Текст книги "Все ловушки земли"
Автор книги: Клиффорд Саймак
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 25 (всего у книги 71 страниц)
– Она от них ускакала, – объяснил Оуэнс. – Те ни разу не выстрелили в нее. Думаю, даже бандитам Феннимора не по душе стрелять в женщин. Они погнались следом, но она ведь была на своей Звездочке…
– Да, я знаю, – согласился Карсон. – Звездочка обгонит любую четвероногую тварь.
– Она сказала, что это наш шанс получить достойные пастбища, достойное место для жизни… достойное место для наших детей.
– А где она сейчас? – спросил Карсон. – Ты велел ей остаться. Ты…
Оуэнс покачал головой:
– Она и слушать нас не стала. Волей-неволей, а пришлось взять ее с собой. Она сказала, что ее отец…
– Ты отправил ее домой?
Оуэнс кивнул:
– Она сказала…
Но Карсон уже не слушал. Его даже не было на прежнем месте. Он сошел с тротуара и зашагал прочь, почти мгновенно перейдя на бег.
– Кэтрин! – крикнул он.
Она бежала по улице навстречу ему, раскрыв объятия.
Подталкивая Куинна и Клэя Даффи стволом винтовки ко входу в редакцию и с интересом наблюдая за этой встречей, Джейк глубокомысленно сплюнул в пыль.
– Умереть не встать! – сказал он Куинну. – Умеет же этот парень охмурять девиц!
Свалка
Перевод О. Битова
1
Они раскрыли тайну, вернее – пришли к разгадке, логичной и научно обоснованной, но не выяснили ничего, ровным счетом ничего бесспорного. Для опытной команды планетных разведчиков это никак нельзя было считать нормальным. Обычно они с ходу брали быка за рога, выкачивали из планеты прорву информации, а потом вертели факты так и эдак, пока не выстраивали их во впечатляющий ряд. А здесь таких фактов, действительных конкретных фактов, просто не было, кроме одного-единственного факта, очевидного даже ребенку начиная с двенадцати лет.
И это тревожило капитана Айру Уоррена. Так он и сказал Лопоухому Брэди, корабельному коку, который был его приятелем с юношеских лет и остался им, невзирая на свою слегка подмоченную репутацию. Они шлялись вместе по планетам вот уже более трех десятков лет. Даром что их разнесло по разные концы табели о рангах, они и по сей день могли сказать друг другу такое, чего не сказали бы никому другому на борту, да никому и не позволили бы сказать.
– Слушай, Лопоухий. Тревожно мне что-то.
– Тебе всегда тревожно, – отпарировал Лопоухий. – Такая уж у тебя работа.
– Эта история со свалкой…
– Ты хотел всех обставить, – заявил Лопоухий, – а я говорил тебе заранее, чем это кончится. Я предупреждал, что тебя загрызут заботы и ты лопнешь от сознания своей ответственности и напы… напыщ…
– От напыщенности?
– Точно, – подтвердил Лопоухий. – Это слово я и искал.
– Вовсе я не напыщен, – возразил Уоррен.
– Нет, тебя только тревожит эта история со свалкой. У меня в заначке есть бутылочка. Хочешь немного выпить?
Уоррен отмахнулся от соблазна.
– В один прекрасный день я выведу тебя на чистую воду и разжалую. Где ты прячешь свое пойло, понятия не имею, но в каждом рейсе…
– Усмири свой паршивый характер, Айра! Не выходи из себя…
– В каждом рейсе ты ухитряешься протащить на борт столько спиртного, что раздражаешь людей своим красным носом до последнего дня полета.
– Это личный багаж, – стоял на своем Лопоухий. – Каждому члену экипажа дозволено взять с собой определенное количество багажа. А я больше почти ничего не беру. Только выпивку на дорогу.
– В один прекрасный день, – продолжал Уоррен, свирепея, – я спишу тебя с корабля в никуда, за пять световых лет от чего угодно.
Угроза была давней-предавней, и Лопоухий ничуть не испугался.
– Твои тревоги, – заявил он, – не доведут тебя до добра.
– Но разведчики не справились со своей задачей. Ты что, не понимаешь, что это значит? Впервые за столетие с лишним планетной разведки мы нашли очевидное доказательство, что некая иная раса, кроме землян, также овладела космическими полетами. И не узнали об этой расе ничего. А обязаны были узнать. С таким-то количеством добра на свалке мы к нынешнему дню должны бы книгу о них написать.
Лопоухий презрительно сплюнул.
– Ты имеешь в виду – не мы бы должны, а они, твои хваленые ученые.
Слово «ученые» он произнес так, что оно прозвучало ругательством.
– Они толковые ребята, – заявил Уоррен. – Лучшие из всех, каких можно было найти.
– Помнишь прежние денечки, Айра? – спросил Лопоухий. – Когда ты был младшим лейтенантом и наведывался ко мне и мы пропускали вместе по маленькой…
– Какое это имеет отношение к делу?
– Вот тогда с нами летали настоящие ребята. Брали дубинку, отлавливали пару-тройку туземцев, быстренько вразумляли их и за полдня выясняли больше, чем эти ученые со всей их мерихлюндией способны выяснить за целую вечность.
– Тут немного другая картина, – сказал Уоррен. – Тут же нет никаких туземцев…
По правде говоря, на этой конкретной планете вообще почти ничего не было. Эта планета была заурядной в самом точном смысле слова и не смогла бы набраться незаурядности даже за миллиард лет. А разведка, само собой, не проявляла особого интереса к планетам, у которых нет шансов набраться незаурядности даже за миллиард лет.
Поверхность ее представляла собой по преимуществу скальные обнажения, чередующиеся с беспорядочными нагромождениями валунов. В последние полмиллиона лет или что-нибудь вроде того здесь появились первичные растения, появились и неплохо прижились. Мхи и лишайники заползли в расщелины и поднялись по скалам, но, кроме них, другой жизни здесь, по-видимому, не возникало. Хотя, положа руку на сердце, даже в этом не было полной уверенности, поскольку обследованием планеты как таковой никто не занимался. Ее не подвергали ни тщательному общему осмотру, ни детальной проверке на формы жизни: слишком уж всех заинтересовала свалка.
Они и садиться-то не собирались, а просто вышли на круговую орбиту и вели рутинные наблюдения, занося полученные рутинные данные в полетный дневник. Но тут кто-то из дежурных у телескопа заметил свалку, и с этой минуты их всех затянуло в неразрешимую, доводящую до бешенства головоломку.
Свалку сразу прозвали свалкой, и это было точное имя. По всей ее площади были разбросаны – что? Вероятно, части какого-то двигателя, однако по большому счету нельзя было поручиться даже за это. Поллард, инженер-механик, лишился сна и покоя, пытаясь сообразить, как собрать хотя бы несколько частей воедино. В конце концов ему удалось каким-то образом соединить три детали, но и сложенные вместе они не имели никакого смысла. Тогда он решил разъединить детали сызнова, чтобы понять по меньшей мере, как они соединяются. И не сумел их разделить. С этой секунды Поллард практически рехнулся.
Части двигателя – если это был двигатель – были разбросаны по всей свалке, словно кто-то вышвырнул или что-то вышвырнуло их в спешке, нимало не заботясь, как и куда они упадут. Но в сторонке аккуратным штабелем было сложено другое имущество, и самый поверхностный взгляд приводил к выводу, что это припасы. Тут была какая-то, по всей видимости, пища, хоть и довольно странная пища (если вообще пища). Были пластиковые бутылочки диковинной формы, наполненные ядовитой жидкостью. Были предметы из ткани, вполне возможно представляющие собой одежду, и трудно было не содрогнуться, соображая, что за существа могли бы носить одежду такого рода. Были металлические прутья, скрепленные в пучки при помощи каких-то гравитационных сил вместо проволоки, к какой в подобном случае прибегли бы люди. И было множество другого добра, для которого не находилось никакого определения.
– Им бы давно следовало найти ответ, – продолжал Уоррен. – Они раскалывали орешки покрепче этого. За месяц, что мы торчим здесь, им бы следовало не только собрать двигатель, но и запустить его.
– Если это двигатель, – уточнил Лопоухий.
– А что еще это может быть?
– Ты мало-помалу начинаешь хрюкать, как твои ученые. Напоролся на что-то, чего не можешь объяснить, и выдвигаешь самую правдоподобную с виду версию, а если кто-нибудь посмеет усомниться в ней, спрашиваешь сердито: что еще это может быть? Такой вопрос, Айра, – это не доказательство.
– Ты прав, Лопоухий, – согласился Уоррен. – Конечно, это не доказательство. Оттого-то мне и тревожно. Мы не сомневаемся, что там, на свалке, космический двигатель, а доказательств у нас нет.
– Ну кому придет в голову, – спросил Лопоухий вспыльчиво, – посадить корабль, выдрать из него двигатель и вышвырнуть прочь? Если б они учудили такое, корабль сидел бы здесь по сей день.
– Но если двигатель – не ответ, – ответил Уоррен вопросом на вопрос, – тогда что же там навалено?
– Понятия не имею. Меня это даже не занимает. Пусть об этом тревожатся другие. – Он поднялся и направился к двери. – У меня по-прежнему есть для тебя бутылочка, Айра…
– Нет, спасибо, – отказался Уоррен.
И остался сидеть, прислушиваясь, как Лопоухий топоча спускается вниз по трапу.
2
Кеннет Спенсер, специалист по инопланетным психологиям, явился в каюту, уселся в кресло напротив Уоррена и объявил:
– Мы наконец поставили точку.
– Какая там точка! – откликнулся Уоррен. – По существу, вы даже и не начали…
– Мы сделали все, что в наших силах. – Уоррен не стал перебивать, только хмыкнул. – Мы провели все положенные исследования, анализов хватит на целый том. Подготовили полный набор фотоснимков плюс диаграммы и словесные описания…
– Тогда скажите мне, что значит весь этот хлам.
– Это двигатель космического корабля.
– Если это двигатель, – заявил Уоррен, – тогда давайте его запустим. Разберемся, как он работает. А главное, попробуем понять, что за разумные существа построили именно такой двигатель, а не какой-то другой.
– Мы пытались, – ответил Спенсер. – Каждый из нас трудился, не жалея сил. Конечно, у части экипажа нет соответствующей подготовки и знаний, но от работы никто не отлынивал, а помогал другим, у кого такая подготовка есть.
– Знаю, что вы пыхтели не покладая рук.
И ведь правда, они не жалели себя, урывая считаные часы на сон, перекусывая на ходу.
– Мы столкнулись с инопланетным механизмом, – промямлил Спенсер.
– Ну и что? Мы и раньше сталкивались с инопланетными идеями, – напомнил Уоррен. – С инопланетной экономикой, инопланетными верованиями, инопланетной психологией…
– Тут большая разница.
– Не такая уж и большая. Взять хотя бы Полларда. В данной ситуации он ключевая фигура. Разве вы не ждали от Полларда, что он сумеет разгадать загадку?
– Если ее можно разгадать, тогда, конечно, Полларду и карты в руки. У него хватает и знаний, и опыта, и воображения.
– Вы полагаете, надо улетать? – внезапно спросил Уоррен. – Вы явились ко мне затем, чтобы сказать это напрямик? Пришли к выводу, что сидеть здесь дольше ни к чему?
– Вроде того, – согласился Спенсер.
– Хорошо, – произнес Уоррен. – Если таково ваше мнение, верю вам на слово. Взлетаем сразу после ужина. Остается сказать Лопоухому, чтоб подготовил банкет. Своего рода торжественный вечер в честь наших выдающихся достижений.
– Не сыпьте соль на раны, – взмолился Спенсер. – Гордиться нам действительно нечем.
Уоррен с усилием поднялся с кресла.
– Спущусь к Маку и скажу, чтоб подготовил машины к старту. По пути загляну к Лопоухому и предупрежу насчет ужина.
Спенсер остановил его:
– Я встревожен, капитан.
– Я тоже. А что именно вас тревожит?
– Кто они были, эти существа, эти люди с другого корабля? Вы же понимаете, мы впервые, в самый первый раз встретили достоверное свидетельство, что какая-то иная раса достигла стадии космических полетов. И что с ними здесь случилось?
– Испугались?
– Да. А вы?
– Еще нет, – ответил Уоррен. – Но, наверное, испугаюсь, когда у меня будет время хорошенько над этим подумать.
И отправился вниз по трапу сообщить Маку о подготовке к вылету.
3
Мака капитан нашел в его клетушке. Инженер сосал свою почерневшую трубку и читал захватанную Библию.
– Хорошая новость, – сказал Уоррен с порога.
Мак отложил книгу и снял очки.
– Есть одна-единственная вещь, которую вы можете мне сообщить и которую я восприму как действительно хорошую новость.
– Она и есть. Готовьте двигатели. Мы скоро стартуем.
– Когда, сэр? Совсем скоро не получится.
– Часа через два примерно. Успеем поесть и разойтись по каютам. Я дам команду.
Инженер сложил очки и засунул их в карман. Потом выбил трубку в ладонь, выкинул пепел и опять стиснул погасшую трубку в зубах.
– Мне всегда было не по себе на этой планете, – признался он.
– Вам не по себе на любой планете.
– Мне не нравятся башни.
– Вы сошли с ума, Мак. Тут же нет никаких башен.
– Нет, есть. Я ходил с ребятами по окрестностям, и мы обнаружили кучку башен.
– Может, скальные образования?
– Нет, башни, – упрямо повторил инженер.
– Но если вы обнаружили башни, – возмутился Уоррен, – то почему не доложили?
– Чтоб ученые ищейки развели вокруг них тарарам и мы застряли здесь еще на месяц?
– А, все равно, – сказал Уоррен. – Вероятнее всего, это вовсе не башни. Кто стал бы гнуть спину, возводя башни на этой занюханной планетке? Чего ради?
– У них жуткий вид, – сообщил Мак. – Зловещий – самое точное слово. От них пахнет смертью.
– Это в вас кельтская кровь говорит. В душе вы по-прежнему суеверный кельт – скачете по мирам сквозь пространство, а втайне до сих пор верите в призраков и баньши. Средневековый ум, просочившийся в век науки.
– От этих башен, – заявил Мак, – по спине мурашки бегают.
Капитан и инженер довольно долго стояли друг против друга. Потом Уоррен, протянув руку, легонько похлопал Мака по плечу.
– Я никому про них не скажу, – пообещал он. – Давайте раскручивайте свои машины.
4
Уоррен молча сидел во главе стола, прислушиваясь к разговорам команды.
– Они затеяли здесь аварийный ремонт, – заявил физик Клайн. – Развинтили кое-что по винтикам, а затем по той ли, по другой ли причине собрали двигатель заново, но часть снятых деталей ставить обратно не стали. По каким-то причинам им пришлось реконструировать двигатель, и они сделали его проще, чем прежний. Вернулись к основным принципам, отбросив все излишества, всякую там автоматику и технические безделушки, но при этом новый двигатель у них получился больше по размерам, менее компактным, более громоздким, чем тот, на котором они прилетели. Потому-то им пришлось оставить здесь еще и часть припасов.
– Однако, – задал вопрос химик Дайер, – если они вели такой сложный ремонт, то каким образом? Где они взяли материалы?
Бриггс, специалист по металлургии, откликнулся:
– Тут полно рудных месторождений. Если бы не так далеко от Земли, планета могла бы стать золотой жилой.
– Мы не видели следов рудных разработок, – возразил Дайер. – Ни шахт, ни плавильных печей, ни устройств для обогащения металла и его обработки.
– Мы же их и не искали, – указал Клайн. – Инопланетяне могли себе спокойно добывать руду в двух-трех милях отсюда, а мы и не догадываемся об этом.
– Беда наша во всем этом предприятии, – вмешался Спенсер, – что мы все время выдвигаем предположения, а потом принимаем их за установленные факты. Если они занимались здесь обработкой металлов, было бы важно узнать это поточнее.
– А зачем? Какая нам разница? – спросил Клайн. – Мы знаем главное: здесь приземлился космический корабль в аварийной ситуации, но экипаж в конце концов сумел починить двигатели и благополучно взлетел…
Старый доктор Спирс, сидевший в конце стола, грохнул вилкой по тарелке.
– Да не знаете вы толком ничего, – воскликнул он, – даже того, был ли это космический корабль или что-то иное! Слушаю ваш кошачий концерт которую неделю подряд и должен сказать прямо: за всю свою долгую жизнь не видывал такой несусветной суеты при таких ничтожных результатах…
Вид у всех собравшихся за столом был довольно ошарашенный. Старый док обычно вел себя тихо и почти не обращал внимания на то, что творится вокруг: знай себе каждодневно ковылял по кораблю, врачуя мелкие болячки – кому придавило палец, у кого воспалилось горло… Каждый в экипаже нет-нет да и задавался не совсем приятным вопросом: а справится ли старый док, если грянет настоящая беда и понадобится, например, провести серьезную операцию? Доку не слишком доверяли профессионально, что не мешало относиться к нему с симпатией. Очень может быть, симпатия эта зиждилась на том, что док предпочитал не вмешиваться в чужие дела.
И вот надо же – вмешался, да как агрессивно!
Ланг, специалист по системам связи, высказался:
– Мы нашли царапины, док, помните? Царапины на скале. Как раз такие, какие может оставить космический корабль при посадке.
– Вот-вот, – насмешливо повторил док, – может оставить, а может и не оставить. Может, корабль, а может, не корабль…
– Корабль, что ж еще!..
Старый док фыркнул и вернулся к еде, орудуя ножом и вилкой с видом полностью безучастным – голова опущена к тарелке, салфетка под подбородком. Все на борту давно заметили, что ест он неопрятно.
– У меня такое чувство, – продолжил Спенсер, – что мы позволили себе сбиться с правильного пути, предположив здесь всего-навсего аварийный ремонт. По количеству частей, выброшенных на свалку, я сказал бы, что они столкнулись с необходимостью реконструировать двигатель полностью и, начав с самых азов, построить совершенно новый движок, лишь бы выбраться отсюда. У меня такое чувство, что эти выброшенные части составляют единое целое и что знай мы как, мы могли бы собрать их вместе и получить двигатель в первозданном виде.
– Я и пытался это сделать, – вставил Поллард.
– Идея полной реконструкции двигателя тоже не проходит, – заявил Клайн. – Это значило бы, что новый двигатель оказался не похожим на прежний в принципе, не похожим настолько, что прежний пришлось послать ко всем чертям до последнего винтика. Разумеется, подобная теория объясняет, отчего тут набросана прорва всяких частей, но такого просто не может быть. Никто не станет реконструировать двигатель на новых принципах, оказавшись в беде на безжизненной планете. Каждый предпочтет придерживаться того, что знает, к чему привык.
– Ну и кроме того, – добавил Дайер, – если принять идею полной реконструкции, это вновь возвращает нас к проблеме материалов.
– И инструментов, – подхватил Ланг. – Откуда они взяли бы инструменты?
– У них на борту могла быть ремонтная мастерская, – возразил Спенсер.
– Для проведения мелких ремонтных работ, – уточнил Ланг. – И уж во всяком случае без тяжелых станков, нужных для постройки совершенно нового двигателя.
– Но больше всего меня беспокоит то, – сказал Поллард, – что мы не способны ни в чем разобраться. Я пытался подогнать части друг к другу, понять, как они связаны между собой, – должны же они быть как-то связаны, иначе это просто бессмыслица. Мучился я, мучился и в конце концов ухитрился приладить друг к другу три детали, но дальше дело так и не двинулось. И три детали вместе тоже не сказали мне ничего. Ну ни малейшего проблеска! Даже сложив три штуковины вместе, я понял не больше, не приблизился к пониманию ни на йоту ближе, чем пока они валялись порознь. А когда я попробовал снова их разъединить, то у меня даже это не получилось. Ну как по-вашему, если человек сумел собрать какую-то вещь, то уж разобрать ее он должен бы суметь и подавно, не так ли?
– Не удручайтесь, – попытался утешить Полларда Спенсер. – Корабль был инопланетным, его строили инопланетяне по инопланетным чертежам.
– Все равно, – не унимался Поллард, – должны быть некие общие принципы, которые следовало бы опознать. Хоть в каком-то отношении их движок должен бы иметь нечто общее с теми, что разработаны на основе земной механики. Что такое двигатель? Механизм, способный преобразовать энергию, взять ее под контроль, заставить приносить пользу. Цель двигателя остается одной и той же, какая бы раса его ни создала.
– А металл! – воскликнул Бриггс. – Неизвестный сплав, абсолютно не похожий ни на что, с чем мы когда-либо сталкивались. Компоненты сплава можно установить без особого труда, но его формула, как положишь ее на бумагу, выглядит как полный кошмар. Она просто несостоятельна. То есть несостоятельна по земным стандартам. В сочетании металлов есть какой-то секрет, который я не могу раскрыть даже предположительно.
Старый док вновь подал голос со своего конца стола:
– Вас следует поздравить, мистер Бриггс, с хорошо развитой наклонностью к самокритике.
– Прекратите, док, – резко приказал Уоррен, заговорив впервые с начала ужина.
– Будь по-вашему, – ответил док. – Если вы настаиваете, Айра, я прекращу…
5
Стоя возле корабля, Уоррен окинул планету взглядом. Вечер догорал, переходя в ночь, и свалка казалась всего лишь нелепым пятном более глубокой тени на склоне близлежащего холма.
Когда-то – и не так уж давно – здесь, совсем неподалеку от них, приземлился другой корабль. Другой корабль, детище другой расы.
И с этим другим кораблем что-то приключилось. Разведчики из его собственного экипажа пытались разнюхать, что именно, но все их попытки потерпели провал.
Он ощущал уверенность, что это был не обыкновенный ремонт. Что бы ни толковали все остальные, это было что-то много более серьезное, чем обыкновенный ремонт. Корабль попал в ситуацию критическую, чрезвычайную и к тому же связанную с непонятной спешкой. Они так торопились, что бросили здесь часть своих припасов. Ни один командир, человек он или нет, не согласится бросить припасы, разве что на карту поставлена жизнь или смерть.
В груде припасов была, по-видимому, пища – по крайней мере, Дайер утверждал, что это пища, хоть она никак не выглядела съедобной. И были бутылочки вроде пластиковых, наполненные ядом, который для инопланетян был, может статься – почему бы и нет? – эквивалентом виски. Какой же человек, спросил себя Уоррен, бросит еду и виски, кроме как в случае страшной опасности?
Он медленно побрел по тропе, которую они успели пробить от корабельного шлюза к свалке, и вдруг поразился тишине, глубокой, как в чудовищной недвижности самого космоса. На этой планете не было источников звука. Здесь не было ничего живого, кроме мхов, лишайников и других первичных растений, цепляющихся за скалы. Со временем здесь, конечно, появится иная жизнь, поскольку здесь есть воздух, вода и главные составляющие будущей плодородной почвы. Дайте срок, допустим миллиард лет, и здесь разовьется система живых организмов, не менее сложная, чем на Земле.
Но миллиард лет, подумалось Уоррену, это все-таки долговато.
Он добрался до свалки и двинулся по знакомому маршруту, огибая крупные узлы и машины, разбросанные вокруг. Но как он ни берегся, а раз-другой все же споткнулся о какую-то мелочовку, которую было не разглядеть в темноте.
Споткнувшись вторично, он наклонился и поднял штуковину, которая подставила ему ножку. Как он и догадывался, это оказался какой-то инструмент, брошенный инопланетянами при бегстве. Он как будто видел их, бросающих инструменты и удирающих во всю прыть, – но картина получалась нечеткой. При всем желании он не мог решить, на что эти инопланетяне смахивали и от чего удирали.
Он подкинул инструмент разок-другой, взвесил на руке. Инструмент был легким и удобным и, несомненно, имел какое-то применение, но какое – Уоррен не знал, не знал и никто в экипаже. Что за конечность сжимала этот инструмент – рука или щупальце, клешня или лапа? Что за мозг управлял рукой или щупальцем, клешней или лапой, сжимавшими этот инструмент и применявшими его для какой-то разумной цели?
Откинув голову назад, он посмотрел на звезды, сверкающие над планетой. Нет, это были совсем не те звезды, что знакомы с мальчишеских лет.
Мы далеко, подумал он. Как же мы далеко! Так далеко не забирался еще никто из людей…
Неожиданный звук заставил его дернуться и обернуться. Кто-то бежал по тропе сломя голову и неистово топоча.
– Уоррен! – раздался крик. – Уоррен, где вы?
В голосе слышался неподдельный испуг, больше того – нотки безумной паники, какие можно подчас услышать в визге перепуганного ребенка.
– Уоррен!..
– Да здесь я, здесь. Иду, уже иду!
Он стремительно зашагал навстречу человеку, топочущему в темноте. Бегущий мог бы проскочить мимо, не протяни Уоррен руку и не схвати за плечо, вынуждая остановиться.
– Уоррен, это вы?
– Что с вами, Мак?
– Я не могу… Не могу… Не…
– Что стряслось? Да говорите же! Чего вы не можете?
Инженер в свою очередь вытянул руки, неловко схватил капитана за лацканы сюртука и повис на нем, словно утопающий на спасателе.
– Ну, давайте выкладывайте, – поторопил Уоррен, подхлестываемый нарастающей тревогой.
– Я не могу запустить двигатели, сэр.
– Не можете – что?..
– Не могу запустить их, сэр. И никто из моих ребят. Никто из нас не может их запустить, сэр.
– Двигатели! – повторил Уоррен, чувствуя, как душу стремительно охватывает ужас. – Что случилось с двигателями?
– С двигателями ничего не случилось. Это с нами что-то случилось, сэр. Мы не можем их запустить.
– Возьмите себя в руки, любезный. Ближе к делу. Почему не можете?
– Мы не помним, как это делается. Мы забыли, как они запускаются!
6
Уоррен включил свет над столом и, выпрямившись, стал шарить глазами по полкам в поисках нужной книги.
– Она где-то здесь, Мак, – произнес он. – Знаю, она была где-то здесь…
Наконец он нашел ее и, сняв с полки, раскрыл под лампой. Не мешкая перелистал страницы. За своей спиной он слышал напряженное, почти жесткое от ужаса дыхание инженера.
– Все в порядке, Мак. Тут в книжке все изложено.
Листая пособие, он вначале забежал слишком далеко, и пришлось вернуться на пару страниц. Нашел нужное место и, распластав книгу, пристроил ее под лампой поудобнее.
– Ну вот, – произнес он, – сейчас мы с этими движками сладим. Вот здесь сказано…
Он попытался прочесть – и не смог.
Он понимал слова и даже символы, но слова, составленные вместе, сразу же утрачивали смысл, а сумма символов будто не имела смысла и вовсе. Он покрылся потом, пот бежал по лбу и собирался в бровях, стекал от подмышек и ручейками струился по ребрам.
– Что с вами, шеф? – осведомился Мак. – Теперь-то в чем дело?
Уоррен ощутил, что тело жаждет задрожать, каждый нерв жаждет затрепетать – и ни с места. Он просто окаменел.
– Это инструкция по двигателям, – сообщил он спокойно и тихо. – Она рассказывает все о двигателях – как они действуют, как находить неисправности и устранять их…
– Тогда у нас нет проблем, – выдохнул Мак с огромным и явным облегчением.
– Нет, есть, Мак. Я забыл значение символов и почти не могу понять терминологию.
– Вы – что?..
– Я не могу прочесть инструкцию, – признался Уоррен.
7
– Но такого не может быть! – возмутился Спенсер.
– Не только может, – ответил Уоррен, – но и произошло. Есть здесь хоть кто-нибудь, кто способен прочесть инструкцию?
Никто не откликнулся.
– Если кто-нибудь может ее прочесть, – повторил он, – пусть выйдет вперед и покажет нам, как это делается!
Клайн тихо произнес:
– Нет, никто не может.
– И тем не менее, – провозгласил Уоррен, – всего час назад любой из вас – поймите, любой! – наверное, прозакладывал бы свою душу, что не только сумеет при необходимости запустить двигатели самостоятельно, но, если понадобится, сумеет взять инструкцию и выяснить, как это делается.
– Вы правы, – согласился Клайн. – Мы прозакладывали бы что угодно. Час назад это показалось бы нам верным, беспроигрышным пари.
– Такие дела, – сказал Уоррен. – Можете ли вы определить, как давно вы потеряли способность прочесть инструкцию?
– Разумеется, не можем, – вынужденно признал Клайн.
– Это еще не все. Вы не сумели разобраться со свалкой. Построили догадку и заменили догадкой ответ, но, по сути, так и не нашли его. А должны были бы найти. И сами прекрасно это знаете…
Клайн поднялся на ноги.
– Послушайте, однако, Уоррен…
– Сядь-ка лучше, Джон, – предложил Спенсер. – Уоррен ущучил нас намертво. Мы не нашли ответа и знаем сами, что не нашли. Мы пришли к догадке и подставили догадку на место ответа, которого не нашли. Уоррен прав и в том, что мы обязаны были найти ответ. Ответ, а не догадку.
При любых других обстоятельствах, подумал Уоррен, они бы возненавидели его за неприкрытую правду – при любых других, но не сейчас. Они молчали, и он зримо чувствовал, как в душу каждого помаленьку просачивается осознание истины. Первым заговорил Дайер:
– По-вашему, мы не справились, оттого что забыли – в точности так же, как Мак забыл про двигатели?
– Вы утратили некоторые навыки, – ответил Уоррен, – некоторые навыки и знания. Вы работали так же честно, как всегда. Вы выполнили все предписанные процедуры. Но вы не нашли в себе прежних навыков и знаний, только и всего.
– Что же теперь? – осведомился Ланг.
– Понятия не имею.
– Вот что случилось с тем, другим кораблем! – воскликнул Бриггс многозначительно.
– Может, и так, – отозвался Уоррен не столь уверенно.
– Однако они все-таки улетели! – напомнил Клайн.
– Мы тоже улетим, – заверил Уоррен. – Так или иначе, но улетим.
8
Очевидно, экипаж того инопланетного корабля тоже все забыл. И тем не менее они улетели – значит, каким-то образом вспомнили, заставили себя вспомнить. Но если все сводилось к тому, чтобы просто вспомнить, зачем им понадобилось реконструировать двигатель? Легче было бы использовать прежний…
Уоррен, лежа на койке, пялился в темноту. Ему было известно, что в каких-то жалких двух футах над головой – стальная переборка, но ее было не разглядеть. И ему было понятно, что существует способ запустить двигатели, совсем простой способ, если знать его или вспомнить, но способа такого он тоже не видел.
Люди попадают в неприятности, набираются знаний, познают сильные чувства – а потом, с течением времени, забывают и неприятности, и знания, и чувства. Жизнь, по существу, непрерывная цепь забвения. Воспоминания стираются, знания тускнеют, навыки теряются, однако требуется время, чтобы все это стерлось, потускнело и потерялось. Не бывает так, чтоб сегодня знать что-то назубок, а назавтра забыть.
Но здесь, на этой безжизненной планетке, процесс забвения каким-то немыслимым образом резко ускорился. На Земле нужны годы, чтобы забыть крупную неприятность или утратить прочный навык. А здесь это происходит за одну ночь…
Он попытался заснуть и не сумел. В конце концов он встал, оделся, сошел по трапу и, миновав шлюз, вышел в инопланетную ночь.
Тихий голос спросил:
– Это ты, Айра?
– Я, Лопоухий, я самый. Мне не спится. Тревожно мне что-то.
– Тебе всегда тревожно, – ответил Лопоухий. – Это у тебя профессиональная идео… идеосин…
– Идиосинкразия?
– Она и есть, – согласился Лопоухий, легонько икнув. – Ты угадал слово, которое я искал. Твои тревоги – профессиональная болезнь.
– Мы в ловушке, Лопоухий.
– Бывали планеты, – сообщил Лопоухий, – где я не возражал бы застрять надолго, но эта не из их числа. Эта, если по совести, – охвостье творения.
Они стояли рядом во тьме, и над головами у них сияла россыпь чуждых звезд, а перед ними до смутного горизонта расстилалась безмолвная планета.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.