Текст книги "Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку"

Дверь в нужную квартиру оказалась не заперта. Я осторожно вошла, морщась от кислого запаха, ударившего в ноздри, и замерла на пороге. Из комнаты доносился чей-то голос – похоже, Пашкин. Не может быть.

– Еще бы, – тихо сказал он.

Точно – Павлик. На каком буксире маме удалось его сюда затащить?

– Ты возмужал, – донесся другой, слабый и осипший голос.

– Конечно. – Ответил брат уверенно и твердо. – Когда ты ушел, пришлось быстро становиться взрослым.

В точку. Но сказано это было даже без ехидства и упрека: как-то буднично и спокойно, будто он просто констатировал факты. Похоже, Пашка решил побыть сегодня паинькой ради мамы.

– Прости. – Раздался ответ. – Так вышло.

Я сделала осторожный шаг. Еще один. Тапочки смягчали мои шаги по деревянному полу, выкрашенному в грязно-рыжий цвет и застеленному цветными вязаными ковриками. Их трудно было не узнать: мама вязала такие когда-то и продавала на рынке, чтобы заработать нам на еду.

– Проси прощения у матери, не у меня. – Теперь голос брата дрогнул. – Да, я рос без отца. Но Маша. Она же – девочка, лучше бы ты о ней подумал.

Я подошла ближе. Пашка сидел на стуле возле кровати, на которой лежал худой, бледно-желтый, старик, чье тело было накрыто тонким одеялом. Его руки лежали вдоль постели, словно две сухие плети. Тонкие губы дрожали, глаза слезились, и мне с трудом удалось узнать в этом мужчине своего отца.

Дыхание перехватило, пульс участился.

– Я был глуп, мне тогда были важны другие вещи. – Лежащему трудно давались любые слова, не только эти. – Жизнь… сложная штука. Не все получается, как хочешь. Видишь – мне все вернулось.

Вдруг в коридоре показался мамин силуэт. Она вышла из кухни, такая маленькая, хрупкая и тоже, будто состарившаяся в миг. Увидела меня и замерла. Теперь мы с ней стояли и смотрели друг на друга: она – явно напуганная и взволнованная, и я – шокированная всем увиденным.

– Это твой выбор. – Вздохнул Пашка. И мы, не решаясь войти, чтобы не помешать, теперь вместе смотрели на него. – Ты сам выбирал: жить или существовать. Ты забрал у нас детство. – Брат замолк на пару секунд, затем выпрямился и продолжил. – Но я могу сказать тебе спасибо. За то, что благодаря тебе осознал многие вещи и стал сильнее. – Он указал рукой на больного. – Посмотри, в кого ты превратился. Неужели, нельзя было сделать над собой усилие и вернуться? Осознать, понять, что важнее? Что там было такого важного, чтобы не хотеть видеть своих детей? Женщины? Водка? И где они теперь? – Пашка нервно потер ладонями свои колени. – Посмотри, как мать тебя любит: возится с тобой. Другая давно бы плюнула.

– Я вашу маму люблю и всегда любил. – Человек на кровати задрожал, пытаясь приподняться, но тут же без сил опустился на подушки. Даже на расстоянии были видны мелкие капельки пота, проступившие на его лбу. – Прости уже меня, сынок!

– Давно простил. – Брат сложил руки на груди и упер подбородок кулаком. – Иначе бы не пришел. Я уже десять лет живу с этим, а время… оно же вроде как лечит. – Он покачал головой. – Всю оставшуюся жизнь у меня перед глазами будет стоять твой пример.

– Я слишком поздно все осознал, – прохрипел мужчина.

– Ты в свои годы мог быть здоровым мужиком, а теперь посмотри, на кого похож. – Брат схватился за голову. – Что-то еще можно сделать? Операцию? – Он раскинул руки, как-то беспомощно и непонимающе. – Что, просто сидеть и вот так ждать конца?

Мужчина закашлялся.

– Уже ничего не сделаешь. – Выдавил он, брызгая слюной. – Я понимаю это и принимаю.

– И что? – Завелся брат, повышая голос. – Собрался вот так взять и умереть?

– Паша! – Не выдержала я.

Он обернулся, и мне пришлось войти в комнату. Я подошла ближе и положила руки брату на плечи. Вцепилась пальцами в рубашку, не отрывая взгляда от отца: тот выглядел растерянным, разглядывал меня и судорожно комкал простыню.

– Машенька… – прошептал он тихо и внимательно скользнул взглядом по моему лицу.

У меня не находилось сил, чтобы ему ответить. Брат, который так бурно реагировал и всегда был против общения с ним, сидел сейчас и спокойно разговаривал, а я… не могла выдавить и слова.

И когда только Пашкины ладони легли поверх моих, я выдохнула:

– Здравствуй… те.

И губы, предательски задрожав, сжались, чтобы не допустить нервного стука зубов. Слезы уже плотным потоком застилали глаза.

– Ты так похожа на маму…

Я знала, что это было неправдой. Да, может, мамины черты и отражались в моей улыбке, мимике или манере говорить, может, у нас и была одинаковая походка, но мы с Пашкой были его породы. Разными, но такими похожими друг на друга и на него – словно две капли воды.

Как можно было не хотеть видеть своих детей, которые были почти твоей копией?! Как можно было их променять на кого-то? Даже за десять лет у меня не нашлось ответа на такой простой вопрос, а теперь он хотел, чтобы его простили по щелчку пальцев. Даже если сделать над собой усилие, я выдавила бы лишь «прощаю». Но только потому, что он умирает.

А само решение, прощать или нет, оставила бы на потом. Себе лично. Может, когда-нибудь моя душа захочет отпустить его, когда-нибудь она смирится с тем, что многочисленные застолья и ласка десятков чужих женских рук были ему роднее нас двоих, таких похожих, таких ему родных. Таких маленьких и беззащитных.

Но пока мое сердце – камень. Камень! Тот же твердый ледяной булыжник, который не дрогнул ни разу за эти годы у него в груди. Ни разу при взгляде на наши фотографии, ни разу при воспоминании о нас. Никогда.

Черт… Меня накрыло жаркой волной удушающего стыда. «Да не хочу я быть такой же, как он! Бесчувственной, холодной, равнодушной, словно мертвой! Это буду не я!»

– Что мы можем сделать для тебя? – Вдруг тихо сказала я после того, как смогла продышаться, будто вынырнув из воды.

И крепче прижалась к брату, не отпускавшему моих рук. Если уж Пашка смог найти в себе силы прийти и сказать эти слова, если уж он посчитал это необходимым, то и я смогу. Смогу.

Все равно уже все то, что было давно забыто и похоронено в самых дальних уголках моей души, всколыхнулось и поднялось наружу.

– Посиди со мной, – попросил больной. – Поговори, пока не приедут врачи.

Брат освободил мне место. И я села, боясь только одного: что он протянет мне руку, и ее придется взять в свою. Но мужчина лежал, смотрел на меня и не торопился этого делать – не был уверен, протяну ли свою в ответ, или ждал от меня первого шага. А, может, просто не хотел. Потому что надеялся на нашу встречу лишь, как на этап подготовки к смерти – обязательное отпущение грехов.

– У папы кровотечение, боюсь, это очень серьезно. Цирроз. Вам нужно успеть поговорить, пока его не увезли.

Голос мамы эхом отдавался в ушах. «Поговорить. Приедут врачи». Мой мозг лихорадочно соображал, как же долго придется просидеть здесь с ним, где взять мудрости и сострадания, чтобы пожалеть не только его физическое тело, но и душу, решившую вдруг, перед смертью, вспомнить о нас и безмерно возлюбить.

Тогда я обернулась к маме. Где-то же она брала эти силы? Где-то находила в себе источники всепрощения и милости, а, значит, и мне удастся. Значит, смогу и я.

53

Мы с мамой плелись по асфальту, залитому жарким весенним солнцем: она в удобных туфлях, я – в мягких тапочках и темно-синем коктейльном платье, под которым уже градом катился пот.

Процедуры, анализы, неутешительные выводы, – мы прошли полный курс сопровождения в больницу умирающего родственника. Выслушивая врачей, мама израсходовала упаковку бумажных платков, а я ни одного, и плелась она теперь в сторону дома молча, а я говорила-говорила-говорила, боясь, что если замолкну, то обязательно произойдет взрыв, и из меня потоком хлынут все слезы, накопившиеся за последние лет десять.

Пашка увез все наши вещи домой, в том числе и мою кофту с телефоном, и мы решили пройтись пешком, чтобы немного прийти в себя – о чем я уже сейчас ужасно жалела. Из головы вылетело, что днем не будет уместен комплект из платья, тапочек и серо-черных, размазанных дорожек от потекшей еще ночью туши на щеках.

– Как там у вас со Станиславом? – Спросила я, распуская волосы.

Мама заметно смутилась.

– А что у нас? – Обойдя лавку мороженщика, наконец, отозвалась она.

– Да ладно, мам, мы ведь взрослые, все понимаем. Даже Пашка хорошо относится к тому, что вы… симпатизируете друг другу.

– Нет. – Она принялась судорожно убирать за уши пряди светлых волос. – Нет у нас ничего, и я не в том возрасте…

– Мама! – Воскликнула я, привлекая к себе ненужное внимание, и тут же осеклась: мы переходили дорогу. Какой-то тип посигналил мне и показал большой палец вверх, я усмехнулась. – Ты не обижаешься на Диму, что он вот так вас, – я перешла на шепот, – подтолкнул друг к другу? Видно же было, что вы тянетесь друг к другу и жутко стесняетесь. Совсем как дети.

Уголки маминых губ первый раз за день приподнялись в легкой полуулыбке.

– Дима – хороший мальчик. Видно сразу – умный, с чувством юмора. – Она расстегнула воротник рубашки. – Я уже начинала переживать, что ты ни с кем не общаешься, а тут появился он, и это хорошо. Ты изменилась, дочь.

– Не переводи тему, мам.

– Мы поговорили со Стасом, спасибо твоему парню.

– И?

– Что и? – Она завернула в сторону дома. – Ты уже большая девочка, поэтому можно сказать тебе, как есть. Мы с ним нравимся друг другу, но решили, что не стоит даже начинать.

– Почему? – Собирая на пушистые тапочки всю дорожную пыль, я ускорила шаг.

– Ну… Никто из нас не хочет обременять другого своими проблемами. У меня умирающий муж, за которым еще неопределенное количество времени понадобится уход.

– Бывший муж.

– Это неважно. – Вздохнула она, посмотрев на меня с необыкновенной нежностью, словно залюбовавшись. – А у Станислава маленькая дочка, ей всего восемь.

– Вижу в этом только плюсы.

– Зачем нам сходиться? – Ее терзали сомнения. – Девочка привяжется ко мне. Она уже не помнит свою мать, та умерла четыре года назад, а если у нас не получится, и мы разойдемся? Как быть с ней?

– А зачем ты сразу думаешь о плохом?

– К тому же, есть вы с Пашкой. Нужно еще вас выучить. Я не смогу игнорировать чужого ребенка, не смогу простить себе, если не полюблю ее, как свою. Лучше уж не начинать. – Мама шла, не разбирая дороги, и крутила свое старое обручальное кольцо на пальце. – А твой брат? Как он отреагирует? Нет, это невозможно. Поэтому мы решили, что никому из нас это не нужно.

Я обогнала маму, остановила, положила ладони ей на плечи и посмотрела прямо в опухшие от слез глаза.

– Вы решили? Или ты решила, мама?

Она молчала. Лишь по движениям дрожащих губ, можно было понять, что она на грани.

– Знаешь, что? – Я крепко сжала ее плечи. – Думаю, Пашка будет в восторге. Мы оба – уже взрослые, и вскоре упорхнем из семейного гнезда. Я не хочу, чтобы ты оставалась одна.

Мама смотрела так, словно не верила. Ее детишки, ее маленькие двойняшки выросли. Что? Как так? Когда успели?

– Все эти ваши препятствия – это все надуманное. – Я улыбнулась. – Стас – красивый мужчина, и еще пару месяцев назад я бы за такого голову соперницам откусила, а ты так легко готова отпустить его? Посмотри, как он на тебя смотрит: это дорогого стоит, поверь. Вы съедетесь, и все будет хорошо. А мы с братом будем только рады, если у нас появится маленькая сестренка. Поможем тебе. Вы обязательно подружитесь, и она тебя полюбит. – Я смахнула руками маленькие капельки слез на ее щеках, вдруг ярко блеснувшие на солнце. – Тебя же нельзя не полюбить, ты – красавица. Тебе всего сорок, мам, это самый расцвет!

Рассмеявшись, она уткнулась мне в плечо, и я почувствовала, как мое платье тяжелым мокрым одеялом снова прилипло к спине.

– Спасибо, что пришли сегодня к отцу, – Всхлипнула мама спустя мгновение, – и поговорили с ним.

– Не за что.

– Вы с Павликом должны простить его – не для него, для вас самих. Чтобы отпустить обиду и жить дальше.

– Мне сейчас так хорошо, мамочка. – Я расслабила объятия, положила руку на ее талию, и мы пошли рядом, как две подружки. – Мне кажется, я люблю весь мир. Не знаю, что на меня так действует…

– Зато я знаю, – усмехнулась она.

– Да?

Я почувствовала, как ее рука сильнее прижимает меня к себе.

– Это любовь, дочка.

– Ух, ты. – Только и смогла промычать я, заливаясь краской.

– Скажи ему уже.

Я чуть не запнулась.

– Что?

– Что любишь его.

– Э… ам… Хорошо.

Мама, вытирая слезы, хихикнула.

– Хотя этот парень, экстрасенс: кажется, все про всех знает.

Мне вдруг стало так легко и спокойно, оттого, что меня понимали.

– Он… – Когда я говорила о Диме, у меня всякий раз перехватывало дух. – Просто потрясный! Моя волна, биоритмы, энергетика, мироощущение – просто МОЙ насквозь. Когда он рядом, ничего не страшно, Дима будто делится со мной своей силой и уверенностью, и мне хочется действовать, стремиться к цели, разбивать преграды. Мы с ним типа два супергероя: мощные, бесстрашные, в крутых костюмах и несемся спасать планету! И так это здорово, что мне хочется рыдать от нашей совершенности! – Я посмотрела на маму. – Ой, я это вслух сказала? Забудь-забудь скорее!

Мы вместе рассмеялись, сворачивая во двор, и тут я остановилась, заметив непрошеного гостя у подъезда.

– Мам, – внутри вдруг все похолодело, – поднимайся-ка ты в квартиру. – Фигура на лавочке была мне знакома, и через пару секунд сомнений уже не оставалось. – Я сейчас поговорю и приду, хорошо?

– Хорошо, – произнесла она, приближаясь к двери. Бросила взволнованный на меня, затем на парня, сидевшего на скамье, и снова на меня. Потом кивнула и скрылась в подъезде.

Я знала, что после всего произошедшего не должна разговаривать с ним, но вдруг он пришел извиниться?

– Игорь, – подошла я ближе, – что тебе нужно?

Рублев встал и сделал шаг в мою сторону, мне пришлось инстинктивно отойти назад. Я замерла, закусив губу, и уставилась в его глаза – на этот раз трезвые, вполне адекватные и даже дружелюбные.

Да и весь его вид теперь говорил о свежести: отглаженная белая футболка, синие брюки-чиносы с мягкими кожаными туфлями, носочки в цвет. В таком виде ему лучше всего было отправиться в загородный клуб для богатеев – сыграть партейку в гольф, но он приперся сюда.

– Привет. – Игорь стоял передо мной и стеснительно улыбался. По части улыбок он и в подметки не годился Диме: они казались вымученными и фальшивыми, как и весь его образ «Мистера Вежливости».

– Как ты нашел мой адрес? – Строго спросила я, неловко поправив спутанные волосы.

Немного его свежести мне бы сейчас не помешало: в последний раз я причесывалась и переодевалась чуть ли не сутки назад.

– Это неважно, – хрипло, словно перемалывая груду сухих веток в горле, ответил он.

И улыбнулся, сверкнув белыми акульими зубами. «Черт, у нормальных людей в рот обычно помещается тридцать две штуки, как природа смогла упихать в его пасть все пятьдесят? И почему я заметила это только сейчас?»

– О’кей, – чувствуя, как живот скрутило от волнения, произнесла я. – Так зачем ты здесь?

– Маша, – начал он с таким придыханием, будто мое имя для него было самым сладким десертом на свете. – Я пришел не потому, что Дима меня заставил вчера просить у тебя прощения. Я пришел потому, что сам захотел этого.

– Вот как.

– Да… наш разговор вчера не удался. – Игорь наклонился ко мне, и в нос ударил запах сосновой хвои.

«Он что, освежителем для туалетов брызгается?»

– А, по-моему, мы все выяснили вчера. – Я отвернулась, чтобы вдохнуть свежего воздуха. – Сколько можно одно и то же обсуждать?

Он засунул руки в карманы. Я представила, как мучительно дергаются и скрипят шестеренки в его голове, тщетно стараясь уцепиться зубьями друг за друга.

– Там, на вечеринке, у меня не вышло извиниться, как следует.

Теперь взгляд Игоря упал на мою обувь, его брови удивленно взметнулись.

– Чтобы принять твои извинения, – сказала я громче, чтобы отвлечь его от моих тапочек, – мне хочется, чтобы ты понял всю ситуацию.

Я сделала шаг под навес и теперь, спрятавшись от прямых солнечных лучей, могла заметить небольшой красно-синий подтек у него под глазом. «Та-дам! А вот и причины извинений, похоже».

– Ты так легко когда-то говорил мне о своих чувствах: «Маша, ты красивая и «бла-бла-бла», так нужна мне, мне не хватает общения, скучаю и прочая чушь». – Я сложила руки в замок, содрогаясь от того, что он снова приближался ко мне. – Хочется, чтобы ты сделал выводы на будущее, Игорь. Девушки, они верят во все это. Для тебя это всего лишь неосторожно брошенные слова, а мне все это стоило слез. – Сделав пару шагов назад, я поежилась. – В следующий раз, пожалуйста, говори девушкам только то, что на самом деле чувствуешь: так будет труднее добиться расположения, но если ты вдруг не захочешь ранить еще чьих-то чувств, то это станет самым верным решением.

«Хотя, о чем это я…» В этот момент на его лице с интеллектом улитки было написано лишь полнейшее непонимание. «Боже, как он мне мог нравиться когда-то? Брррр! Нет, просто бу-у-уэээээ».

Если бы можно было перезагрузить человека нажатием одной кнопки, я бы сейчас незамедлительно этим воспользовалась, но такой возможности, к сожалению, не имелось. И уж если хук справа, след от которого обозначился сегодня на его лице знатной припухлостью, не помог, то любые другие средства будут точно бессильны.

– Если бы все можно было вернуть, – его тонкие губы искривились, будто от боли, – я бы никогда не поступил так.

– Сомневаюсь. – Отодвинулась я, чувствуя очередное неминуемое приближение запаха хвои. – Такие, как ты, не меняются, Гош. Потому что не осознают, что делают что-то плохое. Я думала, что мы с тобой встречаемся, чувствуем что-то друг к другу. – Моя рука уперлась ему в грудь. «И почему Игорь постоянно намеренно забывал о дистанции?» – А ты лишь воспользовался моим доверием, все уничтожил, растоптал и выставил напоказ.

– Прости, – он нежно перехватил мою руку, заставляя замереть.

– Я тебе доверяла, понимаешь? – С этими словами мне показалось, что вновь рассыпаюсь на осколки, как тогда. – Ты бы только знал, как я к тебе относилась. Наивная девчонка – первые чувства в жизни! – Мне опять не хватало воздуха. – Думала, что буду любить тебя всегда. Смешно, да? Готова была бегать за тобой, как собачонка. – «Да что я перед ним распинаюсь?» – А ты предал, так гадко и низко. – Я покачала головой. – А предателей не прощают.

Игорь сжал мою руку в своей ладони.

– Прощают, если любят.

Я застыла, всхлипывая от готовых нахлынуть слез.

– Гоша, уверяю, это не наш случай. – Улыбнулась ему, пытаясь вырвать руку. – Ты просто почувствовал себя в моей шкуре – бегаешь, никому ненужный, Вика тебя даже не замечает.

– Она не нужна мне. – Он поднял мою руку выше и прижался губами к дрожащим пальцам.

Меня передернуло, захотелось побыстрее уйти.

– Ты снова сойдешься с ней. Вот увидишь.

Его губы резко оторвались от моей руки.

– Нет.

– А потом появится кто-то другой на горизонте, она плюнет и уйдет от тебя. Просто сейчас… – Я освободилась от его хватки. – Она сама себя наказала – своей клеветой, и вряд ли простит мне вчерашнее унижение.

Он замотал головой.

– Я не позволю ей. – На его лице отразилась тревога. – Не дам тебя в обиду.

– Пусть говорит, что хочет. – Выпалила я, остановившись, мне больше не хотелось пятиться назад, хотелось смотреть Игорю в глаза так же бесстрашно, как и любой опасности. – Я больше не боюсь ее. Никого не боюсь. Благодаря всему, что произошло, я стала сильнее, и мне не нужно чье-либо одобрение, чтобы быть счастливой и быть собой.

Игорь опустил плечи.

– Значит, ты все-таки с ним?

Я выдохнула.

– Да.

– Я все равно не отступлюсь. – Пробормотал он. – Буду ждать тебя.

Я покачала головой.

– Не стоит.

В эту секунду Игорь подошел так близко, что почти задел меня лбом. Шага назад не вышло, и мои лопатки уперлись в железную дверь.

– Прости, я так виноват… – Его дыхание, смешиваясь с хвойным концентратом, резало мне глаза.

– Все-все! Игорь! – Понимая, что эта близость не вызывает во мне ничего, кроме рвотного рефлекса, я вытянула руки. – Спасибо. – Похлопала его по плечу. – Я прощаю тебя, прощаю.

Он потрясенно смотрел на меня.

– Я – дурак.

– Да, – кивнула я, – то есть, нет. То есть… Дурак, конечно, – улыбнулась, – но я больше не злюсь на тебя. – Хлопнула еще разок по плечу, и еще. Последний раз, контрольный. – Будь счастлив, иди.

– Нет, мне хочется быть с тобой. – Воспользовавшись моим смятением, Игорь обхватил мое лицо ладонями. – Все исправить, я ведь могу.

Хватая ртом воздух и понимая, что у меня в запасе лишь доля секунды до поцелуя, которого не хочу, я почти вскрикнула:

– Я люблю Диму. – Раздраженно убрала его руки со своего лица. – Ты еще найдешь свое счастье, Игорь, пожалуйста, это переходит все границы! Мне неприятно. – Легонько оттолкнув его на шаг назад, я вздохнула. – Не заставляй меня злиться опять, хорошо?

Его лицо напомнило мне грустный смайлик.

– Прости, ничего не могу поделать с собой. – Руки Рублева поднялись и потянулись ко мне. – Ты так нужна мне.

«Да сколько можно-то?!» Я развернулась и набрала на панели нужный код, дверь открылась.

– Мне пора, – сдавленным голосом, сообщила я, скользя внутрь так, чтобы он не мог просочиться за мной.

– Ты права. – Прозвучало вслед. – Не буду давить на тебя. Давай пока просто будем друзьями.

В тонкую щель готовой закрыться двери, я выдохнула:

– Друзьями, да, идеально.

– С надеждой на то, что когда-нибудь…

– Нет, Игорь, нет. – Дверь почти закрылась. «Чертов доводчик, шевелись быстрей!» – Просто друзьями.

– Надеюсь, ты передумаешь. – Слышалось уже через плотно прикрытое дверное полотно.

– Пока! – Воскликнула я, и мой голос эхом разнесся по пустому подъезду.

– Фух. – Судя по шороху, он прислонился к двери. – Ну, пока…

Так быстро по лестнице я еще не бегала. Теперь мне хотелось не только смыть с себя вместе с по́том остатки последних суток, но и следы прикосновений к своей коже чужого мужчины. Запах сосны, кажется, въелся в кожу, понадобится что-то действеннее, чем мыло – например, хлорка.

– Привет! – Воскликнула я выбежавшему навстречу Крысю.

Присела, почесала наглецу мохнатый загривок.

– Привет, – отозвался брат, выглядывая из комнаты в одних бесстыдно обтягивающих гениталии трусах-боксерах.

Привычно-отвратительное для меня зрелище. Я поморщилась, дернув плечами.

– Иу, прикрылся бы хоть, – отвернулась, снимая с ног тапочки.

– А где Димон?

– Ему попало за вечеринку, и сейчас он, думаю, уже закончил с уборкой последствий. Точно не знаю. Телефон-то остался в кофте, которую ты увез вместе с остальными вещами.

– Не, я не об этом! – Рассмеялся брат. – Мы с ним общались в обед. Просто пару минут назад я видел в окно, что его машина въезжает во двор, ждал, что вы поднимитесь вместе. Вы разминулись что ли? Или где он?

– В смысле? – Сердце толкнуло ребра. – Дима был у нас во дворе?

– Так ты его не видела?

Я подлетела к окну, отдернула штору. Перебрала глазами все машины во дворе, оглядела все лавочки: нигде не было следа ни Димы, ни его машины. Игоря тоже уже не было видно.

– Тебе… не показалось?

– Что я, – буркнул брат, натягивая шорты, – свою ма… его машину, что ли, не узнаю?

Я бросилась к своей кофте, достала телефон. Десять пропущенных от Димы. Набрала его номер: длинные гудки мучительно тянулись один за другим, чередуясь с тишиной.

Он не брал трубку. Набрала еще раз. И еще. Меня уже трясло, почти как китайского болванчика.

– Эй, старуха, у тебя, похоже, похмелье, – усмехнулся брат. Он прошел мимо и уставился во двор. – Реально нет его нигде, странно. Мне же не померещилось?

Я сглотнула. Нет. Не может быть, это неправда. Что же он про меня подумал? Что я обманула его? Мы так стояли с Игорем… Представляю, как все это выглядело со стороны: будто двое старых любовников решили воссоединиться.

В ухе пиликнуло. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Отключил. Нужно написать ему. Объяснить, что все не так, как выглядело. Нет, нужно сказать все лично. Он поймет, обязательно поймет.

– Мань, что случилось? – Спросил Суриков, натягивая футболку. – Ты как будто яйцо готовишься снести!

Я отшвырнула телефон на диван и помчалась в ванную. Мне почему-то совершенно не хотелось ни с кем делиться своими переживаниями. Пробежав мимо взволнованной мамы, скрылась за дверью, задвинула щеколду и врубила кран. Одновременно с этим слезы брызнули из моих глаз таким стремительным потоком, словно кто-то врубил на всю мощность поливальную машину.

54

Он не мог уехать, это так на него не похоже. Хотя… Узнать всю грязь про мои отношения с Игорем, не отвернуться, принять это, а потом увидеть меня с ним чуть ли не в обнимку… Дима точно подумал, что я ему врала.

Я поправила еще влажные пряди волос, отдернула коротенькое платьице и сжала в руке телефон. «Все равно не хочу в это верить! Только не он, не мой Всезнайка – такой сильный, проницательный, чуткий. Он не смог бы так поступить со мной. Нужно просто выяснить, в чем причина, и если он не захочет говорить со мной, заставить. Даже если силой.

Калитка на удивление оказалась не заперта, так что, отворив ее, я быстрым шагом подошла к массивной двери. Осмотрелась, вокруг было тихо. Свет от окон, задернутых плотной вуалью, падал ровными прямоугольниками на газон, повсюду стоял приятный запах свежескошенной травы и черемухи.

Остановившись у порога, в последний раз набрала номер Димы – отключен. Собралась с духом и нажала на кнопку звонка.

Через секунду мне показалось, что я слышу звуки тяжелых шагов по каменному полу, еще через мгновение дверь беззвучно отворилась, и в темноту майской ночи ворвался яркий свет. Пришлось зажмуриться на мгновение.

Когда появившийся на пороге мужчина подошел ближе, мне удалось, наконец, рассмотреть его. Высокий (по сравнению со мной), подтянутый (не считая намечавшегося животика над ремнем джинсов), приятно пахнущий одеколоном и светловолосый. Он замер, прищуривая светло-зеленые глаза, и тяжело вздохнул.

– Здравствуйте, – произнесла я, еле оторвав язык от неба.

– Здравствуй, Мария. – Едва слышно произнес он в ответ.

Отец Димы, кажется, не собирался сдвигаться с места и приглашать меня в дом: молча, разглядывал неудачное, легкомысленное, едва прикрывавшее зад платье, которое я по дурости напялила. «Боже… Каждая наша новая встреча с этим человеком обещала быть интереснее предыдущей».

Мужчина нахмурился и сжал губы так, словно перед ним было какое-то надоедливое насекомое, которое ему не терпелось прихлопнуть, но приходилось сдерживаться.

– Я… я хотела бы поговорить с… Дмитрием.

«Дмитрием»… Надо признаться, я даже на экзаменах никогда так не волновалась. Ах, если бы он только мог сделать лицо попроще и не сверлить меня взглядом, словно алмазным буром, тогда мне, наверняка, удалось бы вести себя адекватнее.

– Жди. – Строго ответил мужчина и скрылся в доме.

Дверь осталась не запертой. Я смахнула капельку пота со лба. Что значит «жди»? Можно войти? Или мне нужно оставаться здесь? Немного поколебавшись, я занесла ногу, чтобы переступить через порог, и услышала женский голос:

– Юра, ты куда?

– Я по работе! – Отозвался он.

Шаги вновь приближались. Я сцепила руки в замок и выпрямилась.

– Надолго?

– Скоро буду.

Что все это значило?

Но на раздумья времени не осталось: мужчина появился из-за угла, спешно надевая на себя твидовый пиджак. Он взял с полки ключи, вышел, закрыл дверь и указал мне куда-то налево:

– Пойдем.

55

Человек в здравом уме, конечно, спросил бы, куда его ведут и для каких целей, но я лишь послушно брела за ним по дорожке, выложенной плиткой пастельных оттенков, и чувствовала себя кроликом, сопровождаемым удавом на казнь.

Когда мы подошли к большим воротам, до меня, наконец, дошло, что перед нами гараж. Ворота скользнули вверх, открыв взору большое просторное помещение, больше похожее на ангар для небольшого самолета. Машина Димы стояла справа от огромной черной табуретки. Нет, конечно, зря я обозвала автомобиль его отца стулом без спинки, но он, и правда, был угловатым и чем-то похожим на наш «УАЗик» – только здоровенный.

Круглые фары, квадратные окна. Он казался вырубленным наспех из дерева, но при этом внушительным и надежным. Спереди, на решетке, сиял большой круглый значок с заключенной в него трехконечной звездой. «Мерседес – упс, товарищи, с табуреткой я явно погорячилась». Ну, теперь мне вряд ли придется научиться разбираться в дорогих вещах. Димин отец, вероятнее всего, собрался увезти меня подальше от своего сына и уговорить оставить его в покое.

– Садись, – щелкнув сигналкой, процедил мужчина.

Я вжала голову в плечи и бросилась к задней двери.

– А куда мы? – Пропищала, еле взобравшись наверх и устроившись на кожаном сидении.

– Ты дверь не закрыла, – спокойно указал он, метнув на меня взгляд в зеркало заднего вида. Вытянул руку и поправил его так, чтобы видеть и меня, и дорогу.

Дотянувшись, я открыла дверь и прикрыла ее плотнее. Теперь в зеркале кроме меня отображалось и его непроницаемое лицо: терминатор, не иначе. Даже мурашки по спине побежали от его вида.

Наконец, машина сорвалась с места. Кованые ворота, установленные на въезде, открылись автоматически, и большой черный автомобиль, плывущий, словно пароход, устремился вдоль по дороге. Поджав губы, я смотрела вперед, не решаясь первой начать разговор. Мужчина в свою очередь тоже не торопился, разглядывал меня в отражение – внимательно, напряженно, и мне никак не удавалось прочесть на его лице хоть какие-нибудь эмоции.

– Как давно вы встречаетесь с моим сыном? – Эти слова прозвучали, точно гром. Неожиданно и звонко.

– Ам… Э… – Я повернула голову и заметила, что мы направляемся в центр. – С тех пор, как он вернулся из… Штатов. Да, с того дня.

– Ясно. – Короткий взгляд на дорогу, и его глаза вновь вернулись к испепелению меня. – А ты знаешь, чем он занимался там?

Во рту пересохло. Интересно, он хочет меня предостеречь или отвадить?

– Да. – Убрала волосы за уши. – Если вы про его… хм… проблемы.

Мужчина слегка кивнул.

– И как ты относишься к этой ситуации?

Меня сразу бросило в жар. Он все еще строгий экзаменатор, я – двоечница, вот такое ощущение.

– Мы договорились забыть об этом и начать все с чистого лица.

Его брови на долю секунды взлетели, глаза прищурились. Вдохнув немного воздуха, я снова вернулась на собеседование: он – наниматель, я – неквалифицированный персонал, привравший в нескольких пунктах резюме.

– Значит, вы учитесь вместе?

Я не знала, откуда мне ждать подвоха.

– Да. – Произнесла неуверенно.

– И… – Зрачки мужчины парализовали меня даже через отражение в зеркале. – Чем же ты собираешься заниматься в жизни, Мария?

Воздух в салоне словно стал слишком густым и тяжелым: никак не желал проникать в мои легкие.

– Окончу университет и устроюсь работать по специальности.