Текст книги "Они ведь едят щенков, правда?"

Глава 22
Вот новость прямо из Чжуннаньхая

– Ну как, вы рассказали Большому Человеку о моем предложении?

Барни Стрекер и глава национальной безопасности Роджерс П. Фэнкок разговаривали по секретной телефонной линии между Лэнгли и Белым домом.

– Под «Большим Человеком» вы разумеете Президента Соединенных Шатов Америки?

– Нет, Толстяка Арбакла[52]52
  Роско «Толстяк» Арбакл (1887–1933) – американский актер-комик немого кино.


[Закрыть]. Ну же, Рог, хватит увиливать. Время не ждет.

– Это останется строго – я подчеркиваю – строго между нами?

– А вы думаете, я транслирую нашу беседу через громкоговоритель? Ну разумеется, строго между нами!

Фэнкок заново пережил те мгновенья: солнечные лучи косо падают из окна Овального кабинета; легкий запах жимолости долетает через открытые застекленные двери из Розового сада; на диване лежат, свернувшись, президентские таксы – Ахилл и Аякс.

– Пожалуй, не ошибусь, – сказал Фэнкок Стрекеру, – если скажу, что Большой Человек, как вы его называете, отнюдь не подпрыгнул от радости, будто форель на блесну. Я также не ошибусь, если скажу, что из ушей у него валил дым и земля тряслась под ногами. Он пожелал немедленно выяснить личность того чиновника, который выступил с этим – по его определению, «средневековым» – предложением, а также высказал намерение отстранить данное лицо от должности в правительстве. Ну, об этом вы можете не тревожиться. Фортуна улыбнулась нам, так как в ходе приятной беседы с Большим Человеком мне выпала честь сообщить ему о том, что, пока мы мирно обсуждаем вашу «блестящую идею», два китайских сторожевых фрегата класса «Цзяньху-два» с несколько неприличной поспешностью движутся в направлении корабля связи американского флота.

«Корабль связи» следует понимать как «шпионский» корабль в Восточно-Китайском море. Нет ничего лучше перспективы военно-морского столкновения в открытом море, когда требуется отвлечь внимание самого могущественного человека на планете от его намерений водрузить на пику голову твоего друга. Все случилось очень вовремя. Вы же знаете мое правило: никогда не входить в Овальный кабинет, не продумав «стратегию отступления». Короче говоря, вы мне по гроб жизни обязаны, Барн.

– Ну что ж, жаль. Вот и все, что я могу сказать.

– Жаль? – сухо отозвался Фэнкок. – Жаль, что вы не получили «добро» на то, чтобы укокошить Далай-ламу? Или жаль, что США и КНР в ближайшее время, возможно, начнут Третью мировую войну? Кстати говоря, мне нельзя терять попусту время. Мое присутствие сейчас желательно в Оперативном штабе. Какие забавные выходные нас ждут.

– Похоже на то, что Пекин пытается сменить тему.

– Да, я тоже так подумал.

– А еще, если не возражаете, укажу на тот очевидный факт, что эта флотская каша, заварившаяся в Восточно-Китайском море, не заваривалась бы вовсе, если бы вся эта история с Далай-ламой закончилась.

– Барн! Я пытался. Я готов был поднять флаг. Главнокомандующий не дал отмашки. Наоборот – погрозил мне пальцем. Мне пора.

– Ладно, но, прежде чем двинуться в Оперативный штаб, не желаете ли услышать последнюю новость из нашего чжуннаньхайского бюро?

– Только если она огромной важности. Барн, прямо сейчас два быстроходных фрегата китайской народной армии…

– Они собираются уделать его.

– Кто? Кого?

– МГБ. Они собираются прикончить Далай-ламу. – И Стрекер добавил тоном, который показался Фэнкоку неуместно веселым: – Великие умы мыслят одинаково, верно?

– Барн, я не понимаю, о чем вы.

– Ладно, разжую вам все подробно. Китайцы собираются лишить жизни, – вернее, ее остатков, – Праведного Преподобного Даньцзин-Джямцо, также известного как Далай-лама. В Кливленде. В штате Огайо. Это на Среднем Западе – куда вы, аристократы с востока, не ездите, потому что там нет французских ресторанов.

Фэнкок застыл на месте.

– А это… Это точно известно?

– Да, Рог.

У Фэнкока заколотилось сердце.

– А вы не звонили по этому поводу Дугу Ричардсону в Казначейство? Он уже под защитой секретных служб, но…

– Нет, – ответил Стрекер. – Ваш номер стоит первым в моем ускоренном наборе. Я подумал, что мы с вами можем переговорить наедине, прежде чем нажимать на какие-то другие кнопки.

Ручеек холодного пота на лбу Фэнкока едва не превратился в иней.

– О нет, Барн, нет. Нет, нет и еще раз нет.

– Выслушайте меня. Просто выслушайте. МГБ, эти люди… Что бы вы о них ни думали – они профессионалы. Сказать по правде, я даже иногда завидую нашим ребятам – такое мастерство!

– Барни!

– Едва ли можно ожидать, что у ворот больницы появится дюжина ниндзя в черном и вступит в отчаянную перестрелку с нашей секретной службой. Китайцы занимались подобными вещами еще в те времена, когда Господь Наш ступал по земле в сандалиях и подначивал обывателей. Скорее всего, мы даже не заметим, как они появятся. И как уйдут. Помните Клинта Иствуда в том фильме – «Малышка на миллион»? Ту сцену в финале, где он…

– Нет, не помню. И я больше не могу продолжать этот разговор. Я немедленно звоню Дугу Ричардсону.

– Роджерс! Спокойно, старина, спокойно. Не делайте того, о чем потом пожалеете. Сначала все продумайте. Ведь вы сами учили нас этому в «Стратегиях отступления». Ну, допустим, вы предупредите секретную службу – и чего вы этим добьетесь?

– Прежде всего, этим можно было бы спасти жизнь Далай-ламе.

– Отлично. Вы предупреждаете их – они ставят всех на уши. А потом они ловят убийцу. Ну, а потом – что? «США предотвращает покушение на жизнь Далай-ламы со стороны Китая. Убийца отправлен в Гуантанамо». И это поможет уладить ситуацию, принесет мир?

Фэнкок понял, что выбирать здесь придется между ненавистным и неприятным.

– Ну, а вы можете этому помешать?

– Помешать этому? Рог, ведь как-никак я сам выдвинул такую идею.

Раздался стук в дверь. Показалось лицо Блетчина – сияющее и нетерпеливое: наверное, он явился сообщить о том, что на проводе доктор Киссинджер.

– Прошу прощения, сэр, что прерываю ваш разговор. Вас ждут в Оперативном штабе. Немедленно.

Ну зачем – зачем? – Фэнкок вернулся на работу в правительство? Сейчас была пятница, июнь месяц. Он мог бы сейчас сидеть на своей яхте «Офелия», касаясь босыми ступнями нагревшейся на солнышке тиковой палубы, плыть по тихому плесу Нантакет-саунд, держась четвертного румба, красиво рассекать кильватером зеленые воды, попивая «Пиммз-кап», а рядом с ним сидела бы Дороти с вязаньем – они слушали бы Моцарта и решали, с каким соусом подавать к ужину лобстера. А вместо всего этого… вот что.

Глава 23
Это превысило все мои ожидания

– Уменя для вас очень ран-ний по-да-рок ко дню ро-жде-ния, – нараспев сообщила Энджел Жуку, приближаясь к его отсеку в «Военной комнате» в ИПК.

Уловив бархатисто-кошачьи вибрации, исходившие от нее, Жук счел благоразумным отвечать очень осторожно – на тот случай, если вдруг в ее словаре «день рождения» означает «вечеринку нагишом».

К счастью, Энджел так и не заглянула в «военно-промышленный дуплекс» в тот вечер, когда она участвовала в телевизионной склоке с Винни Чан в «Бомбовом ударе».

– Ко дню рождения? Он у меня еще нескоро, в сентябре.

– Мне только что позвонил приятель из Пентагона. В Восточно-Китайском море кое-что заваривается. Кое-что большое.

– Да?

– Угу, – промычала Энджел.

По ее ликующему виду Жук догадался: что бы там ни «заваривалось» – речь явно идет о каких-то боевых действиях.

– Мы что же… – отважился он спросить, – уже воюем, да?

– Неееееет, – проворковала Энджел. – Но дело принимает очень, очень ин-те-рес-ный поворот.

И она уже развернулась, чтобы уходить.

– Погодите.

Жук, хотя и решил быть осторожным, вдруг понял, что не хочет, чтобы она уходила.

– Мне нужно кое-кого обзвонить. – Она подмигнула ему. – Вы же не думаете, что я буду дожидаться новостей от Си-эн-эн, а?

– Это что – серьезно?

– Надо надеяться.

– Эндж, да вы меня просто с ума сводите, когда так говорите!

– Вернусь мигом.

Она вернулась полчаса спустя – разрумянившаяся и бодрая, как будто только что совершила трехкилометровую пробежку по парку.

– Жук, – сказала она, – нас можно поздравить!

– С чем – разве мы заварили эту кашу в Восточно-Китайском море?

– Когда мы только брались за этот проект, я думала: ну, может быть, нам удастся чуть-чуть расшевелить общественное мнение. Но это… Это превысило все мои ожидания. Два китайских быстроходных фрегата – класса «Цзяньху-два» – идут на перехват одного из наших судов.

– Вот это да! А что за судно?

– Наблюдательный корабль. «Рамсфельд». Шпионский корабль. Противолодочный. Оснащен по самые жабры последним оборудованием.

– И что же, это… хорошо?

– Ах, милый мой Жук, вы просто поражаете меня своей наивностью! Хорошо ли это? Возможно, мы стоим на пороге величайшего решительного поединка в открытом море со времен «Пуэбло». Да, это хорошо. А почему, интересно, вы хмуритесь?

– Не знаю, – ответил Жук. – Наверное, просто отстаю от вас на пару рюмок.

– Ну, уж можно было выказать хоть чуточку энтузиазма.

Она развернулась и зашагала прочь на своих высоких каблуках, демонстрируя, что оскорблена в своих лучших чувствах.

Не дойдя до двери, вдруг остановилась.

– Да, я забыла спросить: а как прошла ваша беседа с этим Тирни из «Таймс»?

– Ну, я подбросил ему на закуску кое-каких жареных уток, запутал следы. А у вас как прошло интервью с двумя другими Торквемадами из «Таймс»?

Лицо Энджел помрачнело.

– Наверное, это должно льстить самолюбию – когда к тебе присылают аж трех репортеров из «Таймс». Но это… уже чуть-чуть отдает групповухой.

– Были проблемы? – спросил Жук.

– Наверное, это станет понятно, когда выйдет статья. Похоже, ИПК их впечатлил. Они не усмотрели связи между нами и той индийской газетой. Это и хорошо. Но я предпочла бы обойтись без целого града вопросов про моих бывших.

– Да уж, – сказал Жук. – Приятного мало.

– Да, у меня были кое с кем близкие отношения. Но к чему это имеет отношение? К моей работе в ИПК? Будь я мужчиной, разве те, из «Таймс», стали бы спрашивать: «А правда ли, что вы состояли в связи с такой-то, такой-то и такой-то?» Разве это хоть как-то связано с моей работой на благо национальной безопасности?

Она была явно взвинчена.

– Ну, считайте это комплиментом, – сказал Жук. – Ведь у вашего приятеля, доктора Киссинджера, пока он был холостяком, было множество подруг, что только добавляло ему обаяния. – Жук вдруг ощутил прилив братских чувств. – Пускай и для вас это будет частью легенды. Энджел Темплтон – женщина-политик и воительница. Радуйтесь.

Но Энджел ничему не радовалась. Наоборот, у нее как-то сморщилось лицо. Казалось, она вот-вот расплачется.

– Ну, что это вы совсем раскисли?

– Они меня спросили…

– О чем?

– О том прозвище… Шахта…

– О! – сказал Жук. – Вот это да!

– Мне же… мне же обидно, понимаете?

– Конечно, понимаю.

Потом, прокручивая в памяти эту сцену, Жук не мог со всей ясностью припомнить точную последовательность своих действий: как он поднялся со стула, подошел к Энджел, обнял ее, ну, и все, что произошло потом. Наверное, это попадало в категорию историй в жанре «всё случилось так быстро…». Но оно и впрямь случилось – и, как бы Жук ни силился найти ориентиры на местности, чтобы поскорее выбраться обратно, он прекрасно понимал, что это нарушение супружеской верности – событие совершенно иного порядка, чем та пьяная ночка в Сеуле с женщиной из вертолетной компании.

Он лежал на кожаном диване в ее кабинете. Ее голова и тяжелая копна белокурых волос лежали у него на груди: Венера Боттичелли, еще не ступившая на раковину моллюска. Энджел крепко спала.

Жук поглядел на свои босые ноги, торчавшие из-под мехового пледа. Он пошевелил пальцами ног, чтобы создать игривый контрапункт к тому нехорошему, неприятному чувству, которое уже начало сгущаться где-то на дне его души, будто черная изморозь.

Из-за кондиционера в комнате было холодно. Ноги у него замерзли. Ему в голову пришла забавная мысль: сколько же оказалось иронии в том, что, пытаясь утешить Энджел, обиженную словом «шахта», он сам умудрился провалиться именно туда, в ствол этой самой шахты, – безрассудно и бесповоротно.

Глава 24
Если бы я читал об этом в романе

Есть все-таки и у бессонницы свои плюсы, думал президент Фа, торопливо одеваясь: если у тебя звонит телефон в половине третьего утра, – ты уже бодрствуешь.

Ган быстро изложил ему новости, пока они шли к секретному конференц-залу в подземелье Чжуннаньхая. Два китайских фрегата находились в сорока километрах от американского судна и быстро приближались к нему. Американский корабль, названный в честь воинственного бывшего министра обороны США, продолжал идти прежним курсом и не совершал никаких маневров, как будто все было нормально.

Но все не было нормально. Американцы переформулировали приказы боевой группе ракетоносцев. С палубы «Джорджа Г. У. Буша» взлетали истребители-перехватчики и самолеты-наблюдатели. Центральное авиационное командование КНР тоже поднимало в воздух свои самолеты. В небе над Восточно-Китайским морем наблюдалось опасное оживление.

– Буш… Рамсфельд, – бормотал Фа, пока они шагали по коридорам. – Буш. Мы шесть раз вместе с ним ели. Четыре ужина и два обеда. Нет, три обеда. Значит, семь раз. Мягкий человек. Очень приятный. Вежливый. С Рамсфельдом я встречался только однажды – и этого мне вполне хватило. Он совсем не похож на Буша. В колледже он занимался борьбой, выступал за университетскую команду. Всегда важно помнить такие подробности, Ган.

Они шли по коридорам, и там была заметна необычная для этого часа активность. От внимания Фа не укрылось, что сопровождавших его телохранителей было вдвое больше, чем обычно, а потом вспомнил, что так всегда бывает, когда в стране объявляется «чрезвычайное положение».

Чрезвычайное положение, размышлял Фа, мысленно хмурясь. Да и кто, интересно, решил, что у нас оно должно быть, это самое чрезвычайное положение? В придачу к тому, что мы и без того уже имели?

– Формально, – сказал Ган, как бы читая мысли Фа, – приказ исходил от адмирала Пана в Фучжоу. Но, – тут он слегка насмешливо фыркнул, – думаю, мы-то знаем, от кого он исходил в действительности.

– Пан? Да он даже помочиться не посмеет без разрешения Ханя. Я и не собираюсь разговаривать с адмиралом Паном в Фучжоу. А вот с генералом Ханем очень хотел бы поговорить.

– Генерала Ханя сейчас нет в Пекине, товарищ.

– Нет в Пекине?

– Мне доложили, что он отбыл сегодня вечером в Усун.

– Это никуда не годится, Ган. Никуда не годится.

– Мне сказали, что министр обороны счел необходимым лично наблюдать за тем, как разворачивается операция, находясь в командовании военно-морского флота в Шанхае.

– Лично, – проворчал Фа. – Конечно же, если затеваешь войну, то хочется лично насладиться ее зрелищем.

– Ну что ж, хотя бы один плюс в этом есть: нам с ним не придется сейчас быть в одной комнате.

Фа распахнул двери конференц-зала так энергично, что четверо собравшихся там членов Постоянного комитета подпрыгнули на стульях, а еще один пролил кофе. Потом они встали, приветствуя президента.

– Где министр Ло? – спросил Фа.

– Его здесь нет, товарищ президент.

– Я и сам вижу, что его здесь нет. Я спрашиваю: где он?

– В Лхасе, товарищ президент. Отслеживает ситуацию.

Фа подумал: Значит, здесь нет ни министра обороны, ни министра государственной безопасности. А количество приставленных ко мне охранников возросло вдвое. Если бы я читал об этом в романе – в одной из этих вульгарных книжонок, которые называют «триллерами», – то сейчас последовала бы сцена, где президент понимает, что против него зреет заговор.

– Что ж, – сказал Фа, – будем надеяться, что высота Лхасы никак не скажется на его здоровье.

Начальник штаба Армии Народного Освобождения, генерал Мэнь, начал знакомить президента со сводками новостей. Но Фа оборвал его почти сразу:

– Благодарю, но единственный генерал, которого я сейчас желаю услышать, – это генерал Хань. Соедините меня с ним по телефону.

– Простите, товарищ президент, но генерал Хань сейчас занят важной работой – он наблюдает…

– Довольно! Соедините меня с ним. Немедленно.

Генерал Мэнь, почувствовав, что от проворного выполнения этого приказа зависит его будущее, выскочил из комнаты как ошпаренный.

Члены Постоянного комитета стали переглядываться между собой. Прохладная Прозрачность сегодня утром в небывалом ударе.

Фа, наблюдая за ними, думал: Ага, мерзавцы, так кто из вас в это замешан, а? И улыбнулся:

– Доброе утро, товарищи.

– Доброе утро, товарищ президент, – ответили они хором, как студенты.

Возвратился генерал Мэнь.

– Я дозвонился до генерала Ханя, товарищ президент. Хотите переговорить с ним приватно?

– Приватно? Мы же все здесь коммунисты. Разве вы не знаете – мы против этого? Мы будем говорить по громкой связи.

– Говорит генерал Хань, – произнес голос.

– А это говорит президент и генеральный секретарь Фа Мэнъяо. Что происходит?

– Американское шпионское судно мешает проведению важных маневров, в которых участвует три наши атомные подводные лодки.

– А что в этом необычного? Именно этим всегда и занимаются военные корабли – если только они уже не воюют по-настоящему.

– Нет, товарищ президент. Боюсь, что на этот раз они зашли чересчур далеко. Они применили такие подрывные электронные контрмеры, которые повредили наше оборудование. Мы должны ответить на это.

– Ответить? А какие приказы отданы нашим кораблям? Что там говорится? Слово в слово, пожалуйста.

– Сдерживать и изматывать.

– Как вы всегда любите подчеркивать, генерал, я – не военный. Объясните мне точный смысл этих терминов: «сдерживать и изматывать»? «Изматывать»? Что это означает: вы собираетесь стрелять по американцам? Таранить их? Брать на абордаж? Топить?

– Изматывать значит изматывать, товарищ. Наша цель – заставить их прекратить наблюдение за нами. Как вы сами говорите, вот как все происходит – игра в кошки-мышки. Сказать по правде, товарищ, ваше волнение удивляет меня. Но, как вы сами говорите, вы человек не военный.

– Да, я не военный. А потому подскажите мне, пожалуйста, какие слова я должен употребить, чтобы отменить приказ, отданный министром обороны? Потому что именно такой приказ я собираюсь вам дать. Немедленно.

Наступило долгое молчание.

– Итак, генерал?

– Я здесь, товарищ, на своем посту.

– Отставить, генерал! Отменяйте приказ. Мы поняли друг друга?

– Мы прекрасно друг друга поняли.

– В таком случае, желаю вам спокойной ночи.

Генерал Хань, однако, не ответил тем же президенту.

Они сидели на табуретках в президентской ванной комнате со стаканом виски в руке. Из кранов, из душа и в унитазе лилась вода.

– Похоже, Ган, у меня теперь кошмары будут каждую ночь – независимо от того, сплю я или нет.

– Мне показалось, что вы хорошо справились с ситуацией, – ответил Ган.

Ган не был льстецом, и Фа порадовался этому редкому комплименту. А Ган добавил:

– Он вам еще отплатит. Он не простит, что его публично унизили.

– Мне тогда вдруг показалось, Ган, что… под ковром что-то затевается.

Они пили, слушая шум льющейся воды. Эти звуки совсем не походили на спокойное журчанье фонтана в карповом пруду.

– Он хотел устроить второй Хайнань, – заметил Ган.

Первого апреля 2001 года китайский реактивный перехватчик, собиравшийся сдерживать и изматывать американский самолет-разведчик, столкнулся с ним. Китайский летчик погиб. Подбитый американский самолет совершил вынужденную посадку на острове Хайнань. Экипаж арестовали. Последовали измышления, обличения, возражения, объяснения: предсказуемая эволюция риторики и позерства. Однако был нанесен и более серьезный ущерб: в конечном итоге Америка, которую большинство китайцев раньше ценили и уважали, оказалась опорочена. Сколь ни был обширен, разнороден и многолик Китай, он всегда сплачивался перед лицом внешней угрозы. Обстоятельства не имели значения, важно было только одно: китайского летчика убили американские военные. А этого нельзя ни забывать, ни прощать. К тому же для бюро пропаганды было на руку, что этот инцидент произошел в то время, когда события на площади Тяньаньмэнь оставались свежи в памяти.

– Да, – сказал Фа, опорожнив стакан.

Он хотел выпить еще виски, но подумал, что завтра ему понадобятся трезвые мозги. Ган прав: Хань не станет мириться с унижением. Непременно выпадут осадки – маленькие снежные хлопья радиоактивности.

– Какое безрассудство, – сказал Фа. – В две тысячи первом совсем другое время было. Но теперь? В обстановке, когда и так весь мир кричит на нас из-за Лотоса? Американцев лучше не доводить до крайности. Саддам Хусейн усвоил этот урок. И потом, одно дело – воздушный инцидент, когда сталкиваются два самолета. Но гнаться за ними, как пираты, в открытом море? – Он немного помолчал. – Как бы мне хотелось, чтобы сегодня ночью в той комнате сидел адмирал Чжан. Когда он был рядом, я всегда чувствовал уверенность в себе. Но министр Ло позаботился и об этом, правда?

– Я недавно связывался с ним. И собирался вам рассказать, но из-за этой кутерьмы… Он в больнице – в Сан-Диего.

Фа нахмурился.

– А что с ним…

– Нет-нет, с ним все в порядке. Он принял те таблетки, которые вызывают синдром почечной недостаточности.

– Ах да, конечно. Я и забыл.

– Он счел необходимым оставаться пока в Америке. Так ему легче контактировать с «Белугой».

– А операция «Цветущая лоза» – она… цветет?

– Подготовка почти завершена. Остается еще несколько дней. Он настаивал на том, что не станет подавать «Белуге» сигнала к действию, пока не получит от вас четкого приказа.

– Да, в этом он – полная противоположность генералу Ханю, – улыбнулся Фа, грустно глядя на кубики льда в пустом стакане. – Как вам показалось: он уверен в себе?

– Ну, как вы сами говорили, это нечто новое. А новизна, разумеется, не лишена риска.

– Лови врага на приманку. Изобрази беспорядок в своих рядах, а затем сокруши его.

Ган улыбнулся:

– Не знаю уж, что бы сказал Сунь-цзы о нашем сегодняшнем мире с его технологиями.

– Ну, – ответил Фа, – мне кажется, ему как раз все тут показалось бы хорошо знакомым. Ну, а теперь, мой старый друг, нам не мешает немного поспать.

– Хотите таблетку?

– Чего бы мне хотелось, Ган, – так это выпить бутылку виски. И никаких таблеток сегодня ночью. Ночью? Поглядите-ка на часы. Уже почти день. Я чувствую себя стариком, Ган.

Фа уснул. Впервые за несколько недель ему не являлся всегдашний кошмар.