Текст книги "Труды по россиеведению. Выпуск 6"

Хотя идея об «исконной» русскости присоединенных польских земель присутствовала в этом официальном документе, основной акцент для новых подданных делался на их защите и спасении. Правда, не как единоверцев, а как «единоплеменников», – и не от угнетения католиками-поляками, а от пагубного французского влияния. Воссоединение русских земель, как акт исторической справедливости, Манифест не восславил178178
  Показательно, что А.М. Грибовский, сын украинского казачьего есаула, в своих воспоминаниях, написанных уже после смерти Екатерины, описывая кратко «дела польские» 1792–1795 гг., также ни словом не упоминает воссоединение русских земель, но пересказывает заявление Я.Е. Сиверса польскому сейму о том, что «императрица… для предохранения владений своих от распространения противниками Тарговицкой конфедерации мятежнических правил и потушения возникающих от того смятений, повелела отделить от Польши некоторые области к империи своей» (Грибовский А.М. Воспоминания и дневники // Екатерина II: Искусство управлять. ‒ М.: Фонд Сергея Дубова, 2008.‒ С. 280).


[Закрыть]. Вероятно, в Петербурге сознавали, что это объяснение у населения присоединяемых территорий, далеко не однородного в конфессиональном отношении, вряд ли найдет нужный отклик.

Еще через несколько месяцев, 2 сентября 1793 г., во время празднования при дворе мира с Османской империей генерал-прокурор А.Н. Самойлов произнес пространную речь, обращенную к императрице и предназначенную для широкой публики. Перечисляя многочисленные достижения Екатерины, он сказал: «От сих пространных завоеваний обрати душевныя очи на десную страны: се Двина и Днепр текут в наших об-он-пол пределах: от Самогиции на долготу Днестра простерта наша граница. Страны нам единоплеменныя, отторгнутыя сарматами, обрели свое избавление в веке Екатерины Вторыя: рукою и разумом Ея присоединены яко оторванные члены к телу России и составляют ныне пять наших провинций многолюдных и преизобильных»179179
  Приложения к Камер-фурьерскому церемониальному журналу 1793 года. ‒ СПб., 1892. ‒ С. 100.


[Закрыть].

В этой публичной акции обращают на себя внимание несколько моментов. Во-первых, здесь вовсе не упоминается об угрозе гибельного влияния Французской революции. Во-вторых, хотя присоединение польских земель трактуется не как завоевание и победа русского оружия, оно тем не менее помещается среди достижений Екатерины в один ряд с военными победами над турками. Конечно, и первый, и два последующих раздела Польши неразрывно связаны с русско-турецкими войнами, были частью одной истории. Однако во время пышных торжеств 1775 г. по случаю Кучук-Кайнарджийского мира польскую тему, по-видимому, сочли неуместной, притом что «обращение к собственной российской истории в праздничной символике начинает соперничать с классицистическими аллегориями Древнего Рима» (55, с. 439). То есть принципиальным образом менялось идеологическое обоснование события. В-третьих, молчанием в речи Самойлова обойдена конфессиональная тема: речь идет исключительно о единоплеменниках, а не о единоверцах. В-четвертых, «историческая вина» за отторжение отеческих земель возлагается на «сарматов», т.е. на польскую шляхту (причем, конечно же, не случайно используется слово «сарматы», а не «поляки»)180180
  Возложение вины за отторжение русских земель на сарматов связано с возникшей в Польше еще в XVI в. теорией происхождения от сарматов польской шляхты.


[Закрыть]. Наконец, здесь появляется выражение «отторгнутыя», воспроизведенное на медали, с описанием которой начинается эта статья.

2 сентября 1793 г. датирован и высочайший Манифест, на сей раз обращенный ко всем подданным империи и получивший в Полном собрании законов название «О разных дарованных народу милостях». В первой его части среди прочего говорится: «Когда же при напряжении сил Государства Нашего к достижению мира сего (с Турцией. – А.К.) завистники славы и могущества России произвели насильственно в соседственном государстве вредныя перемены, расторгнувшия древния и торжественныя с Нами обязательства Польши в том намерении, дабы возбудить противу Нас сей единоплеменный Российскому народ, ведомо всем, коим образом предуспели Мы не токмо оружием отразить злоумышление, противу Нас направленное, и отвратить опасности, тут предстоящия, но паче при благодати Бога, России всегда помощника, возвратить ей древнее ея достояние, большею частью единоверных с Нами населенное, от предков Наших во времена внутренних мятежей и внешних нашествий неправедно отторгнутое, ныне же в трех обширных, многолюдных и изобильных Губерниях: Изяславской, Брацлавской и Минской с сильною крепостью Каменцем-Подольским и со всеми бывшими там войсками, до 20 000 простирающимися, без выстрела, к истинному его телу паки присоединенное». Здесь официализируется дискурс возвращения отторгнутых земель, хотя причины отторжения и трактуются несколько иначе, чем в речи Самойлова.

В Российском государственном архиве древних актов сохранился черновик этого Манифеста, написанный писарским почерком и правленый рукой Екатерины II181181
  Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 10. Кабинет Екатерины II. Оп. 1. Д. 120.


[Закрыть]. Правка эта носит стилистический характер, причем очевидно, что перед нами уже не первоначальный текст (между листов черновика Манифеста имеется обрывок бумаги, на котором рукой императрицы написана одна из фраз, уже вошедших в переписанный вариант). Однако этот документ содержит только первую часть Манифеста. Можно было бы предположить, что черновик второй части не сохранился, но в конце дошедшей до нас рукописи проставлена дата, т.е. она имеет завершенный вид182182
  Примечательно, что после даты 2 сентября 1793 г. в рукописи идет следующий текст: «…царствований же наших всероссийскаго в три десять на второе и таврическаго в первое на десять» (Там же. Л. 8).


[Закрыть]. Вероятно, две части Манифеста готовились по отдельности и лишь позднее их соединили в одном законодательном акте. В пользу такой версии говорит и помета на архивном деле: «Из бумаг А.А. Безбородко». По-видимому, первая часть Манифеста, в которой много говорилось о внешнеполитических событиях, готовилась в Коллегии иностранных дел (вероятно, самим Безбородко), а вторая – в другом ведомстве, возможно, в Сенате. Соединение же их в единый документ произошло уже после 2 сентября. Не случайна и определенная корректировка этого текста по сравнению с речью Самойлова.

Дело в том, что в Камер-фурьерском журнале 25 сентября 1793 г. имеется следующая запись: «В аудиенц-каморе Ея Величеству представлены были присланные от Минской и Брацлавской губернии депутаты для принесения всеподданнейшей благодарности за возвращение сих областей в недро древняго их отечества»183183
  Камер-фурьерский церемониальный журнал 1793 года. ‒ СПб., 1892.‒ С. 14.


[Закрыть]. 2 октября были приняты «польские депутаты, присланные от Изяславской губернии», но за что они благодарили императрицу, в журнале не уточняется184184
  Там же. С. 4‒5.


[Закрыть]. Заметим, что делегация Минской и Брацлавской губерний состояла из представителей польско-литовско-белорусской шляхты (имена депутатов от Изяславской губернии в Камер-фурьерском журнале не названы) (14, с. 293). Без сомнения, среди них были и католики, и униаты, и православные. Поэтому и обозначили их в Манифесте как единоплеменников, желая облегчить им процесс возвращения в «недро древнего отечества».

Как отмечает А.Л. Зорин, «Екатерина не хотела широкомасштабных торжеств по случаю второго раздела» (21, с. 150). Если принять во внимание эти обстоятельства, становится понятна история с известным поэтом екатерининского времени В.П. Петровым, который, как известно, был близок к Потемкину. Ода Петрова «На присоединение польских областей к России» – одно из немногих публичных откликов на это событие. Примечательно уже название этого произведения: присоединение, а не воссоединение, польских, а не исконно русских.

Поэт писал, что «хотя о сем происшествии молебен пет, но из пушек не палили и мной овладело сомнение, пристоит ли мне заряжать стихотворным громом идеи в описании дела, кое кончилось бесшумно» (цит. по: 74, с. 401). Вдохновение все же заставило его взяться за перо – поэтический текст написан от имени реки Днепр. В оде Петрова – это символ славянского единства великороссов, малороссов и поляков (!). России, согласно Петрову, предстоит объединить всех славян: полякам поэт отдает первенство в славянском братстве:

 
Но вам, наперсники России,
Поляки, первородства честь;
Вы дни предупредили сии,
Вам должно прежде всех расцвесть.
 

Выходит, что Петров либо ничего не знал об идее объединения/возвращения отторженных русских земель, либо просто ошибся с идеологической трактовкой этого события (что называется «попал не в струю»). При этом умудрился назвать поляков единоплеменниками. Но, по сообщению биографа поэта И.А. Шляпникова, свое произведение тот отослал императрице, и она «исправила некоторые места в оде Петрова на присоединение польских областей, вновь напечатала ее вместе с посланием его же и отослала Василию Петровичу в Москву при милостивом письме» (там же). Действительно, среди распоряжений Екатерины по придворному ведомству имеется и такое, датированное 30 августа 1793 г.: «Высочайше повелено заплатить из Кабинета за напечатание… Оды на присоединение Польских областей к России 82 руб. 95 коп.» (см.: 36, с. 188)185185
  Приложения к Камер-фурьерскому церемониальному журналу 1793 года. – С. 36.


[Закрыть]. И это всего лишь за два дня до того, как была произнесена речь Самойлова, которого вряд ли можно заподозрить в самодеятельности.

Казалось бы, Петров предлагал новую и весьма перспективную трактовку разделов, но, по-видимому, время для нее еще не пришло. Екатерина мыслила иными, глобальными категориями: ее Греческому проекту надлежало избавить Европу от владычества мусульман и, по утверждению Ф. Энгельса, стать «решительным шагом к господству над Европой». Идея панславизма у российской императрицы либо не нашла отклика, либо она вообще ее не поняла. Вероятно, она представлялась Екатерине слишком узкой, локальной и к тому же предполагала противопоставление славянского мира остальной Европе, в то время как императрица, напротив, хотела видеть Россию ее частью. С другой стороны, к 1793 г. надежд на реализацию Греческого проекта уже не оставалось. Не случайно именно тогда и появляется спасительная «находка»: воссоединение русских земель, о существовании которой Петров, судя по всему, не знал. В сущности, это был радикальный поворот Екатерины, долго лелеявшей и пропагандировавшей идею общеевропейской «христианской республики» (55, с. 415–427), к национальному, патриотическому дискурсу. При этом ода Петрова не была воспринята Екатериной как крамола. Наверное, не будучи уверена в действенности официальной трактовки разделов, она разрешала своего рода плюрализм мнений.

И новый идеологический дискурс, и речь Самойлова, и, наконец, надпись и изображения на реверсе медали 1793 г. имели один и тот же источник. Более того, новый идеологический дискурс получил развитие – ведь в него был вписан и первый раздел Польши, получивший, таким образом, новое обоснование186186
  Надо заметить, что ошибается П.В. Стегний, полагающий, что «национальный стереотип применительно ко всем трем разделам сформировался только в славянофильской публицистике 40-х годов XIX века как реакция на антироссийскую направленность преимущественно французских и польских историков и публицистов» (59, с. 20).


[Закрыть]. Сюжет и надписи на медали были санкционированы высшей властью. С сентября 1793 г. выбитая на медали трактовка разделов Польши становится основной и приобретает официальный характер, служа и для внутреннего, и для внешнего потребления. Два года спустя, в сентябре 1795 г., еще до оформления третьего, окончательного раздела Речи Посполитой, когда поляки в отчаянии предложили Екатерине польскую корону, в письме к барону Гримму она писала: «При разделе я не получила ни пяди польской земли, а Червонная Русь, Киевское воеводство, Подолия, Волынь с главным городом Владимиром и у поляков носили те же названия. Владимир был основан князем Владимиром I в 992 г., а Литва и Самогития никогда не составляли частей Польши. Если же мне не принадлежит ни одной пяди польской земли, то я не могу принять и титула польской королевы… Они (поляки. – А.К.) даже не знают, что я не владею ни единой пядью польской земли, а сами предлагают мне быть их королевой» (цит. по: 9, с. 81–82)187187
  Примечательно, что еще в 1793 г. Я.Е. Сиверс предлагал Екатерине проект унии Польши и России, с тем чтобы польская корона была отдана либо великому князю Павлу Петровичу, либо старшему внуку императрицы Александру (см.: 59, с. 313–314).


[Закрыть].

Заметим, что Литву и Жемайтию («Самогитию»), вошедших в состав Российской империи в результате третьего раздела Польши, Екатерина не пыталась выдать за исконно русские земли. В Манифесте, обнародованном Н.В. Репниным в октябре 1794 г., говорилось о необходимости освобождения Литвы от внутренних врагов – соратников Т. Костюшко. Потомки, однако, судили иначе. В 1904 г. в Вильно был торжественно открыт памятник Екатерине II работы М.М. Антокольского. На задней части пьедестала памятника воспроизведена медаль 1793 г. с надписью: «Отторженная возвратих».

Однако в конце 1794 г., после взятия А.В. Суворовым Варшавы, в «Московских ведомостях» был опубликован «Меморандум о покорении Польши», составленный А.А. Безбородко188188
  Не исключено, что именно А.А. Безбородко, в ведении которого находилась подготовка всех внешнеполитических документов, был непосредственным автором формулировок, вошедших в 1793 г. в официальные интерпретации разделов Польши.


[Закрыть]. В нем говорилось: «Отсюда проистек раздел польских областей, посредством коего Ее Императорское Величество возвратила к империи своей земли, издревле к ней принадлежавшие, отторженные от нее во времена смутные с таковым же коварством, с каковым зломышленные из поляков готовилися и ныне на ущерб России, и населенные народом с нами единоплеменным и единоверным, благочестия же ради угнетенным» (курсив мой. – А.К.) (цит. по: 47, с. 157).

Екатерина, очевидно, прониклась сознанием своей миссии собирательницы русских земель и единственно, о чем сожалела, так это о том, что по первому разделу Галиция досталась Австрии189189
  См.: 14, с. 238 (запись от 4 мая 1793 г.) Стоит упомянуть, что присоединение Галиции к Австрии по первому разделу в 1772 г. также получило обоснование на основе исторической аргументации в сочинении королевского библиотекаря при венском дворе Адама Франтишека Коллара «Jurium Hungariae in Russiam minorem et Podoliam, Bohemiaeque in Osvicensem et Zatoriensem ducatus explicatio». Когда же после этого австрийский посол в Пруссии заметил, что у Австрии больше нет к Польше территориальных претензий, Фридрих II ответил: «Поройтесь в своих архивах, и вы найдете там предлог приобрести в Польше еще что-нибудь помимо того, что вы уже оккупировали» (цит. по: 59, с. 140).


[Закрыть]. Эта мысль не давала покоя и ее потомкам. В 1846 г. император Николай I писал наместнику Царства Польского генералу И.Ф. Паскевичу: «Ежели хотят австрийцы поменяться и отдать мне Галицию взамен всей Польши по Бзуру и Вислу, отдам и возьму Галицию сейчас, ибо наш старый край». Ф.А. Кудринский, автор статьи «Разделы Польши» в сборнике «Императрица Екатерина II», вышедшем в Вильно в 1904 г. и приуроченном к открытию там памятника императрице, писал: «После второго раздела Польши Екатерина велела отчеканить медаль с изображением карты отнятых областей и с надписью кругом ея “Отторженное возвратих”… Эта надпись грешила в том смысле, что по второму разделу далеко еще не все русские области возвращались к России – Галицкая, Червонная и Угорская Русь навсегда остались за рубежом России» (35, с. 292).

Заветная мечта русских государей осуществилась осенью 1914 г., когда русские войска заняли Галицию и Буковину. Тогда говорили, что Николай II завершил наконец дело своих предков.

Идеология просвещенного абсолютизма и практика захвата чужих земель

Приведенные документальные свидетельства, как представляется, говорят о том, что Екатерина II была отчасти обескуражена результатами собственной политики в отношении Польши. В период между смертью Петра Великого и ее воцарением Речь Посполитая не была приоритетом российской внешней политики, но стала таковой в 1763 г. Удивляет энергия, с какой новая императрица взялась за польские дела, и то внимание, которое она им уделяла190190
  По мнению М.Ю. Анисимова, «проблема установления российского господства в Речи Посполитой стала основной проблемой екатерининской дипломатии. При этом причины такой роли польских дел в российской внешней политике к началу правления Екатерины II до сих пор остаются в тени» (5, с. 433).


[Закрыть]. Придя к власти, Екатерина первое время пыталась выработать собственную внешнеполитическую доктрину и искала случай, который позволил бы ей проявить себя активным игроком на международной арене и способствовал бы укреплению ее авторитета внутри страны. Смерть Августа III оказалась тут как нельзя кстати. Традиция «делать» польского короля с помощью русского оружия к тому времени уже вполне сложилась, но поддержать претензии на трон очередного саксонского курфюрста, как было обещано Августу III императрицей Елизаветой Петровной, было бы слишком просто191191
  В отличие от Екатерины, при Елизавете Петровне «кандидатура “Пяста”, т.е. природного поляка, Россией отвергалась, ибо, по мнению Петербурга, поляки склонны к собственной корысти и существует риск потери влияния на Варшаву в случае, если король-поляк решит изменить внешнеполитическую ориентацию страны» (5, с. 380).


[Закрыть]. Немаловажным было и то, что к моменту воцарения Екатерины возросло значение Польши как своего рода подушки безопасности между Россией и Западной Европой, прежде всего Пруссией, которая с начала 1740-х годов играла все бóльшую роль в европейской политике. Поэтому на польский трон следовало посадить не просто лояльного, но и полностью зависимого от России человека.

Речь Георгия Конисского на коронации, по-видимому, навела Екатерину на мысль, что польские дела можно использовать еще и для укрепления своего образа защитницы православия. Это также должно было усилить ее авторитет в глазах подданных, что было совсем не лишним в условиях подготовки реформы по секуляризации церковных имений. Однако если при российском дворе и возникали какие-то планы по отторжению части польских земель, то императрица в силу своих убеждений поначалу вряд ли им симпатизировала. И Екатерина, и ее ближайшие советники исходили из необходимости сохранения польской государственности. Вероятно, именно поэтому план Чернышева 1763 г. не был воплощен в жизнь.

События стали развиваться не вполне так, как задумывалось. Во-первых, Екатерина глубоко увязла в проблеме польских диссидентов; она оказалась фактически нерешаемой, а отступиться от нее означало потерять лицо. Во-вторых, она фактически приняла чужие правила игры. Если с 1726 по 1762 г. Россия придерживалась союза с Австрией, то потом она заметалась между Австрией и Пруссией, загнав себя в еще одну ловушку и дав возможность более опытным партнерам вмешаться в исход русско-турецких войн и увязать их с польскими делами192192
  Представляется возможным предположить, что отказ на рубеже 1770–1780-х годов от внешнеполитического курса, разработанного в начале царствования Екатерины Н.И. Паниным и основанного на союзе с Пруссией, в пользу союза с Австрией ради реализации Греческого проекта был серьезной ошибкой Екатерины. Если бы Россия придерживалась союза с Пруссией, второго и третьего разделов Польши, возможно, не произошло бы. В свою очередь, участие в разделах не только испортило реноме России в общественном мнении, но и ослабило ее позиции на международной арене – в частности, в качестве гаранта Тешенского мира и арбитра в отношениях германских государств (см.: 72, с. 410). Это обстоятельство важно с точки зрения общей оценки итогов внешней политики Екатерины. Однако эта проблема выходит за рамки темы данной статьи.


[Закрыть]. В конечном счете это и привело к разделам Польши.

Хотя сам факт присоединения к империи новых земель Екатерина, конечно же, считала благом (в письме к И.Г. Чернышеву от 13 августа 1793 г. она удивлялась, что, поздравив ее с обручением великого князя Александра Павловича, он не поздравил ее с новыми губерниями)193193
  Письма и бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в императорской Публичной библиотеке (СПб., 1873. ‒ С. 95). В недавно опубликованной статье И. Лосиевского приведена неверная датировка этого письма (Лосиевский И. С пером и скипетром // Екатерина II. Российская история: Записки великой императрицы. ‒ М., 2008.‒ С. 28). Сам факт, что Чернышев не поздравил Екатерину с очередным разделом, весьма примечателен: очевидно, что в отсутствие официальной трактовки этого события опытный придворный просто не знал, стоит ли это делать.


[Закрыть], в целом таким результатом она вряд ли была довольна. И не только потому, что не удалось сохранить польскую государственность, а соответственно, и отведенную Польше роль в обеспечении безопасности России. Впитавшая принципы Просвещения и искренне верившая в них российская императрица понимала, какова «нравственная сторона» случившегося. Осознавая несоответствие содеянного образу просвещенной монархини, над созданием которого она так долго трудилась, императрица, вероятно, испытывала душевный дискомфорт и укоры совести. Особенностью XVIII столетия было то, что тогда появилось общественное мнение, с которым монархам приходилось считаться. Формирующаяся под влиянием Просвещения общественная мораль противилась захватам чужих земель, общественное мнение больше не воспринимало их как нечто естественное и скорее осуждало, о чем свидетельствуют многочисленные карикатуры на разделы Польши (преимущественно английские). Там Екатерина представала в особенно неприглядном виде194194
  Об английских карикатурах на Екатерину см.: Cross A. Catherine in British caricature // Catherine the Great and the British. ‒ Nottingham: Astra press, 2001. ‒ P. 29–44.


[Закрыть]. «В отличие от времен первого раздела Польши, – отмечает К. Шарф, – теперь, в революционное десятилетие, когда общественное мнение стало более бесстрашным и одновременно более дифференцированным, лишь немногие публицисты были готовы превозносить императрицу России как усмирительницу анархического народного движения в Польше… многочисленными были голоса тех, кто осуждал новую безудержную экспансию России за счет Османской империи, приветствовал польскую Конституцию 1791 года, соответствовавшую традициям Просвещения и нацеленную на конституционные реформы, и, наконец, тех, кто обвинял в упразднении дворянской республики в первую очередь ничем не сдерживавшуюся наступательную политику России. В качестве побудительных причин к ней называли деспотизм, жажду славы и завоеваний, свойственные Екатерине…» (72, с. 410). В этих обстоятельствах и для российской, и для иностранной публики необходимо было придумать убедительное оправдание. Тут-то на помощь императрице и пришла история.

Эпоха Екатерины Великой – это не только социальные и административные реформы, укрепление авторитета России на международной арене, славные победы армии и флота, успехи в науке, литературе и искусствах, создание Эрмитажа, основание первой публичной библиотеки и первой общественной организации, начало русской благотворительности и коллекционирования предметов искусства, т.е. все то, что нередко обозначают как «золотой век» русской истории. Это еще и важнейший этап формирования русского национального самосознания, русского патриотизма и даже, как считают некоторые исследователи, русского национализма195195
  Примечательную (и основанную на толковании высказываний В.И. Ленина) трактовку возникновения в России второй половины XVIII в. «буржуазного национализма» и появления в связи с этим интереса дворянства к историческому прошлому см.: 8, с. 366–367.


[Закрыть]. Причем все эти явления были теснейшим образом взаимосвязаны.

В 60-е годы XVIII столетия на авансцену русской политической, социальной и культурной жизни вышло уже третье послепетровское поколение, взращенное на европейской культуре. Если представители первого ощущали себя учениками и впитывали новые понятия с большими усилиями, а второе пылало восторгом неофитов и жадно вбирало в себя все без разбора, то третье поколение было вполне самодостаточным – ощущало себя равным другим европейским народам196196
  Это, конечно, обобщенная характеристика; и первое, и второе, и третье поколения были далеко не однородны.


[Закрыть]. Этому в немалой степени способствовали и международный статус России, и успешные войны екатерининского времени, да и сама императрица. Придя к власти, Екатерина поставила перед собой цель сделать Россию передовой европейской страной в том смысле, как это понимали просветители. К концу царствования она была убеждена, что эта цель достигнута.

Однако в образе России как передовой европейской державы был небольшой изъян. Согласно представлениям XVIII столетия, Россия обрела Историю, а русские стали историческим (или, в понятиях того времени, политичным), цивилизованным народом лишь благодаря Петру Великому, покончившему со старомосковской архаикой и невежеством и сделавшему страну частью мирового сообщества. В такой интерпретации Россия выглядела новой, «молодой» страной197197
  Оппозиция старой и «новой» России – основная тема публицистики и литературы петровского времени. В обновлении России («превращении», выведении из исторического «небытия») видели основную заслугу Петра I (см.: 60, с. 13–60).


[Закрыть], что ставило ее в неравное положение со странами «старой» Европы. Такое положение никак не могло устроить Екатерину.

Для того чтобы быть равной другим европейским державам и стать частью «цивилизации», которую просвещенческая мысль противопоставляла нецивилизованному Востоку, где числилась и Россия, страна нуждалась в истории древней и не менее почтенной, чем у партнеров по «европейскому дому». Однако русская история была почти неизвестна и самим русским. В допетровском обществе отсутствовало целостное представление о ней. Кроме того, во второй половине XVIII в. были в значительной мере утрачены механизмы воспроизводства исторической памяти, существовавшие в Московской Руси. «Новая» Россия нуждалась в «воссоздании» истории уже в иных формах, соответствующих ее «политичному» статусу и его подтверждающих.

В ответ на эту потребность и «явились» русская историческая наука – первые печатные труды, посвященные отдельным событиям и периодам истории России и даже отдельным ее местностям, а также первые публикации исторических источников. Русская история служит источником вдохновения для А.П. Сумарокова, М.М. Хераскова, Я.Б. Княжнина и др. Первая систематическая «История Российская» В.Н. Татищева напечатана в 1768 г., в 1770 г. опубликовано «Ядро российской истории» А.И. Манкиева. В те же годы появляется практически забытая «История» Ф.А. Эмина, а в 1780-е годы – «История» М.М. Щербатова, а затем И.Г. Стриттера198198
  Интересная деталь: Ф.Ц. Лагарп, покидая в 1795 г. Россию, рекомендовал великому князю Александру Павловичу читать по русской истории только иностранных авторов. И вовсе не оттого, что не знал русского языка. Впоследствии на копии этого письма Лагарп сделал помету, свидетельствующую, что он был знаком с «Историей государства Российского» Н.М. Карамзина (см.: 22, с. 150).


[Закрыть]. Вполне естественно, что в стороне от этих «увлечений» не могла остаться и императрица.

Известно, что Екатерина интересовалась русской историей еще до восшествия на престол. Вероятно, она читала публикации в издававшемся Г.Ф. Миллером «Sammlung Russischer Geschichte», а в 1762 г. историк преподнес ей полный комплект этого издания. К истории России императрица обращалась при работе над напечатанным в 1770 г. «Антидотом». В 1776 г. интерес императрицы к истории русского дворянства привел к появлению сочинения Миллера «Известие о дворянах российских» и тематической подборки исторических источников, составленной А.Т. Князевым199199
  См.: 26, с. 164–172.


[Закрыть]. Как отмечает Л.М. Гаврилова, «в бумагах Кабинета Екатерины II, сохранились многочисленные распоряжения и указания императрицы по сбору исторических письменных памятников» (10, с. 175). Систематически занялась историей Екатерина в конце 1770-х – начале 1780-х годов, приступив к работе над «Записками касательно российской истории». В 1783–1784 гг. в «Собеседнике любителей российского слова» была напечатана первая их часть, доведенная до 1224 г. В 1784 г. работа над «Записками» была на некоторое время прервана в связи со смертью А.Д. Ланского, а затем возобновлена и продолжалась по крайней мере до 1793 г. (т.е. до второго раздела Польши). В 1787–1794 гг. «Записки» вышли отдельным изданием. Известно, что Екатерина знакомилась с рукописями из многочисленных частных собраний, в частности Г.Н. Теплова, И.П. Елагина, А.И. Мусина-Пушкина, П.Н. Крекшина и др.

Екатерининские «Записки касательно российской истории» – это, без сомнения, официальная ее версия, своего рода канон для новых исторических сочинений. Доказывая в них древность российской истории, императрица одновременно стремилась представить ее неотъемлемой частью общеевропейской. «Год за годом продолжая, – писала она в черновом плане “Записокˮ, – представляя себе все европейския земли как составляющия единобратства человеческого» (цит. по: 10, с. 184). Иначе говоря, противопоставление России Европе или каким-то ее частям Екатерине было полностью чуждо. Напротив, она доказывала, что среди европейских держав России принадлежит законное место. По словам К. Шарфа, «работа над “специальной историей” России не была направлена против просвещенческой “всеобщей истории”, а имела целью утверждение места империи в этой секуляризованной “всеобщей истории”» (72, с. 206).

Увлеченная древней русской историей, императрица, как известно, сочиняла пьесы на исторические сюжеты и проектировала серии памятных медалей, которые должны были послужить своего рода иллюстрациями к ее «Запискам». По мнению Л.М. Гавриловой, работа над проектами медалей началась в 1786–1787 гг. и продолжалась вплоть до смерти императрицы в 1796 г. (10, с. 212)200200
  Л.М. Гаврилова утверждает, что проектирование «было доведено до 94 номера», однако далее приводит более «крупные» номера (см.: 10, с. 212).


[Закрыть]. Тематически проекты медалей прерываются 1132 г. – смертью князя Мстислава Владимировича, когда (как вслед за В.Н. Татищевым утверждала Екатерина) начались междоусобицы, за которыми последовали монгольское завоевание и захват части русских земель литовскими князьями.

«Источниковедческий анализ проектов медалей Екатерины II свидетельствует о влиянии политических расчетов и взглядов императрицы на подбор фактов из истории России для составления на них инвенций медалей, – указывает Гаврилова. – Проекты медалей № 101, 102, 103, 104 выглядят собранием исторических материалов для аргументации современной политики России по разделам Польши. На основании одного исторического события… Екатерина II конструирует целых четыре проекта медали». Речь идет о походе Владимира Святославича и захвате ряда городов, включая Перемышль. «Создается впечатление, что Екатерина II через медали настойчиво внушает мысль о том, что многие вновь присоединенные польские земли с древних времен принадлежали России».

К сожалению, мы не можем точно датировать названные проекты медалей, что не позволяет напрямую связать их с формированием идеологического обоснования разделов Польши через апелляцию к прошлому. Есть, однако, другие указания на эту связь. В 1780 г. Санкт-Петербургской академией наук были изданы «Топографические примечания на знатнейшие места путешествия Ее Императорского Величества в Белорусские наместничества» (составители – известные ученые того времени, в том числе И.И. Лепехин, П.С. Паллас и др.), где при описании различных белорусских городов подчеркивалась их принадлежность России201201
  Топографические примечания на знатнейшие места путешествия Ее Императорского Величества в Белорусские наместничества. – СПб., 1780.


[Закрыть]. Польский историк В. Кригзайген ввел в научный оборот еще один документ – хранящуюся в РГАДА в фонде «Кабинет Екатерины II» записку на французском языке. В ней со ссылками на труды польских историков о границах между древнерусскими и польскими землями обосновываются претензии России на восточные земли Речи Посполитой202202
  Записка опубликована в приложении к статье: Kriegseisen W. Katarzyna II jako mediewistka. Przyczynek do genezy drugiego rozbioru // Kwartalnik historyczny rocznik. – W-wa, 2004. – T. 111, N 3. – S. 138–140. Русский перевод статьи, но без записки см.: Кригзайген В. Рассуждения Екатерины II об истории Древней Руси. К вопросу о замысле второго раздела Речи Посполитой // Россия, Польша, Германия: История и современность европейского единства в идеологии, политике, культуре. – М., 2009. – С. 195–210.


[Закрыть]. Из помет архивистов XIX в. следует, что эта записка была приложена к протоколу заседания Совета при высочайшем дворе 5 февраля 1792 г., а ее автором была сама императрица. Хотя авторство и представляется нам весьма сомнительным, появление этой записки было не случайным. Очевидно: обоснование второго раздела Польши с помощью исторических аргументов стало возможным благодаря занятиям Екатерины русской историей.

Представляется, что по крайней мере с 20-х годов XVIII в. и вплоть до 1792 г. идея собирания/возвращения русских земель как политическая доктрина была исключена из арсенала пропагандистских средств Российской империи и фактически предана забвению. Основанная на исторической мифологии и династических притязаниях, национально и религиозно мотивированная, она, вероятно, ощущалась как нечто архаичное, не соответствующее новому, «политичному» статусу России, правилам и нормам поведения на международной арене. Однако ее реанимировали к концу 1792 г. – сперва для внутреннего («домашнего») употребления: в качестве объяснения имперской политики. Осенью 1793 г. эта идея вошла в публичный дискурс.

Было бы ошибкой полагать, что Екатерина II попросту решила эксплуатировать историческую память подданных. Озабоченная поисками адекватного объяснения своих действий в Польше и увлеченная русской историей, древность которой усиливала в ее глазах значение ее собственной миссии, императрица сама уверовала (или убедила себя) в праве России на «исконные» земли. Но увлечения и идейные поиски Екатерины были созвучны настроениям и потребностям тогдашнего русского общества. В самом разгаре была Французская революция, с которой обычно связывают новую эпоху в истории наций, национального и национализма. В 1793 г., начавшемся казнью Людовика XVI и завершившемся «эпохой террора», Екатерина в полной мере осознала нависшую над «старым порядком» угрозу, перед лицом которой требовались новые средства для сплочения подданных. Возрождение дискурса собирания русских земель в качестве национальной идеи оказалось тогда как нельзя кстати. Это сыграло свою роль в формировании «новой» исторической памяти русского народа, русского патриотизма и самого понятия русской нации.

Список литературы

1. Алексеев Ю.Г. Государь всея Руси. – Новосибирск: Наука, 1991. – 457 с.

2. Андреев И.Л. Алексей Михайлович. – М.: Молодая гвардия, 2003. – 637 с.

3. Анисимов Е.В. Елизавета Петровна. – М.: Молодая гвардия, 1999. – 127 с.

4. Анисимов М.Ю. Российская дипломатия в Европе в середине XVIII века (от Ахенского мира до начала Семилетней войны). – М.: Т-во науч. изд. КМК, 2012. – 341 с.

5. Анисимов М.Ю. Семилетняя война и российская дипломатия в 1756–1763 гг. – М.: Т-во науч. изд. КМК, 2014. – 571 с.

6. Аржакова Л.М. Диссидентский вопрос и падение Речи Посполитой (дореволюционная отечественная историография проблемы) // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana = Петербургские славянские и балканские исследования. – СПб., 2008. – № 1 (3), Январь-июнь. – С. 31–39.

7. Бантыш-Каменский Н.Н. Историческое известие о возникшей в Польше Унии с показанием начала и важнейших в продолжении оной через два века приключений. – М.: В Синод. тип., 1805. – [2] 254 с.

8. Берков П.Н. Из литературного наследия М.М. Хераскова (Анонимная статья «О письменах Словенороссийских и тиснении книг в России») // XVIII век: Сборник 1. ‒ М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1935. ‒ С. 327–376.

9. Виноградов А. Императрица Екатерина II и Западный край: Значение царствования императрицы для края и памятник ей в г. Вильне. – Вильна: Комиссия по сооружению памятника, 1904. – 122 с.

10. Гаврилова Л.М. Русская историческая мысль и медальерное искусство в эпоху Екатерины II. – СПб.: Санкт-Петербургский горный ин-т им. Г.В. Плеханова, 2000. – 262 с.

11. Голденков М. Империя: Собирание русских земель. ‒ М.: Современная школа, 2011. ‒ 258 с. ‒ Режим доступа: http://loveread.ec/read_book.php?id=34989&p=1

12. Данилевский И.Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. – М.: Аспект-Пресс, 2004. – 383 с.

13. Екатерина II и Г.А. Потемкин: Личная переписка. 1769–1791. – М.: Наука, 1997. – 991 с.

14. Екатерина II. Искусство управлять: Храповицкий А.В., Грибовский А.М. – М.: Фонд Сергея Дубова, 2008. – 656 с.

15. Елисеева О.И. Геополитические проекты Г.А. Потемкина. – М.: Ин-т истории РАН, 2000. – 70 с.