Текст книги "Ночь над водой"

– Там есть телефон?

– Наверняка, ведь там аэропорт. Закажи звонок заранее.

– Хорошо. Счастливого тебе полета.

– До свидания, Мак.

Она повесила трубку на крючок. Настроение поднялось. Трудно сказать, купится ли Дэнни, но ее радовало хотя бы то, что появился план действий.

Двадцать минут пятого, пора идти на посадку. Она вышла из комнаты и прошла через кабинет, где Мервин Лавзи говорил по другому телефону. Он помахал ей, чтобы она подождала. В окно было видно, что пассажиры шли по причалу к самолету. Она остановилась.

– Сейчас мне не до того. Дай им все, что эти сволочи просят, и выполняйте заказ!

Нэнси была поражена. Она вспомнила, что у него на фабрике вспыхнул какой-то производственный конфликт. Теперь создавалось впечатление, что он пошел на уступки, что было на него совсем не похоже.

Его собеседник, по-видимому, тоже удивился, потому что Мервин сказал:

– Да, черт возьми, ты правильно меня понял, я слишком занят, у меня нет времени спорить с инструментальщиками. До свидания! – Мервин положил трубку. – Я вас искал, – обратился он к Нэнси.

– А вы своего добились? Убедили жену вернуться домой?

– Нет. Я говорил не так, как следовало.

– Нехорошо. Она сейчас там?

Он посмотрел в окно.

– Да, она там. В красном пальто.

Нэнси разглядела блондинку лет тридцати с небольшим.

– Мервин, она просто красавица! – воскликнула Нэнси. Она искренне удивилась. Почему-то Нэнси представляла себе жену Мервина не столь привлекательной, скорее типа Бетти Дэвис, чем Ланы Тёрнер[5]5
  Американские киноактрисы. – Примеч. ред.


[Закрыть]. – Понимаю, почему вы не хотите ее потерять. – Женщина держала за руку мужчину в синем блейзере, очевидно, ее спутника. Он был совсем не так красив, как Мервин, – ниже среднего роста, с редеющими волосами. Но вполне очевидно, что это человек очень приятный, общительный. Нэнси сразу поняла, что жена Мервина искала мужу полную противоположность. Ей стало жаль его. – Сочувствую вам, Мервин.

– Я пока не сдался, – объявил он. – Я лечу в Нью-Йорк.

Нэнси улыбнулась. Вот это уже больше похоже на Мервина.

– Почему бы и нет? Она женщина того типа, за которой мужчина может полететь через Атлантику.

– Дело в том, – вдруг сказал он, – что это зависит от вас. Свободных мест нет.

– Понятно. Как же вы попадете в Нью-Йорк? И почему это зависит от меня?

– Потому что вам принадлежит единственное свободное место. Вы купили номер для молодоженов. В нем два места. Я прошу вас продать мне одно.

Она засмеялась:

– Мервин, я не могу лететь в номере для молодоженов с мужчиной. Я респектабельная вдова, а не хористка!

– Вы передо мной в долгу, – настаивал он.

– Я в долгу, но не могу расплачиваться собственной репутацией.

На его красивом лице была написана решимость добиться своего.

– Вы не думали о своей репутации, когда летели со мной через Ирландское море.

– Но это полет через море, а не ночевка в двуспальной кровати! – Ей хотелось ему помочь, было что-то трогательное в его решимости вернуть домой красавицу жену, но… – Искренне прошу прощения, однако в моем возрасте впутаться в публичный скандал…

– Послушайте. Я все выяснил про этот номер для молодоженов, он почти ничем не отличается от остальных мест в самолете. Там не двуспальная кровать, а две отдельные койки. Если мы на ночь оставим открытой дверь, то будем точно в том же положении, что два любых пассажира, чьи койки оказались рядом.

– Но подумайте, что скажут люди!

– О чем вы волнуетесь? Вы не оскорбляете этим мужа, ваши родители давно умерли. Кому какое дело?

Когда Мервин хочет чего-нибудь добиться, он умеет быть настойчивым, подумала она.

– У меня двое сыновей, которым чуть больше двадцати, – возразила Нэнси.

– Уверен, им это покажется забавным.

Наверное, грустно подумала она.

– Но меня не может не беспокоить, как отреагирует бостонское общество. Так или иначе, это станет общеизвестным.

– Послушайте, вы были в отчаянии, когда подошли ко мне на аэродроме. Вы были в беде, и я вас крепко выручил. Теперь в отчаянии я, неужели вы этого не понимаете?

– Понимаю.

– У меня беда, и я взываю к вам. Это мой последний шанс спасти семью. Вы можете мне помочь. Я спас вас, вы можете спасти меня. Риск – легкий скандальный душок. От этого еще никто не умер. Пожалуйста, Нэнси.

Она попыталась представить себе этот «душок». Так ли уж в действительности важно, если вдова в день сорокалетия позволила себе нечто нескромное? Это даже скорее всего не повредит ее репутации. Матроны с Бикон-хилл сочтут Нэнси легкомысленной, но люди ее возраста восхитятся проявленной ею решительностью. «Я давно уже не девица, в конце концов», – подумала она.

Нэнси увидела его упрямое и искаженное болью лицо и почувствовала к нему теплоту. К черту бостонское общество, перед ней человек, который страдает. Он помог ей, когда она нуждалась в помощи. Без него Нэнси не оказалась бы здесь, в Фойнесе. Он прав. Этим она обязана только ему.

– Так вы мне поможете, Нэнси? – упрашивал он. – Ну пожалуйста!

Нэнси вобрала полные легкие воздуха.

– Черт возьми, помогу, конечно!

Глава тринадцатая

Европа в последний раз мелькнула перед глазами Гарри Маркса в виде белого маяка и сердитых волн Атлантического океана, ударявшихся о скалу, на которой этот маяк гордо возвышался в устье реки Шеннон. Через несколько минут земля скрылась из виду, и повсюду, куда ни посмотри, не было ничего, кроме бесконечного водного простора.

«Когда я окажусь в Америке, то непременно разбогатею», – подумал он.

Находиться в такой близи от знаменитого Делийского гарнитура было мучительно сладко. Гарри испытывал чувство, близкое к сексуальному. Где-то в самолете, всего в нескольких ярдах от его кресла, таилось богатство, несравненное произведение ювелирного искусства. Пальцы ныли от желания прикоснуться к нему.

За миллион долларов, которые он стоит, Гарри получит у скупщика не меньше сотни тысяч. На эти деньги Маркс сможет купить хорошую квартиру и машину, а может быть, и загородный дом с теннисным кортом. Или вложит их во что-нибудь и будет жить на проценты. Гарри станет джентльменом с постоянным доходом!

Но сначала надо каким-то образом этой штукой завладеть.

Леди Оксенфорд драгоценностей не носила, значит, они в одном из двух мест: в саквояже, находящемся здесь же, в салоне, или в сданном багаже, в багажном отсеке. «Если бы эта вещица принадлежала мне, я держал бы ее при себе, – подумал Гарри, – в дорожной сумке. Я бы боялся выпустить ее из виду. Но кто его знает, как работают мозги у этой дамы».

Сначала Гарри проверит ее саквояж. Вот он, у нее под креслом, из дорогой кожи бордового цвета, с медными уголками. Как бы в него проникнуть? Может быть, шанс подвернется ночью, когда все заснут.

Он найдет способ. Это будет сопряжено с немалым риском, однако воровство – вообще опасная игра. Но каким-то образом ему всегда удавалось выходить сухим из воды, даже когда он был близок к провалу. К примеру, еще вчера его схватили с поличным, с украденными запонками в кармане брюк, он провел ночь в тюрьме, а теперь летит в Нью-Йорк на «Клипере» компании «Пан-Американ». Везунчик? Не то слово!

Он слышал когда-то анекдот про упавшего из окна десятого этажа человека, который, пролетая мимо пятого, сказал, что пока дела идут неплохо. Но это не для него.

Стюард Никки принес обеденное меню и предложил ему коктейль. Пить не хотелось, но он попросил принести бокал шампанского – просто потому, что это казалось Марксу правильным поведением. «Вот это жизнь, мальчик Гарри!» – сказал он себе. Чувство эйфории от полета на самом роскошном самолете в мире несколько омрачалось страхом от раскинувшегося внизу океана, но, когда шампанское подействовало, эйфория взяла верх.

Он удивился, что меню оказалось на английском языке. Разве американцам не известно, что меню в шикарных заведениях должны быть на французском? Может, они из чувства патриотизма не хотят печатать меню на иностранном языке? Гарри подумал, что Америка ему наверняка понравится.

В столовой помещалось только четырнадцать человек, поэтому обедом кормили в три очереди, объяснил стюард.

– Когда вы хотели бы пообедать – в шесть, в семь тридцать или в девять, мистер Ванденпост?

Тут может быть его шанс, понял Гарри. Если Оксенфорды пойдут обедать позже, чем он, Гарри останется в салоне один. Но какую очередь они выберут? Гарри мысленно проклял стюарда за то, что он начал с него. Английский стюард автоматически обратился бы сначала к титулованным особам, но эти демократические американцы просто движутся по порядку номеров кресел. Надо угадать, что предпочтут Оксенфорды.

– Дайте подумать, – сказал он, чтобы выиграть время. Богачи обедают поздно, судя по тому, что ему известно. Рабочий человек завтракает в семь, обедает в полдень и пьет чай в пять, а лорд завтракает в девять, ест ленч в два и обедает в восемь тридцать. Оксенфорды пойдут позже, поэтому он выбрал первую очередь. – Похоже, я проголодался, – объявил он. – Я пообедаю в шесть.

Стюард повернулся к Оксенфордам, и Гарри затаил дыхание.

– Я думаю, в девять, – сказал лорд.

Гарри подавил удовлетворенную улыбку.

Но вмешалась леди Оксенфорд:

– Это слишком поздно для Перси, лучше бы пораньше.

«Ладно, – расстроился Гарри, – но, ради Бога, не слишком рано…»

– Тогда в семь тридцать, – сказал лорд Оксенфорд.

Гарри возблагодарил судьбу. Он стал на шаг ближе к Делийскому гарнитуру.

Теперь стюард повернулся к пассажиру, что сидел напротив Гарри, типу в красной жилетке, который чем-то напоминал полицейского. Звали его Клайв Мембери, как представился он соседям по салону. «Скажи семь тридцать, – гипнотизировал его Гарри, – оставь меня в салоне одного». Но к его разочарованию, Мембери, видимо, не проголодался и выбрал девять.

Какая незадача, подумал Гарри. Мембери будет тут торчать, когда Оксенфорды пойдут обедать. А может, выйдет хоть на несколько минут? Он какой-то непоседливый, то и дело встает и садится. Если же он изменит своим привычкам, Гарри придется придумать, как от него избавиться. Если бы дело происходило не в самолете, это не составило бы трудности. Гарри сказал бы ему, что его зовут в другую комнату, скажем, к телефону, или что по улице идет совершенно голая женщина. Здесь придется придумать что-нибудь новенькое.

– Мистер Ванденпост, за вашим столом вместе с вами будут обедать бортинженер и штурман, если не возражаете, – сообщил стюард.

– Ради Бога, – сказал Гарри. Он с удовольствием поболтает с членами экипажа.

Лорд Оксенфорд попросил принести ему еще виски. Человека мучает жажда, сказали бы ирландцы. Жена его сидела тихая и бледная. На коленях у нее книга, но она и страницы не перевернула. Она выглядела чем-то расстроенной.

Гарри сосредоточил свое внимание на Маргарет Оксенфорд. Девушка высокая, с красивой линией плеч, пышным бюстом, длинными ногами. Одежда на ней дорогая, но не броская, могла быть и получше. Гарри представил ее в длинном вечернем платье с глубоким вырезом, с высокой прической рыжих волос; длинная белая шея оттенена ниспадающими изумрудными серьгами работы Луи Картье индийского периода… Она была бы ослепительна. Но девушка явно себя в такой роли не видит. Ей докучает принадлежность к богатым аристократам, потому и одевается, как жена викария.

Однако она девушка с твердым характером, и это немножко пугало Гарри, но одновременно от него не укрылась ее психологическая уязвимость, что выглядело очень привлекательно. «Но к черту привлекательность, малыш Гарри, помни, что Маргарет может быть очень опасной, поэтому постарайся привлечь ее на свою сторону».

Он спросил, доводилось ли ей раньше летать на самолете.

– Только в Париж с мамой, – сказала она.

«Только в Париж с мамой», – мысленно повторил он с завистью. Его мать никогда не увидит Парижа и не полетит в самолете.

– Как это – чувствовать свою принадлежность к избранному обществу?

– Да я терпеть не могла эти поездки в Париж! – с досадой воскликнула Маргарет. – Приходилось пить чай с занудными англичанами, когда хотелось ходить в прокуренные рестораны с негритянскими джаз-оркестрами.

– А моя мать брала меня в Маргейт, – сказал Гарри. – Я купался в море, мы ели мороженое и жареную рыбу с картошкой.

Когда слова уже вырвались наружу, он сообразил, что ему надлежало врать, а не резать правду-матку, и его на мгновение охватила паника. Гарри следовало говорить что-то неопределенное о привилегированной школе-интернате, загородном доме где-то в глуши, как он это делал всякий раз, когда надо было рассказывать о своем детстве девицам из высшего общества. Но Маргарет знает его секрет, да никто больше и не слышал, что он говорил.

– А мы на море никогда не ездили, – грустно сказала Маргарет. – Только нормальные люди ездят на море купаться. Мы с сестрой всегда завидовали детям бедняков. Они могут делать все, что захотят.

Гарри это позабавило. Вот еще одно доказательство того, что он родился счастливчиком. Дети богачей, разъезжающие в больших черных лимузинах, одетые в пальто с бархатными воротниками и каждый день получающие к обеду мясо, завидовали его босоногой свободе и жареной рыбе с хрустящим картофелем.

– Помню запахи, – мечтательно продолжала она. – Запах у входа в кондитерскую в часы ленча, запах масла от механизмов на ярмарке, приятный запах пива и табачного дыма, когда в зимний вечер открывается дверь паба. Люди получают удовольствие в таких местах, а вот я ни разу не была в пабе.

– Вы не много потеряли. – Гарри не любил пабы. – В «Ритце» кормят получше.

– Каждый из нас предпочитает образ жизни другого, – сказала она.

– Но я пробовал оба варианта, – возразил Гарри. – Уж я-то знаю, что лучше.

Она задумалась на минуту и сказала:

– Как вы себе представляете свое будущее?

Ничего себе вопрос…

– Радоваться жизни.

– Нет, я серьезно.

– Что значит серьезно?

– Все хотят радоваться жизни. Чем вы собираетесь заниматься?

– Тем же, чем сейчас. – Он импульсивно решил сказать ей то, в чем никогда не признавался. – Вы читали когда-нибудь книжку «Взломщик-любитель» Хорнунга? – Она замотала головой. – Это про джентльмена и жулика по имени Рафлз, который курил турецкие сигареты и носил дорогие костюмы. Его приглашали богатые люди в гости, и он крал их бриллианты. Хочу быть таким, как он.

– Да ладно вам, не прикидывайтесь! – отреагировала Маргарет довольно резко.

Он был немного обижен. Она за словом в карман не полезет, если решит, что собеседник говорит чепуху. Но это не чепуха, а его мечта. Открывшись ей, он почувствовал необоримое желание убедить ее, что говорит правду.

– Я вовсе не прикидываюсь.

– Но нельзя же быть вором всю жизнь. Кончится тем, что придется провести старость за решеткой. Даже Робин Гуд в конце концов женился и остепенился. Так чего вы хотите в самом деле?

Обычно Гарри отвечал на этот вопрос традиционным набором: квартира, машина, девочки, вечеринки, костюмы с Сэвил-роуд, драгоценности. Но он знал, что она поднимет его на смех. Ему этого не хотелось, тем более что его амбиции были все же несколько иного рода. Ему очень хотелось завоевать ее расположение, и неожиданно для себя он стал говорить Маргарет то, в чем никогда никому не признавался:

– Я хотел бы жить в большом загородном доме с увитыми плющом стенами. – Гарри на минуту замолчал, но внезапно на него нахлынули эмоции. Ему было неловко, но по какой-то причине хотелось все это ей рассказать. – Дом в сельской местности с теннисным кортом и конюшнями, с рододендронами на подъездной аллее. – Он мысленно все это видел перед глазами, то было самое красивое и комфортабельное место в целом мире. – Я бы гулял в коричневых сапогах и твидовом костюме, разговаривал с садовниками и конюшими, а они считали бы меня настоящим джентльменом. Мои деньги были бы вложены в самые надежные акции, и я не тратил бы и половины дохода. Я бы устраивал летом приемы на открытом воздухе, угощал гостей мороженым с клубникой. У меня было бы пять дочерей, таких же хорошеньких, как их мать.

– Пять! – засмеялась она. – Вам нужна жена крепкого сложения! – Но тут же Маргарет сделалась серьезной. – Чудесная мечта. Надеюсь, она сбудется.

Он ощутил какую-то близость к ней, такую, точно мог спросить все, что угодно.

– А вы? У вас есть мечта?

– Я хочу сражаться на войне, – решительно сказала она. – Хочу завербоваться во Вспомогательную территориальную службу.

Это все еще казалось многим смешным – чтобы женщины шли на войну, но постепенно стало восприниматься в порядке вещей.

– Что вы будете там делать?

– Работать шофером. Понадобятся женщины в качестве посыльных и связных, водителей санитарных машин.

– Это опасно.

– Знаю. Но мне все равно. Просто хочу сражаться. Это наш последний шанс остановить фашизм. – Твердый подбородок, решимость в глазах. Гарри понял, что она отчаянно смелая девушка.

– Вы очень целеустремленная.

– У меня был… друг, его убили фашисты в Испании, я хочу завершить дело, которое он начал. – Маргарет погрустнела.

– Вы его любили? – спросил он импульсивно.

Она кивнула.

Гарри видел, что девушка вот-вот расплачется. Он сочувственно дотронулся до ее руки.

– Вы все еще его любите?

– Я всегда буду его любить, хоть немножко. Его звали Ян, – почти прошептала она.

У Гарри застрял комок в горле. Ему хотелось обнять ее, утешить, и он бы сделал это, не сиди напротив краснолицый папаша, потягивающий виски и почитывающий «Таймс». Пришлось ограничиться быстрым, незаметным пожатием руки. Она благодарно улыбнулась, поняв его порыв.

– Обед подан, мистер Ванденпост, – объявил стюард.

Гарри удивился, что уже шесть часов. Ему не хотелось прерывать разговор с Маргарет.

Она это поняла.

– У нас впереди масса времени, наговоримся всласть, – сказала Маргарет. – Мы будем рядом следующие двадцать четыре часа.

– Верно. – Он улыбнулся. Снова коснулся ее руки. – Скоро увидимся, – еле слышно сказал Гарри.

Он решил расположить ее к себе, чтобы потом ею манипулировать, напомнил себе Гарри. А начал выбалтывать собственные секреты. Она хотя вроде бы и вышучивала его планы, но в ее интонации чувствовалась приязнь к нему. Хуже всего то, что ему это нравилось.

Он проследовал в соседний салон. Удивился, что тот приобрел совершенно другой вид. Там стояли три стола, каждый на четыре персоны, и еще два сервировочных столика. Все было как в хорошем ресторане – хлопчатобумажные скатерти и салфетки, посуда английского фарфора с бело-синими символами «Пан-Американ». Он обратил внимание, что стены в этом салоне обтянуты тканью с рисунком в виде карты мира, опять-таки с крылатой эмблемой «Пан-Американ».

Стюард усадил его напротив невысокого, но крепко сбитого мужчины в светло-сером костюме, качество которого Гарри не преминул отметить. Галстук заколот булавкой с крупной неподдельной жемчужиной. Гарри представился, мужчина протянул руку и сказал:

– Том Лютер.

Гарри обратил внимание, что запонки подобраны под булавку для галстука. Человек явно умеет покупать себе ювелирные изделия.

Гарри сел и развернул салфетку. У Лютера был американский акцент с некоей примесью, вроде бы европейской.

– Где вы обитаете, Том? – спросил Гарри.

– Провиденс, штат Род-Айленд. А вы?

– Филадельфия. – Хотелось бы знать, где находится эта треклятая Филадельфия, подумал Гарри. – Но где я только не жил. Мой отец занимался страховым бизнесом.

Лютер вежливо кивнул, не проявив особого интереса. Это устраивало Гарри. Он не хотел, чтобы начали расспрашивать разные подробности. Слишком легко поскользнуться.

Вошли два члена экипажа и представились. Эдди Дикин – бортинженер, широкоплечий парень со светлыми волосами и приятным лицом. Гарри показалось, что ему очень хочется развязать галстук и сбросить форменный пиджак. Джек Эшфорд, штурман, темноволосый, с синеватым отливом на подбородке, производил впечатление человека правильного и точного во всем, он словно бы родился в форме.

Когда они сели, Гарри ощутил некую враждебность между бортинженером Эдди и пассажиром Лютером. Любопытно, подумал он.

Обед начался с закуски из креветок. Члены экипажа пили кока-колу. Гарри попросил бокал сухого вина, а Лютер заказал мартини.

Гарри все еще думал о Маргарет и ее друге, убитом в Испании. Он смотрел в окно, размышляя, насколько глубоко она до сих пор переживает свою личную трагедию. Год – это очень много, особенно в ее возрасте.

Джек Эшфорд поймал его взгляд:

– Пока нам везет с погодой.

Гарри только сейчас заметил, что небо чистое и солнце отражается от крыльев.

– А как обычно бывает? – спросил он.

– Иногда льет всю дорогу от Ирландии до Ньюфаундленда, – сказал Джек. – Бывают ветер, снег, лед, гром и молнии.

Гарри вспомнил, что он об этом читал.

– Лед – это ведь вещь опасная?

– Мы так планируем маршрут, чтобы избежать угрозы обледенения. Но на всякий случай самолет оборудован резиновыми противообледенительными ботинками.

– Ботинками?

– Это резиновые чехлы, которые натягиваются на хвост и крылья, там, где возможно образование льда.

– Какой же прогноз на оставшуюся часть пути?

Джек на мгновение заколебался, и Гарри понял, что он уже жалеет, что затеял разговор о погоде.

– Над Атлантикой шторм, – пояснил штурман.

– Сильный?

– В центре сильный, но, думаю, мы лишь зацепим его край. – Похоже, он был в этом не вполне уверен.

– А как это бывает, в шторм? – спросил Том Лютер. Он улыбнулся, обнажив зубы, но Гарри прочитал в его глазах испуг.

– Слегка трясет, – ответил Джек.

Он не стал развивать эту тему, но заговорил Эдди, бортинженер. Глядя в упор на Тома Лютера, он сказал:

– Это все равно что скакать на необъезженном мустанге.

Лютер покраснел. Джек хмуро посмотрел на Эдди, явно не одобряя его бестактность.

Следующим блюдом был черепаховый суп. Теперь обслуживали оба стюарда, Никки и Дэйви. Никки – полноватый, Дэйви – миниатюрный. На взгляд Гарри, оба гомики, или «музыканты», как сказали бы в кружке известного поэта и драматурга Ноэля Коуарда. Гарри нравилась их ненавязчивая расторопность. Бортинженер выглядел чем-то озабоченным. Гарри незаметно наблюдал за ним. Угрюмым типом его не назовешь, у него открытое, добродушное лицо. Пытаясь расшевелить бортинженера, Гарри спросил:

– Кто следит за механизмами, пока вы обедаете, Эдди?

– Помощник бортинженера, Микки Финн, выполняет мои обязанности, – сказал Эдди. Он говорил любезно, но его лицо оставалось неулыбчивым. – Экипаж состоит из девяти человек, не считая двух стюардов. Все, кроме капитана, работают посменно, по четыре часа. Джек и я несли вахту с момента вылета из Саутхемптона в два часа, поэтому сменились в шесть, несколько минут назад.

– А как же капитан? – обеспокоенно спросил Том Лютер. – Он что, принимает таблетки, чтобы не заснуть?

– Он спит, когда есть такая возможность, – пояснил Эдди. – Думаю, у него будет возможность выспаться, когда мы пройдем точку возврата.

– Значит, мы будем лететь, а капитан будет видеть сладкие сны? – спросил Лютер чуть громче, чем следовало.

– Примерно так, – усмехнулся Эдди.

Лютер явно пришел в ужас. Гарри попытался перевести разговор на более спокойные темы:

– А что такое точка возврата?

– Мы постоянно следим за расходом топлива. Если у нас недостаточно топлива для возвращения в Фойнес, значит, мы прошли точку возврата.

Эдди ответил довольно резко, и Гарри теперь не сомневался, что он намеренно хочет припугнуть Тома Лютера.

Вмешался штурман, стараясь говорить поспокойнее:

– В данный момент у нас достаточно топлива и для места назначения, и для возвращения в Фойнес.

– А что, если будет недостаточно и для того, и для другого? – испуганно спросил Лютер.

Эдди наклонился над столом и натянуто ему улыбнулся:

– Да уж доверьтесь мне, мистер Лютер.

– Этого никогда не случится, – поспешно вклинился штурман. – Мы повернем обратно в Фойнес до того, как достигнем точки возврата. А для пущей безопасности мы проделываем наши расчеты на три двигателя, а не на четыре, на тот случай, если что-нибудь произойдет с одним из моторов.

Джек пытался успокоить Лютера, но ясно, что разговор о возможном выходе из строя одного из двигателей лишь сильнее того напугал. Лютер попытался проглотить несколько ложек супа, но рука его дрожала, и он пролил несколько капель на галстук.

Эдди молчал, по-видимому, вполне удовлетворенный впечатлением, произведенным на Лютера. Джек пытался поддерживать разговор, Гарри изо всех сил старался ему помогать, но за столом воцарилась довольно тяжелая атмосфера. Гарри снова подумал о том, что за черная кошка пробежала между Эдди и Лютером.

Столовая быстро наполнялась. За соседний столик села красавица в платье в горошек со своим спутником в синем блейзере. Гарри выяснил, что их звали Диана Лавзи и Марк Элдер. Маргарет следовало бы одеваться как миссис Лавзи, подумал Гарри, она бы выглядела куда лучше ее. Но у миссис Лавзи вид отнюдь не был счастливым, напротив, впечатление складывалось такое, что она глубоко несчастна.

Обслуживали быстро, еда была отменная. На второе подали бифштекс из вырезки со спаржей по-голландски и картофельным пюре. Бифштекс был вдвое больше, чем подавали в английских ресторанах. Гарри не смог съесть его до конца и отказался от второго бокала вина. Он не хотел терять бдительность. Он намерен похитить Делийский гарнитур. Мысль о нем волновала, но заставляла держаться настороже. Это было бы самым крупным делом в его карьере и скорее всего последним, если он того пожелает. Оно может принести ему обвитый плющом загородный дом с теннисным кортом.

После бифштекса подали салат, что подивило Гарри. Салат нечасто подают в изысканных ресторанах Лондона, особенно как отдельное блюдо после главного.

Быстро сменяя друг друга, последовали персики, кофе и пирожные. Эдди, бортинженер, понял, видимо, что держится не очень-то общительно, и попытался завязать разговор:

– Позвольте спросить вас о цели вашей поездки, мистер Ванденпост?

– Пожалуй, чтобы не участвовать в войне с Гитлером. По крайней мере до тех пор, пока Америка не вступит в войну.

– Вы думаете, это случится? – скептически спросил Эдди.

– В прошлый раз случилось.

– Мы не ссорились с нацистами, – вмешался в разговор Том Лютер. – Они против коммунизма, и мы тоже.

Джек согласно кивнул.

Гарри был озадачен. В Англии все думали, что Америка вступит в войну. Но за этим столом так не считали. Быть может, англичане обманываются, подумал он мрачно. Быть может, помощи от Америки не дождаться. Это плохая новость для матери, оставшейся в Лондоне.

– А я думаю, что нам придется воевать с нацистами, – вдруг сказал Эдди. – В голосе его слышались сердитые нотки. – Они все равно что гангстеры. – И он прямо взглянул на Лютера. – В конечном счете их нужно истреблять, как крыс.

Джек торопливо поднялся, у него был обеспокоенный вид.

– Если мы закончили, Эдди, то нам пора передохнуть, – твердо сказал он.

Эдди немного удивил этот внезапный требовательный тон, но после короткой паузы он согласно кивнул, и оба члена экипажа встали из-за стола.

– Что-то наш бортинженер чуточку грубоват, – закинул удочку Гарри.

– Разве? – сказал Лютер. – Я что-то не заметил.

«Ах ты лжец, – подумал Гарри. – Он практически назвал тебя гангстером!»

Лютер попросил принести ему коньяку. Неужели он действительно гангстер? Те, которых Гарри знал в Лондоне, одевались соответствующим образом: носили двухцветные туфли и меховые пальто, и все пальцы у них были в перстнях. Лютер больше напоминал бизнесмена-миллионера, добившегося всего своим трудом, занимающегося упаковкой мяса или судостроением, в общем, чем-то промышленным. Импульсивно он спросил:

– Чем вы занимаетесь, Том?

– У меня бизнес в штате Род-Айленд.

Ответ оказался не очень-то вразумительным, и Гарри вскоре поднялся, вежливо всем кивнув, и вышел.

Когда он вошел в свой салон, лорд Оксенфорд сразу же спросил:

– Обед съедобный?

Гарри это несколько удивило: ведь люди из высших классов никогда с такой озабоченностью не говорят о еде.

– Неплохой, – ответил он нейтрально. – Да и вино приличное.

Оксенфорд хмыкнул и снова углубился в газету. Не бывает никого грубее, чем грубый лорд, подумал Гарри.

Маргарет улыбнулась, она была рада его возвращению.

– Ну правда, обед был вкусный? – спросила она заговорщическим шепотом.

– Вкусный, – сказал он, и оба расхохотались.

В обычном состоянии девушка не слишком приметная, она выглядела совсем иначе, когда смеялась. Щеки ее порозовели, она приоткрыла рот, показав два ряда ровных зубов, и поправила прическу. В гортанном смехе Гарри послышались сексуальные нотки. Ему хотелось протянуть руку и дотронуться до Маргарет. Он уже собирался это сделать, когда поймал на себе взгляд Клайва Мембери, сидевшего напротив, и почему-то отдернул руку, противостояв искушению.

– Над Атлантикой шторм, – сказал он.

– Это значит, что полет предстоит нелегкий?

– Да. Экипаж попытается облететь его стороной, но все равно трясти будет основательно.

Ему довольно трудно было поддерживать разговор, потому что по проходу то и дело сновали стюарды с подносами в руках по пути в столовую и возвращались с тележками грязной посуды. Но все же здорово, как всего двое стюардов справлялись с готовкой и обслуживанием стольких пассажиров!

Он взял журнал «Лайф», который отложила Маргарет, и начал его листать, нетерпеливо ожидая, когда Оксенфорды пойдут обедать. Гарри с собой не взял ни толстых журналов, ни книг, да и вообще не испытывал пристрастия к чтению. Он любил бегло просматривать, о чем пишут газеты, а из развлечений предпочитал радио и кино.

Наконец в столовую пригласили Оксенфордов, и Гарри остался наедине с Клайвом Мембери. Тот первый отрезок полета провел в главном салоне за картами, но теперь, когда этот салон преобразовали в столовую, оставался на своем месте. Может быть, он пойдет в сортир, или, говоря по-американски, «нужник»?

Гарри снова подумал, полицейский ли Мембери, и если да, то чем он занимается на «Клипере»? Преследует подозреваемого? Речь должна идти о крупном преступлении, если уж британская полиция раскошелилась на билет на «Клипер». Но он больше похож на человека, который копит деньги годами, чтобы отправиться в заветное путешествие, скажем, круиз по Нилу или поездку на Восточном экспрессе. А может быть, он фанатик воздухоплавания, мечтавший совершить полет через Атлантический океан? Если это так, то за свои деньги он получает громадное удовольствие, подумал Гарри, ведь девяносто фунтов для полицейского – целое состояние.

Терпение не относилось к сильным сторонам Гарри, и, когда полчаса спустя Мембери не сдвинулся с места, он решил взять дело в свои руки.

– Вы уже видели кабину пилотов, мистер Мембери?

– Нет.

– Говорят, это нечто особенное. Говорят, что она размером с внутренность целого «Дугласа Ди-Си-три», а ведь это самолет не маленький.

– Бог ты мой. – Мембери проявлял лишь вежливый интерес. Значит, энтузиастом воздухоплавания он уж точно не является.