Текст книги "Они ведь едят щенков, правда?"

Глава 37
Многостаночница

Президент Фа внимательно просматривал перевод статьи из американской газеты, лежавший перед ним. Он чуть ли не выучил его наизусть, и сейчас ему хотелось дать членам Постоянного комитета время осознать этот текст. Перед каждым лежал экземпляр перевода.

Когда все они закончили читать и подняли глаза, Фа сухо сказал:

– Ну что ж, товарищи, на прошлой неделе мы узнали из газет об их мюонном оружии, теперь – вот об этом. Похоже, мы получаем больше сведений из американских СМИ, чем от наших собственных агентов?

Никто не засмеялся. Члены Постоянного комитета старались воздерживаться от любой критики – даже шутливой – в адрес министра государственной безопасности. Неразумно дразнить человека, который, быть может, знает о тебе больше, чем собственная жена.

А вот министр Ло улыбнулся. Как он и предвидел, Фа намеренно открыл заседание такими словами.

– Позвольте уточнить, товарищ президент, что именно мой агент в Вашингтоне передал американской газете эти сведения. Если бы не она – не было бы этой статьи. А информация, опубликованная в этой статье, очень важна для Китая.

– Спасибо за уточнение, – улыбнулся Фа. – Это и в самом деле очень важно. Теперь мы оправданы, с нас сняты злобные поклепы. Товарищи, давайте же горячо поздравим нашего министра Ло.

Послышался слитный гул голосов «молодец, молодец!» и хлопки. Ло улыбнулся, кивнул.

– И вместе с тем, товарищ, – добавил Фа, – сознаюсь, что я сбит с толку.

– А что именно сбило вас с толку, товарищ президент?

– Разве вы не заявляли нам с полной уверенностью, что это – дело рук сотрудников ЦРУ? Однако из этой статьи можно заключить, что все это – выдумка двух хулиганов: этой Темплтон и Макинтайра.

Ло оказался готов к такому вопросу.

– Не стоит обманываться, товарищ президент. Вы думаете, эти двое – не из ЦРУ? Конечно же из ЦРУ. Да и весь ее институт – тоже цээрушный. Это же просто ширма.

– Гм. Но тогда почему же в газете об этом ничего не сказано?

– Они выгораживают ЦРУ.

Фа удивленно посмотрел на него.

– Неужели? У меня складывалось впечатление, что американские СМИ независимы от правительства.

– Да не верьте всей этой журналистской похвальбе! Американские СМИ всегда выгораживают свое правительство.

– Ну, возможно, вы больше меня осведомлены в подобных вещах. Но они ведь часто создают проблемы правительству. Вспомните, что они сделали с бедным Никсоном.

– Это было давно, – снисходительно отмахнулся Ло. – К тому же это само правительство, а не журналисты, решило, что Никсон должен уйти. А все почему? Да потому, что он способствовал потеплению отношений с Китаем. А этого правящий класс не желал терпеть. Товарищ, мы знаем, что эта парочка работает на ЦРУ. Так что это была американская операция – от начала до конца.

– Ну что ж, ваша товарищ Чан заслужила наши поздравления. Должен заметить, она очень способная.

– А вас это удивляет, товарищ? – усмехнулся Ло. – У нее был очень хороший учитель.

Смех.

Фа добавил:

– Надеюсь, товарищ Ло, уж этот-то материал из американских СМИ как-то просочится через нашу великую огненную стену?

Снова смех.

– Да, – сказал тот, – он-то вполне может просочиться. Мы же не можем преградить путь всем материалам, верно?

Снова смех. Какое сегодня веселое заседание, подумал Ган.

Ло сказал:

– Я планирую вернуть товарища Чан обратно в Пекин.

– Вот как? – спросил Фа. – А разве в Вашингтоне она не будет для нас полезнее?

– Мы не хотим, чтобы она слишком привыкала к тамошней хорошей жизни. Из-за этого всегда возникают проблемы. Нет, я собираюсь повысить ее. А перед тем, как она получит это повышение, ей нужно еще кое-чему поучиться. Мы все чаще слышим от женщин, что их, мол, слишком мало в высших эшелонах партии. Ну что ж, товарищи, пусть никто не посмеет сказать, что Министерство государственной безопасности не идет в авангарде движения за равенство полов!

Искренний смех.

– Точно подмечено, товарищ, – улыбнулся Фа. – В прошлом году в вашем министерстве показатели продвижения по службе женщин выросли на три целых семь десятых процента.

– Товарищ президент – непревзойденный мастер статистики, – усмехнулся Ло. – Иногда мне кажется, что он прошел мимо своего настоящего призвания.

Смех. Ну, а это уже некстати, подумал Ган.

– Да, тут никаких сомнений, – улыбнулся Фа. – Мне следовало бы работать бухгалтером. Но партия поставила передо мной иные задачи. Однако я очень впечатлен успехами вашей товарищ Чан. Похоже, она многостаночница.

– Да уж, – усмехнулся Ло, а потом повернулся к остальным. – Я тоже не прочь потрудиться с ней на одном поприще.

Увидев, как Ло самодовольно ухмыляется, Фа вспомнил об инциденте, про который несколько лет назад ему рассказал адмирал Чжан – милый адмирал Чжан, который сейчас служит родной стране в качестве агента «Красное Человечество», лежа на больничной койке в Сан-Диего, где продолжает пичкать себя каким-то травяным зельем и симулирует почечную недостаточность.

Именно Чжан первым заметил талант товарища Чан, проходившей стажировку в МГБ. Он заинтересовался ею – разумеется, по-доброму и целомудренно, потому что сам всегда оставался верен своей жене. Однажды Чан прибежала к Чжану, вся в слезах, и сообщила, что ее начальник, заместитель министра Ло, домогался ее. Чжан вызвал на ковер Ло и сурово отчитал его. Этот эпизод, безусловно, сыграл свою роковую роль, обострив ненависть и зависть Ло, которые он и без того испытывал к адмиралу Чжану. Ну, а пока Чан приятно проводила время, удобно устроившись в самом сердце американской столицы. И что же – оставить все это и вернуться в Пекин, чтобы сделаться заложницей похотливых повадок Ло? Нет, такая перспектива вряд ли привлекала ее.

– Товарищ министр Ло, – сказал Фа, – мне кажется, если товарищ Чан так превосходно справляется со своей работой в Вашингтоне, то нет смысла возвращать ее обратно в Пекин.

Он заметил молниеносную вспышку ярости в глазах Ло.

– При всем моем уважении, товарищ президент, – ответил Ло, – мне кажется, я лучше вас разбираюсь в делах, касающихся штата моих сотрудников.

– Несомненно, – кротко ответил Фа, глядя на свои бумаги. – И, тем не менее, давайте пока оставим ее там, в Вашингтоне. Ну что ж, перейдем теперь к следующему вопросу? Тайваньский режим выставил нам счет. Стоимость одного креветочного судна. Должен сказать, это внушительная сумма. Правда, что креветочное судно стóит сейчас так дорого?

Глава 38
Ну, а у тебя как прошла неделя?

– Давай я помогу тебе, старший братец. Ну, вот. Соси. Сосешь?

– Ммф.

День клонился к вечеру. Жук и Бьюкс сидели на крыльце «Разора». Жук сидел в кресле-качалке, но не раскачивался, потому что на шее у него был фиксирующий корсет, а левый локоть – крепко перевязан. Эта сцена чем-то напоминала картину Нормана Рокуэлла[67]67
  Норман Рокуэлл (1894–1978) – американский художник и иллюстратор журналов.


[Закрыть]: молодой человек ухаживает за раненым братом.

– Забита, – ворчливо сказал Жук.

– Сейчас проверим.

Бьюкс вытащил соломинку, осмотрел ее, дунул – с другого конца вылетел упрямый комок оранжевой мякоти.

– Ну, вот, – сказал он и уже собирался вставить соломинку обратно – в рот Жука, но тот отпрянул.

– В чем дело?

– У тебя случайно нет…

– Нет, у меня нет заболеваний, передающихся половым путем.

– Я об этом и не думал. Я только хотел спросить, нет ли у тебя гингивита или еще какой-нибудь болезни десен. Мой организм и без того слишком расшатан, чтобы награждать его еще и этим.

– Ну, гингивита у меня тоже нет, – ответил Бьюкс и вставил соломинку на прежнее место. – Молчи и соси. Честное слово, ты хуже маман! Я чувствую себя медбратом. В психушке.

«Старомодный» получился очень вкусным. Очень. Да, вливание бурбона оказывало благотворное действие. Он должен помогать от боли в шее и от еще более настырной боли в локте. Уходя, Минди забрала с собой флакон обезболивающего – такой вот мелкий мстительный жест на прощанье. Наверное, по дороге она забросила его в лягушачий пруд, взметнув вихрь брызг.

Бьюкс сидел рядом с братом, раскачивался и потягивал «старомодный» из своего стакана, без соломинки.

– Думаю, она вернется, – сказал Бьюкс. – Как только немножко остынет. Правда, когда она вылетала отсюда, от нее прямо искры сыпались.

– Видишь вот это солнце – вон там? – сказал Жук. – Этот большой светящийся шар в небе, над горами? Могу сделать одно предсказание. Это солнце погаснет раньше, чем Минди, как ты выразился, «остынет».

– Ну, – Бьюкс философски пожал плечами, – пожалуй, что сделано, то сделано.

– Бьюкс! Может, не будешь изрекать банальности?

– Я просто пытаюсь тебя приободрить.

– Ну, в таком случае можно было придумать что-нибудь получше, чем «что сделано, то сделано», – проворчал Жук. – Это надо же!

– Необязательно так огрызаться.

– Я и не огрызаюсь. Просто не желаю, чтобы мне говорили: «Что сделано, то сделано». А еще не надо мне говорить: «Как знать, может, это и к лучшему», или что-нибудь еще в таком духе.

– Ну, если ты намерен и дальше так ворчать и капризничать, тогда будешь сам себе ужин готовить. А я полюбуюсь, как ты с этой задачей справишься – с твоей-то рукой и этим ожерельем, как у ватусси.

– Приношу извинения.

– Принимаю твои извинения.

– Можно мне еще выпивки, будь так добр?

Бьюкс поднял стакан.

– Благодарю, – сказал Жук. – Ну что, я был достаточно вежлив?

– У тебя что-то на подбородке. Хочешь, вытру?

– Не надо, спасибо. Приступы слюнотечения очень соответствуют моему нынешнему состоянию психики.

Жук поглядел на статью в «Пост», которая лежала раскрытой на коленях у Бьюкса.

– Ты что – наизусть, что ли, учишь все это? Уже третий день пошел.

– Ну, просто хочу ознакомиться поближе с разными подробностями. На тот случай, если об этом еще будут говорить.

– Будут, будут.

– Хочется же со знанием дела об этом толковать. Должен тебе сказать, она – телка что надо.

Статья сопровождалась большой фотографией Энджел, возможно, взятой с одной из нарочито соблазнительных обложек ее книг: там она выглядела чем-то средним между интеллектуалкой-международницей и стриптизершей, исполняющей танец на коленях клиента. Минди это фото доставило особенное удовольствие; поднимаясь к себе, чтобы паковать вещи, она обозвала ее «бесстыжей шлюхой».

– Бьюкс, – вздохнул Жук. – Ты что, хотел сказать мне комплимент?

– Ну, она правда офиги-восхи-тительна.

– Может, все-таки не будем сейчас о ней говорить? Ну, пожалей меня хоть немножко.

– Что-то мы сегодня вечером очень ранимы, да?

– Я – раним? Да с чего мне быть ранимым? Моя карьера отправилась на помойку. Китайские убийцы, наверное, уже едут сюда, чтобы покончить со мной. ФБР, наверное, тоже спешит – сюда же. Я уверен, теперь-то они уже выяснили, какой именно закон мы нарушили. В локте у меня такое ощущение, будто его отдали доберману в погрызушки. Да, случилось еще что-то – что же? Ах да, верно – от меня ушла жена. И в придачу забрала с собой мои болеутоляющие. С чего бы это мне быть ранимым?

– Болеутоляющее я могу тебе достать, старший братец. Один из ребят в нашем полку, Делмер Фиттс, у него… – Бьюкс издал смешок, – у него оксиконтина завались. Не знаю уж, где он его берет, и даже знать не хочу. Ребята немножко нервничают – он ведь капрал-канонир одной из наших шестифунтовок.

– Шестифунтовок?

– Это пушка. Модель тысяча восемьсот сорок один. Отличный экземпляр артиллерийского орудия, но хотелось бы все-таки, чтобы такой штуковиной управлял человек с ясной головой. А не с башкой, затуманенной окси. Но это же его пушка – так что мы ничего не можем поделать. В общем, если тебе нужны таблетки, ты только скажи.

Жука это по-своему тронуло.

– Спасибо тебе, братишка, но, пожалуй, сейчас не идеальное время для того, чтобы подсаживаться на этот деревенский героин. И все-таки я ценю твое предложение. Только следи, чтобы в трубопроводе не иссяк «старомодный».

– Значит, ты с ней…

– Вы с ней.

– Значит, вы с ней делали зверя с двумя спинами, да?

– Бьюкс!

– Ну, из этой статьи можно сделать вывод, что именно так все и было.

– Да, вот и Мин такой же вывод сделала. Хотя ума не приложу – почему?

По словам очевидца, пожелавшего остаться неизвестным, Темплтон и Макинтайр недавно провели ночь вместе в кондоминиуме Макинтайра в Росслине, который он называет своим «военно-промышленным дуплексом». Согласно показаниям очевидца, Темплтон была в вечернем платье, когда покидала кондоминиум на восходе солнца.

Жук не мог понять: кто же был этим очевидцем? Неужели та капризная пенсионерка из 14F, та самая, которую Жук однажды – чрезвычайно вежливо – попросил принять какие-нибудь меры для того, чтобы ее гавкучий шпиц не начинал тявкать в пять утра?

– Если ты боишься китайцев, – сказал Бьюкс, – то зря. Если они захотят до тебя добраться, то им сначала придется пройти сквозь пятьдесят шестой полк вирджинских добровольцев. А пятьдесят шестой всегда готов к бою. – Бьюкс улыбнулся. – Мои ребята охотно тебе помогут. Ведь не каждый же день случается столкнуться с Армией Народного Освобождения.

Сколь бы дикой ни показалась Жуку мысль о том, что от группы подосланных китайских убийц его будут защищать люди, ряженные солдатами-конфедератами, в этом была и своя пикантность. Пока братья сидели тут, на крыльце, и попивали бурбон, шестеро ребят из 56-го устроили кордон пикетов в конце подъездной дороги. Пикетчики стояли там со штыками наготове и сплевывали жевательный табак под ноги столпившимся за забором репортерам и операторам, подзуживая их сделать хоть шаг на территорию имения Макинтайра.

– Я ценю это, Бьюкс, – сказал Жук, – это меня утешает.

– Ребята были бы только рады случаю затеять маленькую потасовку с Армией Народного Освобождения.

– Да, это был бы уникальный эпизод «живой истории», – согласился Жук. – Но, думаю, если когда враг и явится, то это будет отнюдь не лобовое наступление пехоты. Скорее всего, какой-нибудь коротышка в черном проскользнет вниз по дымоходу, подкрадется ко мне на цыпочках и вонзит мне в спину иголку с отравленным кончиком. Да-да, отравление, – рассмеялся Жук. – В этом была бы какая-то симметрия, правда?

– Ну, а если какой-нибудь китаец выползет из этого дымохода, то его будут ждать оба ствола моего ружья двенадцатого калибра. И заряжено оно будет не дробью.

– Можно мне еще коктейля, Бьюкс?

– Конечно, старший братец. Вот, держи.

Жук нырнул своей «пипеткой» в очередной стакан «старомодного» и рассеянно оглядел простиравшееся перед ним поле. Солнце низко висело над горизонтом, окрашивая все золотом и оттенками голубого. Стрекозы порхали и гудели, будто крошечные вертолетики. Жуку всегда казалось, что стрекозы – самые организованные и деловитые из всех насекомых. Шмели – те, похоже, никак не могли решить, на какой цветок им усесться, откуда пить нектар. А стрекозы прямиком направлялись к добыче. И всегда охотились метко. А-а! Господи, благослови бурбон.

Затем Жук задумался – и отнюдь не из праздного любопытства: а как в действительности реагирует Пекин на эти сенсационные разоблачения? Должно быть, они там радуются, что с них сняты обвинения в попытке отравления. Склоняют ли в разных ведомствах их – Жука и Энджел – имена? Последует ли… какое-нибудь возмездие? Примет ли оно форму судебного иска? Или ответный ход окажется более тонким? Например, они подкупят Пекфасса, чтобы он подсыпал сибирскую язву в колодезную воду «Разора»? Перережут тормозные шланги в его машине? Хотя об этом можно не тревожиться: машины-то у него теперь нет.

А может быть, тот олень работал на китайцев? Олень-убийца. Почему бы нет? Ведь занимался же флот США дрессировкой дельфинов: их обучали закладывать мины.

Олень. Можно использовать эту идею в романе. Да, ему нужно опять взяться за роман. Теперь-то у него времени свободного – хоть отбавляй.

Энджел. Жук задумался: а какие параноидальные фантазии сейчас разыгрываются в ее милой белокурой головке? Может быть, она «залегла на дно», как это принято у сицилийской мафии? Заперлась в бункере – в «комнате паники» – в ИПК, а Бёрка и его побрякивающие металлом клевреты несут стражу снаружи? Или, может, она бежала вместе с юным Барри? Что за приключение для юного Барри! Его первое знакомство на практике с тем, что значит «экстремизм в защите свободы». Может быть, они укрылись в каком-нибудь пресловутом «убежище, местонахождение которого остается тайной»?

Так бродили мысли Жука, одурманенного бурбоном, как вдруг в доме раздался звонок телефона. Он звонил – в который же? – уже в сотый раз за сегодняшний день.

– Бьюкс, если ты все-таки решишь поднять трубку, то помни: без комментариев – и сразу вешай ее. Нет никого на свете, включая Элвиса Пресли, только что поднявшегося из могилы, с которым я хотел бы прямо сейчас поговорить.

– Эх, старший братец, – сказал Бьюкс, поднимаясь с кресла-качалки, – за неделю я столько раз повторил слова «без комментариев», что, наверное, скоро во сне начну их твердить. Ладно, мне все-таки нужно узнать – а вдруг это кто-то из наших ребят с донесением?

Через несколько секунд Бьюкс вернулся с телефоном, недовольно хмурясь.

– Это она, – прошептал он.

– Минди?

– Нет, твоя другая важная дама.

Жук вздохнул. Ну и ну. Что это Энджел себе позволяет – названивать ему сюда? Хотя сейчас-то это не важно.

– Привет, Энджел.

– Куда ты пропал, черт возьми?

Жук подивился ее возмущению: можно подумать, она бесится из-за того, что затянул с обеденным перерывом!

– Я не собиралась звонить тебе домой, но у тебя переполнена голосовая почта мобильника. Почему ты мне не звонил? Что ты делал все это время? Почти целую неделю.

– Я охотился на оленей.

– На оленей? Сейчас лето. Не сезон для оленьей охоты.

– Ну, это смотря с чем на них охотиться. Если с ружьем или с луком – тогда да. А вот с автомобилем? Ну, тогда можно круглый год. Не желаешь оленьего бедра? Можешь даже два взять. У меня весь морозильник олениной забит.

– Ты… в порядке?

– Давай уточним, что значит «в порядке». В метафизическом смысле? Так себе. В физическом? У меня, по-видимому, раздроблен локоть, а на шее – корсет по причине смещения диска.

– Ой, детка. Бо-бо.

– Бо-бо? Ну, давай же – побольше всяких «Ай-ай-ай! Ой-ой-ой! А-а-а-а!». Ну ладно, что это мы все обо мне да обо мне. А ты-то как? Разве не чудесно, что теперь весь мир знает все наши секреты и может разделить с нами радость?

– Дорогой, весь мир и так бы все про нас узнал – рано или поздно.

Потрясающе. С такой вот беспечностью не каждый день сталкиваешься. Она прыгала – скакала на одной ножке, будто беззаботная девчонка, играющая в «классики», – при мысли о том, что их махинации и в придачу его внебрачная связь стали достоянием широкой публики – всего мира, – благодаря одной из ведущих газет страны.

– Ну, если это тебя утешит, – сказала Энджел, – то мне звонил один приятель, вхожий в лошадиный мир. Насколько я понимаю, Маффи нашла приют у того парня – ну, мистера Летающие Конюшни. Думаю, ты уже знаешь. Поэтому я и решила, что можно тебе смело сюда звонить.

«Утешит»? Энджел действительно сейчас произнесла это слово – «утешит»?

– Уттте-те…

– О боже, – сказала Энджел, – только, пожалуйста, не говори мне, что ты еще и заикой сделался.

– Нннн…

– Вот и отлично.

– Нет! – выкрикнул наконец Жук, прорвавшись через звуковую плотину. – Я не стал заикой!

– Отрадно это слышать. А то я уже представила, как мне придется сидеть, крутить пальцами и дожидаться, пока ты будешь бубнить: «П-п-п-пожалуйста, п-п-п-передай мне п-п-п-перец».

– Твое сочувствие поистине безгранично.

– Сочувствие? – рассмеялась Энджел. – А хочешь услышать, как у меня прошла неделя?

– Еще бы. Кстати, ты тоже налетала ветровым стеклом на копыта со скоростью девяносто километров в час? И от тебя тоже ушел супруг?

– Милый, я с удовольствием променяла бы то, через что мне пришлось пройти, на все четыре копыта – с рогами в придачу. Эти долбаные репортеры! Они все в итоге оказываются такими свиньями. Он говорил, что это будет очень даже лестная статья. Лестная? Ха! Чтобы подольститься к волшебному дракону. У меня была просто адская неделя.

– М-да, это просто ужасно. А вот у меня зато все так спокойно. Конечно, вначале вышла неприятность – Минди ткнула меня в живот, а потом ушла. А в остальном все тихо. Мой брат, добрая душа, привел в боевую готовность пятьдесят шестой полк вирджинских добровольцев – на случай, если сюда пожалует китайская АНО. Да, и в пятьдесят шестом имеется артиллерия. У них есть шестифунтовка. Правда, парень, который стоит за этой пушкой, торчит на оксиконтине. Но, как нам всем известно, на войну отправляются с той армией, какую имеют, а не с той, о которой мечтают. Да, сэр, мы тут ко всему готовы, в нашем форте «Рэндольф».

– Рэндольф, – повторила Энджел вдруг совсем другим – кошачьим – голосом. – Мамочка скучает по Рэндольфу. Можно, мамочка приедет к тебе поиграть? Я возьму с собой Барри. Ему нравится за городом.

Вот уже в третий раз за время этого разговора Жуку показалось, будто его хлестнули по лицу дохлой пикшей.

– Ты хочешь приехать сюда? Да еще с Барри?

– Ну, я не думаю, что Маффи будет возражать, или я не права?

Бац! – четвертый удар пикшей! Нет, это не просто беспечность. Это явно что-то более… клиническое. Что-то такое, что обычно заканчивается на «-патия» или «-изм». Надо будет порыться в интернете, отыскать подходящий термин. Да.

– Дорогой, – сказала она, хотя Жуку сейчас было совсем не до нежностей, – мне правда необходим отдых. Здесь такой цирк творился. Я на грани. Даже в уборную не могу выйти без того, чтобы не дать интервью. О боже, я тебе еще не говорила? Про нас хотят снять эпизод для «Шестидесяти минут». Там очень хотят, чтобы ты тоже принял участие.

– Ты даешь… интервью?

– Дорогой. Ты же вроде считаешься великим гением пиара? Ну да, я даю интервью. Куй железо, пока горячо. Я вертелась, как юла. У меня скоро голова отвалится. Вот моя позиция: конечно, мы спихнули индийской газете эту историю. Но это они позвонили нам первые. Я всем говорю, что у нас имелись надежные свидетельства, но мы не могли их раскрывать, желая защитить свои источники. Да, немножко шаткая позиция, – но кому сейчас до этого дело? Центр тяжести уже сместился в другое место. Теперь все ополчились на Пекин уже не из-за Шафранового Человека, а из-за тайваньского креветочного судна. А Шафрановый Человек уже немного… перезрел. Все-таки десять дней прошло. Все продолжают ждать окончательных результатов вскрытия, хотя сейчас это уже не важно. Ах да, ты слышал еще вот что? Сегодня утром сообщили, что Белый дом предложил похоронить его на Арлингтонском национальном кладбище. А тибетцы отказались – на том основании, что это слишком уж военное место! Как тебе это нравится, а? Ты что – правда не следил за всем этим? У тебя хоть телевизор-то есть там, в Вирджинии? Я тебе еще не говорила – мне поступило три предложения вести собственное шоу!

Жук подумал: Может, это какая-то форма синдрома Аспергера?

– Мне с тобой столько всего нужно обсудить. Тут возле ИПК до сих пор припаркованы три передвижные телестанции. Меня это уже начинает доставать.

– Ты же всегда любила передвижные телестанции.

– Теперь я люблю их значительно меньше. А у тебя там есть пресса?

– Есть. Но у жизни в деревне есть свои плюсы – например, подъездная дорога к дому длиной в милю. А ворота охраняют солдаты пятьдесят шестого полка – они отгоняют журналистов старинными ружьями с ударно-кремневыми замками.

– Мушкетами, – сказал Бьюкс. – «Энфилдами».

– Виноват – это не ружья, а мушкеты. Господи, какой удачный момент для фотосъемки! Кто знает – быть может, это приведет к тектоническому сдвигу в области защиты знаменитостей от папарацци? Нанимаешь себе полк времен Гражданской войны, и они располагаются лагерем у начала твоей подъездной дороги. Ну, может, придется доплачивать за шестифунтовку.

– Можно я приеду и привезу Барри? Он немножко нервничает из-за всего, что досталось его мамочке.

– Как бы это ни было приятно, – ответил Жук, – думаю, что сейчас не стоит этого делать, хотя здесь, у себя в округе Раппаханнок, мы очень гордимся гостеприимством. Я еще не знаю, как все сложится у нас с Минди, но мне бы очень не хотелось, чтобы она включила телевизор – и увидела, что ты подъезжаешь к моим воротам. Да еще с Барри.

– Жук, – сказала Энджел, – Маффи съехала от тебя. Понимаешь? Она теперь живет у мистера Летающие Конюшни. Смирись с этим фактом.

– Ее зовут Минди. Минди, слышишь? Потренируйся, попробуй произнести это имя. На тот случай, если тебе придется давать показания под присягой ее адвокатам, когда она затеет развод.

– Дорогой, – рассмеялась Энджел, – я столько раз имела с ними дело, что, наверное, и во сне со всем без труда справлюсь.

– Что ж, в таком случае я должен ощущать себя исключительно удачливым. Но мой ответ остается прежним: нет. Не приезжай сюда.

Молчание.

– Прекрасно. Если тебе нравится сидеть там с кучкой этих идиотов, ряженных солдатами Гражданской войны, и барахтаться в жалости к себе самому, – то желаю удачи. Боже упаси, чтобы я мешала твоему счастью.

– Энджел, – сказал Жук, – солдаты пятьдесят шестого полка – не «идиоты», как ты выражаешься. Они друзья и добрые товарищи моего брата. И они – быть может, единственная сила, которая стоит между мной и китайским Драконом.

– Кого это она называет «идиотами»? – встрепенулся Бьюкс. – Она что – назвала нас сейчас идиотами?

– Она не имела в виду лично тебя. Ты же не обзывала моего брата идиотом – или?..

– Лично его – нет. Это было обобщенное высказывание.

– Она говорила не про тебя. Это было обобщение.

– Да? Ну, тогда передай своей мисс Темплтон – пусть она поцелует меня в обобщенную…

– Я так понимаю, что сейчас не очень подходящее время, – сказала Энджел.

– Подходящее время? Нет, я тоже так считаю.

– Ладно, оставляю тебя с Джебом Стюартом[68]68
  «Джеб» (Джеймс Юэлл Браун) Стюарт (1833–1864) – американский военный кавалерист, генерал-майор Армии Конфедерации.


[Закрыть]. Но ты передашь от меня привет Рэндольфу?

Жук вздохнул.

– Если я встречу Рэндольфа, то, конечно, передам ему привет.

– Скажешь ему, что мамочка по нему скучает?

– Скажу.

Жук вернул Бьюксу телефон.

– Очень милый разговор был.

– А что это за Рэндольф? – спросил Бьюкс. – Он хоть приятнее ее?

– Не «ее», а «нее».

Жук и Бьюкс часто делились друг с другом своими секретами, но в данный момент Жуку совсем не хотелось пускаться в откровения насчет причудливой будуарной терминологии Энджел.

– Это один… Да фиг его знает, кто такой этот Рэндольф. Бьюкс, мы тут имеем дело со сложной человеческой психикой. И я даже не на сто процентов уверен, что слово «человеческая» сюда подходит. Ее имя – Ангел, но я уже начинаю думать, что она послана сюда самим Властелином Тьмы, в авангарде Апокалипсиса.

Бьюкс задумался над таким весомым доводом.

– Ну, старший братец, тебе виднее: ты своей жизнью и своим концом рискуешь.

– Сделай-ка нам еще по парочке коктейлей, а, Бьюкс?

Позже, после ужина и после очередной ласковой беседы на сон грядущий с маман, которая визжала что-то о семействе хорьков, якобы поселившихся у нее в кровати, братья вернулись на крыльцо. Ночь была безлунная и особенно звездная.

Жук утешил гордость Бьюкса, оскорбленного репликой Энджел про «идиотов», все-таки поделившись с ним странной историей о происхождении Рэндольфа. Бьюкса позабавил, но одновременно и встревожил этот рассказ. И он придумал: Рэндольф – имя одного из ее бывших любовников, исключительно доблестного в сексе, наверное, «еще более чокнутого, чем она сама».

– А что, если он сюда заявится – вооруженный и ревнивый?

– Ну, вряд ли он прорвется через пятьдесят шестой полк.

– Пятьдесят шестой полк вирджинских «идиотов»?

Они смотрели на небо – и вскоре принялись, как в детстве, играть в старую игру: еще мальчишками, они ложились ночью рядышком в поле и соревновались – кто заметит больше пролетающих спутников.

– Вот еще один, – сказал Бьюкс. – Значит, у меня – три, а у тебя – ноль. – Он вдруг рассмеялся. – Ха-ха, а ведь ты работаешь в компании, которая делает их!

И тут-то в голову Жука пришла идея – изящная в своей простоте.

– Бьюкс! Для «идиота» ты – просто гений.

– Про это ничего не знаю, – сказал Бьюкс, – зато по части охоты за спутниками я никому не уступлю. Оп! – четвертый. Ага, теперь у меня четыре. Ну, а ты, братец, похоже, безнадежно отстал.