах? Во-первых, смыв с себя источник этого запаха – пот и прочие выделения. Примечательно, что во многих первобытных племенах (речь уже идет, разумеется, о сапиенсах) существует обычай, согласно которому отправляющиеся на охоту или войну члены племени проходили своего рода карантин. Суть его состояла в том, что они, прежде чем отправиться в поход, 2–3 дня (иногда больше) проводили в специальном отдельном жилище, располагавшемся «за околицей», т. е. недалеко от того места, где кончалась территория обитания племени. В это время они проводили обряды очищения, включавшие в себя мытье и строгий пост. Как известно, запах сопровождает метаболические процессы, поэтому, вероятно, охотники и воздерживались от еды. Некоторые возразят, что это описано у первобытных племен сапиенсов, а мы говорим об эректусах и других более ранних формах гоминид. Все верно. Но для того, чтобы обычай сформировался, закрепился, после чего в рудиментарном виде дожил до наших дней, нужно очень много времени. Не исключено, что его формирование началось как раз на стадии эректуса. Далее. Другой прекрасный способ отбить запах – предотвратить испарение пота и других секретов, создав на теле своего рода непроницаемую оболочку. Легче всего это сделать при помощи пыли или глины, покрыв ими тело. Что же мы видим? Это обычная практика у многих первобытных племен. Причем зачастую она носит многоцелевой характер, защищая обладателя еще от солнца и паразитов. Кроме того, особый узор, наносимый на тело, скажем, глиной, играет существенную роль в определении свой/чужой, если это нужно сделать на некотором расстоянии.

Теперь рассмотрим, как можно «нужный» запах «заполучить». Способ первый – натереться мочой, калом или другими выделениями искомого животного. Многим современным людям данный способ покажется отвратительным, да и сама мысль поступать по-добным образом чем-то ужасным и неправдоподобным. Однако ничего особенного в таких поступках нет. Наши далекие предки относились ко всему намного проще. Кроме того, в африканских первобытных племенах до сих пор не считается зазорным использовать коровью мочу для мытья головы в целях борьбы с паразитами, а также с косметологиче-скими целями: волосы в результате такого «мытья» приобретают рыжий оттенок, что у аборигенов считается очень престижным. Во многих фильмах, посвященных первобытной Африке, можно увидеть, как члены племени, в том числе дети, разместившись сзади от коровы, с удовольствием подставляют головы под мощную струю. Другой обряд (он призван улучшить плодовитость коровы), состоит в том, что какой-либо член племени, прижав свое лицо к заднему проходу коровы, начинает с силой в него дуть. Делается это периодически, и, как считается, способствует скорейшему наступлению беременности коровы. Также можно привести в этой связи еще один любопытный факт. Африканские охотники могут определять возраст, пол, состояние здоровья и прочие параметры слона по… вкусу его помета. С этой целью они берут его в рот и начинают сосать. Кроме познавательной функции помет выполняет еще функцию гастрономическую: слон питается фруктами и сочной растительностью, поэтому вкус его, как утверждают африканские первобытные охотники, очень приятен. Список примеров можно было бы продолжать, но это ничего не прибавит к нашему утверждению о том, что оценки зависят исключительно от угла зрения.

Кроме запаха, мимикрии может способствовать имитация поведения. Известно, что распознавание свой/чужой у животных происходит, в частности, по поведенческим паттернам. О способности приматов, в особенности обезьян, имитировать поведение других животных сказано и написано очень много, так что вряд ли наши предки были этого лишены. Речь не идет об умозаключениях, которые они совершали – вроде «чтобы подойти ближе к этим животным, надо прикинуться их сородичами, а для этого имитировать их движения и производимые звуки». Как уже говорилось выше, логического мышления тогда не существовало, была лишь аффективная реакция на происходящее. Вполне вероятна такая картина. Гоминиды находятся на некотором отдалении от стаи волков, которые только что убили крупное копытное, и наблюдают их трапезу, не имея возможности подойти ближе. Голод мучает их, им настолько хочется есть, что они невольно начинают повторять движения тех, за кем наблюдают. Вполне объяснимая реакция даже для современного человека, который совершает едва заметные непроизвольные движения, наблюдая картину, которой эмоционально сопереживает. Другими словами, речь идет не о сознательном подражании, а об аффективной реакции на наблюдаемые события. Такие реакции поведенчески закреплялись, поскольку были успешны: демонстрирующих имитационное поведение гоминид стая подпускала ближе и у них было гораздо больше шансов поучаствовать в разделе добычи.

Другим способом «подкорректировать» свой внешний вид являлась маскировка с помощью шкуры или иных атрибутов убитых или умерших хищников. Использование шкур вообще, по всей видимости, было вполне обычным делом. В первую очередь это были обрывки шкур парнокопытных и других животных, которых поедали гоминиды. Вероятнее всего, они использовались как подстилка на ночь наряду с сухой травой, листьями, ветками. Ночи в степях и полупустынях довольно холодны, поэтому, вполне вероятно, на каком-то из этапов гоминиды начали накрываться шкурами во время сна, потом, поскольку переходы в поисках добычи становились все длиннее, стали носить шкуры с собой, чтобы укрываться ими, когда будет холодно. В этих же целях, они использовали шкуры волков и других хищников-«подателей благ», убитых или умерших своей смертью. Речь, конечно же, не идет об одежде в полном смысле этого слова. Скорее всего, обрывки шкур использовались просто в качестве своеобразных накидок на плечи.

У тех, кто был укрыт не просто шкурами, а шкурами хищников, также серьезно повышались шансы на успех, поскольку стая (по крайней мере до какого-то момента) была сбита с толку, полагая, что это член стаи. Это, естественно, тут же закреплялось поведенчески. К слову сказать, подобными «перфоменсами» с переодеваниями и перевоплощениями буквально пестрит история культуры – начиная от представлений с убийством священного животного (где животного «играл» переодетый член племени) до сказок, в которых, например, мотив переодевания волка в овечью шкуру также весьма традицонен. Вполне очевидно, что архетип подобного рода действий формировался длительное время и имеет древние корни, уходящие в глубь тысячелетий.

Итак, используя мимикрию, гоминиды серьезно повышали свои шансы на получение добычи. Приобретенные навыки и приемы позволяли подбираться к стайным животным достаточно близко и претендовать на часть их добычи. Однако тут есть одно серьезное «но».

Вообще, где бы то ни было, конфликтный путь всегда затратен. Отъем добычи у хищников был задачей непростой и весьма опасной. Кроме того, убийство или серьезные ранения хищников в процессе такой борьбы были крайне невыгодны гоминидам. Ведь если это произойдет, то в следующий раз охотиться будет просто некому. То есть сохранение стаи в неприкосновенности было критичным фактором для выживания гоминид. Именно поэтому нет ничего удивительного в том, что на каком-то этапе гоминиды «пришли к выводу», что следует не просто отнимать добычу, а делиться ею со стаей.

Слова «пришли к выводу» здесь взяты в кавычки, поскольку речь, естественно, идет не о мыслительном процессе, а о естественном отборе. То есть те, кто не стал поступать таким образом, попросту вымерли, лишившись источника пропитания. Данным архетипом также буквально пронизана человеческая культура, это так называемый архетип «жертвы», которую приносят божеству, чтобы он взамен ниспослал различные блага. Можно, конечно, предположить, что мимикрия изначально была предназначена для того, чтобы под видом члена стаи поучаствовать в разделе добычи (а вовсе не отобрать ее). Однако в данном случае архетип жертвы не ясен, поскольку «волящим субъектом», т. е. совершающим раздел добычи, здесь является не человек, а «божество».

Итак, раздел добычи был первым шагом от конфронтации к кооперации. Это было очень важным этапом в становлении человека. Кроме изменения социального поведения это предполагало еще серьезные метаморфозы психического свойства. Вспомним, что мы имеем дело с нерасчлененным сознанием, не умеющим мыслить абстрактно и логически. Основой такого сознания являлся аффект. Для гоминид было привычным делить добычу с другими гоминидами, членами своего сообщества. Начиная делить добычу со стаей хищников, они тем самым делали эту стаю психологически участниками своего сообщества. Или наоборот – свое сообщество участником стаи. Таким образом, они начинали ощущать себя своего рода единым коллективом со стаей. Возможно, следующим шагом было принятие участия в совместной охоте, когда гоминиды выполняли одни функции, а хищники – другие (напр., загонщиков, охотников и т. д.). Это был следующий важный этап развития первобытного сообщества.

Итак, какие же важные вещи произошли в этот период?

Во-первых, это был новый уровень кооперации, к которому пришли гоминиды.

Во-вторых, это был совершенно новый этап в решении пищевой проблемы.

В-третьих, такое решение принесло снижение рисков и травм из-за постоянных столкновений со стаей при отъеме добычи.

В-четвертых, произошел скачок в развитии социальной структуры, поскольку теперь устанавливать социальные связи приходилось не только с членами своей собственной группы, но и с членами стаи.

Все, изложенное выше, может показаться исключительно теоретическими построениями, неподтвержденными гипотезами. Но это только на первый взгляд. Дело в том, что именно такая точка зрения очень хорошо объясняет причины возникновения в дальнейшем тотемизма (а также его суть), объясняет, как появилось скотоводство, как были приручены такие животные, как собаки, как начиналось занятие охотой наших далеких предков. И это очень сильно не походит на ту картину, которую нам рисовали еще начиная со школьной скамьи. Впрочем, все это мы будем подробно обсуждать в последующих главах.