Текст книги "Они ведь едят щенков, правда?"

Глава 42
Чудесная кожа

– Знаете, Барн, я немножко нервничаю, – сказал Фэнкок, – как будто на свидание собираюсь.

– Так оно и есть, – сказал Стрекер, – да еще с какой шикарной дамой! У меня такое чувство, словно я опять отправляю своего сына-подростка на школьный бал. Вы все свои реплики запомнили?

– Да. Я репетировал. Сегодня утром повторял их вслух в ванной комнате, а тут вошла Дороти и кое-что услышала. Она не знала, что и думать!

– Главный официант уже подмаслен. Он усадит вас за угловой столик, там очень мило и уютно. Столик заказан на имя некоего «Плимута». Я подумал, вы это оцените.

– Очень предусмотрительно. Благодарю.

– За столиком наискосок, вправо от вашего, будет сидеть молодая парочка. Новобрачные. Они будут миловаться, ворковать и фотографироваться по случаю своего праздничного вечера в Вашингтоне, округ Колумбия. Это мои люди.

– А у китайцев там тоже будут свои люди?

– О да, – ответил Стрекер. – Потому-то и нужно было, чтобы вы позвонили своей даме на работу и пригласили ее. МГБ прослушивает все ее телефонные разговоры. Но, чтобы все выглядело чин чином, после вашего звонка она все равно позвонила сама в МГБ. Чтобы доложить о контакте. Так что ресторан будет оцеплен китайцами со всех сторон. Ну, и нами, конечно, тоже. – Стрекер рассмеялся. – Да, там, вокруг ресторана «Старый рыболов», микрофонов будет установлено больше, чем на студии звукозаписи! И вы будете выступать в прямом эфире.

Фэнкок задумался.

– Ну, теперь я нервничаю еще больше.

– Вы отлично справитесь. Только не переиграйте. Это все-таки не «Гамлет». Просто будьте самим собой, эдаким чванным бостонцем, и успех гарантирован. И помните – никаких подробностей о том, что находится там, в конверте, который вы ей передадите.

– Вы мне об этом уже говорили. Дважды.

– Просто молча передайте ей конверт. Можете слегка повести бровью. Уж это-то вам легко будет сделать. Скажите что-нибудь короткое, например: «Должен заметить вам, мисс Чан, что мы жестоко разочарованы. Великие державы так себя не ведут». Позаносчивее.

– У меня совсем не такой голос и выговор.

– Да? Странно, я-то думал, что умею вас точь-в-точь копировать. Ну хорошо, пора в путь-дорогу. С машиной-то справитесь?

– Барни. Я умею водить.

– Я просто подумал, может, вы уже отвыкли? В последнее время вас повсюду шофер возит.

– Благодарю, как водитель я в отличной форме.

– Ну, хорошо тогда. И помните: страна сейчас зависит от вас.

– Именно так нам говорили перед тем, как высадить на берегу в Инчхоне. Ну, будем все-таки надеяться, что сейчас все обойдется лучше.

– Рог?

– Да?

– И никаких заигрываний с ножками под столом.

– Постараюсь держать себя в руках.

Через три часа Фэнкок снова сидел в своем кабинете вместе со Стрекером. Они пили виски восемнадцатилетней выдержки.

– Она и впрямь прелесть. Чудесная кожа.

– Ну вот, а я что вам говорил?

Стрекер вынул из кармана цифровой диктофон и положил его на кофейный столик.

– Хотите освежить в памяти свое выступление?

– Ну, не целиком.

– Тогда парочку самых ярких мест.

Я очень благодарен вам за то, что вы согласились встретиться со мной.

Рада помочь. Сейчас трудное время для обеих наших стран.

В обычных обстоятельствах я бы передал это послу Дину, к которому отношусь с большим уважением. Но, учитывая чрезвычайно деликатный характер этого материала, не говоря уж о его потенциальной взрывоопасности, я счел возможным уладить это дело, обратившись к нетрадиционным каналам.

Понимаю. Нечто похожее происходило и во время Кубинского ракетного кризиса.

Да. И это дало хорошие результаты. На что я очень надеюсь и в данном случае. Хотя, должен вам сказать, мисс Чан, мое правительство крайне разочаровано. Я здесь не для того, чтобы читать нотации. Но великие державы так себя не ведут.

Стрекер нажал на кнопку «Выключить».

– Очень мило, Рог. «Крайне разочаровано». Вы произнесли это тоном строгого директора школы.

– У меня был соответствующий опыт.

Снова: «Включить».

Когда вы ознакомитесь с содержимым этого конверта, вы поймете, почему я не стал вовлекать в это дело посла Дина.

Почему же?

Посол Дин работает в вашем посольстве. Ему было бы сложно, даже, наверное, невозможно скрыть эту информацию от глаз вашей службы безопасности, МГБ.

Я не разбираюсь в таких вопросах. Я ведь торговый представитель, как вам известно. Мистер Плимут.

«Стоп».

– Да она же с вами кокетничала. Кокетничала! Думаю, вы пришлись ей по душе.

Снова: «Включить».

Да, как бы то ни было, я надеюсь, что вы постараетесь передать эту информацию в нужные руки, мисс Чан. От этого многое зависит. Мы надеемся – мы очень надеемся, что это не было организовано вашим правительством. Если и было… но будем все-таки надеяться, что нет.

– А ваши люди сумели установить, кто там был из китайских агентов?

– Ну конечно. Они сидели за столиком наискосок, влево от вашего. Две женщины, не азиатки, лет тридцати с небольшим, в деловых костюмах, с челками и хвостиками. Под челками у них были окуляры – такие, знаете, какие бывают у голландских архитекторов.

– Я их не заметил.

– Правильно. Вы и не должны были их заметить.

– Ну, а что теперь?

– Ну, – Стрекер взглянул на свои наручные часы, – как раз сейчас, наверное, очаровательная дама, с который вы сегодня встречались, находится на конспиративной квартире МГБ в Бетесде и передает содержимое конверта, полученного от вас, в пекинский штаб МГБ в зашифрованном виде, через спутниковый канал связи. У нас сейчас одиннадцать часов вечера, значит, там, в Пекине, – одиннадцать часов завтрашнего утра. Думаю, меньше чем через час информация ляжет на стол товарища министра Ло. И вот тогда-то он капитально наложит в штаны.

Фэнкок поморщился:

– Барн!

– Прошу прощения, – сказал Стрекер. – И вот тогда-то он обосрется от страха.

Барн снова поморщился.

– Значит, вы надеетесь на то, что он не сразу оповестит Чжуннаньхай и Постоянный комитет, будет некоторое время скрывать?

– Чем дольше, тем лучше. Он конечно же сразу раскусит, что это такое, но все-таки для порядка сначала будет собираться с мыслями. Я бы на его месте так же поступил.

– А когда вы намерены опубликовать фотографию?

– Те влюбленные голубки были очень милыми, правда? Представляете, как они обрадовались, когда, обернувшись, увидели за соседним столом Роджерса П. Фэнкока, главу национальной безопасности США, собственной персоной, да еще в компании той китаяночки, которую все время показывают по телевизору! Ну, допустим, они проснутся завтра в девять часов утра. И поместят этот снимок на свою страничку в Facebook – и припишут рядом: «Смотрите, кто вчера вечером сидел рядом с нами в ресторане ‘Старый рыболов’! Кто-нибудь знает, кто такая эта китаянка? У нее такое знакомое лицо».

– Ну, а поскольку Facebook – это Facebook, то они получат кучу ответов от разных друзей и знакомых, которые напишут им: «Это же мисс Чан – торговый представитель Китая, которая вечно выступает по телевизору». А когда влюбленные птички увидят это, они скажут: «Вот это да! Тогда мы отправим эту фотографию в нашу местную газету, домой!» Так они и сделают, а потом редакция «Питсбург-пост-газет» подумает: «Ого, какая милая сенсация», – и разместит снимок на своем веб-сайте. Ну, и представим себе, что сейчас десять утра у нас – и десять вечера в Пекине. И вот появляется фото с Роджерсом П. Фэнкоком и Винни Чан, ужинающими вместе… Я так думаю, дальше все разнесется фантастически быстро, как вирус, правда? Пройдет, скажем, еще час… и фото попадется на глаза послу Дину. А сами знаете, как злятся послы, когда что-то творится у них за спиной? Ну, дальше, в Пекине наступает полночь – и Дин звонит в Пекин, в Министерство иностранных дел, и кричит в трубку: «Какого черта? Что происходит? С какой стати глава национальной безопасности США встречается с Чан?»

– Ну, а если нам повезет, то к тому времени товарищ Ло будет по-прежнему молчать о так называемых свидетельствах. Таким образом, он уже в течение двенадцати часов будет держать полученную информацию в секрете от партийной верхушки, ни о чем не извещая. И вот теперь уже начнет трезвонить его телефон, и ему поступит приказ: живо явиться с повинной в Чжуннаньхай и объяснить, какого черта он молчал как рыба.

– Ну, это, конечно, желаемый сценарий развития событий, – заключил Стрекер. – Никогда ведь заранее не знаешь, как все на самом деле обернется. Но у меня почему-то добрые предчувствия. Может, на меня так действует это ваше великолепное виски? Оно что – тоже приплыло сюда на «Мэйфлауэре»? Или вы отправили его еще раньше – вместе со слугами?

Посол Дин позвонил министру иностранных дел Ву Феню в час дня по вашингтонскому времени – в два часа ночи по пекинскому. Министр иностранных дел Ву счел дело достаточно серьезным, чтобы сразу же позвонить в Чжуннаньхай президенту.

Президент Фа, притворившись, будто звонок разбудил его, выслушал то, что сказал ему министр иностранных дел. Он велел Гану созвать чрезвычайное заседание Постоянного комитета и назначил его на семь часов утра. Точная причина пока не оглашалась. Получалось, что к семи часам утра товарищ Ло уже в течение двадцати часов скрывал от всех информацию, которую Фэнкок передал Чан.

Глава 43
Фальшивка чистой воды

Министр Ло сидел на своем стуле, держа спину как никогда прямо. Фа и остальные члены Постоянного комитета молча слушали его изложение событий. Когда Ло закончил, Фа не говорил ни слова почти целую минуту, как будто пытался осознать всю сложность ситуации.

– Значит, вы говорите, товарищ, что получили это донесение от товарища Чан в полдень?

– Да.

– И вы об этом сразу не известили меня или Комитет?

– Я ведь уже объяснил, товарищ: я счел необходимым проанализировать этот материал, прежде чем довести до вашего сведения. И сообщить в Комитет.

Фа пристально посмотрел на него.

– Но ведь и прошлой ночью, когда мне позвонил министр иностранных дел Ву, вы все еще не ввели меня в курс дела.

– Я продолжаю повторять, товарищ, – сказал Ло с нотками легкого нетерпения, – я вел расследование. И не стоило…

– Действительно, вы продолжаете это повторять. Однако… умалчивать о сведениях, имеющих такую важность, почти… двадцать часов? Такое промедление кажется мне необъяснимым.

Ло нарочито небрежно ответил:

– Товарищ, единственное, что здесь «важно», – это наглость американцев, которые пытаются подложить нам свинью.

Фа снова уставился в лежавшую перед ним папку. А потом сказал:

– Я бы хотел снова просмотреть видеоматериал, снятый в больнице.

На большом настенном мониторе опять появился видеосюжет, длившийся семь минут сорок шесть секунд. Возле двери больничной палаты, в коридоре, стояли агенты тайной службы и тибетские агенты безопасности. К ним приблизился мужчина в белом врачебном халате, с бейджем на груди. Агенты прочитали надпись на нем. Он кивнул им и вошел в палату. Через шесть минут он вышел из палаты. Хотя невооруженным глазом трудно было разглядеть, но при внимательном просмотре видеозаписи можно было заметить, что у мужчины обезображена мочка правого уха, а на правой руке нет безымянного пальца.

– Ну, а теперь – результаты вскрытия… – начал Фа.

Ло прервал его:

– Фальшивка чистой воды! Почему это им понадобилось целых двенадцать дней на то, чтобы установить, был он отравлен или нет? Речь-то шла о персоне ого-го какой важности.

Фа прочитал лежавший перед ним документ.

– Судя по тому, что тут написано, первоначальный токсикологический анализ был получен с возможными ложноположительными результатами, указывающими на содержание наркотиков. В частности, кокаина. И тогда они… – Фа зачитал вслух: – провели повторный токсикологический анализ, обратившись к другой среде – глазной жидкости. Этим и объясняется задержка. Знаменитость тут ни при чем. Наука ведь идет своим путем, ей безразлично, кто ты – вельможа или пахарь.

Фа продолжил чтение:

– «Обширное геморрагическое изменение левого полушария в зоне передней церебральной артерии… удар… содержание в водной жидкости барбитуратов, кокаина и бензодиазепина».

Он оторвал взгляд от бумаги.

– Для моего понимания это слишком сложно – много терминов. Но из заключения ясно: его отравили.

– А зачем нам это нужно?

Фа поглядел на Ло.

– Товарищ, ведь вы сами, лично, предлагали мне прибегнуть к такой мере месяц назад.

– Ситуация тогда была другой. А никому из присутствующих здесь не приходит в голову, что это ведь очень удобно – что об этом якобы имевшем место убийстве известно только нам и главе национальной безопасности Фэнкоку? Ну и, разумеется, вашему доброму другу, американскому президенту. А?

– Осторожнее, товарищ. Вы не вправе бросаться оскорблениями.

– А разве вы не видите, что это нас самих сейчас оскорбляют? – Ло уже перешел на крик.

Фа снова обратился к бумагам.

– Теперь о том, почему все это осталось тайной. Согласно этому сообщению, когда был подготовлен окончательный доклад о результатах вскрытия, больница предупредила ФБР. ФБР изъяло этот документ и видеозапись, сделанную камерой слежения, и направило доклад генеральному прокурору. Тот доложил о деле напрямую президенту. Президент и глава нацбезопасности Фэнкок решили избрать следующий способ действий: передать материалы не послу Дину, а товарищу Чан, в надежде, что она передаст это нам напрямую, минуя МГБ. Однако она, будучи хорошим агентом МГБ, передала его напрямую своему начальству – вам, где он и пролежал почти сутки. До тех пор, пока посол Дин не узнал о тайной встрече Фэнкока с Чан, и то благодаря какому-то туристу, который сфотографировал их.

– Товарищ, отвечу вам в последний раз: я считал своей обязанностью изучить дело, прежде чем представлять на ваше рассмотрение. Это же уловка, обман – разве вы не видите? Это же очевидно. Только болван может на это клюнуть. Такой болван, как вы!

Фа строго уставился на Ло и ответил спокойным тоном:

– Вы, похоже, очень расстроены, товарищ. Ну, а я, надеюсь, все-таки не оказался болваном. Хотя признаю – да, сам я не способен решить, подлинны эти свидетельства или сфабрикованы. Мне представляется, что единственный выход – провести полное расследование. – Он оглядел сидевших за столом. – Вы согласны с моим мнением, товарищи?

– Расследование? – переспросил Ло. – Только у МГБ имеется полномочие расследовать подобные дела.

– Нет. Мы должны следовать правильной партийной дисциплине и всем положенным процедурам. Такое дело должно быть отправлено в Центральную дисциплинарную инспекционную комиссию. Именно она является «Хранителем Единства Партии».

Фа обратился к остальным членам Комитета:

– Товарищи, что скажете вы?

Все, кроме Ло и Ханя, кивнули.

– Вот и отлично. Дело требует безотлагательного рассмотрения.

Министр иностранных дел Ву спросил:

– А что мне сказать послу Дину?

– Ничего. За пределами этого помещения никто не должен ничего слышать об этом. – Фа задумчиво вздохнул. – Мне придется как-то известить американцев, что мы получили то, что они нам передали. Я ясно дам им понять, что мы не верим в подлинность этих документов. И что мы проводим собственное расследование. Вы согласны, товарищи?

Через час Фа и Ган сидели со своими стаканами виски и слушали Симфонию Водопроводных Кранов.

– Товарищ заместитель главного инспектора Цзэнь лично займется расследованием, направленным в ЦДИК? – спросил Фа.

Ган кивнул.

– Это условие было оговорено адмиралом Чжаном.

– Но разве это не известно? Про Ло и внучку Цзэня?

– Внучатую племянницу. Нет, все учтено. В то время Цзэнь был чиновником совсем младшего ранга. А Ло возглавлял Четвертое бюро. Цзэнь боялся, что Ло будет мстить, и это только усугубит беду. Поэтому он ничего не предпринимал. После того, как девушка выписалась из больницы, ее отправили за границу. Сейчас она в Германии. Замужем. Все это – давняя история, сунутая под ковер. Но только не для товарища Цзэня. Я полагаю, он будет проводить расследование с большим рвением. Ну, а что касается Ло, – согласно стандартным правилам ЦДИК, он вообще не будет посвящен в то, кто именно занят экспертизой. Все допросы будет проводить заместитель Цзэня. Причем – я полагаю – со всей суровостью.

– Да, – сказал Фа. – И все-таки, великие державы так себя не ведут – верно?

– Абсолютно верно.

Фа открутил крышку с бутылки.

– Еще?

– Почему бы нет?

Глава 44
Звяк-Звяк, Бум-Бум

Окна спальни задребезжали от грохота взрыва. Энджел подпрыгнула на кровати.

– А это еще что такое, черт возьми?

Жук рассеянно поднял глаза от книжки с иллюстрациями, лежавшей у него на коленях.

– Мм?

– Что это за звук? Только не говори мне, что ты не слышал.

– А, это? Ребята, наверное. На следующей неделе – Геттисберг, и на сей раз они намерены разгромить северян. – Жук опять погрузился в книгу.

– Звуки будто в военной зоне, – сказала Энджел.

– Ну, тогда ты должна здесь чувствовать себя совсем как дома.

– Барри там, с ними.

– Ну да, болтается среди солдат и палящих пушек. По-моему, здесь настоящий рай для детей. Эта книга… просто потрясающая.

– Ты что, еще одну таблетку принял? Они же вроде кончились.

– Нет, – ответил Жук. – Я не чувствую боли. Наоборот, мне очень хорошо.

– Я совсем не так представляла себе тихие выходные за городом.

– Ты же сама хотела приехать. И вот ты здесь. Так что проникайся настоящим моментом.

Жук глаз не мог отвести от фотографий в книге. Дворец Потала, величаво венчающий собой утес, пики Гималаев… это походило на огромные каменные ступени, ведущие на небеса. Лестница на небо. Что-то в этом есть знакомое… ах да, «Лед Зеппелин». Какие необычные чувства, наверное, должны посещать человека, который оказывается там, в разреженном воздухе, и проходит путем монахов и лам. Жук мысленно рассмеялся. Ну, нет, друг мой, Жуку Макинтайру не выдадут туристическую визу для посещения Тибета. И вдруг при мысли об этом он испытал безмерную грусть.

Он вздохнул и перевернул страницу. Да, именно это он искал: ступы, куполообразные гробницы лам. Ого, вот это да!

– Энджел.

– Что? – обиженным тоном отозвалась Энджел, не поднимая глаз от своей книги – биографии генерала Кертиса Лемея[72]72
  Кертис Лемей (1906–1990) – генерал ВВС США, командовавший бомбардировками Японии во время Второй мировой войны.


[Закрыть].

– Ты только погляди. – Он показал пальцем. – Это – ступа тринадцатого Далай-ламы. На нее ушло больше тонны чистого золота!

– Ну надо же! Не думала, что ламы так падки на цацки! – фыркнула Энджел.

– Гм! Мне кажется, самим ламам роскошь безразлична. Скорее, это обычай тибетцев – они хотят таким образом почитать своих святых. Погляди. Еще они выстроили посвященную ему пагоду. Она сложена из двухсот тысяч с лишним жемчужин.

– Да уж – наверное, он был жуть каким святым.

Окна спальни сотряс новый взрыв.

Энджел отложила книгу.

– Это невыносимо. Сделай же что-нибудь.

– Я уверен: если ты попросишь их прекратить – они послушаются.

– Я не собираюсь туда идти. Они меня ненавидят. Было очень мило со стороны твоего братца рассказать им, что я обозвала их идиотами. Теперь они смотрят на меня так, как будто я…

– Дьявол? Нет, – улыбнулся Жук. – Разве ты можешь быть дьяволом? Тебя же зовут Ангелом.

– Жук, ты разговариваешь как настоящий зомби. Ты точно не принимал те таблетки?

– Я их не принимаю уже два дня. Но, знаешь, это очень странно. Я и правда чувствую себя будто под таблетками. Я ощущаю такое… трудно описать. Удовлетворение.

– Очень рада за тебя.

– Погляди вот на эту. – Он снова ткнул в страницу. – Она сделана целиком из сандалового дерева и покрыта восемью тысячами двумястами фунтами золота. Ого! Это сколько же… четыре тонны золота? Но в ней всего-то восемнадцать тысяч шестьсот восемьдесят жемчужин. Маловато даже для приличного ожерелья. – Жук хихикнул.

– По сравнению с этими ламами, – сказала Энджел, – Папы Римские эпохи Возрождения – просто беженцы-«оуки» времен Великой депрессии. Те еще мошенники!

– Не надо так говорить. Тебя же зовут Ангелом. Вот и веди себя по-ангельски.

– Золото, жемчуг! Разве Будда пил не из деревянной чашки? Что за путь они проделали от той деревянной чашки до этих гробниц, которые выглядят так, будто их Тиффани украшал?

– Кое-кто сегодня утром в чудесном настроении.

– Извини, но у меня очень низкий порог терпимости, когда речь идет о лицемерии. Все они одинаковы, эти религии! Все начинается с какого-нибудь помешанного, который бродит себе по пустыне и бредит, – но те помешанные хоть нищими были. Кому-то из них даже приходили в голову неплохие идеи – вроде «Око за око».

– «Око за око»? – рассмеялся Жук. – И это ты называешь «неплохой идеей»? А как насчет «Блаженны нищие» или «Возлюби ближнего своего»?

– Все это – оксиконтин для народа. Все они одинаковы. Помешанный делает почин – а лет через сто появляются священники, муллы, раввины и так далее, и они изобретают всякие правила: кого пускать в рай, а кому – отрубать руки. Ну, а сами тем временем возводят себе золотые гробницы. Да еще с инкрустациями жемчугом. А ты сейчас поднимаешь все это на новый уровень – пытаешься создать для него ступу-спутник стоимостью в двести миллионов долларов. Его нужно назвать Далай-ламой-Четырнадцатым-Солнечным. А тебя должны сделать почтенным ламой.

Жук задумался, Спутник… ступа… ступа-спутник… спута-ступник…

– А запуск, – добавил он, – обойдется еще в сорок пять миллионов.

– Не могу поверить, что Чика Девлина жаба не душит.

– О нет, – сказал Жук, – Чик сейчас – очень счастливый человек. Ты посмотри, как разрекламировали «Гроуппинг»! Ведь не каждый день о нас – об исполнителях заказов оборонного ведомства, о разжигателях войны – столько пишут в прессе! Нет, Чик на седьмом небе от радости. Он попросил меня придумать какое-то подходящее название. Вот я и читаю эту книгу. Для вдохновения. И она действительно меня вдохновляет. – Голос Жука мечтательно умолк. – Мне так жаль, что я не был с ним знаком. Он был таким поразительным человеком. Таким кротким. А сколько несчастий ему выпало!

– Ну, может, ты с ним еще в следующей жизни пересечешься. Вы оба перевоплотитесь в панд. Он будет Пандой Звяк-Звяк, а ты – Пандой Бум-Бум.

– Откуда в тебе столько цинизма? Разве ты несчастна?

– Ну, что тебе сказать? Если ты начал западать на эту дрянь, значит, тебе недостает цинизма.

– Да, пожалуй, тебе может показаться, что это так. А вот я после того, как попал в катастрофу, ощутил это странное желание: не вмешиваться ни во что. Жить самому и не мешать жить другим. Прощать. Например, – улыбнулся Жук, – я знаю, что это ты рассказала репортеру из «Вашингтон пост» о том, что провела ночь со мной в «военно-промышленном дуплексе». Но, как видишь, я из-за этого не взбесился. И даже не упоминал об этом до сих пор. И даже сейчас не злюсь на тебя.

Энджел как-то неловко взглянула на Жука.

– О чем это ты говоришь? Зачем мне было стучать на тебя какому-то журналисту?

Жук улыбнулся.

– Затем, чтобы Минди от меня ушла и освободила для тебя место. Но, знаешь, она бы все равно меня бросила – почти наверняка, если узнала бы, что я сутками напролет трудился с тобой ради отмены международных конноспортивных состязаний. Сколько в этом иронии, правда? Я тебя не критикую, но все-таки с твоей стороны было не очень-то хорошо разрушать мой брак. – Жук рассмеялся. – Что я говорю! «Я тебя не критикую». Конечно же критикую. Ну, я ведь сам с тобой переспал – так что вряд ли я имею право тыкать в тебя пальцем. Карма! Ее просто так не перехитришь, верно? Я одного не могу понять: отчего я чувствую себя таким… счастливым? Ну, ладно. К чему все эти вопросы?

– Это была не я, – заносчиво сказала Энджел, не глядя ему в глаза.

– Конечно же ты, дорогая, больше-то некому. Я проводил тебя тогда в подземный гараж, мы спустились на лифте, который находится прямо рядом с моей дверью. Ты села в машину. С затемненными стеклами. Так что ни одна живая душа не видела, как ты уезжала. Я бы, наверное, вычислил это и раньше, если бы не мой небольшой лобовой диалог с оленем. Несчастный олень! Надеюсь, он не страдал.

Тут Энджел взорвалась.

– Олень? То ты обвиняешь меня в том, что я разрушила твой брак. То хнычешь о каком-то олене! Да хрен с ним, с твоим оленем! И хрен с тобой тоже!

– Это немного грубовато, но я безоговорочно прощаю тебя. – Жук хихикнул. – Извини. Я понимаю, это, наверное, звучит весьма снисходительно.

– По-моему, ты просто бредишь. Не знаю, из-за чего – из-за этой аварии или из-за этой дурацкой религии, – но ты изменился. Ты стал какой-то странный.

– Очень надеюсь, что это так. Я только сейчас начинаю сознавать, каким ужасным человеком я был.

– Раньше ты был намного интереснее.

Жук задумался.

– Может, ты и права. Это всегда сложная задача: как бы не превратиться в зануду? – Жук рассмеялся. – То, что для одного – внутренний покой, для другого – кошмарное соседство за обеденным столом.

Раздался еще один взрыв, за которым последовал какой-то свист и резкий металлический лязг. С улицы донеслись звуки отдаленного веселья и пронзительный визг – Клич Повстанцев.

– Ладно. Все ясно. А это что еще за чертовщина?

– Да просто Бьюкс нашел на свалке этот промышленный бойлер. Ну и парень! Приволок его через лес на наше поле. И теперь они с ребятами используют его в качестве мишени. Им нравится звук, с которым их пули Минье ударяются об эту штуковину. Ну, а судя по звуку, я бы сказал, что прямо сейчас они тренируются стрелять по нему из артиллерийских орудий. Прокричим ура пятьдесят шестому полку!

– Всё. Я пошла за Барри.

Энджел выбралась из постели, с сердитым видом натянула лосины и рубашку и выскочила из комнаты.

– Передай от меня ребятам, что они молодцы, – сказал Жук ей вдогонку.

Он просто глаз не мог отвести от этих роскошных, завораживающих страниц. А потом ему пришло в голову название: «Ступник-14». Отличное, подходящее к случаю имя – прямо-таки сплав теологии с технологией. Да. Нужно будет поблагодарить Энджел за то, что она невольно подсказала ему эту идею.

Энджел. Он ощутил прилив эйфории и ясности. Бедная Энджел, подумал он. Такой несчастный водоворот гнева и негативной энергии. Сидя рядом с ней на кровати, Жук ощущал исходившие от нее волны – темные вибрации. Как-то это неправильно – ведь у него-то на душе такой мир, несмотря на то, что рядом летают пушечные ядра. Он рассмеялся. Ох уж эти ребята. Безобразники!

Жук перелистывал страницы книги. И вдруг он услышал чей-то голос. Как будто… иностранный. Он поднял голову, чтобы проверить – не вошел ли кто.

Но рядом никого не было.

Он снова обратился к книге – и снова услышал тот странный голос. Опять поднял голову. Никого.

И тогда он понял, что этот голос – его собственный. Но что же он произносит?

Да, конечно – ту самую мантру: ом мани падме хум. Странно, что он вдруг вспомнил ее. А еще удивительнее, что звучала она так, словно произносил ее кто-то другой, а не он сам. Он смутно припоминал, что натыкался на нее, когда проходил молниеносный курс тибетского буддизма. Это была мантра… Ченрезига, Владыки Любви, тибетского бодхисатвы сострадания. Странно. В тот раз она показалась Жуку какой-то жеманной и глупой. Ого – вот оно, опять!

Ом мани падме хум.

Произносить эти слоги было приятно.

Ом мани падме хум.

Он произносил это вслух, снова и снова. Возникало такое ощущение, будто он делает себе массаж ума. От этой фразы он расплывался в улыбке. Его голосовые связки вибрировали, как трубы органа. Становилось щекотно!

Ом мани падме…

– Какого хрена ты тут поешь?

– …хум?

На пороге комнаты стояла Энджел, уперев руки в бедра: белокурая хмурая богиня.

– Ты что – молитвы распевал? – требовательным голосом спросила она. – Черт возьми, ты что – правда молился? Боже мой. Пожалуйста, скажи мне, что я ошиблась. Ну, скажи же.

– Но я действительно пел. И ты попробуй. Это просто восхитительно. Повторяй за мной: Ом мани…

– Нет! – Энджел прикрыла уши ладонями. – Нет, нет, нет и еще раз нет. У меня совсем не то настроение, чтобы петь молитвы.

– Но ты расслабишься, дорогая. Ты вся как будто в тугую пружину закручена. Можешь, конечно, попробовать много раз повторить Рэндольф, но я не уверен, что эффект окажется тем же самым. А кстати – раз уж мы заговорили начистоту: кто такой этот Рэндольф?

В глазах Энджел показалось жестокое торжествующее выражение.

– Это имя, которое я дала своему вибратору.

Жук обдумал эту информацию. Задумчиво кивнул.

– А я думал на Рэндольфа Черчилля или Рэндольфа Скотта[73]73
  Рэндольф Черчилль (1911–1968) – сын Уинстона Черчилля. Рэндольф Скотт (1898–1987) – американский актер.


[Закрыть]. Что ж, – улыбнулся он, – надеюсь, я был на должном уровне.

– Знаешь, что делают эти кроманьонцы, которых ты называешь «ребятами»? Помимо метания ядер в бойлеры? Они учат моего восьмилетнего малыша свежевать опоссума.

– Вот это да!

– Да-да, «вот это да»! И он весь вымазан опоссумьими кишками. А потом он со своими очаровательными новыми друзьями собирается его жарить. Откуда такой рецепт? Из «Кулинарной книги выживания» Марты Стюарт[74]74
  Марта Стюарт (р. 1941) – телеведущая, главный редактор кулинарного журнала.


[Закрыть]?

Жук ощутил волну очень темной энергии, как будто ему в самую душу выстрелили из «Тазера». Он подумал: Интересно. Откуда же это взялось? И ответ пришел к нему сразу же: это было отвращение при мысли о том, что одно живое существо превращают в пищу для других существ. Внезапно одна мысль о поедании мяса сделалась ему омерзительна. Чудно – он ведь всегда любил чизбургеры.

– Думаю, они собираются приготовить жаркое из опоссума. Это же часть «живой истории». Чтоб все было подлинным. Согласись, нелепо было бы рядиться в солдатскую форму тысяча восемьсот шестидесятых – и в таком виде поедать пиццу или «бигмаки»? – Он улыбнулся. – Бьюкс говорит, что получается не так уж плохо, если влить туда побольше соуса «Табаско».

– Какая мерзость, – сказала Энджел. – Да еще, наверно, эта гадость заражена бешенством. Я велела Барри идти со мной в дом, а он отказался. И что ты думаешь – кто-нибудь из этих захотел мне помочь? Ничего подобного. Просто стояли там и смеялись.

– Ну, я бы не стал принимать это на свой счет. Они всегда себя так ведут.

– Это было унизительно. А теперь я возвращаюсь в спальню – а ты тут распеваешь молитвы! Может, и ты тоже стремишься добиться какой-то подлинности, а? Это просто кошмар какой-то.

– Знаешь, дорогая, эта мантра, которая почему-то так раздражает тебя, дошла к нам через века от самого Авалокитешвары.

– Нет уж, избавь меня.

– Абсолютно точного перевода этой мантры нет. – Жук рассмеялся. – А нам-то, западным людям, вечно подавай буквальный перевод! Но самое главное в этой идее – если только это можно назвать идеей, – вот что: если мы сделаем мани нашим прибежищем, то Ченрезиг никогда не оставит нас…

Энджел смотрела на него округлившимися глазами.

– …и в наших умах возникнет самопроизвольное благочестие, и Великая Передача осуществится без малейших усилий. – Жук подмигнул ей. – Славно задумано, правда?

Энджел сидела на краешке кровати. И смотрела на Жука.

– Жук, – наконец заговорила она, – пожалуйста, скажи мамочке, что ты все это выдумал. Это же просто кусок твоего романа, правда? Ну конечно. Ты взял все это из романа.