Текст книги "Поэзия зла"

Глава 45

Потребность вырваться из ада Поэтовых игрищ все же реальна, и на нее по-своему отвечает Уэйд. Он остается у меня на ночь, и не на диване. Наступает утро с нашими обязанностями, приправленными убийством. Ко мне Уэйд приехал, будучи уже ангажирован на отлов серийщиков – спецкурс для командированных в более крупном офисе Сан-Антонио. Под прессингом расписания он спешно принимает душ и одевается (да, он приехал со сменой одежды – предусмотрительность, дающая повод задать ему перцу, но я этого не делаю). Компанию он составил достойную – и в личном, и в служебном плане. Приезжал сюда ради меня. Так что мне ли ругать его за то, что он хороший друг?

Я все еще в шортах и маечке, которые успела надеть, пока он собирался. На подходе к двери Уэйд ловит меня за руку и притягивает к себе. Целует меня так, словно я по-прежнему его девушка, и я не сопротивляюсь. Повтор той же утренней процедуры, что была у нас несколько недель назад. Мы оба знаем, что продолжать такое из раза в раз я не готова. Это не наш стиль.

– Будь осторожна, – велит Уэйд голосом, грубоватым от смеси эмоций и настойчивости, выдающих его истинную тревогу. – Ты меня поняла?

– Ты тоже, – отвечаю я, потому что, несмотря на уверенность, что убийства в моей жизни коренятся все же в поэзии, а не в людях, меня по-прежнему точит то, что эту ночь он провел здесь.

Несколько секунд мы с Уэйдом смотрим друг на друга, но ничего больше не говорим. Поскольку оба знаем, что сказать нам нечего. Мы рискуем своими жизнями каждый день, и ожидать чего-то друг от друга можем лишь постольку-поскольку; вероятно, в этом проблема таких, как мы. Нет никого, особенно среди людей нашего круга, кто в любви к нам мог бы ощущать себя комфортно и в безопасности. Уж лучше нам быть одинокими.

Едва заперев за Уэйдом дверь, я хватаю свой телефон и активирую новое приложение, которое он мне установил и которое позволяет видеть мою входную дверь. Ага, работает. Я знала, что запустится без проблем, но, к сожалению, только такая проверка и успокаивает нервы. Поэт по-прежнему у меня под кожей.

Я иду в спальню с намерением одеться для утренней пробежки, но возле шкафа останавливаюсь. Идти сейчас на улицу мне нельзя. Не исключено, что там меня подкарауливает Поэт, и одному богу известно, к чему это может привести. С досадливым рыком я отправляюсь на кухню, кидаю в ведро пустую бутылку из-под вина и наливаю себе чашку кофе. Вдыхая ароматный парок, сажусь с текстом «Сонета 60» и между глотками выписываю каждую его строчку, ища смысл за пределами моего первоначального восприятия стиха прошлой ночью. Аннотация на веб-сайте гласит: «Данное стихотворение пытается объяснить природу времени, а также то, как оно проходит и воздействует на человеческую жизнь».

Хотя с такой трактовкой я согласна не полностью, человеческая жизнь все время связана с высшими силами, с Богом. А он считает себя божеством…

Я бегло прочитываю оба фрагмента, обнаруженные на местах преступлений. Сначала – тот, что был оставлен прошлой ночью на теле Дэйва:

 
Но время не сметет моей строки,
Где ты пребудешь смерти вопреки.
 

Затем – то, что нашли при Саммере:

 
Кто смеется в зубах у ненастья,
Тем не менее чая сквозь тьму
Отыскать среди звезд тропку счастья,
Где б Хозяин явился ему.
 

Ум незыблемо возвращается к тому, что ставилось во главу угла изначально.

Поэт мнит себя богом.

Саммера и Дэйва он счел недостойными жизни, что возвращает меня к контрасту между этими двумя типажами. Саммер поэзией наслаждался. Дэйв ее терпеть не мог. Но, так или иначе, у обоих была с ней связь, будь то через любовь или ненависть. Ну а Робертс? Технически он был с ней связан посредством дела, которое вел, но он не умер и передает послание стихами.

В таком вот логическом тупике я направляюсь в ванную принять душ, и к тому времени как надеваю свой стандартный брючный костюм, на этот раз с изумрудно-зеленой шелковой блузкой, ко мне приходит вывод. Возможно, они оба вызвали у Поэта обиду. Это единственное, что имеет смысл.

Вот бы сейчас обратиться к деду, который когда-то был специалистом в области литературы и поэзии, достаточно здравомыслящим, чтобы обсудить эту тему со мной… Но теперь этого уже не сделать. Те дни безвозвратно ушли, и надо будет прибегнуть к мнению тех, кто как-то в этом разбирается. Я сажусь за ноутбук и какое-то время навожу справки, после чего отправляю несколько мейлов.

Как раз когда я собираю сумку к выходу, мне звонит Лэнг:

– Убийца разгуливает на свободе, а она, видите ли, прохлаждается… Женщина, ты чего?

Я смотрю на часы: конечно же, уже девять, когда я обычно на рабочем месте с восьми.

– Я занималась материалами дела. А что это вы, черт возьми, мне на ночь глядя отмочили с Уэйдом?

– По закону, отказываюсь свидетельствовать против себя. Ты на работу идешь или нет? У нас тут теперь целая армия помощников.

– Выяснилось, где он взял цианид?

– Один из наших новых спецов над этим работает. Ты на работу выдвигаешься? – повторяет Лэнг.

– Скоро там буду.

Я кладу трубку. Он перезванивает:

– «Там» – это где, черт возьми? Ты куда засобиралась?

– С пробежкой сегодня утром не получилось. Ну, ты знаешь. Так что еду в тир.

– Значит, встречаемся там.

Он кладет трубку. Я перезваниваю:

– Черт возьми, Лэнг!

– Я тебя встречу.

– Тогда еду в офис!

– Езжай сейчас, или я приеду за тобой. У нас после обеда встреча с домовладельцем Дэйва. Пробуем заполучить какие-нибудь записи с камер вокруг его дома, но, похоже, там все глухо. Дом слишком далеко от дороги.

«Еще бы», – думаю я.

– Встречаемся в офисе.

Я ухожу со связи и направляюсь к двери, где с блаженством беру свое оружие и подвешиваю на себя. Через несколько минут я уже сижу в своей машине; дом Дэйва так близко, что я не могу удержаться от соблазна проехать мимо места преступления. Перед домом приостанавливаюсь. Во всех направлениях здесь натянута полицейская лента. Один разговор предрешил его будущее. Всего один незначительный разговор со мной. Говорят, что убийцы возвращаются на места преступлений. Таким вот убийцей сейчас чувствую себя я. Это ощущение меня заставил почувствовать он.

Меня зигзагом пронизывает гнев; я разворачиваюсь и трогаюсь с места.

Снова звонит Лэнг:

– Ну, ты где?

– Господи, Лэнг… Уже в пути. Работай над делом. Офицер Джексон там?

– Там. Тебя все еще донимает дерьмо, что произошло прошлой ночью?

– Думаю, нам нужно держать ухо востро. Хэйзел предположила, что цианид можно было раздобыть за границей, где всякие такие вещи легкодоступны. Она также предположила, что цианидом мог запастись кто-нибудь из бывших военных. А Джексон как раз из них.

– Погоди. Теперь ты думаешь, что это он – Поэт?

– Не так чтобы «да», но сбрасывать со счетов нельзя ничего. А ты как думаешь?

– Я? – Его голос напряжен. – Я тоже так думаю.

– И ты уверен, что он передал все образцы ДНК с места преступления? Я имею в виду, по делу Саммера криминалистам.

– Да, передал. Я разговаривал с ними утром.

– Ну, слава богу, хоть так… По Робертсу что-нибудь есть?

– Капитан звонил в Хьюстон. Они ничего о нем не слышали, но кое-что выясняют для нас. Ты сейчас где?

– Сижу у дома Дэйва, думаю.

Что, в общем-то, почти правда. Была ведь. Только отъехала.

– Сидишь и ждешь, чтобы появился Поэт?

– Если б это было так легко, Лэнг…

– Да уж. Если бы. Торопись давай.

Я без слов убираю трубку, но в сторону участка не еду. А делаю поворот в сторону университетского кампуса и здания, где работает Ньюман Смит.

Глава 46

Время близится к десяти утра, когда я паркуюсь на гостевой стоянке университета, в месте, откуда открывается вид на двери учебного корпуса. С полминуты сижу, превозмогая нервную энергию, которая струится сквозь мои пальцы на руле. Ньюман был достаточно смел и заносчив, чтобы однажды угрожать мэру. И он сделает это снова, а значит, окошечко возможности у меня остается крохотное, но оно все же есть, пока не захлопнулось окончательно. Я набираю Чака, который берет трубку на первом же гудке. Голос у него официальный:

– Чак Уотерс. Чем могу вам помочь?

Видимо, он не посмотрел на идентификатор абонента, что сейчас как нельзя кстати.

– Чак, не говори Лэнгу, что я на проводе, – приглушенно вещаю я, – или, клянусь, больше не дождешься от меня ни единой шоколадки.

– С ним я стараюсь общаться по минимуму, – успокаивает он. – И свои приоритеты храню свято: шоколад на первом месте. Что нужно?

– Какое у Ньюмана на утро расписание занятий?

В ответ клацанье клавиш и, наконец, голос Чака:

– Через полчаса у него перерыв. А затем – снова с часа дня.

– Спасибо, Чак. Ты супер.

Я невольно задаюсь вопросом, что убийца делает со своим перерывом назавтра после убийства. Надо бы это выяснить, но прямо сейчас у меня есть буквально полчаса, чтобы взглянуть на его машину.

Решение принято (возможно, не самое блестящее, но я ему в любом случае привержена); я открываю дверцу и выхожу туда, где сейчас постепенно набирает силу солнце, готовясь со временем превратить воздух в неподвижный зной. Жару я ненавижу; но, по крайней мере, я жива, чтобы насчет нее брюзжать. А вот Дэйв – нет. Из багажника я снова достаю полевую сумку, а на ее место укладываю офисную. Свою сумку-портфель и заметки я никогда не оставляю там, где их можно украсть. Такие, как Ньюман, сделают все, чтобы себя этим спасти.

Перекинув лямку через грудь, я шагаю к месту парковки Ньюмана, неторопливо озираясь в поисках любого, кто мог бы заметить мое внимание к его тачке. Таких набирается немного, и я подхожу к его минивэну – вариант авто, полностью отражающий его больное стремление к фасаду идеального семьянина. Мне думается о детях Ньюмана, которые по-своему являются жертвами чудовищных деяний своего отца. Неокрепшие души, которые однозначно будут травмированы, когда его истинное «я» будет раскрыто. Остается лишь надеяться, что они пойдут не в папу.

Присев возле заднего колеса, я фотографирую зернышки гравия, застрявшие в протекторе. Возле дома Дэйва гравия вроде бы не было, но кто знает – поблизости может оказаться парковка, посыпанная гравием, и это даст возможность рассмотреть появление его автомобиля в том районе. Отколупываю несколько зернышек гравия как образцы и укладываю в пакетик, который затем прячу в свою сумку. Затем обхожу машину и останавливаюсь у водительской дверцы, где прикидываю возможность сделать мазок на ДНК. На данном этапе в суде он принят не будет, но позже я возьму еще один – после того как докажу, что он наш парень.

– Что это вы себе позволяете?

При звуке ледяного голоса Ньюмана у себя за плечом и спиной, где я хотела бы его видеть меньше всего, я рывком оборачиваюсь и вижу, что он стоит рядом, буквально в нескольких шагах; чертовски близко. На нем желтовато-золотая «бабочка» под цвет цветов в его саду. Интересно, подбирала ли этот оттенок его жена и помогает ли ей этот символ семьи и дома притворяться, что он не монстр? Потому что она знает. Я видела это у нее по глазам. Я знаю, что она знает.

Я держу марку, а он не сводит своих умно-пронзительных зеленых глаз с моего лица. В душе за этими глазами притаилось зло.

– Что вы здесь делаете? – повторяет он вопрос.

– Жду вас.

– Больше похоже на то, что вы прячетесь здесь с тайным умыслом.

– Семантика. Люди вроде вас должны ее обожать, верно?

– Что значит «люди вроде нас»?

«Убийцы», – думаю я, но вслух говорю:

– Профессора.

Он усмехается кисло-сладкой усмешкой. Я его позабавила.

– Так вот в какую игру мы играем?

– Мы, – подчеркнуто говорю я, – в игры не играем вообще.

– Ах вот как? – подхватывает он вызов.

– Где вы были прошлой ночью?

Брови Ньюмана сходятся у переносицы.

– При чем вообще здесь прошлая ночь?

– У нас было второе убийство.

Понимание медленно заливает его лицо, в уголках рта зреет намек на гнев.

– Которое, по-вашему, совершил я, – произносит он.

Эти слова я не опровергаю и не подтверждаю, и лишь повторяю свой вопрос:

– Где вы были прошлой ночью?

Нескольких прохладных мгновений он изучает меня – и, несмотря на нехорошую бледность вокруг рта, совершенно не проявляет взрывной реакции, типичной для большинства застигнутых врасплох. А лишь непринужденно говорит:

– На благотворительном вечере с моей женой. В университете, на глазах у сотен свидетелей. А затем, дома, лег с ней же в постель. И мы обнялись, как дети.

Они обнялись. Я вас умоляю. Мысли возвращаются к безжизненному лицу Дэйва, и гнев зажигает в моей груди пронзительно-горячую точку.

– Вы знали студента-медика по имени Дэйв Гейнс?

– Медицинской школы у нас здесь нет, и вообще я преподаю на факультете уголовного правосудия.

– По крайней мере в одном из своих курсов вы увязывали убийство с поэзией, – напоминаю я. – А в Остине наряду с университетом есть еще и медицинская школа Делла – факт, известный нам обоим.

– Та школа находится на Ред-Ривер-стрит. И ее студенты здесь даже не появляются. Медики там, а судебники здесь. Их ничего меж собой не связывает. И студентам-медикам я не преподаю.

– Вы знали…

– Нет. Его я не знал. Что еще, детектив Джаз? – Его губы снова ехидно кривятся, и ответа он не ждет. – Слушайте, может, мне купить вам кулек пончиков? Это заставит вас уйти? Копы ведь любят пончики?

– Только в качестве празднования поимки убийц и помещения их за решетку. Скоро свои пончики буду есть и я. Теперь что касается моего ухода. Вы этого хотите?

Этот вопрос я задаю, несмотря на то что этот человек топтался у меня под дверью.

– Учитывая, что я даже не знаю людей, в убийстве которых меня обвиняют, я действительно хочу, чтобы вы ушли, – говорит он. – Хотя не похоже, что мне настолько повезет.

Я лезу в сумку и достаю набор для сбора ДНК.

– Проведите-ка по внутренней стороне щеки: мне нужен ваш образец ДНК.

Его острый взгляд скользит по тампону, затем возвращается к моему лицу; в глазах что-то потаенно злое, чему нельзя дать названия.

– Ну уж нет. Сдавать свою ДНК шустрому детективу, которому так и не терпится закрыть свое дело… Я слышал о нечистых делах вашего отца. Подозреваю, что яблоко от яблони недалеко упало.

Выдав мне эту оплеуху, он щелкает замком двери, забирается в свой минивэн и беспрепятственно скрывается. Я смотрю ему вслед и слышу его послание громко и ясно. Он только что дал понять, что знает обо мне далеко не понаслышке.

Глава 47

Мой первый порыв – помчаться в дом Ньюмана и поговорить с его женой, прежде чем он успел состряпать себе алиби, но этот шаг, увы, нелогичен. По здравом рассуждении я в первую очередь обратилась бы за образцом к ней. План, который мы обсудили с Лэнгом, именно таким и был: использовать ее, чтобы потом надавить на Ньюмана, что было бы моим следующим и вполне успешным шагом. Вот как сегодня утром надлежало действовать с подачи моей логической, более умной половины. Я же вместо этого пошла на поводу у эмоций, действуя по их указке, чего в моей работе допускать ни в коем случае нельзя. И вот теперь остается только злиться – на кого? На себя, любимую. Так облажаться… Просто отстой.

И я отправляюсь к себе в участок – короткий отрезок пути, не связанный с утренним трафиком. Подъехав, прямиком направляюсь в конференц-зал, где застаю в работе команду из восьми человек, включая Лэнга и офицера Джексона.

– Когда шеф оказывает поддержку, он действительно ее оказывает, – говорю я с порога, и все взгляды мгновенно устремляются в мою сторону.

На той стороне стола вскакивает на ноги офицер Джексон:

– Детектив Джаз, позвольте с вами поговорить?

– Сначала я, – обрывает его Лэнг, тоже вскакивая и направляясь ко мне.

Как обычно, формальный дресс-код детективов у него в игноре. На нем все те же джинсы, но есть и бонус – цветастая рубаха с коротким рукавом. Видимо, это для форса перед присланными помощниками: что может впечатлять больше, чем попугайская рубаха навыпуск?

Взглядом Лэнг указывает на дверь, и мы с ним оказываемся в пустом закутке среди моря кабинок.

– Джексон, похоже, чист, – сообщает он тихо. – В армии отзывы самые положительные. Мог стать офицером, но хотел быть рядом со своей семьей. Есть две сестры и родители, которые владеют пекарней; он со всеми близок. Встречается с работницей той же пекарни.

– Плохие всегда выглядят чистенькими.

– Я думал, ты была уверена, что Поэт – это Ньюман.

– Да, уверена, судя по разговору с ним. Но это не значит, что Джексону следует доверять. – Двигаюсь дальше: – Что с цианидом?

– Один из технарей нашел в Даркнете ссылку двухлетней давности о продаже цианида. Сейчас пробует представиться покупателем. Если предположить, что покупателем был Поэт, то, получается, этим орудием убийства он владел на протяжении двух лет. Мы просто не располагаем свидетельствами, что он до этих пор пускал его в ход.

– Начинал он не с цианида. Пробовал что-нибудь другое… – Я поджимаю губы, готовясь к грядущему взрыву. – Лэнг… А ведь я сейчас к нему ездила. К Ньюману.

– Что? Какого хера?! – Голос Лэнга по-прежнему тихий, но для моих ушей он звучит криком. – Повторяю: ка-ко-го хе-ра? Какого…

– Лэнг, – хмуро бормочу я.

– Знаю, тебе не нравится, когда тебя полощут… Ладно, к черту. Но тебе не следовало соваться туда одной. Просто нельзя, и точка.

– Мы имеем законное право осведомляться, где он был прошлой ночью, и я предпочла сделать это до того, как мэр нас тормознет. Я и спросила. Он представил алиби для проверки. Я, помимо прочего, пыталась взять у него ДНК. Но он отказался. – Я понижаю голос. – А еще обвинил меня в том, что я такая же нечистоплотная, как мой отец.

– Вот как? – Лэнг напряженно сужает глаза. – Откуда он мог знать о твоем отце? Это материалы внутреннего расследования, без права огласки и к тому же незаконченные.

– Не знаю, но это был явно его способ показать, что он ко мне ближе, чем я думаю.

– Похоже, на твоем пороге он топтался не просто так.

– Детектив Джаз…

Звук этого голоса заставляет меня съежиться. Капитан Мур. Мы с Лэнгом поворачиваемся, и в этот момент он входит в кабинку – движение, которое прижимает нас двоих к стене; а как иначе? Здесь места всего на одного, а теперь теснятся трое – я и эти два гиганта.

– О чем, ради всего святого, вы думали?

Его голос тяжел и зычен, с нотками гнева.

– Жертва прошлой ночи…

– Был вашим знакомым, – перебивает он. – Я знаю. Лэнг мне сказал. Но вы в курсе, что Ньюман пользуется благосклонностью мэра. И прежде чем предпринимать действия в отношении его, будьте добры извещать меня. Вам это понятно?

– Пусть мэр и заставил бы его сдать нам свою ДНК.

– И что это даст? – капитан повышает голос. – У вас уже есть образец, с которым можно будет ее сравнить?

– Нет, но…

– Вот когда он будет, – с нажимом говорит он, – тогда и спрашивайте. И меня, а не его.

Я упрямо сжимаю губы.

– Мне нужно поговорить с женой Ньюмана, чтобы подтвердить его вчерашнее алиби.

– Выйдите на нее, – указывает шеф. – По телефону.

Я кидаюсь возражать:

– Но…

– Только так, – повторяет он. – Отрабатывайте версии, отсекайте все лишнее, а затем возвращайтесь к Ньюману Смиту. Всё.

– А что с Робертсом? – упорствую я. – Как быть с его поисками? Ведь он и есть ответ на вопрос, как подобраться к Ньюману.

– Я об этом думаю. Вам до него не добраться, если не пробить прикрытие мэра.

– Что есть, то есть, – наконец подает голос Лэнг. – Хотя и не должно. Особенно с исчезновением Робертса.

– У меня нет для мэра довода, который обличал бы Ньюмана, – рыкает капитан в ответ. – Вообще нет убедительных доказательств. Так что работайте, копайте дело. Пройдет неделя, прежде чем у вас будет хотя бы малая часть результатов анализов. И это только по первому делу, не говоря уже о новом. Дайте то, что нужно мне для того, чтобы дать нужное вам.

– Дэйва Гейнса он убил потому, что я с ним разговаривала. Всего-навсего поговорила, капитан. Чем это отличается от той издевательской присылки стажеров? Просто очередная насмешка. Ценой в чью-то жизнь.

– Убийство того молодого человека – совсем не то же самое, что отправка стажеров, – возражает Мур. – Кто их послал, мы знаем. А вот вы докажите, кто именно убил парня. Пока вы этого сделать не можете. А потому работайте, добивайтесь результатов. Собирайте необходимые доказательства. А эти ваши игры в сталкеров – пустое занятие. Ими вы ничего не добьетесь.

Капитан Мур разворачивается и выходит из кабинки.

– Сталкеров? – Я делаю шаг вперед, но Лэнг хватает меня за руку. Я рывком пытаюсь вырваться. – Пусти.

– Стой, не дергайся. Насчет сталкеров он, конечно, зря. Но в целом в его словах есть смысл. Нужно работать над этим делом. Углубляться. Уже через час у нас будут первые свидетели, которых нужно допросить.

Мне хочется его чем-нибудь стукнуть, но сейчас он прав. Над делом нужно работать. Моя ошибка в том, что тикающие часики последнего убийства заслоняют передо мной все, ослепляя своими деталями. Но Поэт – не бог, как бы он себя ни воспринимал. Он человек. И совершает вполне людские ошибки. Стало быть, пришло время копнуть глубже и поискать эти ошибки.