Текст книги "Ночь над водой"

Глава семнадцатая

Стыд и гнев душили Маргарет Оксенфорд. Она была уверена, что все смотрят на нее и думают об ужасной сцене, разыгравшейся в столовой, и к тому же считают, что она разделяет омерзительные взгляды отца. Маргарет боялась смотреть людям в глаза.

Гарри Маркс помог ей сохранить хоть какое-то достоинство. Очень умно с его стороны и так благородно – подойти к ней, отодвинуть стул, предложить руку и выйти с ней вместе: не слишком примечательный знак внимания и жест, может быть, чуточку нелепый, но для нее это стало хоть каким-то выходом из унизительного положения.

Она сохранила остатки самоуважения, но в ней кипело возмущение, росла ненависть к отцу, по вине которого она попала в такую кошмарную ситуацию. После обеда в салоне стояла зловещая тишина. Когда погода стала портиться, мать и отец отправились переодеваться ко сну. И тут Маргарет просто поразил Перси:

– Давай извинимся.

Первой мыслью было, что это лишь усугубит неловкость и чувство унижения.

– Не уверена, что мне хватит на такое смелости, – сказала она.

– Мы просто подойдем к барону Габону и профессору Хартманну и скажем, что извиняемся за отцовскую грубость.

Мысль о том, чтобы как-то сгладить оскорбление, нанесенное отцом, показалась ей в конце концов привлекательной. От этого Маргарет станет гораздо легче.

– Отец взбесится, конечно, – сказала она.

– А он не узнает. Но мне все равно, пусть бесится. По-моему, он просто спятил. Я больше ничуть его не боюсь.

Маргарет задумалась, так ли это. Маленьким мальчиком Перси часто говорил, что не боится, а на самом деле дрожал от страха. Но он уже далеко не маленький.

Вообще-то ее немного беспокоила мысль о том, что Перси выйдет из-под контроля отца. Пока только отец умел держать его в узде. При зловредном характере братца он, сорвавшись с поводка, мог натворить бог знает что.

– Пошли, – настаивал Перси. – Давай сделаем это прямо сейчас. Они в третьем салоне, я проверил.

Маргарет все еще колебалась. Она боялась подойти к людям, которых оскорбил отец. Вдруг это причинит им новую боль? Может быть, они предпочитают забыть о случившимся как можно скорее?.. Но конечно, куда важнее, чтобы эти обиженные люди знали, что далеко не все разделяют национальные предрассудки ее отца.

Маргарет так часто была малодушна, а потом об этом жалела. И она решилась. Маргарет встала, придерживаясь за ручку кресла, потому что самолет то и дело проваливался в воздушные ямы.

– Хорошо. Давай извинимся.

Девушка чуточку дрожала, но это ее состояние не было заметно из-за качки. Она решительно пошла через гостиную в третий салон, Перси последовал за ней.

Габон и Хартманн сидели справа лицом друг к другу. Хартманн уткнулся в книгу, его длинная худая фигура скрючилась, коротко стриженная голова низко склонилась, так что горбатый нос ученого едва не касался страницы с математическими формулами. Габон не был ничем занят, по-видимому, он скучал и увидел их первым. Когда Маргарет остановилась возле него и для равновесия вцепилась в спинку его кресла, он замер и посмотрел на нее с неприязнью.

– Мы пришли извиниться, – быстро сказала Маргарет.

– Меня поражает ваша смелость, – ответил Габон. Он говорил по-английски безукоризненно, лишь с едва уловимым французским акцентом.

Это были не те слова, которые хотела услышать Маргарет, но она продолжала:

– Я ужасно огорчена тем, что произошло, и мой брат разделяет это чувство. Я преклоняюсь перед профессором Хартманном, о чем я ему уже говорила.

Хартманн оторвался от книги и приветливо кивнул. Но Габон все еще был сердит:

– Легко таким, как вы, просить прощения. – Маргарет опустила глаза в пол и уже пожалела, что пришла. – В Германии полно вежливых богатых людей, которым ужасно стыдно за то, что там происходит, – продолжал Габон. – Но что они предприняли? И что делаете вы?

Маргарет почувствовала, что лицо ее залилось краской. Она не знала, что говорить и что делать.

– Помолчи, Филипп, – тихо сказал Хартманн. – Как ты не понимаешь, что перед тобой молодые люди? – Он посмотрел на Маргарет. – Я принимаю ваше извинение и очень вам благодарен.

– Боже, я сделала только хуже? – вздохнула Маргарет.

– Вовсе нет. Вы поступили правильно, и я действительно очень вам признателен. И мой друг барон скоро со мной согласится.

– Нам лучше уйти, – огорченно произнесла Маргарет.

Хартманн кивнул.

Она повернулась.

– Я тоже прошу прощения, – сказал Перси. И двинулся вслед за сестрой.

Они вернулись в свой салон. Дэйви стелил постели. Гарри куда-то исчез, скорее всего в туалет. Маргарет решила готовиться к ночлегу. Она достала туалетную сумку и ушла переодеваться в дамскую комнату. Навстречу ей вышла мать, она выглядела потрясающе в халате орехового цвета.

– Спокойной ночи, дорогая, – сказала она. Маргарет молча прошла мимо.

В переполненной дамской комнате она быстро переоделась в хлопчатобумажную ночную рубашку и махровый халат. Ее ночной наряд выглядел заурядным среди ярких шелков и кашемира других женщин, но она не придавала этому значения. Извинение не принесло облегчения, потому что замечание барона Габона казалось ей справедливым. Проще простого приносить извинения и не делать ничего для того, чтобы решить проблему.

Когда она вернулась в салон, отец и мать уже легли и задернули свои занавески. Из-за занавески отца слышался негромкий храп. Ее постель не была еще готова, и она отправилась в гостиную.

Маргарет отлично понимала, что из ее положения есть только один выход. Она должна уйти от родителей и начать жить самостоятельно. Сейчас Маргарет, как никогда прежде, была исполнена решимости именно так и поступить, но она ничуть не приблизилась к решению проблемы денег, работы и жилья.

Миссис Ленан, милая дама, которая села в Фойнесе, устроилась с ней рядом, на ней был ярко-синий халат, надетый поверх черной рубашки.

– Я хотела попросить коньяку, но стюарды заняты, – сказала она, но при этом не выглядела разочарованной. Обвела рукой пассажиров. – Похоже на вечеринку в пижамах или полночный праздник в общежитии – все кругом слоняются в нижнем белье. Вы со мной согласны?

Маргарет никогда не бывала на вечеринках в пижамах и не ночевала в общежитиях.

– Впечатление странное. Как одна большая семья.

Миссис Ленан пристегнулась ремнем, она явно была в настроении поболтать.

– В ночных рубашках не до формальностей, думаю я. Даже Фрэнки Гордино очень мил в своей красной пижаме.

Сначала Маргарет не поняла, что миссис Ленан имела в виду, затем вспомнила о подслушанной Перси скандальной перепалке между капитаном и агентом ФБР.

– Вы говорите об этом арестанте?

– Да.

– Вы его не боитесь?

– Наверное, нет. Чем он может быть мне опасен?

– Но люди говорят, что он убийца и даже того хуже.

– В трущобах всегда гнездится преступность. Удалите Гордино, и убивать будет кто-то другой. Я бы не обращала на него особого внимания. Азартные игры и проституция процветали, когда Бог ходил еще в детских штанишках, а раз есть преступность, она рано или поздно становится организованной.

Это высказывание показалась Маргарет шокирующим. Видимо, что-то такое в самой атмосфере самолета располагало людей к особой откровенности. Она подумала, что миссис Ленан вряд ли бы стала так говорить в смешанной компании: женщины всегда гораздо приземленнее, когда рядом нет мужчин. Но, так или иначе, Маргарет была заинтригована.

– А не лучше ли, чтобы преступность оставалась неорганизованной?

– Конечно, нет. Организованная преступность поставлена в те или иные рамки. Каждая банда имеет свою территорию и не выходит за ее пределы. Они не грабят людей на Пятой авеню и не требуют откупного с Гарвардского клуба, и пусть так и будет.

Маргарет не могла оставить это без ответа:

– А бедняки, проигрывающие последние деньги? Несчастные девушки, рискующие своим здоровьем?

– Не в том дело, что я к ним равнодушна, – сказала миссис Ленан. Маргарет пристально смотрела на нее в попытке уловить малейшее проявление неискренности. – Послушайте, я произвожу обувь. – Должно быть, на лице Маргарет мелькнуло изумление, потому что миссис Ленан добавила: – Так я добываю средства к существованию. Я владею обувной фабрикой. Мои мужские туфли недороги и носятся от пяти до десяти лет. Если хотите, можете найти туфли подешевле, но у них картонный каблук, который снашивается за десять дней. И поверите ли, некоторые покупают именно такие! Поэтому я считаю, что выполняю свой долг, производя хорошую обувь. Если есть идиоты, предпочитающие плохую обувь, я ничего с этим поделать не могу. И если люди такие дураки, что тратят последние деньги на азартные игры, не имея возможности купить на обед кусок мяса, то это меня тоже не касается.

– А вы сами были когда-нибудь бедны?

Миссис Ленан засмеялась:

– Хороший вопрос. Нет, не была, поэтому, наверное, должна помалкивать. Мой дед делал ботинки вручную, а мой отец открыл фабрику, которой я владею. Я ничего не знаю о жизни в трущобах. А вы?

– Совсем немного, но я думаю, что у людей есть причины играть в азартные игры, красть и торговать своим телом. Они не дураки. Они – жертвы жестокой системы.

– Ну, вы рассуждаете прямо как коммунистка, – сказала миссис Ленан с легкой улыбкой.

– Социалистка, – поправила ее Маргарет.

Поняв, что Маргарет говорит всерьез, миссис Ленан не скрыла удивления, осторожно заметив:

– Ну и что ж, ничего страшного. Вы можете когда-нибудь потом изменить свои взгляды – все с годами меняются. Но чего это я вздумала читать вам проповедь? Наверное, потому, что сегодня мне исполнилось сорок.

– Я рада вас поздравить. – Как правило, Маргарет не нравились люди, внушавшие ей, что она одумается, когда станет постарше. Обычно это говорилось снисходительным тоном и без всяких аргументов. Но к миссис Ленан она испытывала безотчетную симпатию. – Расскажите мне о своих идеалах, – попросила Маргарет.

– Я просто хочу производить хорошую обувь. – Миссис Ленан самоуничижительно улыбнулась. – Не очень-то похоже на идеал, но для меня это важно. У меня неплохая жизнь. У меня замечательный дом, у моих сыновей есть все, что нужно, я трачу кучу денег на тряпки. Откуда все это? Потому что я делаю хорошую обувь. Если бы я приклеивала картонные подметки, я бы чувствовала себя жуликом. Ничем не лучше Фрэнки.

– Вполне социалистическая точка зрения, – улыбнулась Маргарет.

– Я просто унаследовала идеалы моего отца, – задумчиво проговорила миссис Ленан. – А откуда у вас ваши идеалы? Насколько я могу понять, не от отца.

Маргарет покраснела.

– Вы слышали эту перепалку в столовой?

– Я там была.

– Я хочу уйти от родителей.

– Что вам мешает?

– Мне всего девятнадцать.

– Ну и что? – В голосе миссис Ленан послышались осуждающие нотки. – Из дома сбегают и в десять.

– Я пыталась. Но в конце концов меня забрала полиция.

– Вы слишком легко сдаетесь.

Маргарет хотелось дать понять миссис Ленан, что дело не в малодушии.

– У меня нет денег и нет профессии. Я не получила нормального образования. Не знаю, на что я буду жить.

– Милая, вы же едете в Америку. Большинство приехало туда, не имея даже того, что есть у вас, и некоторые из них стали миллионерами. Вы умеете читать и писать, вы хороши собой, умны, представительны… Вы легко найдете работу. Да я сама взяла бы вас на свою фабрику.

Сердце Маргарет заколотилось. Она начинала уже тяготиться не очень доброжелательным тоном миссис Ленан. А теперь вдруг увидела свой шанс.

– В самом деле? Вы возьмете меня на работу?

– Конечно.

– В каком качестве?

Миссис Ленан задумалась.

– Я бы направила вас в отдел продаж: наклеивать марки, варить кофе, вежливо встречать клиентов. Если все получится, быстро станете помощницей менеджера отдела.

– А тут что придется делать?

– То же самое, но за гораздо большие деньги.

Маргарет воспринимала все это как сон.

– О Боже, настоящая работа в настоящем офисе, – мечтательно произнесла она.

Миссис Ленан расхохоталась:

– Большинство находит ее скучной!

– А для меня это будет настоящее приключение!

– Может быть, только сначала.

– Нет, вы серьезно? Если я через неделю войду в ваш кабинет, вы примете меня на работу?

Миссис Ленан немножко удивилась:

– Боже, да вы, кажется, настроены всерьез? Я думала, что все это говорится так, теоретически.

Сердце Маргарет упало.

– Так вы дадите мне работу? – спросила она жалостно. – Или все это только разговоры?

– Я охотно взяла бы вас, но есть некоторая загвоздка. Через неделю я сама могу остаться без работы.

Маргарет готова была разрыдаться.

– Что же случилось?

– Мой брат пытается отнять у меня фирму.

– Как такое возможно?

– Это сложная история, и я надеюсь, что у него ничего не выйдет. Я отчаянно ему противодействую, но пока не знаю, чем все это кончится.

Маргарет не могла примириться с тем, что мелькнувший было шанс может исчезнуть в одно мгновение.

– Вы должны победить! – заявила она решительно.

Прежде чем миссис Ленан смогла ответить, появился Гарри, похожий в своей красной пижаме и небесно-голубом халате на восход солнца. При виде его Маргарет немножко успокоилась. Он сел рядом, и Маргарет представила его.

– Миссис Ленан пришла заказать рюмку коньяку, но стюарды заняты, – объяснила она.

Гарри напустил на себя удивленный вид:

– Может быть, они и заняты, но принести выпить могут. – Он встал и просунул голову в следующий салон. – Дэйви, принесите коньяку для миссис Ленан прямо сейчас, будьте добры.

– Разумеется, мистер Ванденпост, – донеслось до Маргарет. Умеет Гарри добиваться того, чего хочет.

Он снова сел.

– Не мог не обратить внимания на ваши серьги, миссис Ленан, – сказал Гарри. – Просто потрясающие.

– Спасибо, – улыбнулась она. Комплимент был ей приятен.

Маргарет пригляделась внимательнее. Каждая сережка представляла собой крупную жемчужину в золотой решетке с бриллиантами. Очень элегантные. Ей захотелось, чтобы у нее тоже были необыкновенные драгоценности, которые вызвали бы интерес Гарри.

– Вы купили их в Штатах? – спросил Маркс.

– Да, у Пола Флейто.

Гарри кивнул.

– Но я думаю, что это дизайн Фулчо ди Вердура.

– Не знаю, – сказала миссис Ленан. – Однако нечасто молодые люди интересуются драгоценностями.

Она не лишена проницательности, подумала Маргарет. Ей хотелось все объяснить новой знакомой, например: «Он интересуется лишь кражей драгоценностей, поэтому будьте настороже!» Но в общем-то его экспертное суждение прозвучало впечатляюще. Гарри всегда сразу выделяет редкие вещицы и часто знает, какого мастера это работа.

Дэйви принес коньяк для миссис Ленан. Он шел спокойно, ни за что не держась, будто и не было никакой качки.

Она взяла рюмку и встала:

– Попробую заснуть.

– Желаю удачи, – сказала Маргарет, подумав о схватке миссис Ленан с братом. Если она победит, то возьмет ее на работу, миссис Ленан обещала!

– Спасибо. Спокойной ночи.

Когда миссис Ленан ушла, Гарри ревниво спросил:

– О чем вы говорили?

Маргарет колебалась, сказать ли ему о том, что Нэнси предложила ей работу. Она была приятно взволнована, но ведь есть некая загвоздка, так что рано делиться этой радостью с Гарри. Она решила пока попридержать новость при себе.

– Мы заговорили о Фрэнки Гордино. Нэнси считает, что таких людей, как он, трогать не надо. Они организуют азартные игры и… проституцию, что никому не вредит, кроме тех, кто хочет этим заниматься. – Маргарет почувствовала, что слегка краснеет: она никогда еще не произносила слово «проституция» вслух.

Гарри задумался.

– Не все проститутки занимаются этим добровольно. Некоторых принуждают. Ты же слышала о белых рабынях.

– Так вот что это значит! – Маргарет читала о чем-то подобном в газетах, но не представляла себе, что девушек похищают и отправляют служанками в Стамбул. Ну и глупа же она…

– Газеты, разумеется, сильно преувеличивают. В Лондоне есть только один белый рабовладелец, его зовут Бенни Мальт, он родом из Мальты.

Маргарет слушала его внимательно. Подумать только, что все это творилось у нее под носом!

– Это могло случиться и со мной!

– Могло, когда ты сбежала из дома, – подтвердил Гарри. – Именно такими возможностями и пользуется Бенни. Молодая девушка, предоставленная сама себе, без денег и ночлега. Он угостил бы тебя хорошим обедом и предложил поработать в танцевальной группе, которая утром уезжает в Париж, и ты решила бы, что в этом твое спасение. Танцевальная группа на деле окажется стриптизом, но ты не узнаешь об этом, пока не попадешь в Париж без денег и документов, не имея возможности вернуться, потому придется изо всех сил крутить бедрами, стараясь держаться в заднем ряду. – Маргарет представила себе эту ситуацию и поняла, что все так и было бы. – Затем в один прекрасный вечер тебе прикажут «быть подобрее» к изрядно подвыпившему биржевику из публики, и, если ты откажешься, тебя отведут к нему насильно. – Маргарет закрыла глаза в ужасе и отвращении от того, что с ней могло случиться. – На следующий день ты можешь уйти, но куда? У тебя в кармане всего несколько франков, но на билет до дома этого не хватит. И еще ты подумаешь, что сказать родителям, когда вернешься. Правду? Никогда. Поэтому ты приплетешься в дешевую гостиницу к другим девушкам, уж хотя бы они будут дружелюбными и поймут тебя. А потом подумаешь, что если ты сделала это один раз, то можешь сделать и во второй, и со следующим биржевиком все будет гораздо легче. Пройдет совсем немного времени, и ты будешь думать только о чаевых, которые клиенты оставляют тебе утром на столике у изголовья.

Маргарет передернуло:

– Никогда еще не слышала ничего более ужасного.

– Вот почему я думаю, что таких людей, как Фрэнки Гордино, нельзя оставлять на свободе. – Минуту-другую оба молчали, затем Гарри задумчиво проговорил: – Интересно, какая связь существует между Фрэнки Гордино и Клайвом Мембери?

– Они как-то связаны?

– Ну, Перси говорит, что у Мембери есть револьвер. Я сразу предположил, что он, возможно, полицейский.

– Почему?

– Эта красная жилетка… Только полицейский мог подумать, что в ней он будет выглядеть плейбоем.

– Возможно, он помогает охранять Фрэнки Гордино.

Гарри не был в этом уверен.

– Зачем? Гордино – американский преступник, которого везут в американскую тюрьму. Он выдворен с английской территории и находится в руках ФБР. С какой стати будет Скотланд-Ярд посылать кого-то на помощь агенту ФБР, особенно учитывая цену билета на «Клипер»?

– А он не может следить за тобой? – понизила голос Маргарет.

– По пути в Америку? На «Клипере»? С револьвером? С парой наручников?

– Можешь предложить иное объяснение?

– Нет.

– Так или иначе, вся эта шумиха по поводу Гордино хотя бы отвлечет людей от мерзкого поведения отца за обедом.

– Почему, по-твоему, он позволил себе подобную выходку? – полюбопытствовал Гарри.

– Не знаю. Он не всегда был таким. Я помню его вполне разумным человеком.

– Я встречал некоторых фашистов. По-моему, они очень напуганные люди.

– Разве? – Эта мысль показалась Маргарет довольно странной, даже неправдоподобной. – Они такие агрессивные.

– Я знаю. Но внутри они до смерти напуганы. Вот почему фашисты любят маршировать в форме – они чувствуют себя в безопасности, когда действуют целой бандой. Да и демократию они не любят, поскольку при ней все слишком неопределенно, и это их страшит. Они куда счастливее при диктатуре, когда известно, что будет дальше, а правительство нельзя вдруг взять и скинуть.

Маргарет это объяснение показалось не лишенным смысла. Она в задумчивости кивнула:

– Помню, еще до того, как отец озлобился, он начинал вдруг беспричинно накидываться на коммунистов, или сионистов, или на профсоюзы, или на общество фениев[8]8
  Фении – ирландская освободительная организация.


[Закрыть], или на «пятую колонну» – всегда находился кто-то, мечтавший поставить страну на колени. Сам подумай, неужели сионисты могли поставить Британию на колени?

– Фашисты всегда на кого-то злы, – улыбнулся Гарри. – Потому что большинство из них неудачники по той или иной причине.

– Это вполне подходит к отцу. Когда умер дед, а отец унаследовал его состояние, он узнал, что дед был полностью разорен. Отец сидел без гроша, пока не женился на маме. Тогда он выставил свою кандидатуру в парламент, но избран не был. А вот теперь его вышвыривают из страны. – Внезапно она почувствовала, что начинает лучше понимать отца. У Гарри такой проницательный ум. – Где ты всему этому научился? Ты ненамного старше меня.

Он пожал плечами:

– Беттерси – место очень политизированное. Самая большая ячейка коммунистической партии, наверное.

Лучше поняв чувства отца, она стала испытывать меньший стыд за то, что произошло. Конечно, это его не извиняет, но все равно некоторым утешением было думать о нем как о человеке разочарованном и запуганном, а не свихнувшемся, мстительном типе. Как же умен Гарри Маркс! Хорошо бы он помог ей сбежать из дома. Интересно, захочет ли он видеть ее, когда они окажутся в Америке?

– Ты уже знаешь, где будешь жить? – спросила она.

– Подыщу себе жилье в Нью-Йорке. У меня есть кое-какие деньги, а скоро их будет больше.

Все у него на словах получается легко. Может быть, это вообще мужская черта. А вот женщинам нужна опора.

– Нэнси Ленан предложила мне работу, – вдруг призналась она. – Но ей, быть может, не удастся выполнить это обещание, потому что брат хочет вырвать фирму из ее рук.

Он взглянул на нее, затем отвернулся с каким-то неясным выражением лица, словно в чем-то не был уверен, и задумчиво произнес:

– Знаешь, охотно бы тебе помог.

Именно это она и хотела услышать.

– Правда?

– Например, я помог бы тебе найти комнату.

Ей сразу стало легче на душе.

– Это было бы замечательно. Мне никогда еще не приходилось снимать жилье, я даже не знаю, с чего начать.

– Надо читать объявления в газетах.

– В каких газетах?

– В обыкновенных.

– Они что, пишут об аренде жилья?

– В них есть раздел объявлений.

– В «Таймс» не рекламируют комнаты. – То была единственная газета, которую получал отец.

– Для этой цели лучше вечерние газеты.

Она почувствовала себя чрезвычайно глупой – как можно не знать таких простых вещей?

– Мне и в самом деле нужен друг, который бы мне помог.

– Думаю, что я смогу по крайней мере оградить тебя от американского двойника Бенни Мальта.

– Я так рада! Сначала миссис Ленан, теперь ты. Я уверена, что смогу начать самостоятельную жизнь, если у меня будут друзья. Я так тебе благодарна, что просто не нахожу слов.

В гостиную вошел Дэйви. Маргарет заметила, что последние пять или десять минут полет проходил очень гладко.

– Посмотрите в окна по правому борту, – предложил стюард. – Через несколько секунд перед вами откроется удивительное зрелище.

Маргарет взглянула в окно. Гарри расстегнул ремень безопасности и подошел, перегнувшись через ее плечо. Самолет наклонился вправо. И тут Маргарет увидела, что они летят над большим пассажирским судном в ярких, как на Пиккадилли-серкус[9]9
  Площадь в Лондоне. – Примеч. ред.


[Закрыть], огнях. Кто-то в салоне сказал:

– Они включили для нас всю иллюминацию. После объявления войны пароходы обычно плывут без огней, опасаясь подводных лодок.

Вдруг Маргарет остро ощутила близость Гарри, но не придала этому значения. Команда «Клипера», должно быть, связалась с лайнером по радио, потому что все его пассажиры высыпали на палубу, смотрели вверх и размахивали руками. Они были так близко, что Маргарет могла разглядеть, как люди одеты: мужчины в белых смокингах, женщины в длинных платьях. Корабль плыл очень быстро, его заостренный нос с легкостью разрезал громадные волны, а самолет летел над ним с минимальной скоростью. Это удивительное зрелище завораживало. Маргарет посмотрела на Гарри, и они улыбнулись друг другу, охваченные общим чувством восхищения. Гарри положил руку на ее талию так, что за его спиной этого никто не мог увидеть. Прикосновение было почти невесомым, но оно обожгло ее огнем. Маргарет бросило в жар, она смешалась, но ей не хотелось, чтобы он убрал руку. Вскоре пароход остался позади, его огни стали тускнеть и совсем исчезли. Пассажиры «Клипера» вернулись на свои места, Гарри отодвинулся.

Почти все отправились спать, в гостиной, кроме Гарри и Маргарет, остались только картежники. Маргарет вдруг застеснялась, она не знала, что с собой делать. Поддавшись этому чувству неловкости, сказала:

– Уже поздно. Пора спать. – Почему она это сказала, подумала Маргарет. Ведь спать совсем не хочется!

На лице Гарри было написано разочарование:

– Да, я тоже пойду через минутку.

Маргарет встала:

– Я так благодарна тебе за предложение помощи.

– Да брось ты!

«Почему мы говорим так официально? Я не так собиралась проститься с ним перед сном!»

– Спокойной ночи, – сказала она.

– И тебе тоже.

Маргарет отвернулась, затем повернулась снова:

– Ты серьезно – о том, что поможешь мне? Ты меня не подведешь?

Лицо его просветлело, и он посмотрел на нее с обожанием:

– Я не подведу тебя, Маргарет, обещаю.

Внезапно она почувствовала к нему необычайную нежность. Импульсивно и не раздумывая, она наклонилась и поцеловала его. Это было всего лишь легкое прикосновение ее губ к его губам, но Маргарет как электрическим током пронзило желание. Она тут же выпрямилась, удивленная тем, что сделала и что почувствовала. Мгновение они смотрели друг другу в глаза. И она тут же поспешила в соседний салон.

У нее тряслись колени. Оглянувшись, она увидела, что Мембери забрался на верхнюю койку справа, оставив нижнюю для Гарри. Перси тоже забрался наверх. Она легла на нижнюю, под койкой Перси, и задернула занавеску.

«Я его поцеловала, и это было очень приятно», – подумала она.

Маргарет влезла под одеяло и выключила свет. Ощущение – как в палатке. Очень уютно. Она могла смотреть в окно, но там ничего не было видно, сплошные облака и дождь. Все равно это было необыкновенно и напомнило Маргарет времена, когда ей с Элизабет, бывшим еще девчонками, разрешали разбить палатку в саду и спать в теплые летние ночи на свежем воздухе. Она тогда думала, что не заснет, так это было волнующе и романтично, но, открыв глаза, вдруг понимала, что уже светло, и кухарка стучала по брезенту, держа в руке поднос с чаем и тостами.

Маргарет подумала об Элизабет, где сейчас она?

В этот момент девушка услышала, как кто-то легонько постукивает по занавеске.

Сначала Маргарет решила, что это ей просто показалось, потому что она вспомнила о кухарке. Но стук повторился – ноготком, тук-тук-тук. Поколебавшись, она приподнялась, опершись на локоть, и подтянула одеяло к горлу.

Тук-тук-тук.

Она чуточку раздвинула занавеску и увидела Гарри.

– В чем дело? – прошептала она, хотя ей сразу стало все ясно.

– Я хочу еще раз тебя поцеловать, – тихо сказал он.

Она была приятно взволнована и напугана:

– Не надо глупостей!

– Ну пожалуйста…

– Уходи!

– Никто не увидит.

Наглая просьба, но она почувствовала мучительное искушение. Маргарет вспомнила электрический шок первого поцелуя, и ей захотелось испытать его еще раз. Почти непроизвольно она раздвинула занавеску чуть шире. Гарри просунул голову и посмотрел на нее умоляющими глазами. Она не смогла этому противостоять и поцеловала его в губы. От него пахло зубной пастой. Маргарет хотела поцеловать его быстро, как в прошлый раз, но у Гарри были другие намерения. Он начал легонько покусывать ее нижнюю губу. Это показалось ей восхитительным. Она инстинктивно чуточку приоткрыла рот и почувствовала, как его язык трется о ее губы. Ян никогда не делал ничего подобного. Ощущение было непривычное, но приятное. Чувствуя, что поддается соблазну, она встретила его язык своим. Гарри тяжело задышал.

Внезапно Перси задвигался у нее над головой, это напомнило ей, где она находится. Ею овладела паника: как могла она позволить себе такое? Она чуть ли не публично целуется с мужчиной, которого едва знает! Если увидит отец, все кончится жутким скандалом. Маргарет отстранилась, тяжело дыша. Гарри просунул голову дальше, чтобы поцеловать ее еще раз, но она его оттолкнула.

– Пусти меня, – сказал он.

– Не говори глупостей! – прошептала она.

– Пожалуйста.

Это было невозможно. Она уже испытывала не искушение, а только один страх.

– Нет, нет, нет!

У него был расстроенный вид.

Она смягчилась:

– Ты самый приятный человек, которого мне довелось встретить за долгое время, а может быть, и за все время. Но все же отправляйся спать.

Гарри понял, что она говорит серьезно, и ответил грустной полуулыбкой. Он что-то хотел сказать, но не успел: она задернула занавеску.

Маргарет внимательно прислушивалась, ей показалось, что она слышит тихие удаляющиеся шаги.

Она выключила свет и легла, все еще учащенно дыша. Боже, думала Маргарет, это похоже на сон. Она улыбнулась в темноте, вспомнив вкус поцелуя. И при мысли об этом принялась легонько себя поглаживать.

Мысли ее вернулись к первой возлюбленной, Монике, двоюродной сестре, которая гостила у них летом, когда Маргарет было тринадцать. Моника, хорошенькая шестнадцатилетняя блондинка, казалось, все знала и понимала, и Маргарет с самого начала привязалась к ней.

Моника жила во Франции и, наверное, поэтому или потому, что ее родители отличались большей беспечностью, чем родители Маргарет, любила ходить голой в спальне и ванной детской половины дома. Маргарет никогда еще не видела обнаженную взрослую женщину, и ее приводили в трепет пышная грудь Моники и золотистого цвета волосы между ног: у нее самой тогда грудь была маленькая и всего лишь легкий пушок внизу.

Но Моника сначала совратила Элизабет – некрасивую, склонную командовать Элизабет с какими-то пятнами на подбородке! Маргарет слышала, как они шушукались и целовались по ночам, и это ее то приводило в трепет, то сердило, то заставляло ревновать и, наконец, завидовать. Она видела, что Моника влюблена в Элизабет. Это было больно, заставляло чувствовать себя брошенной, когда они обменивались многозначительными взглядами и вроде бы случайно прикасались друг к другу, гуляя в лесу и даже сидя в столовой за чашкой чаю.

Затем, однажды, когда Элизабет уехала с матерью в Лондон, Маргарет наткнулась на Монику в ванной. Та лежала в теплой воде, закрыв глаза, и ласкала себя пониже живота. Она услышала, как вошла Маргарет, заморгала глазами, но не прекратила этого занятия, и Маргарет, испуганная и зачарованная, смотрела, как Моника доводит себя до кульминации.

В ту ночь Моника пришла в постель к ней, а не к Элизабет, но сестра устроила целый скандал и пригрозила все рассказать родителям, поэтому в конце концов они делили Монику, как жена и любовница, образовав раздираемый ревностью треугольник. Маргарет все лето чувствовала себя виноватой обманщицей, но сильнейшая привязанность к француженке и новообретенное физическое наслаждение не дали ей отступить, и кончилось все это лишь в сентябре, с отъездом Моники обратно во Францию.

Лечь в постель с Яном после Моники стало для Маргарет грубым шоком. Он был неловок и нескладен. Она поняла, что юноша этого типа ничего не знает о женском теле, а потому не может доставить ей такого удовольствия, какое ей давала Моника. Однако вскоре Маргарет преодолела первое разочарование, а Ян так сильно ее любил, что его страсть скрашивала неопытность.