Текст книги "Правогенез: традиция, воля, закон"

Еще более ярко иллюстрирует сложность обеспечения индивиду защиты его прав на универсальном уровне пример с наделением внутригосударственных органов полномочиями по проверке решений международных правозащитных организаций. Так, Конституционный суд РФ наделен правом по запросам соответствующих органов разрешать вопрос о возможности исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека. Основанием к рассмотрению дела является обнаружившаяся неопределенность в вопросе о возможности исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, основанного на положениях соответствующего международного договора РФ в истолковании, предположительно приводящем к их расхождению с Конституцией РФ. По итогам рассмотрения дела Конституционный суд РФ может, в частности, принять постановление о невозможности исполнения в целом или в части в соответствии с Конституцией РФ решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, принятого на основании положений международного договора РФ в их истолковании межгосударственным органом по защите прав и свобод человека, в связи с которым был подан запрос в Конституционный суд РФ[696]696
  См.: О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации»: Федеральный конституционный закон от 14.12.2015 № 7-ФКЗ. URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения: 15.12.2015).


[Закрыть]. И Конституционный суд РФ уже неоднократно воспользовался данным ему полномочием в отношении решений Европейского суда по правам человека, вынесенным против России, признав невозможным их исполнение. Соответственно, теперь никто не может гарантировать гражданину РФ, получившему решение ЕСПЧ в свою пользу, что это решение будет исполнено в РФ. Подобные полномочия внутригосударственного суда, нашедшие теперь закрепление и на уровне Конституции РФ, на наш взгляд, хотя и вытекают из суверенных прав государства и действия принципа верховенства национальной конституции, но подрывают эффективность международного механизма защиты прав человека, поскольку ставят возможность привлечения государства к ответственности за нарушение прав человека в зависимость от усмотрения (желания) самого этого государства.

Приведенные примеры, по нашему мнению, еще раз подтверждают приоритетность внутригосударственной системы защиты прав человека, которая обладает для этого соответствующими ресурсами (законодательной базой, системой правоохранительных органов и т. п.). Обращение же к международным органам требуется лишь тогда, когда внутригосударственная система по тем или иным причинам не обеспечивает надлежащую защиту нарушенных прав. И в целом международное право в контексте защиты прав человека носит субсидиарный характер, не заменяя, а дополняя право национальное.

Таким образом, подчеркивая необходимость признания прав человека универсальной ценностью, важно учитывать тот факт, что между международными нормами о правах человека и самим человеком всегда стоит суверенитет государства, выполняющий роль своеобразного «фильтра», через который «пропускаются» права человека, приемлемые в соответствующей национальной культурно-правовой среде. А потому права человека никогда не утратят характер ценности национальной, какие бы интеграционные процессы ни происходили в настоящем и будущем.

С другой стороны, глобальные проблемы современности требуют участия всего мирового сообщества в их решении и, возможно, расширения международного перечня прав человека. Например, требуется придание универсального характера правам человека, связанным с развитием биотехнологий. Так, 19 ноября 1996 г. Комитет министров Совета Европы принял Конвенцию о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины (Конвенцию о правах человека и биомедицине ETS № 164), которая вступила в силу 1 декабря 1999 г. Как подчеркивается в резюме Правового управления Государственной Думы РФ, данная конвенция – это первый юридически обязывающий международный документ, направленный на защиту человеческого достоинства, прав и свобод путем принятия ряда принципов и запретов против неправильного использования достижений биологии и медицины. Отправная точка Конвенции состоит в том, что интересы человека превыше интересов науки или общества. Конвенция запрещает все формы дискриминации по признаку генетического наследия и разрешает проводить генетическое тестирование лишь в медицинских целях. Она разрешает генную инженерию только в профилактических, диагностических или терапевтических целях и только при условии, что такая инженерия не направлена на изменение генома наследников данного человека[697]697
  Резюме к Конвенции о правах человека и биомедицине (на 30.12.2003) // СПС «ГАРАНТ». URL: https://base.garant.ru/4089599/.


[Закрыть]. Но несмотря на важность закрепленных в Конвенции принципов, она носит лишь региональный характер и ратифицирована даже не всеми странами-членами Совета Европы (РФ не участвует). Что же касается документов универсального уровня, принятых в данной сфере, то они, как правило, носят рекомендательный характер, не возлагая обязанности на государства, а только призывая их следовать установленным правоположениям. Так, в рамках ООН были приняты Декларация Организации Объединенных Наций о клонировании человека (одобрена Генеральной Ассамблеей ООН 8 марта 2005 г.), где содержится призыв к государствам-членам «запретить все формы клонирования людей в такой мере, в какой они несовместимы с человеческим достоинством и защитой человеческой жизни»; Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека (одобрена Генеральной конференцией ЮНЕСКО 19 октября 2005 г.), которая указывает в качестве своих целей: содействие многодисциплинарному и плюралистическому диалогу по биоэтическим проблемам между всеми заинтересованными сторонами и в рамках общества в целом; поощрение обеспечения справедливого доступа к медицинским, научным и техническим достижениям, максимально широкому распространению знаний о таких достижениях и быстрому обмену этими знаниями; обеспечение защиты и реализации интересов нынешних и будущих поколений; уделение особого внимания значимости биоразнообразия и необходимости того, чтобы все человечество заботилось о его сохранении и др. Однако декларативный характер указанных документов не позволяет возлагать на государства ответственность за нарушение содержащихся в них норм. Придание данным декларациям статуса конвенций, на наш взгляд, необходимо для реальной гарантированности содержащихся в них прав человека.

И подобных сфер реализации прав человека, требующих регулирования на международном уровне, весьма много (информационная, экологическая и др.).

Таким образом, можно сделать вывод, что права человека по своей изначальной юридической природе являются ценностью национальной, но в современных условиях ею не ограничиваются, приобретая закрепление и защиту на международном уровне и тем самым получая характер ценности универсальной. Данные два «уровня» ценности не взаимоисключают, а взаимно дополняют друг друга, повышая общую ценность прав человека как личного блага каждого. При этом генезис «права прав человека» имеет цикличный характер: выйдя из недр национального права, данная сфера стала предметом регулирования международного (гуманитарного) права, нормы которого, однако, носят во многом абстрактный характер, наполняясь реальным содержанием в источниках внутригосударственного права, что в конечном итоге и должно гарантировать реальность прав человека как высшей ценности.

11.2. Приватизация прав человека как юридико-психологическая форма их обретения

В современной юридической науке, равно как и в практике правотворческой и правоприменительной деятельности, понимание права сводится к «общезначимым и общеобязательным правилам поведения, исходящим от государства и обеспеченным системой государственных гарантий и санкций». Такое определение по сути своей соответствует представлению о праве как о «возведенной в закон воле государства», деятельность которого основана на легальном принуждении.

Утвердившееся в качестве «истинного» в условиях социалистической правовой системы подобное этатистское восприятие права, не претерпев сколько-нибудь значительных изменений, перекочевало в современные учебники по юриспруденции и продолжает доминировать в правосознании.

Вместе с тем в современных условиях складываются отношения, в рамках которых государство и гражданин в формальном смысле выступают в качестве юридически равных субъектов права. Применительно к этим отношениям право, выраженное в субъективных правах и обязанностях, в равной степени принадлежит как государству, так и гражданину (корпорации). При этом процесс разграничения публичного (государственного) и частного (личного, корпоративного) права, с передачей последнего в «собственность» отдельных физических и юридических лиц, по сути своей аналогичен процессу приватизации в имущественной области, обусловившему выделение из государственной собственности, частной, муниципальной и иных форм.

От советской системы Россия унаследовала государственную собственность и государственное право. Процесс разгосударствления – приватизации собственности состоялся. Современное российское общество утратило характерную для социалистической системы однородность, вернувшись в своей социальной структуре к делению на богатых и бедных. Хорошо это или плохо, вопрос для бесконечных дискуссий. Ясно одно: собственность нельзя разделить на всех поровну. Процесс приватизации права, не получив концептуального и законодательного отражения, ничуть не менее реален, нежели процесс приватизации вещного имущества. При этом, так же как и в имущественной приватизации, плодами которой сумели воспользоваться очень немногие россияне, приватизация права на сегодняшний день имеет явные позитивные результаты, преимущественно в отношении «властей предержащих» российских граждан, рассматривающих правовые нормы и процедуры сугубо в утилитарных инструментальных целях, при этом себя в качестве субъектов юридической ответственности не рассматривающих. Что же касается простых людей, то для них собственное восприятие в качестве равноправного свободного субъекта права, столь же непривычно и пока в большинстве своем, к сожалению, чуждо, сколь непривычным было осознание «узаконенного» права частной собственности и связанных с этим правовых возможностей.

Сказанное позволяет говорить о частном праве как о специфическом, не выраженном в вещной форме предмете частной собственности. В таком понимании субъективные права, в комплексе образующие нормативный массив частного права, могут выступать в качестве предмета владения, пользования, распоряжения, находящегося в относительной обособленности и самостоятельности по отношению к праву публичному.

Вопрос: какие субъективные права представляют наибольшую ценность и заслуживают приватизации? Полагаю, что это права на личную безопасность, свободу, достоинство, собственность.

Авторы не случайно ставят личную безопасность на первое место. Мы все живем в государстве. Государство – это в первую очередь специфическая среда, определяющая и обеспечивающая как общественную, так и индивидуальную жизнедеятельность. Любая жизненная среда оценивается теми, кто в ней находится, с точки зрения личной безопасности и личного комфорта. Является ли государство гарантом такой безопасности и комфорта? Можно ли рассматривать в качестве такого гаранта современную Россию? Вопросы не простые. Любое государство, устанавливая правопорядок, позиционирует себя в качестве основного, а в ряде случаев и единственного правоохранителя. Современное российское государство, характеризуя сложившуюся в «новых исторических условиях» правоохранительную систему, как правило, отмечает в качестве основного целеполагания ее ориентированность на защиту прав и свобод человека и гражданина, оперируя ст. 2 Конституции, определяющей, что «человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства». Однако недостаточно на законодательном уровне закрепить ту или иную декларацию, как бы хороша она ни была. На практике государством и обществом управляют не законы, а люди, которые далеко не всегда к другим людям склонны относиться как к равным, т. е. по-человечески. В любом государстве (и современная Россия исключением не является) государство выступает не только как гарант, но и как угроза личной безопасности. При этом данные соцопросов, наглядно свидетельствуют о том, что значительное количество российских граждан рассматривают сотрудников правоохранительных органов не столько как защитников личных прав, сколько как их нарушителей и ограничителей, действующих в соответствии с законами, не охраняющими, а попирающими личные права.

Субъективные права на свободу и достоинство представляются взаимно обусловленными. При этом следует определиться с тем, в какой смысловой интерпретации понимаются нами категории «свобода» и «достоинство».

Начнем со свободы. Что это такое? Можно ли отождествлять свободу и волю? Может ли государство сделать человека свободным и, соответственно, лишить его личной свободы?

Современное понимание свободы уходит своими корнями в европейскую историческую традицию, которая, в свою очередь, «восходит» к античному периоду полисной демократии, где коллективная свобода граждан полиса противопоставлялась полисному рабству.

В истории российской государственности свободы в ее западноевропейском восприятии не было никогда. Тот факт, что древняя Россия не знала рабства, означает одновременно и то, что свободы в ее античном (полисном) понимании в нашей стране тоже никогда не было.

В средневековый период отношения между правителем и подвластными в России определялись не принципом рыцарского вассалитета, как на Западе, при котором как сюзерен, так и вассал в одинаковой степени обладали «рыцарским благородством», а отношениями «господин – холоп», в рамках которых для «главного» господина (царя, императора) холопами – фактическими слугами – являлись все подданные независимо от их социального положения.

Минула Россия и буржуазную эпоху, с ее торжеством индивидуальной экономической свободы, когда буржуазия, как революционный класс, выходила на баррикады, сметая самодержавную монархию и верную ей придворную аристократию.

В нашей стране все реформы – феодальные, буржуазные, советские, постсоветские – неизменно происходили и происходят по инициативе «сверху». Стоит ли удивляться, что реформационные и контрреформационные процессы, как правило, следуют друг за другом.

Представляется, что западное понимание свободы качественным образом отличается от русской воли и в таком понимании является для многих русских людей столь же новым и непонятным, какими в свое время были пришедшие с Запада технические новации, университеты, партии, профсоюзы, бизнес. Ничего страшного в этом нет. Традиционно мы заимствовали и заимствуем у наших, пусть и не слишком любимых, западных соседей их прогрессивный опыт и передовые достижения. Точно так же ничего страшного нет в том, чтобы признать, что определенные достижения западной культуры Россией вплоть до настоящего времени не восприняты. Не восприняты сейчас, но могут быть восприняты в дальнейшем. То, что понимание «западной эгоистической свободы» не укоренилось на российской почве, отнюдь не означает, что эта категория не представляет ценности для российского гражданского правосознания. Лично мне очень нравится ощущать себя в качестве свободного гражданина свободной страны, воспринимающего свободу не как безответственность, а как взаимные обязательства личности и государства.

Теперь о достоинстве. В дореволюционной России слово «достоинство» использовалось в смысле стоимости (монета достоинством один рубль). Сословное деление общества на «благородных» и «простых» предопределяло различие в «достоинствах» представителей различных сословий.

Советская Россия, провозгласив отмену сословного неравенства, вместе с тем не ликвидировала неравенство достоинств. Точно также, как в царской России противопоставлялись достоинства «господина» и «человека», в советской России в качестве несводимых воспринимались достоинства «товарища» и «гражданина».

В современной России в Конституции получили закрепление одновременно «право на достоинство» и «право на достойную жизнь». Полагаем, что право на достойную жизнь есть не что иное, как право на жизнь человеческую, т. е. такую, когда человек не выживает, а живет. Что же касается достоинства как предмета конституционно-правовой регламентации, то в сегодняшних условиях это в первую очередь самоуважение, внутреннее восприятие себя как личности, права и свободы которой современное российское государство провозгласило основной ценностью.

Научиться уважать в себе гражданскую личность непросто, еще сложнее научить этому государство, традиционно воспринимающее человека либо как подданного либо как «винтик» в государственном механизме. Но без такого обучения все разговоры о правовом государстве и о правах человека будут оставаться не более чем имитацией права, являющегося в реальности традиционным российским законом, суть которого сводится к сакраментальному: «Прав тот, у кого больше прав».

Ну и в завершение несколько слов о собственности. Применительно к данному явлению лично я предпочитаю оперировать трудовой теорией, в соответствии с которой собственность возникает как результат приложения личного труда, направленного на преобразование – аккультурацию природных объектов. В таком понимании первоосновой собственности является осознанный добровольный труд, направленный на создание либо приобретение тех или иных предметов как имущественного (вещного), так и неимущественного характера. Трудовая собственность – это не дарованное «свыше» богатство, а прирастающий трудовыми инвестициями капитал, для создания которого следует осуществить первоначальные затраты (трудовые, временные, финансовые), а затем непрерывно трудиться, с тем чтобы этот капитал поддерживать и приумножать.

Перечисленные права потенциально существуют у каждого. Вот только не все осознают себя в полном смысле этого слова субъектами, способными этими правами владеть, пользоваться, распоряжаться.

Приватизация права, в юридико-психологическом контексте, означает осознание индивидом себя в качестве равного другим субъекта правовых отношений. В первую очередь это равенство с многочисленными начальниками и с самим государством, которое утрачивая сакральное значение «Богом данной и хранимой земли предков», а приобретает вполне рациональное понимание «страны проживания и среды жизнедеятельности». Мы – родившиеся и выросшие в стране, которая в прошлом веке называлась СССР, начиная с 1992 г., живем в другой стране – Российской Федерации. Кто-то из нас поменял Россию на США, ФРГ, Францию и т. п. Говорить о том, что сам факт принадлежности к гражданству того или иного государства является счастьем или несчастьем, не имеет смысла. Счастливые и несчастные люди были, есть и будут всегда, независимо от того, в какой стране они живут и каким социальным статусом обладают.

Приватизация права позволяет человеку не только осознать собственную индивидуальность и определить собственное место в системе правовой организации общества, но и поверить в себя, научиться самоуважению, заслужить уважение со стороны окружающих.

Рассматривая процесс приватизации права не в формальном, обусловленном государевым указом либо государственным законом, а в функциональном, содержательном контексте, следует отметить, что этот процесс, будучи начатым с моментом появления в России права в его современном понимании, никогда не прекращался, а в настоящее время, опираясь прежде всего на конституционные положения, закрепляющие перечисленные мной права и придающие им характер конституционных общегосударственных ценностей, он активизировался. Все больше российских граждан, особенно представителей молодого поколения, начинают воспринимать себя в качестве свободных творческих личностей, имеющих право выбора не только в области образования, профессии, но и применительно к стране проживания. И то обстоятельство, что более 40 % молодых россиян серьезно рассматривают для себя возможность выезда из России в целях изменения условий жизнедеятельности[698]698
  См.: Более 40 процентов молодых россиян хотят покинуть страну. URL: https://www.1sn.ru/223494.html.


[Закрыть], является очень серьезным и тревожным сигналом для нынешней российской власти.

Человек осознающий собственную свободу и достоинство, рассматривающий в качестве собственности свой талант и трудовые возможности, рационально оценивающий государственную среду жизнедеятельности, стремится собственными усилиями делать собственную жизнь лучше. И если он не видит в государстве союзника в своих устремлениях, то критиковать его за стремление изменить собственный мир, упрекая в «непатриотизме», по меньшей мере нелогично.