Текст книги "Они ведь едят щенков, правда?"

Глава 39
Редкостной красоты штука

– Боже, боже, – с явным опасением сказал Чик Девлин в телефонную трубку, – неужели это мистер Радиоактивность? Я давно ждал – когда же ты объявишься.

– Мое местонахождение более чем известно.

– Да уж, я мельком видел по телевизору. А кто эти люди, которые наставили на прессу штыки?

– Слишком долго объяснять.

– Ну что ж, давно пора было наставить на этих людишек штыки. Ты… как – держишься?

– У меня есть кое-что для тебя. Кое-что с пылу с жару.

– Погоди, погоди, дружище. Ты сейчас немножко токсичен, знаешь? Скажу тебе честно – когда я увидел, что это ты звонишь, я сначала не был уверен на все сто, что стану поднимать трубку.

– Вот как? Это почему же, позволь спросить? Дружище.

– Та статья в «Вашингтон пост» отнюдь не осветила нашу компанию отраженными лучами славы. И кое-кто у нас думает, что нам следует…

– Откреститься от меня, да?

– Немного разойтись в разные стороны – на время. Пока весь этот шум не уляжется.

– Ну, тогда давай подведем итоги, ладно? – сказал Жук. – Ты дал мне задание: разжечь для тебя антикитайские настроения в обществе. И вот – пожалуйста, весь мир бьется в настоящей антикитайской истерике.

– Ну, тут я, пожалуй, с тобой соглашусь.

– А теперь ты мне заявляешь, что компании следует «разойтись в разные стороны» со стариной Жуком.

Я правильно изложил ситуацию?

– Ох, ну не надо, Жук…

– Нет, Чик, – прервал его Жук, – мы давно пролетели это «Ох, ну не надо, Жук». Мы проскочили этот дорожный знак уже много световых лет тому назад.

– Ты отлично справился с работой. И получишь вознаграждение. Об этом можешь не беспокоиться.

– Значит, ты думаешь, и тридцати сребреников хватит?

– А вот оскорбления тут ни к чему.

– Извини. Наверное, это лекарства так действуют.

– Если бы мы выдавали военные награды, ты получил бы Серебряную звезду со знаком V. Но подумай сам: будучи гендиректором этой компании, я выступаю стражем, хранителем доброго имени «Гроуппинга».

– Хранителем? Ух, как мне это нравится, – сказал Жук. – Какие благородные чувства. Ну, ладно, раз ты выступаешь хранителем, – тогда тебе, выходит, и отвечать за все это.

– За… что?

– Ну, – хохотнул Жук, – раз ты полагаешь, что сейчас доброе имя «Гроуппинга» нуждается в очистительных процедурах, тогда подожди с публикацией моих мемуаров.

– Твоих мемуаров?

– Ну да. Послушай, ведь прошла уже почти неделя, Чик. Все началось с удара. В буквальном смысле. В начале недели я столкнулся на дороге с оленем. Ты же знаешь, что на людей, которые получили травмы, прошли через больницы, тюрьмы, окопы, и так далее, и которые потом наконец выныривают из темной ночи сознания, – на них иногда нисходит озарение? Иногда они вдруг обращаются в какую-нибудь веру. Иногда, наоборот, – теряют веру. С разными людьми случаются разные вещи. Так или иначе, мое маленькое озарение приняло вот какую форму: мне хочется поведать всему миру, каким же я был подлым мерзавцем. Ты можешь возразить мне: «Но, Жук, дружище, ведь та газетная статья и так уже объявила миру, какой ты негодяй». А я на это скажу вот что: «Чик, в той статье почти ничего и не сказано о моих подлостях и низостях». Хотя, с другой стороны, аппетит у широкой публики уже чуть-чуть раздразнили, и она жаждет узнать побольше. Это же Америка. Народ хочет знать все о своих негодяях, народ требует подробностей. И, будучи американцами, наши люди готовы щедро оплачивать это долларами. Откуда мне известно? Сейчас скажу. Мне уже телефон оборвали. Издатели. Нью-йоркские издатели – настоящие дельцы, не мелюзга какая-нибудь. И они размахивают кулаками, в которых зажаты пачки купюр. Люблю я свою родину или нет? А ведь забавно, правда? Я годами пытался продать этим людям свои романы – а они даже к телефону подойти не удосуживались. А теперь они пихают друг друга локтями в ребра, лишь бы первыми отобедать со мной. Эй, ты еще слушаешь?

– Слушаю, – ответил Чик.

– Хочешь узнать рабочее название? «Бык в китайской посудной лавке». Как тебе? Мне очень нравится. Ты улавливаешь намек? Бык – Телец? Ну как, умный ход? Что скажешь?

Чик застонал.

– А вот подзаголовок: «Правдивая история о том, что стояло за проектом „Телец“, и моя злосчастная роль в нем». Длинновато, да? Зато как затягивает – хочется слушать дальше, правда? Самоуничижительный тон, да – но я же специально выбираю жанр исповеди. Вроде «Исповеди» Блаженного Августина, понимаешь? Ну, это я, пожалуй, чересчур высоко замахнулся. Но откровения говорят сами за себя. Хочешь послушать маленький отрывок? Эта сцена – одна из моих самых любимых, ну, да там много таких. Вот я стою в твоем кабинете, в том самом, где ты сейчас сидишь, а ты поручаешь мне раздуть в стране антикитайские страсти, которые помогут тебе протащить в Конгресс и Пентагон свою новую систему вооружения. Слушай же…

«Жук, нам нужно просветить американский народ об истинной угрозе, перед которой мы оказались. Если нам это удастся, тогда эти импотенты, трусы и кретины в Конгрессе США – да возлюбит их Господь – потянутся следом».

Жук издал смешок.

– Представляю, с какими физиономиями будут это читать те импотенты, трусы и кретины из Конгресса США, с которыми ты постоянно работаешь, а? Хочешь теперь про мюоны послушать?

– Жук…

– Говорю тебе, Чик, я чувствую себя полным идиотом. Позолоченным идиотом! Все эти годы я ночей не спал, сочинял романы – так что пальцы немели. И вдруг теперь я выясняю, что писать документальную прозу намного проще. Ничего не нужно выдумывать. Слова текут сами собой, словно вода. Я буду присылать тебе главу за главой по электронной почте. Чтобы ты мог сверить собственные цитаты.

– Ладно, Жучище, – сказал Чик. – Я уже кровавым пóтом исхожу. Сколько это будет мне стоить?

– Ох, Чик! Я-то надеялся, что не услышу от тебя таких слов. Сколько лет мы с тобой знакомы? Ты что, на самом деле думаешь, будто я тебя шантажирую? Если так, то мне очень грустно. Но не менее грустным показалось мне и начало этого разговора, когда ты известил меня, что готов бросить старого друга под колеса автобуса. Как же так? И как мы только дошли до такого печального поворота?

Молчание.

– А теперь, – сказал Жук, – слушай: все, что я тебе только что рассказал об издателях и о своих мемуарах… Это все – чушь! Нет, издатели, конечно, звонили. Да-да, поверь мне. Но пока что я не собираюсь предавать все это бумаге. Впрочем, вопрос остается открытым. Как его решить – будет зависеть от тебя. Дружище.

– Я весь дрожу, Жучище. Уже обмочил обе штанины. Чего ты от меня хочешь? Избавь меня от страданий.

– Я хочу, чтобы мне вернули прежнюю работу.

Молчание.

– Жук, – вздохнул Чик, – ну ты сам подумай: как это будет выглядеть, а? Совет директоров съест мою задницу на ужин.

– Отличный вышел бы ужин – задница у тебя что надо, после стольких-то часов тренировок на «Стэр-мастере»! Но тут, я думаю, ты ошибаешься. Пойдем со мною, Чик, и я выведу тебя из юдоли тьмы навстречу солнечному свету. Уверенно предсказываю: совет директоров не только обрадуется возвращению старины Жука, но и велит тебе удвоить мне жалованье. И может быть, даже тебе, дружище, перепадет премия. Как я и сказал в самом начале этого трепа, у меня кое-что есть для тебя. Редкостной красоты штука. Настолько ослепительная в своем блеске, что я надеваю солнцезащитные очки при одной только мысли о ней.

– Хорошо, – сказал Чик, – но давай я сперва включу какую-нибудь музыку – для фона. Наверное, сюда подойдет похоронный марш Шопена или что-нибудь в этом духе.

– Музыку? Ну, если тебе захотелось музыки, то проверь – нет ли у тебя в айподе «Мессии» Генделя? Тогда найди и включи «Аллилуйя». И вруби такую громкость, чтоб опоссумы проснулись. Ладно, дружище, перехожу к сути…

Глава 40
Я сделаю из вас звезду

Роджерс П. Фэнкок, глава национальной безопасности, сидел за своим столом в Белом доме и мысленно составлял заявление об увольнении.

Дорогой мистер президент, я с величайшей неохотой…

Нет.

Дорогой мистер президент, когда вы просили меня взять на себя великую ответственность…

Нет. Ради бога, Фэнкок, он же старый друг…

Независимо от формулировки, факт оставался фактом: старый добрый корабль «Фэнкок» окончательно сел на мель отчаяния. Он слишком стар для всего этого, черт подери.

Конечно, он не уйдет в отставку прямо сейчас, в разгар кризиса. Но когда ситуация как-то разрешится – если она разрешится, – он пойдет к президенту и объявит ему, что пришла пора передать эстафету… кому угодно. Если честно, Роджерсу П. Фэнкоку это было уже совершенно безразлично.

Что касается президента, то его настроение в последние дни колебалось в диапазоне от мрачного (в хороший день) до скверного (в плохой). Потопление тайваньского судна вызвало такой переполох, что ему ничего не оставалось, кроме как одобрить продажу Тайваню семидесяти пяти истребителей F-22 и четырех эскадренных миноносцев класса «Иджис» – с системой распознавания «свой – чужой» – целых четырех! Это было особенно болезненно: ведь последние два года он прикладывал все усилия к тому, чтобы больше не продавать Тайваню оружия. Впрочем, разве у него оставался выбор? Даже лидеры его собственной партии начали спрашивать – открыто, вслух, – выказывает ли он достаточно «волевого духа» в отношениях с Народной Республикой? Временами ему казалось, что единственный человек, который по-настоящему понимает, в каком сложном положении он оказался, это президент Китая, да-да, именно так. Теперь они проводили так много времени в телефонных переговорах, – при этом как бы держа друг друга за руку и жалуясь на своих сторонников жесткого курса, – что это начинало смахивать на какую-то группу поддержки на высшем уровне или даже на собрание «Анонимных алкоголиков».

Теперь, после продажи оружия Тайваню, Фа сообщил ему: Центральный банк Китая дает понять, что намерен отказаться от участия в очередных аукционных продажах казначейских векселей США. Фондовая биржа проделывала тройные кувырки с четверными сальто с трамплина, розничная цена на газ подскочила вверх, повсюду начались увольнения. Но наконец-то появилась и хорошая новость: цена на золото взлетела на небывалую высоту! Ура! Значит, если дела окончательно зайдут в тупик, то люди будут расплачиваться за продукты двадцатидолларовыми золотыми монетами или купонами от своих золотых акций.

– Рог, – говорил президент унылым тоном, – нам необходимо как-то оставить ту проклятую историю позади.

На это несчастному Фэнкоку оставалось похоронным тоном сообщить, что он только что разговаривал по телефону с людьми Далай-ламы и что те отклонили любезное предложение о погребении на Арлингтонском национальном кладбище. При всем уважении, Его Святейшество предпочитал не покоиться в некрополе для солдат. Тибетцы по-прежнему, вопреки всякой логике, цеплялись за надежду на погребение в Лхасе.

А теперь уже ни одна страна не желала принимать у себя останки Далай-ламы из страха навлечь на себя гнев Китая. Индия, где все эти годы жил Его Святейшество, выразила официальное возражение, сославшись на какое-то туманное положение в собственном кодексе здравоохранения – о репатриации «неиндусских останков». Возмутительно. Хотя нет – отказывались конечно же не все. Тайвань – тот, напротив, прямо-таки рвался сподобиться такой чести! Там предлагали возвести покойному погребальный монумент такой высоты, «что он будет виден с материка». Чудесно. Разве это – не подходящее решение проблемы?

– Что, Блетчин?

– Мистер Стрекер, сэр, звонит по секретной линии.

– Очень хорошо.

– Сэр, вы… хорошо себя чувствуете?

– А что такое, Блетчин?

– У вас немного усталый вид.

– Да, я и правда устал. Пройдет сколько-то лет, вы сами окажетесь в моем кресле – вот тогда вы и поймете, что такое настоящая усталость. Но спасибо за участие. Алло, Барн.

– Голос у вас какой-то кислый. Все в порядке?

– Каждый день что-нибудь происходит. Какой новый ад вы припасли для меня сегодня? Это слова Дороти Паркер[69]69
  Дороти Паркер (1893–1967) – американская писательница, прославившаяся своими остротами.


[Закрыть]. Пожалуй, мне следует повесить на дверь табличку с этой цитатой.

– Ну, у меня есть для вас кое-что такое, что вернет широкую улыбку на ваше браминское лицо. Помните, я рассказывал вам о своей новой лучшей подруге?

– Помню.

– У нас с ней просто превосходное совпадение воли и желаний. Мне ужасно нравится работать с этой дамой. Жаль, мы не спелись раньше. Какая бы музыка у нас получилась! Ну да ладно, все это не важно. Рог, мы – все втроем – разыграем одно представление. И вам, мой друг, вам отведена в нем главная роль. Я сделаю из вас звезду. Что скажете? И вам даже не придется спать с продюсером. Репетиции начинаются завтра утром. Велите вашему мальчику на побегушках, Блетчину, выкроить для меня лучший кусок в вашем распорядке дня. Я предстану перед покрасневшими глазами Дядюшки Сэма. Буду у вас рано утром.

– А можно полюбопытствовать – где вы находитесь в данный момент?

– В Сан-Диего. С другим моим новым лучшим другом. Вы его помните?

– Да. Похоже, вы обзавелись множеством новых лучших друзей. Это очень хорошо. Трудно заводить новых друзей… в мои годы. Увидимся завтра.

«Что все это могло значить?» – размышлял Фэнкок, но от усталости у него уже не было сил волноваться.

– Да, Блетчин?

– Сэр, вам звонит некий мистер Чарльз Девлин. Он представился генеральным директором «Гроуппинг-Спранта», гиганта аэрокосмической промышленности.

– Я знаю, кто он такой, Блетчин. По какому поводу звонит?

– Он отказался объяснять, но сказал, что этот разговор имеет для вас большую важность.

– Все они так говорят. Ну, хорошо. Только через пять минут войдите ко мне – и громким голосом объявите, что меня срочно вызывает к себе президент.

– Хорошо, сэр.

– Мистер Девлин. Роджерс Фэнкок у телефона. Чем могу вам помочь?

Через пять минут вошел Блетчин и громко произнес: «Сэр, вас приглашает к себе президент».

Фэнкок скорчил недовольное лицо и помахал ему рукой, веля уходить.

Блетчин удалился, немного задетый таким бесцеремонным обхождением. Но, о чем бы они ни говорили, на лицо шефа вернулись краски. А то в последнее время оно стало совсем землистым.

Прошло двадцать минут, прежде чем он вызвал Блетчина к себе. Лицо у шефа было розовым и оживленным.

– Блетчин, соедините меня с этим проклятым монахом, Джигпонгом. Только пускай не говорят, что он не может подойти к телефону, что сейчас он занят молитвой, как сделали в прошлый раз.

– Хорошо, сэр.

– Блетчин?

– Сэр?

Фэнкок вздохнул.

– Как, черт возьми, его зовут? Я где-то записывал, но не могу сейчас найти.

– Джангпом, сэр. Джангпом Гад…

– Понял. Быстро, приятель, быстро.

– Сэр, его преподобие ждет вас на линии.

– Молодец, Блетчин. Ваше преподобие? Говорит Фэнкок из Белого дома… Да, и вам тоже самого доброго дня, сэр. Надеюсь, и вы, и другие преподобия не падаете духом? Отлично. Я звоню сообщить вам одну очень положительную новость. Да. Кажется, мы нашли выход из нашей сложной ситуации. Больше того, я осмелюсь предположить, что вам это решение покажется не только достойным, но и по-своему захватывающим… Так вот, идея состоит в следующем: вы совершаете все положенные обряды. Это называется ступой, если я не ошибаюсь?.. Да. Умащение, обертывание и тому подобное. О, я сам большой поклонник традиций. Там, откуда я родом… Ну да ладно, сейчас это не важно. Ну, а потом, когда все положенные ритуалы завершатся, Его Святейшество поместят в… спутник… да, спутник. Советский «Спутник»? Ну да, только ведь это было уже давным-давно. Сейчас эти аппараты куда более продвинутые… Почему в спутник? Сейчас я объясню вам, почему. И как раз это объяснение, как мне кажется, и придает такому решению особое изящество. Понимаете, спутник будет запущен с земли и поднимется в верхние слои атмосферы, а затем начнет двигаться по геосинхронной орбите над… «Геосинхронная»? Ну, как бы это объяснить… Суть в том, что этот спутник будет… Не знаю, можно ли здесь употребить слово «парить», но он будет размещаться в небе ровно над Лхасой. Угу, угу. Именно. Прямо над ней. Ровнехонько над дворцом Потала. Надеюсь, я правильно произношу это название?.. Хорошо. Да, насколько я понимаю, именно там покоятся многие из предыдущих Далай-лам. Таким образом, Его Святейшество будет как бы взирать на них сверху, а они, снизу, будут смотреть на него. Мне кажется, это… прекрасная идея… Как это делается? Ей-богу, ваше преподобие, об этом меня спрашивать бесполезно, я же не физик. Но могу вас заверить: такое успешно делается. О да. Наши ученые… конечно же, сразу скажу: я не беспристрастен, но все-таки наши ученые – лучшие во всем мире… М-м. М-м. Гм? Вот как? Это просто чудесно, сэр. Я очень, очень рад. Значит, вы передадите это другим преподобиям?.. Отлично. Отлично. И вы сразу же дадите мне знать? Огромное вам спасибо… Простите? Ну, они недешевы, но… О нет! Нет-нет-нет, сэр, мы даже и не думали выставлять вам счет! Для нас это честь, большая честь. Для нашей страны это дань почтения и уважения к Его Святейшеству… О, с удовольствием. Буду с нетерпением ждать… Да, и вам тоже самого доброго дня, сэр.

Глава 41
Бойтесь американцев, Лотос приносящих

Фа охотно согласился со своим новым лучшим другом, Президентом Америки, что это и вправду «изящное решение». Но генерал Хань был иного мнения, которое высказывал с всегдашней резкостью.

Министр обороны, брюзжа вот уже десять минут, метал громы и молнии по поводу «троянского коня», придуманного коварными американцами. Фа гадал: читал ли вообще Хань «Илиаду»[70]70
  В действительности история с троянским конем описана Вергилием в «Энеиде».


[Закрыть]? И подозревал, что вряд ли.

– А еще, товарищи, нужно ли указывать производителя этой штуки? Этого так называемого спутника? Конечно, «Гроуппинг-Спрант»! Та же самая фирма, которая трудится над их мюонным оружием!

Фа и сам признавал, что это и впрямь очень неуместное совпадение. Но Президент США объяснил ему – искренне и убедительно, – что «Гроуппинг» – это фирма, производящая прежде всего именно спутники; а кроме того, у них как раз имелся «свеженький, готовый к запуску».

– Товарищ генерал, я регулярно поддерживал связь с Президентом США…

– Еще бы, – усмехнулся Хань, – мы все знаем – правда, товарищи? – что вы очень любите с ним беседовать. Он случайно не передавал всем нам горячий привет? А то мы уже начинаем ревновать!

Смех.

Нет, подумал Фа, не надо.

– Как я уже говорил, – продолжал он, – я поддерживал с ним постоянный контакт. И у меня сложилось убеждение, что он не меньше нас желает разрешения этой проблемы. А между тем наши товары стоят без дела в шанхайских доках. Огромные штабеля контейнеров растут все выше и выше. Вы хотите, чтобы они сравнялись с нашими небоскребами? Вряд ли это так.

– Это вас пусть заботит экспорт, – сказал Хань. – А меня заботит безопасность Китая.

Гул.

– Уверяю вас, товарищ генерал, – ответил Фа, – что безопасность Китая – это задача, которая волнует меня больше всего.

– Правда? Ну что ж, если это так, то я очень рад это слышать. – Хань оглядел всех присутствующих. – Товарищи, я не умею красиво говорить. Я не такой ученый оратор, как товарищ президент Фа. Я – человек простой.

Фа подавил стон. Ну вот, начинается: речь солдата-крестьянина. Сейчас мы услышим трогательный анекдот о том, как Хуа Гофэн[71]71
  Хуа Гофэн (1921–2008) – политический деятель КНР, преемник Мао Цзэдуна, председатель КПК в 1976–1981 годах.


[Закрыть] лично награждал его почетной медалью красной звезды за заслуги – за то, что он убивал всех этих северовьетнамских «собак».

– Но мою любовь к родине простой не назовешь.

Гул.

Фа подумал: Стоп. Где-то я уже это слышал. Это из речи какого-то американского политика… который украл это у другого политика – британского. Кажется, вокруг этого еще была какая-то шумиха? Нет, ничего не говори. Можно посмеяться над этим потом – с Ганом, в ванной, где мы с ним в последнее время проводим почти все свободное время. Тем временем словесный танк генерала Ханя продолжал громыхать и переть напролом.

– И этим красным крестьянским сердцем, – он постучал себя по грудной клетке, – которое бьется вот в этой груди ради Китая, я чую, что это – хитрая уловка со стороны американцев. Уловка, на которую мы не должны соглашаться, товарищи.

Гул.

Фа проговорил насколько мог спокойным тоном:

– Товарищ генерал, даже если бы мы все согласились, что дело обстоит именно так, – хотя я понимаю своим красным крестьянским умом, что это вовсе не так, – даже если бы все мы пришли к единодушному согласию, то что мы можем поделать? Или вы предлагаете мне позвонить американскому президенту и сказать ему: «Извините, но мы этого не допустим»? Да они же не нуждаются в нашем разрешении. Он лишь из вежливости решил нас поставить в известность о своих планах.

– А я подскажу вам, товарищ, – парировал Хань, – чтó ему следует на это ответить. Скажите ему, что, если они выполнят свой план и поместят этот оскорбительный предмет над китайской территорией, а мы уж точно не будем вдаваться в споры о том, является ли Тибетский автономный район китайской территорией…

Гул. О да, товарищ генерал, и мы того же мнения.

– …то Китай расценит это как нарушение своего воздушного пространства.

– Воздушного пространства? – переспросил Фа. – На высоте четырехсот километров над территорией Китая? Там уже и воздуха-то почти нет. В таком случае в нашем «воздушном пространстве», как вы это называете, уже находится множество спутников.

– Ну, тогда, товарищ, возможно, Китаю уже пора отстаивать свои законные права. – Генерал Хань обратился к остальным: – Разве небо над нами – не наше? Ведь оно же над нашей землей, верно?

– Ну, – сказал Ган под аккомпанемент Симфонии Водопроводных Кранов, как они с Фа называли теперь эти звуки, – вы сделали, что могли. Может быть, если бы спутник был изготовлен какой-нибудь другой компанией…

– Разумеется, это обстоятельство отнюдь не помогало делу. Меня чуть не стошнило, когда он пустил в ход свое солдатско-крестьянское красноречие. Однако надо отдать должное старине: он ведь протащил в зал заседаний «троянского коня»! Я-то, болван, этого даже не ожидал. – Фа рассмеялся. – «Бойтесь американцев, даже Лотос приносящих». Какой долговечный образ – этот греческий конь! Ему уже три тысячи лет. Хотя Китай, конечно, еще старше. Ну что ж, бесполезно проливать слезы. Здесь и так слишком много воды. Если бы я был председателем Центрального военного комитета, то я бы его переломил. Но если я попробую это сделать сейчас, то, как знать, чем это обернется?

Фа приблизил свой стакан к стакану Гана: тот его поднял.

– Теперь пришло время для вашей лозы. Или она зацветет… – звяк – или нас ждет гибель.

Ган задумался.