Текст книги "Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку"

– А еще Пашка круто поет, – замечает Ярик, передавая нам бутылку с водой.

– Споешь? – Радостно вступает Ник.

– Не-а, – сделав глоток, отвечаю я.

– Вдруг сгодишься на бэк-вокал. Нам-то всем медведь на горло наступил.

– Неохота.

– Или не умеешь? – Продолжает цеплять меня Майк.

И тут я вспоминаю, что видел его на вечеринке. Они играли в бирпонг в гостиной с Ником, значит, не могли не слышать, как я пел. Забавная получается игра – в подначивания. Хочется ответить что-то грубое, но Никита вовремя переводит тему:

– У меня тоже была девушка. Точнее, жена.

– У тебя?

– Да. Мы поженились год назад.

– А почему была?

– Постоянные репы, корпоративы, тусовки, отъезды. К группе пришел успех, и она не выдержала. Ревность, все дела. – На его скулах играют желваки. – Вот, разводимся.

Мне становится не по себе. Мысли возвращаются к Ане.

– Ничего себе. Не жалеешь?

– Жа…

– Помнишь, как мы классно погуляли на вашей свадьбе?! – Влезает Леся, не давая ему ответить. – На Нике тогда был смокинг, цилиндр, белый шарф, а на Кире белый корсет и пышная юбка с перьями! Катались на теплоходе, орали песни, пускали фейерверки, а потом поехали на «Нашествие».

– Ага, на следующий день. – Подхватывает Майк. – Выступали там в первый день как неизвестная группа. Думали, все разбегутся, но никто не ушел, мы чуть не обоссались от радости!

– Ага, – смеется Ярик, вскакивая с места, – а когда у нас брали интервью, дали микрофон Боряну. Тот стоял с ним, наверное, минуту и тупил-тупил!

– Я не тупил!

– Молчал! Ха-ха, корреспондент все ждал, что ты что-нибудь скажешь, но ты молчал. Так ведь было? Короче, микрофон отобрали, и Борин звездный час закончился!

– Помните, как в тот вечер отдыхали? – Спрашивает Ник, когда все начинают вытирать слезы от смеха.

– Да, – усмехается Майк, – Боря напился и уснул у костра на бревнышке. Ночью его сожрали комары, а с утра все спрашивали, что за пьянчуга с нами выступает!

– Пошли вы, – уже ворчит Боря, отворачиваясь.

– А как я его пытался на работу устроить, помните? – Говорит Ярик.

Все смеются, а я покорно жду, когда мне расскажут. Красный со стыда Боря опять смеется вместе со всеми.

– Да-да, – отвечает Леся, – в Дом Культуры?

– Ага. Привел его, он молчит – все по тому же сценарию. Ему вопросы задают, а отвечаю я. И про то, какая он творческая личность, и про талант, и что сцена – его прописка. Рекламирую, вру, что он и оформителем пойдет, и настройщиком, и кем только скажете – на все же руки мастер. А этот гад молчит, как воды в рот набрал. Вот и пашет сейчас на заводе, где руки станком калечит.

– Гады вы, – доносится с сидения, где полулежит бедный Боря.

– А как вы все оказались в группе? Чем занимались до этого? – Спрашиваю я, хочется ведь узнать подробнее.

– Мы с Боряном учились в одном классе, – говорит Ярик. – Собрались как-то в гараже поиграть, а тут картавый подваливает. Мы не знаем вообще, кто он такой. Пришел, сел и просит посмотреть, как мы бацать будем. Шут с тобой, сиди. Ник сначала ногами топал в такт, потом банки консервные перевернул, взял бамбуковые палочки для еды – в ведре валялись, и давай играть. Барабанщиком, говорит, у вас буду.

– Сам прибился к ним, короче, – совершенно серьезно подтверждает Никита. – А потом мы Леську встретили. Она на скамеечке возле дома алкашей в домино обыгрывала. Сидела синяя вся – талантливый такой, симпатичный алкоголик. Решили, нам подходит. Пожалели и выкупили ее у сутенеров.

Я оборачиваюсь к Лесе, она хохочет.

– А потом она сама нашла Майка. – Указывает на рыжего Ярик. – Ходила на концерты его группы, наблюдала, пыталась пробиться – ни фига. Решилась на обманный маневр. Узнала, во сколько он со своим бульдогом гуляет, взяла у подруги престарелую бульдожиху на прокат и пошла утром в парк. Там они типа случайно столкнулись, разговорились, и Леся предложила перейти к нам в группу. Но Майк отказался сотрудничать, и все бы так и кончилось, да его пес взятую в прокат четвероногую подружку тогда взял и полюбил. Ну, и там начались претензии: почему у моей собаки соски набухли, пузо растет. Пошли алименты требовать, а Майк им встречную предъяву кидает: ему одного щенка положено отдать за вязку. Слово за слово, и…

Когда кто-то один из них не выдерживает и начинает ржать, остальные подхватывают и смеются до слез. Я тоже больше не в силах сдерживаться от этого бреда. Автобус ходит ходуном от нашего смеха, мы шутим, рассказываем друг другу новые байки и снова угораем.

Да, поездка обещает быть веселой. Очень веселой…

Аня

Прихожу на работу и вижу на кухне счастливых Машу с Димой: ребята страстно целуются в сторонке у окна. Руки парня, покрытые яркими цветными татуировками, плавно скользят по Машкиной спине, словно рисуют хитрые узоры. Девчонка прижимается к нему всем телом и чуть не стонет.

Фу. Они мерзко и отвратительно счастливы! Мое сердце сжимается от радости за них, но если эту парочку не прервать, они отмассажируют друг другу гланды прямо на глазах у всего персонала.

– Бе-е, – стону я, подходя к ним вплотную, и вытягиваю шею, – достань язык из ее рта. Что ты там хочешь найти?

– Солнцева, – отрываясь от Машки, говорит Дима, – ты опаздываешь на смену, тебе выговор.

Вижу, как горят их губы, и как, смущаясь, подруга прячется за его плечо и хихикает, и мне становится грустно от того, что хочется вот так же прижаться к Пашке, и совершенно нет возможности. А, может, стоит иногда не обращать внимания на условности, не бояться казаться глупой и не стесняться показывать своих чувств? Может, нужно было броситься на его шею и не отпускать? Или ехать вместе, раз уж эта музыка так для него важна? Или…

Кровь приливает к голове от одной только мысли, которая вдруг посещает мой смятенный разум. Меня осеняет! Да, еще ведь не поздно. Любовь делает людей сумасшедшими, и это такое приятное сумасшествие, от которого ты кайфуешь, не узнавая самого себя. Так почему бы и не…

Я сделаю это, я приеду, я его найду!

– Ой, – говорит вдруг Маша, – сегодня же Пашка уехал! А я забыла и не приехала его провожать.

– Вот-вот, – смотрю на нее подозрительно.

– Мы были немного заняты, – Дима бросает на мою подругу многозначительный взгляд, – совсем немного отвлеклись.

– Совсем немного, – вторит Маша, глядя на него снизу вверх и улыбаясь.

– У-у-у, – замечаю я, наблюдая, как они снова целуются, – похоже, у кого-то сегодня был секс. Иначе, откуда взяться таким счастливым лицам?

Они разъединяют губы, обнимаются, буквально пожирая взглядами друг друга, и словно не замечают абсолютно ничего и никого вокруг.

– Мань, а ты чего не переодеваешься? – Спрашиваю я подругу.

– Она только что рассчиталась, – отвечает Дима.

– Как?!

– Мой отец отдал нам одно из кафе сети, и в ближайшие несколько месяцев мы планируем заниматься тем, что будем вытаскивать его из долговой ямы. Новая концепция, ребрендинг, ремонт – прямо сейчас поедем и начнем.

Мне нравится, как этот парень говорит «нам», а не мне. Это заставляет его уважать.

– Блин, Маш, – хлопаю в ладоши я, – так рада за тебя! Я бы тоже свалила отсюда, да некуда.

– Спасибо, Солнце, – смущается она и, наконец, обнимает меня.

– Но я буду искать квартиру. Пора становиться самостоятельной! Так что тоже можете меня поздравить.

– Поздравляем!

– Плохо, конечно, что ты сегодня уволилась, – говорю я, глядя на Машу и кусая губы. И судорожно соображаю, как теперь выкручиваться, – мне придется туго.

– А что такое?

– Хотела отпроситься у Геннадьевны. На пару дней…

С кухни доносится недовольный кашель повара Лилечки. «Вот стерва». Ей-то какое дело? Я ведь официант, а не ее подчиненный.

– Что-то случилось? – Наклоняется ко мне Дима.

– Решила закрыть долги по учебе? Наконец-то! – Хлопает по плечу Маша.

– Ну… – Вытягиваю губы трубочкой, придумывая оправдание, а потом вдруг решаюсь сказать правду. – Кажется, я сделала ошибку. Хочу рвануть на фестиваль.

– Куда? – Дима переходит на шепот. – За Пашкой?

– Да.

Машка качает головой:

– Не узнаю тебя! Ну, ты совсем без головы, влюбилась, что ли?

– А Пашка что говорит? – Встревает Дима.

– Э… Он еще не знает.

– Тогда звони ему!

– Это… будет сюрприз.

Он смеется:

– Ты сумасшедшая!

– Знаю. Не говорите ему, пожалуйста, хорошо?

– Окей, – подмигивает подруга, – а что ты так вдруг?

– Да просто.

– Не верю.

– Вдруг поняла, что не смогу так долго терпеть разлуку, захотела посмотреть на его выступление и… и еще эта их солистка…

– Леся, что ли? – Усмехается Дима, обнимая Машку за плечи.

– То есть, ты знал?

Он выпрямляется.

– Знал что?

– Что он поедет выступать с чертовой секс-бомбой, да?

Подруга оборачивается и пристально смотрит на своего парня. Я тоже не отрываю от него взгляда.

– Ну, как… – Пожимает плечами парень, чешет татуированными пальцами затылок. – Знал. А что в ней такого? Девушка как девушка, ничего особенного. Ты ревнуешь?

Я моментально вспыхиваю:

– Вы сговорились, что ли, все? Мне сегодня кажется, что я одна не в курсе всемирного заговора! Одна не знаю, что мой парень теперь играет в группе с красоткой, у которой супер накаченный орех и груди пятого размера!

– Максимум третьего, – хмурится Дима и тут же осекается. Виновато смотрит на Машку. – Я про то, что она совершенно обыкновенная, просто умеет себя подать.

– Это ты во всем виноват!

– Я?! – Калинин таращится на меня.

– Да! Ты, твоя вечеринка и твои гости! Именно там они его заметили.

– Стоп, стоп. – Он вытягивает вперед ладонь. – Подожди! До этого он дней десять репетировал у Ярика в гараже, чтобы для тебя спеть песню.

– Это я помню…

– И ты не думаешь, что это для него отличный шанс зацепиться и сделать карьеру музыканта?

– Думаю. – Сердито отвечаю я. – А почему тебя не взяли?

– А что я?

– Ты ж ударник.

– Во-первых, им нужен был гитарист. – Устало говорит Дима. – Во-вторых, они знали, что я не поеду: у меня здесь учеба, бизнес и Марья.

– Вот. Ты. Меня. Сейчас. Успокоил! – Восклицаю я.

– Прости, не подумал. – Он берет за руку растерянную Машку. – У вас просто все по-другому. Вы встречаетесь недавно, и одному из вас нужно было проявить инициативу. Если ты чувствуешь, что не сможешь ждать, позвони ему. Или если ревнуешь. А Пашка… Мне нужно было поговорить с ним, направить в нужное русло. Наверное.

Медленно выдыхаю, почти ненавидя себя. Голова готова взорваться.

– Дим, – перехожу на шепот, – отпроси меня, а?

– Я?

– Да, ты же сын владельца.

Он качает головой.

– Если ты думаешь, что ехать за Пашкой будет верным решением, то действуй сама. На мой взгляд, лучше сначала позвонить ему и поговорить.

– Душнила, – бросаю я ему, разворачиваюсь и стучусь в кабинет Людмилы Геннадьевны.

– Войдите! – Доносится оттуда.

Вхожу, притворяю за собой дверь и сажусь на стул. Заправляю волосы за уши, складываю руки на коленях – примерный работник, не иначе.

– Рассказывай, Солнцева, что случилось? Что, в зале работы нет?

– Людмила Геннадьевна, мне нужно взять несколько дней за свой счет.

– Сейчас? – Она наклоняется на спинку стула.

– Да.

– Девочка, а кто ж за тебя работать-то будет? – Бросает на меня раздраженный взгляд. – У нас и так персонала не хватает.

Я ковыряю носком туфли мягкий ворс ковра.

– Мне очень нужно.

Женщина смотрит на меня пронзительно, серо-стальные глаза глядят прямо в душу.

– Что-то серьезное?

– Эм… да…

– Тебе нездоровится?

Я лихорадочно перебираю в голове варианты, какая хворь из мне известных больше сошла бы за правду. ОРЗ, конъюнктивит, птичий грипп, вирус Эбола?

– В общем, да. Мне… очень плохо. – Руки сами поднимаются к горлу. Пожалуй, ангина подошла бы, как нельзя лучше. Да, буду косить на нее.

Я тяжело вздыхаю, изображая тяжелую долю больного.

– Анечка, – управляющая вскакивает с места, наливает воды в стакан и протягивает мне. – То-то я вижу, что ты сама не своя! Нервная какая-то, растерянная, бледная.

– Ох, – вздыхаю я и пью воду мелкими глотками, не забывая жалобно поглядывать на нее.

– Можешь мне признаться. Как женщина, я все вижу и понимаю, поверь. Наша с тобой тайна, – она подмигивает, – если это, разумеется, тайна, дальше этого кабинета никуда не уйдет. Ты… беременна, да?

Очень трудно не подавиться в такой момент, поверьте мне на слово. Даже вода пошла носом.

– А… Я… – Слова еще не успевают слететь с моего языка, а вот голова уже согласно кивает.

– Так и знала! – Геннадьевна со всех сил ударяет кулаком по столу. – Кто он?! Хотя, какое мое дело, не говори. Но если откажется принимать на себя ответственность, мы его заставим, уж ты мне поверь. В этом можешь на меня положиться. Ты ведь уже решила, оставишь его или нет?

– Я… Э… да.

– Вот и правильно! – Она забирает из моих рук стакан и ставит на стол. – Дети – великое счастье. Ты еще потом радоваться будешь, что у тебя доча или сыночек растет, самой себе спасибо скажешь, что выносила и родила.

– Д-да. – Киваю, понимая, что влипла.

Живот-то я ей потом предъявить не смогу, не говоря уже о ребенке.

– Сильно тошнит? – Жалостливо склоняется надо мной начальница.

– Так… это… ой, сильно-о-о.

– Бедненькая. – Она возвращается за свой стол, садится и складывает руки на груди. – Давай так поступим: ты эту недельку отдохни. Сходи в консультацию, сдай все анализы, пусть тебе пропишут витаминки. Там еще бесплатно целый набор полагается, так что требуй! Отдохни, выспись, приведи мысли в порядок, а потом возвращайся. Месяца до шестого сможешь работать по вечерам, после обеда уже не так тошнит, поверь. А декрет я тебе организую, Калинин – богатый, пусть платит.

– Вы… так добры!

В этот момент открывается дверь, я оборачиваюсь и вижу Диму.

– Ладно, иди, Анечка. – Щебечет управляющая, затем обращается к вошедшему. – Заходи, Димочка, что-то забыл?

– Только ключи возьму. – Он снимает ключ со стены, кладет в карман и придерживает передо мной дверь.

Я встаю и направляюсь к нему.

– И еще, Солнцева, – останавливает меня Геннадьевна, – не забывай, что тяжести тебе теперь поднимать нельзя. Бросай свой спортзал! И на соленые огурчики не налегай, быстро растолстеешь!

– Угу, – зажмуриваюсь я так сильно, что вижу искры под веками.

«Влипла, так влипла. По самое не балуй». Открыв глаза, я бочком протискиваюсь в дверной проем.

– Нет, – качает головой Калинин, закрыв дверь. – Скажи мне, что это не то, о чем я сейчас подумал.

– А что мне еще было врать? Оно само как-то вышло: Геннадьевна предположила, и я не стала ее разочаровывать. Зато смотри, как ласково она теперь со мной разговаривает!

– Ты улетевшая. Совершенно конкретно двинутая!

– Чувствую, мне нужно обидеться. – Навалившись на стену, бормочу я. – Но мне нужна ваша с Машей помощь. Отвезете меня на железнодорожный вокзал? Я куплю билеты.

– Какие билеты?

– Нам с вами. До Адлера.

– Нам?!

– Ага, вы же меня не бросите?

– Слушай, Солнцева, – хмурится Дима, – твои приключения, ты и разбирайся. Я, вообще, против всех этих игр в погоню и слежку.

– И вовсе это не погоня.

– Сама-то веришь?

– Да!

– До вокзала мы тебя довезем, так и быть. Но на большее не рассчитывай. Пошли, Маша уже в машине.

Я покорно плетусь за ним.

– Раньше ты казался мне классным. – Ворчу, спускаясь по лесенкам. – А ты… Блин! Ни романтики, ни огонька! Вот не повезло-то Машке!

Калинин лишь усмехается.

– Работа у меня. Не могу я.

– Ты ведь однажды уже свел нас с Пашкой. Чего тебе стоит помочь еще раз?

– Хватит канючить, Солнцева. Вы с Пашкой – два сапога пара. Двадцать лет, а ведете себя как два импульсивных подростка.

– Может, у меня порыв? Я чувствую, что должна сделать что-то безумное ради любви! Не прощу себе потом, если не сделаю.

Мы выходим на улицу, и он оборачивается:

– Закрой долги по учебе. Чем тебе не безумство? Маша больше тебя переживает за твое будущее.

– Все понятно, дедуля. А ведь я еще помню тебя молодым и веселым, способным на дурачества и красивые поступки.

– Садись! – Он открывает передо мной дверь машины.

Я недовольно хмыкаю, падаю на заднее сидение и замолкаю. И даже обеспокоенный Машкин взгляд не способен меня реанимировать. «Ничего они не понимают. Хорошо им! Захотели – поцеловались, захотели – обнялись. А я совсем теперь одна, и совершенно не хочу с этим мириться».

– Приехали, – говорит Дима, паркуя автомобиль у вокзала.

– А вы не идете со мной?

– Зачем? – Спрашивает Калинин, поворачиваясь вполоборота.

– Хочешь, что бы мы пошли? – Вступает Маша.

– Ну… постоять в очереди за компанию. Вдруг там… цыгане ко мне пристанут, оберут до нитки…

– Хорошо, – соглашаются они, и мы выходим.

– Только я бы на месте цыган сам тебя боялся, Солнцева, – смеется Дима, открывая перед нами двери здания вокзала.

Мы входим, изучаем информационные доски и занимаем очередь. Я пересчитываю наличность, понимаю, что мне не хватает денег даже на билет в один конец, и тяжело вздыхаю. Вокруг многолюдно, все толкаются, таранят друг друга сумками и так громко разговаривают, что я теряюсь и не знаю, как мне лучше поступить. Достаю из кармана паспорт и верчу его в руках.

– Дим.

– А? – Спрашивает он, устало оглядывая толпу.

– Не одолжишь мне денег? Я тебе потом все отдам.

Калинин даже бровью не ведет.

– Сколько?

– Мне немного не хватает. Совсем чуть-чуть… Восемь тысяч.

– А билет сколько стоит?

– Шесть.

Они с Машкой переглядываются, затом Дима решительно берет ее за руку, а другой, свободной, разворачивает меня и толкает к выходу.

– Куда? – Пробую протестовать я. – Место же в очереди потеряем!

– Мы не будем покупать билет.

Вот все и обломалось. Хотя, на что я надеялась? На чудо? Чудес не бывает.

– Ну и ладно, – всхлипываю я.

– Так и быть. – Слышится за спиной. – Сам не верю, что говорю это, но… поедем на машине.

– Ты супер! Спасибо! – Я бросаюсь, чтобы расцеловать их обоих. Но приходится опустить руки: эта парочка уже снова занята друг другом. Фу, кажется, их поцелуям не будет конца.

– Но я не могу не предупредить Пашку о нашем приезде, – наконец, оторвавшись от моей подруги, говорит Дима.

– Не-не! – Запрыгивая на заднее сиденье БМВ, восклицаю я. – Потерпи чуть-чуть, представь, что ты делаешь это ради него. Хорошо – ради Машки, так тебе будет проще.

– Ловко вы меня эксплуатируете! Вот так взять и уехать – это же совершенно безответственный поступок.

– Маша расплатится за меня с тобой, – с полной уверенностью заявляю я и лениво растягиваюсь на сидении, – натурой.

Вижу, как подруга качает головой.

– И еще, – добавляю, закрывая глаза. – Домой за купальниками заезжать будем?

– Я ее высажу, – ворчит Калинин, заводя мотор.

Все-таки мы заехали домой, взяли нужные вещи, уладили кое-какие мелочи и затем уже отправились в путь.

– Маляус, что тебе взять? – Наклоняется Дима к окну на заправке.

– Возьми сок и печенье, – она снова крепко целует его, вытягивая шею и руки в образовавшийся проем.

– А мне кофе, круассаны, мармеладки и еще чипсики, можно! – Кричу я вдогонку.

– Деньги давай. – Корчит рожу Калинин.

– Запиши на мой счет! – Я стучу по сидению подруги, когда он отходит. – Давно Димасик у тебя таким прижимистым стал?

– Да прикалывается он, – отвечает она. – И не называй его так.

– И вообще, – Калинин вдруг появляется, словно из ниоткуда, и наклоняется к моему окну. – Беременным кофе вредно!

Показываю ему средний палец и улыбаюсь. Дима удаляется, а Маша, обернувшись, смотрит на меня ошарашено.

– Это просто шутка, – объясняю я ей, – пришлось отмазываться перед Геннадьевной, а твой все слышал.

– А я уж думала, и когда вы с Пашкой успели… – Хватается за сердце она.

– Ну, мы немного успели, – подмигиваю я, – но не до такой же степени.

– Понятно, – подруга разворачивается и облегченно выдыхает.

– Хочешь знать подробности?

– Не-е-ет! – Кричит она. – Он же мой брат! Не говори, я все равно закрою уши.

– А про себя-то расскажешь?

Маша прочищает горло.

– Все хорошо.

– В смысле, все нормально, хорошо, отлично или феерично? – Спрашиваю я, намекая на их близость. Потому что факт свершившегося слишком очевиден, особенно если ориентироваться на их блаженно-глупые, довольные улыбки в пол-лица.

– Аня! – Умоляет она.

Но я не отстану.

– Ма-ша! – Пародирую ее.

– Очень и очень хорошо, – неохотно отвечает Сурикова.

– То есть, шикарно, да? – Подсказываю чересчур застенчивой подруге.

– Да.

– Вот и все же. Теперь я спокойна. Повезло тебе с Димой. А мне с вами, иначе я бы никуда отсюда не уехала сегодня!

А вот им, если быть честной, – не повезло. Потому что я всю дорогу пела песни, миллион раз, наверное, просила остановиться, чтобы сходить по-маленькому из-за кофе, раз двадцать рассказывала про свое появление перед Машиной мамой в неглиже и добивала глупыми шуточками. Другие давно меня высадили бы где-нибудь, а эти терпели, не ругали и даже укрыли одеялком, когда я, наконец, уснула.

Паша

Просыпаюсь, когда автобус уже останавливается. Я вконец измотан: задница за время в пути одеревенела и буквально приросла к сидению, и в салоне все это время тоже было несладко – жарко и душно, и из-за этого кожу почти нестерпимо щиплет от пота. Я терпел, деваться было некуда, но теперь тороплюсь на выход, глотнуть свежего воздуха.

Вчерашняя ночевка в дешевом мотеле без горячей воды и чистого постельного белья показалась мне просто раем по сравнению с вынужденным возвращением обратно в пасть этого монстра на колесах. Двое суток в пути, и мы, наконец, выбираемся на волю. Ура!

Южный городок встречает нас палящим солнцем, терпким запахом цветущей акации и толпами полураздетых туристов. Мы оставляем оборудование в автобусе и решаем осмотреться. Перед нами симпатичное трехэтажное здание: десятки кондиционеров на фасаде, вывеска над входом с названием «Crystal» и четырьмя звездами. Ох, еще и вид на море с балкона – об этом пока только догадываюсь, улавливая тихий шелест волн где-то невдалеке, за зданием. Я оглядываюсь: вся набережная в городе застроена отелями разных уровней.

Мы берем сумки и входим в вестибюль: внутри прохладно и уютно. Каменные полы, кожаные диваны, роскошные люстры.

– Здесь селят почти всех выступающих на мероприятии музыкантов, – шепчет Леся, подталкивая нас к стойке ресепшена.

– И не боятся ведь, что мы все им здесь разнесем, – усмехается Боря. Кажется, он еще полон сил.

Наверху мы узнаем, что у нас с ребятами номер, разделенный на две комнаты. В одной три кровати, в другой две, зато есть открытый общий балкон.

У Леси – соседний номер, напротив. Он одноместный. Она берет свои вещи, который помог донести Майк, и идет туда. Кто-то из парней ворчит, что она отхватила себе «люкс». Другой отвечает, что люксы находятся на этаж выше. Я не обращаю внимания: падаю на выбранную постель лицом вниз прямо в одежде и кайфую от того, как чистое белье холодит мою кожу.

– Не расслабляйтесь, быстро принимайте душ и едем на саундчек!

Этот голос, нудный и ворчащий, можно узнать из тысячи – голос Майка.

Вторая половина дня проходит, как во сне. Тащим инструменты, ждем своей очереди, настраиваем, торопимся, по-быстрому чекаемся и тащимся, нагруженные, обратно в автобус. Наконец, когда начинает темнеть, мы поднимаемся в номер, долго обсуждаем детали завтрашнего выступления и решаем прогуляться по городу. Переодеваемся, заходим за Лесей в ее номер, который оказывается вполне обычным и даже без вида на море. Ждем, когда она закончит делать макияж.

Я выглядываю в окно и, воспользовавшись минуткой тишины, звоню Ане. Толпа юных фанаток, собравшихся внизу в ожидании появления известных музыкантов, перегородила дорогу. Когда Солнцева берет трубку, у меня внутри екает: я забываю обо всем. Даже за тысячи километров кажется, что она здесь, где-то рядом со мной, только протяни руку и коснись. Ее голос переливается и журчит, будто ручеек. Успокаивает и заставляет сердце трепетать от тихой нежности, неведомой мне прежде.

Мы с ней болтаем обо всем на свете. Я рассказываю ей уже в третий раз об изматывающей дороге, о том, что гостиница «Crystal» оказалась вполне милой и уютной, о том, что репетиция прошла хорошо – я почти не лажал. Она смеется и говорит, что надеется на скорую встречу, и что хочет быть сейчас рядом со мной. И про сюрприз, который мне приготовила. Не знаю отчего, но слово «сюрприз» теперь стойко ассоциируется у меня с желанием увидеть ее голой на пороге своей комнаты. Остается только немного подождать.

Нажав отбой, я вздыхаю. Мной овладевает воодушевление, чувство легкости и полета. Вряд ли я, неудачник, заслужил такую девчонку, как она, но всегда ведь есть шанс дорасти до нужного уровня. Нужно просто стараться: пытаться делать ее счастливой каждый день.

– И на кого эти крошки собрались поглазеть? – Спрашивает Боря, подвигая меня и устраиваясь рядом.

Девочки рассматривают нас, но, естественно, не узнают: до славы других выступающих нам еще далеко. Но Борю это не смущает: он приветливо машет им рукой, вызывая легкое недоумение, и посылает воздушные поцелуи. Девчонки реагируют незамедлительно – машут в ответ, улыбаются и даже делают фото, на всякий случай.

– Они собрались, чтобы увидеть хотя бы тень Джона Н. в окне, – восклицает Леся, наваливаясь на нас сверху и обнимая, – он уже должен был приехать и заселиться. По слухам, ему отдали все правое крыло третьего этажа. – Она машет девчонкам рукой. – Думаю, он не будет против, если мы похитим часть его славы.

Я смотрю на его фанаток и улыбаюсь. У них под ногами лежат свернутые трубочками плакаты, ожидающие своего часа. Они изучают глазами окна третьего этажа, но все равно периодически машут нам. Повезло Джону. Приятно, наверное, когда тебя так любят и ждут.

Аня

– Если ты врубишь эту песню еще раз, у меня голова взорвется! – Стону я.

У парня подруги маниакальная потребность повторять любимые композиции по несколько раз на дню. В пятиминутной поездке по городу это не казалось таким очевидным, но совместное времяпрепровождение в салоне автомобиля на протяжении двух суток натянуло мои и без того расшатанные нервы, словно струну.

Играет «Sigala feat. John Newman & Nile Rodgers – Give Me Your Love». Песня, показавшаяся мне вчера просто глотком свежего воздуха, сегодня уже бесит.

– Что ты слышишь, когда играет песня? – Спрашивает Дима, нажимая на кнопку паузы.

Трек неожиданно прерывается. Теперь слышно, как навигатор подсказывает, куда нам нужно свернуть, чтобы оказаться в пункте назначения, что Калинин незамедлительно и делает. Еще примерно полчаса, и мы будем на месте. Въезжаем в обвитый, словно коконом, цветущей зеленью город. Я выглядываю в окно. Пахнет акацией, каштаном и свежим морским воздухом. Небо над нами словно сшито из лоскутов разных оттенков синего и белого – красотища неописуемая!

– Ты о чем, философ? – Усмехаюсь я, поворачиваясь к водителю.

Машка ржет, что-то рисуя в блокноте. Она уже привыкла к Диме. К его любимой музыке, к постоянному перестукиванию пальцами и ступнями по всем доступным твердым поверхностям (будь они не ладны, барабанщики!). Если он не наигрывает мелодии – он рисует, если не рисует – они целуются, если не целуются – то шепчутся, как вчера на балконе гостиницы, где мы останавливались на ночь. Я наблюдала за ними через штору. Они просидели так половину ночи: в объятиях друг друга, считая звезды и сочиняя мечты.

– Когда ты слушаешь песню, что ты слышишь? – Словно глупой школьнице, повторяет мне Дима.

– Мелодию. – Говорю я и задумываюсь. – Слова. Ну, и голос солиста. Если голос красивый.

– А ты попробуй ее так услышать, как слышат музыканты. Тебе больше понравится.

– Понимаю, о чем ты, – усмехаюсь я и подмигиваю, – ну, типа там пение птиц, шорох листвы, роса на полях, да? Тихие рассветы и прочее?

– Балда ты, Солнцева. – Калинин беззвучно смеется.

– Ты что, вообще, от меня хочешь? – Хихикаю я.

– Ты попробуй сейчас прослушать этот же трек, разделяя на партии. Попробуй услышать не только слова песни, но и ее ритмический рисунок. Структуру. Отдельно клавишные, барабаны, гитару – она здесь особенно прекрасна. И поверх этого уже голос солиста – он как вишенка на торте, чумовом, шедевральном торте из настоящего шоколада и сливок.

Мне хочется послать его подальше с мнимо-умными советами, но сделать это не получается – салон вновь наполняет громкая музыка. «Хрен с тобой, золотая рыбка». Я устраиваюсь удобнее, закрываю глаза и погружаюсь в ритм песни – все, как он хотел.

Но теперь почему-то все по-другому.

Теперь передо мной не кадры клипа с прыгающей молодежью. Передо мной каждое движение клавишных, каждый удар по тарелкам и барабанам, каждое касание струн гитары ловкими пальцами, которые не успеваешь ловить глазами – так виртуозно они перемещаются и меняются, создавая тонкие нити, переплетенные с другими такими же нитями и создающие сложнейшую паутину из звуков, накрывающую тебя буквально с головой.

Я дрожу от одного лишь осознания – насколько прекрасно быть частью этого изнутри, иметь возможность создавать музыку и воспроизводить ее с помощью инструментов и своего таланта.

Дима был прав: немного хрипловатый, будто простуженный, но такой глубокий и чувственный голос вокалиста во всем этом действе – вишенка на торте. Контрольный в голову. Высшая точка наслаждения в круговороте эмоций и чувств.

Я сижу, будто прибитая к сидению, ошарашенная внезапным и неожиданным прозрением. И как можно было раньше слушать музыку по-другому? Почему никто не объяснил мне, что это за чувство? Почему Пашка этого не сказал?

Открываю глаза. Машка смотрит на Диму, он тоже гипнотизирует ее взглядом и лишь изредка поглядывает на дорогу. Между ними сейчас больше, чем просто музыка, заполнившая собою салон. Между ними любовь, способная осветить своим светом всю галактику. И еще на пару галактик света останется.

Блин… Мне срочно нужен Пашка. Обнять, прижать к себе, почувствовать, как от наших прикосновений, словно от случайной искры разгорается настоящий пожар. Как от нашей нежности все вокруг накрывает волной океанской воды, прозрачной и чистой. Как стихии усмиряют друг друга…

Но остается совсем немного, скоро мы увидимся, и тогда засияем еще ярче, чем эта чудаковатая парочка.

В кармане звонит телефон – Суриков будто слышит меня, звонит сразу, стоит только подумать о нем. Чем меньше между нами расстояние, тем сильнее и громче наши мысли и желания пронзают пространство в поисках друг друга.

Я прошу Диму сделать тише, Машку перестать хихикать и прикладываю палец к губам. Тсс. Снимаю трубку и ныряю в любимый голос, словно в спасительную глубину.

«Все хорошо. Теперь все хорошо. А скоро будет еще лучше».

Но уже через два часа, стоя под окнами его гостиницы, я уже так не думаю. Опускаю руку, так и не решившись помахать, и не позволяю сделать этого Маше с Димой, растерянно переминающихся с ноги на ногу.

Мы застываем в нелепом молчании, глядя, как Пашка с каким-то парнем наверху машут из окна поклонницам, собравшимся на дороге. А сверху на них полулежит та самая девица с выбритой с одной стороны башкой. Ее руки, точно хищные змеи, обвивают парней уверенно, по-хозяйски, скользят по плечам и упираются в шеи, а ее груди, выскакивающие из откровенного топа, покоятся сверху на их спинах, словно там им и место.