Текст книги "Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку"

Не знаю, что со мной. Но мне не нравится то, что я вижу. Облизываю пересохшие губы в попытке решить, как лучше поступить, и на ком выместить свою злость.

Паша

– Девушке своей звонил? – Понимающе кивая, спрашивает Ник, когда я отхожу от окна.

Опускаю глаза на дисплей телефона: на заставке наше с Аней совместное фото. Мы сделали его утром перед моим отъездом. На наших лицах следы недавних поцелуев и последствия бессонной ночи в виде мешков под глазами. Но эти глаза просто светятся счастьем.

– Ага, – признаюсь я.

Ребята все еще галдят у окна, высовываясь наружу поочередно.

– А я еще не решил, – вдруг говорит Ник, пряча руки в карманы шорт, – где моя семья: тут или там.

– И куда тянет сильнее?

Он бросает взгляд на своих коллег.

– Не знаю.

– Надеюсь, мне не придется выбирать, – усмехаюсь я.

Ник достает сигареты.

– Однажды выбирать приходится всем.

– Готовы? – Весело спрашивает Леся, выхватывая у него одну сигарету из пачки и зажимая в кулаке. Она подмигивает Нику, затем мне и головой указывает на дверь.

– Куда пойдем? – Спешит за ней Майк.

– Опять я должна решать? – Смеется она, останавливаясь на пороге номера.

Оглядывает нас всех, будто воспитатель, собирающийся пересчитать малышей. Мы – ее команда, и все дела, но меня уже начинает немного напрягать ее доминирование. Возможно, это вскоре окупится, если группа станет знаменитой, и ребята начнут терпеть это за большие деньжищи, но сейчас все выглядит так, будто они кайфуют от того, что Леся держит их всех на коротком поводке, не отпуская от себя далеко и не подпуская слишком близко.

Будто клуб обожания этой девчонки! Интересно, яйца здесь хоть у кого-то имеются?

– Я предлагаю взять выпивки и рвануть на пляж, – говорю я. – Для экскурсии по городу у меня совсем не осталось сил.

– О, поддерживаю, – стонет Ярик.

– Раз все согласны, прошу за мной, – улыбается Леся и выходит из номера.

Ребята берут ключи, телефоны, деньги, рассовывают их по карманам и послушно следуют за ней. Я закрываю дверь на замок, поворачиваюсь и упираюсь носом прямо в Лесин лоб.

– Ой! – Восклицает она.

– Прости. – Потираю ладонью свой нос.

Нормально так приложился.

– Ничего страшного, – уверяет Леся.

И мы идем по коридору догонять ребят.

Я стараюсь не смотреть в ее сторону. Если бы Солнцева так одевалась, я бы ее даже из дому не выпустил: массивные позолоченные браслеты на руках девушки скрыли бы больше, чем этот бинт, именуемый топом. Грудь, не удерживаемая ничем, кроме этой тонкой тряпочки, подпрыгивает в такт ее шагам, угрожая вот-вот вырваться из хлипких оков ткани, плоский живот полностью оголен, а шорты вообще, кажется, ничего не прикрывают. Почувствовав ее невинное касание плечом, я ускоряю шаг.

– Красивый, – не отстает она.

– Кто? – Оборачиваюсь я.

Она сказала это так громко, что парни тоже обернулись.

– Твой череп.

Провожу ладонью по голове. Череп как череп – с новой стрижкой смотрится неплохо.

– Я про тот, что на предплечье, – смеется она и, словно невзначай, виснет на моей руке.

– А-а, – я успеваю осторожно освободиться еще до того, как Майк оборачивается и окидывает нас недобрым взглядом, – ты про татуировку?

– Да.

– Но… откуда…

– Видела, когда ты переодевался.

Я смотрю на нее, недоумевая. Девчонка и не думает краснеть.

– В смысле, ты раздевался… я вошла, увидела и сразу вышла. Прости.

– Ерунда.

Я прочищаю горло и в один прыжок догоняю ребят:

– Кто, что пьет, засранцы?

Аня

– Они всего лишь высовываются из окна вместе, – говорит Маша, но, похоже, сама своим словам не верит.

Пытаясь взять себя в руки, я натягиваю улыбку:

– Пойду внутрь.

Маша с Димой плетутся за мной.

– Слышь, Солнцева, ты что завелась-то? – Пытается ободрить меня Калинин. – Все нормально, увидишь сейчас своего суслика.

– Суриката, – подсказываю я, вспоминая старое Машкино прозвище. – Ладно, можете не ждать меня здесь, погуляйте, отдохните. Буду на связи.

– Окей, – говорит Дима, закуривая.

Я заправляю футболку в шорты, надеваю очки и с уверенным видом подхожу к двери отеля.

– Документы, пожалуйста. – Тянет ко мне свои лапы здоровенный тип в костюме.

Я смотрю на него снизу вверх. Преградивший мне дорогу бугай вряд ли отступит. Ладно.

– На, – протягиваю паспорт.

– У вас бронь? – Хмурится он и возвращает документ. – Сегодня вход только для постояльцев и их гостей. Может, у вас есть аккредитация на фестиваль?

– Нет, но я – своя. – Опускаю плечи, делаю жалобный вид. – Мне очень надо.

– Соображения безопасности, – мужчина разводит руки. – Не могу.

– Тогда можно снять номер, или типа того?

Он наклоняется ко мне и хитро улыбается:

– Посмотреть на своих кумиров вы сможете завтра на фестивале, а сейчас «До свидания»!

– Вот так, да?

Бугай усмехается.

– Да.

Я упираю руки в бока, принимаю воинственную позу:

– Да ты знаешь, кто мой дядька?

– Матушкин братуха? – Спрашивает он, едва сдерживая смех.

Я чуть не сдаюсь с досады.

– Блин, вы тоже этот ролик в ютубе смотрели, да?

– Именно.

– Значит, не пустите?

– Нет.

– Вопрос жизни и смерти, – молю я.

– Девушка, шли бы вы, пока я Полицию не вызвал.

Злюсь, показываю ему средний палец и топаю обратно. Маша с Димой все еще стоят через дорогу.

– Не пускают? – Спрашивает Калинин.

– Не-а.

– Хочешь, попробую договориться?

– Правда?

– Ага.

Он тушит окурок, выбрасывает в урну и легкой походкой направляется к входу.

– Могла бы просто позвонить Пашке, чтобы он вышел, – замечает подруга, усаживаясь на скамейку.

– Ты же понимаешь, почему я этого не делаю?

– Хочешь последить? – Качает головой она.

– Так, проверить кое-что.

– Он – мой брат.

– Да ты что.

– Да. – Машка сверлит меня взглядом. – И он не такой. Я ему доверяю.

– Прости, у меня, наверное, крыша едет. – Я взбиваю волосы пальцами. – Ты права, нужно позвонить ему.

– Все, я договорился, иди, – Дима хлопает меня по плечу.

Я вздрагиваю.

– Что? Как? Уже? – Недоверчиво оглядываю его и перевожу взгляд на охранника.

– Применил свое секретное оружие, – довольно изрекает Калинин, присаживаясь на скамейку рядом с моей подругой.

– Обаяние?

Он смеется.

– Нет, кошелек.

– Ох, прости. Спасибо. Я тебе все верну! Обещаю!

Мои друзья – самые лучшие. Воистину. Но времени целовать их у меня сейчас нет. Я разворачиваюсь и бегу к массивной стеклянной двери. Охранник уже смотрит сквозь меня, будто не замечает. Прохожу мимо, дергаю за ручку и не удерживаюсь оттого, чтобы не показать ему язык.

«Вот, так тебе. Я своего всегда добиваюсь».

И проскальзываю внутрь отеля.

Обхожу толпу людей возле ресепшена, бросаю короткий взгляд на план эвакуации и поднимаюсь по ступеням на второй этаж. Там много людей, а у лестницы стоит несколько человек охраны. Я двигаюсь, как ни в чем не бывало, в сторону коридора, прикидывая в уме, где же находится тот номер, из которого выглядывал Пашка с этой… с этой… шваброй! Ну, не такая уж она и тощая, чтобы ее шваброй обзывать. И суповой набор у нее в наличии. Но, блин, добрых слов у меня для нее уже не хватает!

Свернув в правое крыло, я останавливаюсь. Слева лифт, возле которого стоит темнокожий охранник в костюме и пялится в свой телефон. В его ушах наушники, ноги в начищенных до блеска черных туфлях отстукивают ритм какой-то песни.

Оглядываюсь. Передо мной длинный коридор. Соображаю, с какой стороны находятся комнаты, которые выходят окнами на проезжую часть, но мысли вдруг прерывают знакомые голоса и смех. В коридоре появляется несколько ребят, и они направляются в мою сторону. Я сразу узнаю их, но Пашу почему-то не вижу.

А нет, вижу… Идет немного поодаль с той самой блондинкой.

– Красивый, – громко говорит она, касаясь его плечом.

Я выхватываю эти слова из общего шума и в эту же секунду отворачиваюсь к стене. Мне больше не хочется, чтобы меня заметили. Я двигаюсь вдоль стеночки, прячась за спину охранника. Тот, к счастью, меня даже не замечает. По мере приближения ребят я судорожно прикидываю, что делать дальше. Вот уж, не думала, что это будет настолько унизительным – появиться в такой момент. Жму с силой на кнопку лифта, проскальзываю за спину охранник и почти не дышу.

Они уже близко. Уже проходят мимо меня. Я не оборачиваюсь. Идут к лестнице. Шаги. Еще шаги.

– Когда ты раздевался, – говорит женский голос. Дверцы лифта передо мной почти бесшумно раскрываются, я делаю шаг внутрь, нажимаю цифру «3» и прислоняюсь к стене. – Я вошла. – Медленно продолжает она, но дальше уже не слышно: двери за мной закрываются.

Лифт движется вверх. Думаю, думаю, думаю.

По-идиотски вышло, конечно. Но, простите, как это понимать? Раздевался он перед ней!

Нужно все хорошенько обмозговать. Зря я сюда приперлась. Видимо, между ними все-таки что-то есть, и мое появление будет совершенно не в тему. Влюбленная дурочка, преодолевшая пару тысяч километров, чтобы нарушить идиллию двух голубков.

Нет, нужно вернуться, догнать и потребовать объяснений.

Бред, между ними и быть ничего не может. Есть ведь я.

Что делать? Что?

Когда двери перед моим лицом разъезжаются в стороны, я слышу шум. Голоса. Несколько мужчин переговариваются на английском языке. Осторожно высовываю шею: слева чисто, справа толпа людей в костюмах с рациями. Выход один – дверь напротив. Сделать лицо кирпичом и пройти мимо охранников к лестнице. Или поехать вниз? Да, вниз. Точно. Но я уже делаю шаг из лифта и нажимаю на ручку двери с табличкой «Do not disturb», и та на удивление легко поддается.

В помещении тихо: значит, номер пуст. Я быстро ныряю внутрь, закрываю дверь и наваливаюсь на нее спиной. Все, что мне сейчас нужно – это умыться и глотнуть воды. Адреналин в крови бурлит. Я продвигаюсь осторожно – не хочется нарваться на постояльцев и быть обвиненной в незаконном проникновении.

Ого, да это просто королевский люкс! Необъятный, светлый, роскошный. Подняв солнцезащитные очки, я фиксирую их на макушке и медленно двигаюсь по номеру. И вдруг застываю, как вкопанная: из ванной комнаты, обернутый полотенцем вокруг талии, выходит молодой мужчина.

Он встряхивает головой, и несколько мокрых светлых прядей падает ему на лицо. Мелкие капельки воды скатываются по шее и скользят по мощной груди. Незнакомец вдруг тоже останавливается, заметив меня, и удивленно округляет глаза.

– Какого черта?! Ты откуда еще взялась?! – Восклицает он на чистейшем британском английском. – Эй, я вызываю охрану, поняла?

Мое сердце стучит в пятках, но отдается даже в ушах. Рот открывается, но не получается произнести ни звука. Мужчина придерживает одной рукой полотенце, другой указывает на меня пальцем. Может, от страха, но я понимаю абсолютно все, что он сказал. Может, реально что-то помню со школы.

Подбираю слова, чтобы ответить. Как у них там? «Ландан из зэ кэпитэл оф Грейт Бритэн»? Дерьмо. Мне сейчас понадобится явно больше знаний в придачу ко всему природному обаянию!

– Такого еще нигде не допускали, ни в одной стране, – незнакомец тянется к столу и берет мокрой рукой телефон, – ну, я им покажу. Чокнутые фанатки, совсем уже обалдели. Куда в следующий раз залезете? Мне в штаны? Девушка, отойдите от меня.

Я испуганно поднимаю руки, словно какая-то преступница. Делаю шаг назад и отворачиваюсь, чтобы не пялиться на его голый торс. Взгляд немедленно падает вниз, за окно, на прибрежную полосу. Я сразу узнаю Пашку среди толпы крепких ребят, он отделяется от компании и идет к воде, а невысокая блондинка в коротких шортиках с разбегу запрыгивает к нему на спину.

Меня начинает мутить.

Паша

– Болит? – Спрашиваю у Бори, когда парень, сморщившись, прижимает перебинтованную руку к своей груди.

– А? – Вдруг пугается он: я вижу это по его глазам. Он отмахивается, натянув улыбку. – Нет, все в порядке.

Я киваю, сделав вид, что поверил. Мне искренне хочется, чтобы парень выздоровел: это больно и несправедливо – лишаться любимого дела по такой глупости. Хорошо, что он бодрится, но его восстановление после травмы, судя по всему, будет долгим и непростым. Даже если это мне выгодно, в первую очередь думаю о нем, как о музыканте, которому нужна поддержка. Нелегко, наверное, Боре видеть сейчас меня на месте, которое по праву принадлежит ему.

Я продолжаю месить горячий песок ногами, любуясь золотом солнца, расплывающимся большим огненным шаром над линией горизонта. Не сумев-таки удержаться, отделяюсь от нашей маленькой банды и быстро направляюсь к воде. Море кажется безграничным, теплым и чистым. На самом деле, я нигде и не бывал еще за свою жизнь. Почти никуда не выезжал. И внутри меня сейчас рождается какой-то дикий, безумный восторг, просто вихрь эмоций.

Когда голые ступни в первый раз касаются прохладной влаги моря, а нос вдыхает густой запах соли и ветра, я уже знаю, где мы с Аней проведем отпуск в следующем году. Мне хочется привезти ее сюда, чтобы она увидела все своими глазами. Даже если для этого мне придется адски пахать весь год. Я достаю телефон, хочу сделать фото заката на память, но сзади на меня внезапно кто-то запрыгивает. Не нужно догадываться кто: звонкий смех, сладкий запах духов, повисший туманом перед моим лицом, и полное отсутствие каких-либо комплексов. Леся.

Телефон выпрыгивает из моих рук, будто живой, и камнем падает в песок. Я вздыхаю, чтобы дать ей понять, что со мной лучше такие номера не выкидывать. Замираю и жду, когда она отцепится потому, что освобождаться от ее рук было бы откровенной грубостью. Мне, конечно, хочется сказать ей пару ласковых, но ругаться на девчонок не в моих правилах.

– Ой, прости, – наконец, говорит она, спрыгивая с меня.

Я приседаю на корточки, откапываю свой телефон и осторожно продуваю. Песчинки взлетают в воздух светловатой янтарной пылью. Я похлопываю по корпусу, пытаясь вытрясти мелкие частички, забившиеся между швов.

– Я не хотела, прости.

Мне даже отвечать ничего не хочется. Она присаживается рядом и пытается заглянуть мне в глаза. Я делаю вид, что не замечаю этого, и проверяю телефон.

– Работает? – Интересуется Леся.

– Да, – резко встаю, бросаю на нее сдержанный взгляд, говорящий, что не сержусь, и направляюсь к парням.

Девчонка семенит за мной.

На пляже, несмотря на вечер, толпы отдыхающих. Многочисленные кафе на набережной гремят зажигательной музыкой и манят запахом шашлыков, а люди продолжают резвиться в воде и мирно дремать на лежаках. Кажется, что само лето отдыхает здесь вместе со всеми. Мы берем холодные напитки, идем с ребятами вдоль берега и болтаем.

Я стараюсь держаться подальше от Леси. Не то, чтобы она мне не нравилась: в двадцать лет парню трудно не замечать красивых женщин вокруг себя. Кровь бурлит, глаза фиксируют неприкрытые тканью части тела, и фантазия моментально додумывает все за тебя. Но не сейчас. Сейчас мне не хочется отвлекаться на что-то мимолетное, у меня есть мое, и оно лучше всего того, что крутится вокруг, каким бы прекрасным оно ни было.

Мне самому странно. Никогда не ощущал ничего подобного прежде. Любая мысль о том, что может произойти между мной и другой женщиной, вызывает какое-то бессознательное отторжение, неприятие. Словно гадкий пошлый анекдот, настолько мерзкий, что не только не хочется смеяться, а только тошнит. Такой, после которого испытываешь лишь неприязнь и разочарование к его рассказчику.

Неужели можно променять все то, что у тебя есть, на интрижку? На несколько минут потной возни на скрипучей кровати с человеком, к которому ничего не испытываешь. Это ведь обесценивает все, что ты чувствуешь. Это предательство самого себя, своего выбора. Неуважение к себе в первую очередь. Я так не могу. Нет.

Чем больше думаю об Ане, тем яснее сейчас понимаю, чего хочу от жизни. Тем сильнее дорожу теми редкими минутами блаженства, которые посылает жизнь. Видеть ее сонную улыбку по утрам, расставаться ненадолго и с нетерпением ждать встречи, вновь ощущать кайф от близости и как ребенок радоваться каждой минуте, проведенной вместе. Это и есть сама жизнь.

В этом ее смысл.

Вижу, как пристально Леся смотрит на меня, когда мы сидим на летней веранде кафе. Понимаю, что нужно с ней поговорить, чтобы поскорей прекратить это. Я, наверное, старомоден, но считаю, что мужчина сам должен добиваться внимания женщины.

Хотя дело сейчас даже совсем не в этом. Они все перестали для меня существовать. Все женщины мира потеряли для меня запах и вкус, растворились, стали прозрачными, бесцветными, бесполыми. Пустыми. Я их не вижу, как пристально ни смотрю. Не замечаю.

У меня есть свой свет. Свое Солнце.

Аня

Я отворачиваюсь от окна, не хочу больше на них смотреть. Мне становится все равно. Так пусто, одиноко, противно. Прежняя Солнцева побежала бы сейчас, отдергала бы эту гадину за ее лохмы, посмотрела бы в бесстыжие глаза, а Сурикову прописала бы хук правой – чтоб знал, как дурить мне голову.

А сейчас…

Захотелось улыбнуться.

Понимаешь, что нужно убежать, разрыдаться, убить кого-нибудь, а сам просто стоишь и улыбаешься. И ничего не можешь с собой поделать. Потому что нет ничего более хрупкого в мире, чем доверие. Ты обретаешь его долгим путем стараний, возлагаешь на него определенные надежды. А потом раз, и все. В один миг. Конец.

Разочарование даже страшнее ненависти или обиды – уничтожает все, оставляя после себя лишь пустоту. Выжженное поле, мертвое, бесплодное, на котором почти невозможно взрастить что-то новое. И очень трудно сохранить способность верить и любить.

Это сильнее любой боли.

Возмущенный мужчина с полотенцем на бедрах собирается набрать какой-то номер на своем телефоне и вдруг застывает на месте. Смотрит на меня, и я вижу, как медленно опускаются его плечи, как разглаживается складка на лбу, как тихо он выдыхает.

– Нет, – произносит незнакомец. Говорит это так, будто чем-то очень расстроен и не знает, как поступить. Он откладывает телефон на столик и устало проводит ладонью по своему лицу. – Только не это, пожалуйста!

Мне хочется спросить, о чем он, что имеет в виду, но сил говорить не осталось. Ноги тоже не слушаются. Пусть сдает меня, куда хочет, какая теперь разница? Проехать чертову тучу километров, чтобы выставить себя полной дурой. Что может быть хуже? Одной неприятностью больше, одной меньше.

Я разглядываю хозяина номера: светлокожий, высокий, около метра девяносто. Если бы не рост, равномерно распределивший по его телу пару лишних килограммов, мужчина выглядел бы полноватым. А так – крепкий и плотный.

Его сильные руки украшают несколько татуировок на английском, одна из которых гласит «Жизнь – это путешествие, а не пункт назначения». На шее болтается тонкая золотая цепочка, на запястье блестит браслет.

Невозможно не отметить модную стрижку, которая ему очень идет: по бокам гладко выбрито, сверху длинные пряди высветленных волос, падающих мокрыми сосульками на глаза. Грустные и добрые голубые глаза. Не прозрачно-холодные, как это часто бывает, а ближе к цвету морской волны.

– Нет, – повторяет он на английском, отчаянно взмахнув руками, и перед моим лицом все начинает расплываться, – не плачь, пожалуйста, не плачь!

Кто плачет? Я плачу? Не может такого быть!

Я касаюсь пространства под глазами – действительно. Под ними мокро от слез. Провожу ладонями по лицу, стирая влагу. Мне стыдно. Вижу, как мужчина наклоняется ко мне, подает платок. Теперь его глаза кажутся светло-зелеными. Хамелеоны. Но что я вижу в них совершенно ясно, так это участие. Он больше не сердится, не собирается кричать, ругаться – незнакомец обескуражен. Даже испуган.

– Я не плачу, – зачем-то говорю я, принимая платок. Сюда бы Машку, она на инязе учится, быстро бы объяснилась. Или Диму, тот вообще в Америке жил. Мне же самой приходится сначала складывать слова в предложения в голове, а потом выдавать их маленькими порциями. – Простите меня. Я не вор. Не хотела к вам влезать. Заблудиться. Я заблудилась.

– Ничего страшного, я распоряжусь, вас проводят. Вы же из-за этого плачете? – Спрашивает он, пугая меня своей близостью. Его губы, выдающие сейчас эти слова с обезоруживающим британским акцентом, находятся прямо напротив моих глаз. – Или я вас расстроил? Мне совершенно не хотелось грубить, но, поймите, увидеть вас у себя в номере… Я был в шоке.

– Фак. – Ой. То есть. – Нужно подобрать слова. – Говорю я извиняющимся тоном. – Мой английский… – Как сказать «дерьмо»? Не знаю. – Не так хорош. Не могли бы вы говорить медленнее?

– Оу, – теряется он, и на его губах расплывается смущенная улыбка. – Понял.

– Виноват ваш акцент, если честно. Мы здесь привычны к американскому варианту произношения. Эм… Хотя британский звучит…

Сексуально? Мелодично? Красиво? Да еще с такой хрипотцой. Понимать гораздо проще, чем говорить самой – вот засада!

– Понимаю. Так из-за чего вы плачете? – Спрашивает мужчина, четко разделяя слова, и для наглядности касается пальцами своих глаз.

– Личная… драма. – Нужно говорить простыми предложениями и не мудрить. – Вы не виноваты. Спасибо, что не подняли шума. Правда, спасибо.

Он почесывает пальцем свой ровный и прямой британский нос, словно размышляя о чем-то. Значит, не сдаст.

Хм. Мне начинает нравиться этот парень.

– Мне немного неловко, но я спрошу. – Дождавшись моего кивка, мужчина продолжает. – Если я сейчас пойду переодеться, вы не вынесете мой номер? Не могу стоять перед девушкой в таком виде. Я… должен переживать за свое имущество?

– Так вы меня не выгоните? – Радостно спрашиваю я.

Он прищуривается.

– А вы хотите остаться?

– Мне… не хочется сейчас возвращаться к себе.

– Тогда приглашаю вас поужинать со мной. – Теперь его улыбка сбивает с ног. Добродушная, слегка застенчивая. – Оставайтесь.

– Только… мы с вами незнакомы, – напоминаю я. – Как вас?..

Мужчина слегка теряется. Выглядит смущенным и даже растерянным. Наконец, улыбнувшись, протягивает руку:

– Джон.

– Анна. – Пожимаю его горячую мягкую ладонь.

– Могу я попросить вас… повернуться? – Он показывает пальцем вращательное движение и поясняет. – Вокруг своей оси.

Это еще зачем? Он что подумал? Что я проститутка? Собирается осмотреть товар, так сказать, «лицом»? Видимо, в моем взгляде написано сильнейшее возмущение, потому что Джон вдруг спохватывается:

– Прости, я хочу удостовериться, что у тебя за спиной нет фотоаппарата и всяких там… прочих штук.

Этот мужчина очень странный. Явно боится чего-то. Неужели, думает, что я могу обворовать его или убить? Я поднимаю руки, закладываю их за голову и поворачиваюсь вокруг своей оси, точно как задержанные преступники в фильмах. Делаю это намеренно, чтобы показать, как нелепо выглядят его опасения. Когда встречаюсь с ним взглядом, понимаю, что шутку мой новый знакомый оценил. Джон улыбается и качает головой.

– Гуд.

Паша

– Прокатимся? – Говорю Майку, замечая, что Леся с коктейлем в руках направляется к нам.

Мне не хочется сейчас ехать с ней на гидроцикле, а она обязательно попросится. Чтобы избежать этого, я зову с собой рыжего. К тому же, нам с ним тоже есть о чем поговорить.

– Ты умеешь водить эту штуковину? – Недоверчиво спрашивает парень.

– Это мотоцикл, только водный. Жмешь на газ – едет. Только что прошел инструктаж.

– Ну, не знаю. – Он расталкивает ногой маленький песчаный замок.

Я толкаю его в спину.

– Соберись, тряпка!

Не давая Лесе возможность нарушить наши планы, мы отдаем телефоны Боре, надеваем жилеты и садимся. Я обвязываю ключ вокруг запястья, вставляю в зажигание, завожу мотик, и вот мы уже резко срываемся с места. Берег быстро остается позади.

– А-а! – Орет Майк, хватая меня за футболку.

Я смеюсь, увеличивая скорость. Скутер скользит по поверхности, то и дело, взлетая над гладью воды и опускаясь обратно тяжелой махиной. Плоское дно транспортного средства с силой бьется о волны, отдаваясь ощутимыми вибрациями в заднице. Похоже, мы заработаем нехилые синяки, но такие мелочи не способны остановить – я кайфую от движения, скорости и брызг воды.

– Давай, шайтан-машина! – Орет Майк. – Ие-е-ху-у!

У меня такое чувство, что он расслабился при мне впервые. Гоню, как в последний раз, покоряю волны, разрезая их носом скутера, как ножом масло.

– А-а-а! – Кричит рыжий, вцепляясь в меня мертвой хваткой.

Мы летим вперед, а наши волосы назад. Глаза режет ветер. Я делаю резкие повороты, рискуя сбросить своего пассажира в море, но тот истерически ржет и делает рукой «козу», поэтому веселье продолжается дальше. Так мы катаемся еще пару минут, а потом я все-таки сбрасываю скорость и любуюсь бесконечностью водной стихии. Ловлю глазами искрящийся красным закат и людской муравейник на берегу.

– Живой? – Спрашиваю его, когда мотоцикл окончательно останавливается и замирает, плавно качаясь на волнах.

Майк отпускает руки.

– Ага. Не думал, что будет так круто. В первый раз катался на этой штуковине.

– Сейчас таймер прозвенит, поедем на берег, но пока никого рядом нет, хотел спросить тебя кое о чем.

Он прочищает горло, начинает ерзать на сидении.

– Говори. – Интонация его голоса возвращает себе серьезные нотки.

– Про Лесю, – произношу я, разглядывая руль.

Плохо, что не вижу сейчас его лица, но зато парню совершенно некуда деться от неприятного разговора.

– Хочешь спросить, можешь ли ты с ней замутить? – Он усмехается, но у его усмешки ощутимый привкус боли. – Можешь, конечно.

– Не собирался, – признаюсь я. – Просто мне непонятно. Вижу, как ты к ней относишься.

Он смеется.

– Это бред.

– Думаю, все в курсе, особенно она. И пользуется этим.

– Не надо. – Некоторое время Майк молчит. – Я пытался объясниться, но мы – друзья, и все такое. – Он шумно выдыхает. – У нас с ней… разные взгляды на отношения.

Я нервно щелкаю пальцами.

– А как насчет добиться своего?

– Устал от попыток. – После молчания говорит Майк.

– У вас что-то было?

Он копошится, поправляя жилет.

– И да, и нет. – Видно, что разговор дается ему с трудом. – Все время вместе, в музыке, в творческом процессе. Нужна помощь – один звонок, и я рядом. Ей плохо – утешаю, хорошо – узнаю об этом первым. Когда вдруг, как дурак, подумал, что у нас начинается что-то серьезное, она сказала, что рада такому другу.

Я прочищаю горло.

– Предлагал ей встречаться?

– Знаешь, – Майк шумно выдыхает, – не нужны ей отношения. Ей нужно, чтобы все вокруг нее крутились, восхищались, а она могла флиртовать с кем пожелает. Я даже обрадовался, когда ты появился, подумал, что увижу вас вместе, и у меня, наконец, отляжет от сердца.

Я поворачиваю голову, пытаясь заглянуть в его глаза, устремленные на воду.

– У меня есть девушка. А если бы свободен, не уверен, что стал бы встречаться с Лесей.

Мы встречаемся взглядами.

– Почему? – Майк удивленно поднимает брови, в его глазах настоящая буря непонимания.

– Она играет. – Я пожимаю плечами. – Постоянно. Каждую минуту, и это видно. Ведет себя, как капризный, избалованный ребенок. Собрала вас вокруг себя и наслаждается вашим обожанием.

Он улыбается, соглашаясь.

– Слушай, чувак, но это заслуженно. Она же реально талантлива.

– Никто и не спорит, просто она сильнее вас всех. А мужик ей нужен, который будет сильнее нее самой. Такой, чтобы не слушался и в рот не смотрел. Леся привыкла, что говорит – и все слушают, встает – и все идут за ней.

Майк усмехается.

– Так и есть.

– Если эта девушка тебе не безразлична, перестань быть для нее подружкой. – Толкаю его плечом в грудь. – Делай ей наперекор, удивляй. Она перестанет понимать тебя и заинтересуется, потому что в тебе появится сила, появится загадка.

– Ну, да, конечно.

– Из меня, конечно, хреновый советчик, и я два года боялся даже просто пригласить куда-то свою Аню, но вашу ситуацию я вижу так: Леся привыкла командовать и манипулировать, и ей нужен суровый мужик, рядом с которым ей придется быть послушной кошечкой.

Майк качает головой:

– Да я почти забил на нее.

– Заметно, – ржу я, – чуть мозги мне не высверлил одним взглядом. Сначала думал, что тебя бесит, как я играю, что не справляюсь, а потом стало доходить.

– Нет, – парень хлопает меня по плечу, – у тебя получается. Все нормально. Больше практики, и будет еще лучше.

– Спасибо. – Мне реально становится легче, просто камень с души. – Я сначала себя уговаривал, что Цой тоже басистом начинал, а потом реально начал кайфовать. Спасибо за шанс. И… можно еще вопрос?

– Валяй.

– Я понимаю, что скоро Боря восстановится и вернется в группу. Мне бы хотелось у вас зацепиться, но…

Он прищуривается.

– Понял, к чему ты ведешь. В общем, так. Борьку я знаю давно, ценю, как музыканта, и мы многое прошли вместе. Это его место. Когда рука заживет – он вернется.

– Понял. – Говорю, сглотнув.

Сжимаю пальцами руль.

– Но это не значит, что тебе я не помогу. – Весело говорит Майк. – Ты – талантливый, не каждый бы мог так быстро влиться в коллектив, сыграться, не имея за плечами нужного опыта. Я видел, как ты тренировался, как старался. Можешь не сомневаться, место найдется. Если не у нас, то в другой нормальной группе. И если насчет Леси ты вдруг передумаешь, постараюсь тебя не убить.

– Вот ты тупорылый, – я завожу двигатель, – ну, держись!

И нажимаю на газ.

Аня

Я сижу на диванчике, сложив руки на коленях, когда Джон, наконец, выходит из спальни. Его светлые волосы небрежно зачесаны назад, несколько прядей почти спадают на лицо. Он одет в мягкие черные шорты, белую футболку и открытые кожаные сандалии. А я-то боялась, что мой новый знакомый выплывет сейчас в чопорном деловом костюме и будет пить чай, оттопыривая мизинчик.

Он смущенно улыбается и направляется ко мне, но в номер вдруг стучат.

– Пойду, открою, это, наверное, ужин принесли.

Пока он открывает дверь, принимает тележку, благодарит и провожает горничную, я смотрю в окно. Среди толп отдыхающих больше не видно знакомых силуэтов. Да они мне и не к чему – не хочу их видеть, не знаю, о чем разговаривать. Я словно застывшая мумия. Абсолютно без чувств.

– Садись, Энни, – зовет меня Джон.

И я послушно опускаюсь на диван. Даже не краснею под его испытующим взглядом: внутри меня так пусто, что воет ветер.

– Что тут у нас? Похоже, суп, и… свинина с картофелем и молодыми овощами, а это, – он наклоняется, чтобы ощутить аромат, – это оленина в грибном соусе. Да, кажется она.

– На самом деле, я не голодна.

Джон выпрямляется и строго смотрит на меня.

– Давай так. Ты поешь, а потом поговорим. – Он протягивает мне вилку. – Возражения не принимаются.

Устало выдохнув, я придвигаю тарелку ближе. Несколько минут мы ужинаем в тишине, потом я спрашиваю:

– Ты первый раз в России?

Джон поднимает на меня удивленные глаза.

– А с чего ты решила, что я не местный?

– Да. – Улыбаюсь я. – Смешно.

– Второй раз, – признается он. – Год назад был в Санкт-Петербурге.

– Там красиво.

– Абсолютно согласен.

– И как тебе у нас?

– Честно? Лучше, чем ожидал. У нас принято считать, что здесь все хмурые, никогда не улыбаются. Оказалось, русские улыбаются искренне. Если уж они делают это, то, значит, действительно благожелательно настроены, значит, рады тебе. Вы – гостеприимные. Вы – настоящие.