Текст книги "Человечество. Мировые войны и пандемии"

Как отмечалось ранее, их можно разделить на пять основных категорий: безопасность, региональное развитие, геополитика, экономические интересы и «азиатское гражданство».

Первое – это безопасность. Хотя «поворот на Восток» говорит о глобальных амбициях, цель номер один для Москвы остается самой элементарной – обеспечение национальной безопасности. Это стало основной движущей силой сближения с Китаем, и это продолжает поддерживать интерес Кремля к Азиатско-Тихоокеанскому региону в начале XXI века. Возможно, где-то в подсознании геополитически и цивилизационно необразованной власти РФ возникло ощущение необходимости поиска стратегических важных союзников, так как «цивилизованный и успешный» Запад в очередной раз Россию кинул. Что было, в общем-то, закономерностью.

Так как большая часть остатков территории бывшего Союза и Империи находится в Азии, Россия явно заинтересована в стабильности в регионе. Тем более что российский Дальний Восток сильно не заселен. На данный момент его население составляет 8,2 миллиона человек, что незначительно по сравнению с 135 миллионами человек, которые живут в соседних северо-восточных провинциях Китая (Ляонин, Цзилинь, Хэйлунцзян). Последствия этого демографического дисбаланса для безопасности усугубились резким снижением военного потенциала России после распада СССР. Несмотря на то, что он обладает огромным ядерным арсеналом, были серьезные сомнения в его способности отразить крупномасштабную традиционную атаку без использования этого ультимативного варианта[264]264
  Большой стратегический треугольник // carnegie – [Электронный ресурс] – Режим доступа: https://carnegie.ru/2013/03/26/ru-pub-51292 (дата обращения: 22.02.2019).


[Закрыть]. В этих условиях взаимодействие со странами АТР имеет жизненно важное значение для создания более безопасного и стабильного региона[265]265
  В. Кашин, Сумма всех страхов. Фактор китайской угрозы в российской политике // globalaffairs – [Электронный ресурс] – Режим доступа: https://globalaffairs.ru/number/Summa-vsekh-strakhov-15961 (дата обращения: 20.02.2019).


[Закрыть].

С целью укрепления безопасности Москва вложила значительные средства в развитие политических отношений с Пекином. Безопасность была мощным стимулом для уступок, которые привели к окончательному урегулированию 4300-километровой китайско-российской границы в 2005 году, созданию и развитию Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). На протяжении всего своего пребывания у власти Владимир Путин исходил из того, что тесное партнерство с Китаем является наилучшей гарантией долгосрочной безопасности Дальнего Востока и территориальной целостности России. Подтекст здесь заключается в том, что в обозримом будущем возможной экзистенциальной угрозой может остаться только Китай. Поэтому подружиться с ним не просто желательно, но необходимо.

В то же время в сфере безопасности «поворот на Восток» выходит за рамки партнерства с Китаем и охватывает более общую приверженность обеспечению безопасности посредством диверсифицированного подхода. Это привело к тому, что российские вооруженные силы приняли участие в различных военных учениях на Дальнем Востоке – не только с китайцами, но и по сценариям, в которых Китай является предполагаемым врагом.

Путин последовательно преуменьшал озабоченность по поводу «китайской угрозы» и вместо этого подчеркивал «возможности Китая»[266]266
  В. Путин, Россия и меняющийся мир.


[Закрыть]. Однако первое никогда не забывалось в российском мышлении. Это подтверждается, например, в отказе Кремля от заключения дальнейших соглашений о стратегическом разоружении, если они не включают другие государства, обладающие ядерным оружием – Францию, Великобританию и, прежде всего, Китай, поскольку Россия рассматривает этот вид вооружения как ключ к обороне восточных регионов России[267]267
  Большой стратегический треугольник // carnegie – [Электронный ресурс] – Режим доступа: https://carnegie.ru/2013/03/26/ru-pub-51292 (дата обращения: 22.02.2019).


[Закрыть].

Этот последний аспект подчеркивает, что российское понимание безопасности достаточно широкое. Безопасность относится, в том числе и к защите Восточной Сибири и Дальнего Востока от возможного нападения. Это также означает укрепление политического, экономического и культурного суверенитета. Многоплановое участие также важно для снижения растущей роли синоцентризма (идеология о том, что Китай – культурный центр мира) в Азии. Подлинная безопасность основывается на развитии или укреплении партнерских отношений с как можно большим числом стран региона.

Вторая цель – региональное развитие. Развитие Дальнего Востока тесно связано со сферой безопасности. Однако для Москвы сам регион не менее важен. На самом фундаментальном уровне российский Дальний Восток – это передовая линия взаимодействия России с Азией. Этот регион может служить для подтверждения или, наоборот, дискредитации самой идеи «поворота на Восток». Если Владимир Путин сможет реализовать свою мечту о превращении Дальнего Востока в центр внутриазиатского сотрудничества, он сделает важный шаг к тому, чтобы сделать Россию подлинным игроком в АТР. С другой стороны, если усилия Москвы по повышению социально-экономического уровня региона потерпят неудачу, то российские претензии на то, чтобы стать державой в азиатско-тихоокеанском регионе будут серьезно и, возможно, безвозвратно дискредитированы. Существует также важный внутренний аспект. Если Дальний Восток останется одним из наиболее слаборазвитых и плохо управляемых регионов Российской Федерации, это приведет к растущему истощению федерального бюджета при одновременном уходе из-под контроля Москвы.

Препятствия на пути экономической интеграции Дальнего Востока в АТР огромны. В первую очередь, это проблема исторического отчуждения. Регион никогда не был воротами в Азию, а скорее препятствием для нее – укрепленным военным форпостом европейской России[268]268
  В. Ларин Российское восточное пограничье: последний форпост Европы или плацдарм азиатской экспансии? // Российское экспертное обозрение «Эффективная граница». – 2006. – № 4 (18).


[Закрыть]. За последние два десятилетия этот оборонительный менталитет стал менее явным, но он остается сильным. Даже при самом благоприятном сценарии потребуется много времени для формирования более позитивного и предприимчивого мышления.

Это особенно верно, учитывая, что регион необычно отсталый по сравнению с восточноазиатским соседством. Более того, разрыв в развитии быстро растет, что подчеркивается выразительным контрастом по обе стороны китайско-российской границы.

Между тем, Кремль пытается решить проблему развития Дальнего Востока с помощью различных «административных мер». В мае 2012 года было создано министерство развития Дальнего Востока, а в августе состоялся саммит АТЭС во Владивостоке. Правительство также приступило к осуществлению еще одной крупной программы развития Восточной Сибири и Дальнего Востока, которая предусматривает инвестирование огромных сумм в такие проекты, как Транссибирская магистраль и Байкало-Амурская магистраль (БАМ).

Следующая цель – геополитическая. Геополитические соображения играют решающую роль в повороте Москвы на Восток. Хотя большая часть внешней политики Владимира Путина обусловлена желанием ограничить американскую мощь, Москва настороженно относится к появлению потенциального нового «гегемона» в форме Китая. В этой связи его видение Евразийского союза направлено как на смягчение влияния Пекина, так и на противодействие распространению западных интересов и ценностей.

Однако для этого необходимо использовать более существенный и всеобъемлющий подход к Азиатско-Тихоокеанскому региону. Без серьезного присутствия в регионе способность России играть роль геополитического коридора между США и Китаем очень ограничена. Россия, которая активна в Северной и Юго-Восточной Азии, сможет в дальнейшем использовать определенные рычаги влияния на поведение Китая. Соответственно, в последние годы Кремль налаживал отношения и с другими ключевыми региональными игроками, такими как Япония, Вьетнам и Индия.

Потенциально самым важным из них является Япония. В идеальном мире у Москвы были бы одинаково хорошие отношения с Токио и Пекином. Владимир Путин, как и его предшественник Ельцин, пытался добиться этого в разное время своего президентства. Он искал компромиссное решение для спорных Южных Курил, а также изолировал экономическое сотрудничество от негативных последствий территориального спора. Однако эти усилия пользовались лишь переменным успехом, и двусторонние отношения значительно ухудшились во второй половине 2000-х годов. В последнее время появились новые признаки надежды. Владимир Путин был одним из первых иностранных лидеров, предложивших помощь японцам после землетрясения в Тохоку в 2011 году, цунами и ядерной катастрофы в Фукусиме. Существуют реальные перспективы расширения российского экспорта СПГ (сжиженного природного газа) в Японию. И визит премьер-министра Японии Синдзо Абэ в Москву в апреле 2013 года – первый за десятилетие – свидетельствует о заметном улучшении двусторонней атмосферы[269]269
  Пажон С. Япония-Россия: к новому стратегическому партнерству? // Russie.Nei.Visions. № 72. Ифри. Сентябрь 2013.


[Закрыть].

Более разнообразный подход к геополитике региона также отражается в растущей близости связей с Вьетнамом. Последний стал основным рынком для российского высококачественного экспорта вооружений.

Что касается Индии, то основным направлением взаимодействия является экономика, которая сосредоточена на экспорте вооружений и мирном ядерном сотрудничестве. Но, как и в случае с Японией и Вьетнамом, мотивы и последствия также являются геополитическими. Они раскрывают повторяющуюся тему: осознание того, что чрезмерная зависимость от Китая вредна для России и ее статуса в Азиатско-Тихоокеанском регионе, и что для нее лучше использовать более разнообразный подход.

Такая геополитическая логика, однако, несет в себе огромное предостережение. Одно дело для Кремля стремиться к стратегической гибкости, совсем другое – уметь примирить противоречия, присущие такому выбору. Наиболее неразрешимой является напряженность между глобальными и региональными геополитическими приоритетами. В глобальном масштабе Китай является альфа и омегой стратегии уравновешивания России в отношениях с Соединенными Штатами. Это было очевидно не только по Сирии, но и почти по всем важным международным проблемам: Иран, ПРО, Афганистан и Центральная Азия. Китайско-российская «солидарность» также подкрепляет попытки Кремля узаконить БРИКС в качестве альтернативного консенсуса для Запада; акцент на «главенство международного права»; и расстановка приоритетов национального суверенитета и доктрины «невмешательства» над моральным интервенционизмом. Москва считает, что «стратегическое партнерство» с Китаем придает России геополитический вес, который помогает компенсировать ограничения его фактического влияния. Поэтому, хотя Москва может быть обеспокоена растущим присутствием Китая – будь то в АТР, Центральной Азии или во всем мире – последствия противостояния Пекину по этому поводу немыслимы, по крайней мере, на данный момент. Москве необходимо подсчитать, насколько далеко она может следовать стратегически разнообразному подходу, не отталкивая от себя Пекин. Ибо никакие улучшения в отношениях с Японией, Вьетнамом и Индией не могут восполнить ущерб китайско-российскому партнерству.

Таким образом, восточная стратегия Москвы, если можно так сказать, висит на волоске. Публично российские политики говорят о своем стремлении к конструктивному взаимодействию со всем Азиатско-Тихоокеанским регионом. На практике, однако, они сталкиваются с серьезными геополитическими проблемами. Чтобы Россия имела какое-либо существенное влияние в АТР, она должна поддерживать и даже развивать свое «стратегическое партнерство» с Китаем. Но слишком тесные отношения с Пекином увеличивают зависимость от «настроения» Китая и ограничивают возможности России с другими азиатскими игроками.

Гостиница «Ren» (Шанхай) выполнена в виде китайского иероглифа

Еще одна цель – развитие экономических отношений. Самый логичный способ для Москвы решить эту геополитическую дилемму – сосредоточиться на продвижении экономических интересов России – области, где значительно меньше рисков. Москва сосредоточила свои усилия на трех основных направлениях: энергетическое сотрудничество, привлечение азиатских инвестиций в Дальний Восток и для крупных инфраструктурных проектов и поставки оружия.

Безусловно, важнейшим приоритетом является расширение сотрудничества в области энергетики. На протяжении двух десятилетий Москва постоянно подчеркивала важность экспорта энергоносителей. Тем не менее, в течение большей части этого периода она не смогла продолжить риторику. До недавнего времени было мало свидетельств переориентации на Восток, несмотря на неоднократные угрозы перенаправить газ от основных европейских потребителей России на новые рынки в Азии. Действительно, европейская доля российского газа и нефти увеличилась в течение первых двух президентских сроков Путина (2000–2008 годы). Поэтому для Азии Россия сейчас не более, чем нишевый поставщик китайских требований.

Однако после мирового финансового кризиса потребность Москвы в развитии азиатских рынков стала гораздо более насущной. Европейский спрос на российский газ резко упал в результате кризиса в еврозоне и сланцевой революции в Соединенных Штатах. Этот поворот тем более серьезен для Кремля в период стагнации российской экономики, когда ежегодный рост ниже 2 процентов. В этих условиях идея диверсификации экспорта энергоносителей из России в Азию стала необходимой[270]270
  L. Grigoryev, Will Russia Reorient Its Energy Exports from Europe to Asia? // valdaiclub – [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://valdaiclub.com/a/highlights/will_russia_reorient_its_energy_exports_from_europe_to_asia/ (дата обращения: 23.02.2019).


[Закрыть]. Кремль, соответственно, повысил темп сотрудничества. Трубопроводная система «Восточная Сибирь – Тихий океан» (ВСТО) доставляет все больше нефти в Китай. В ходе визита президента Китая Си Цзиньпина в Москву в марте 2013 года было заключено несколько крупных соглашений, в частности соглашение о поставках нефти, которое в конечном итоге должно утроить ежегодный экспорт в Китай[271]271
  Н. Пусенкова. Российская энергетическая политика на востоке: китайские головоломки Роснефти// Russie. Nei. Visions. № 70. Ифри. Апрель 2013.


[Закрыть]. Есть признаки того, что Россия и Япония будут наращивать сотрудничество в области СПГ (сжиженный природный газ). Российское правительство также ослабило свою прежнюю жесткую позицию в отношении значительного участия Китая в совместных предприятиях. В ходе визита Си Цзиньпина Роснефть и CNPC (Китайская национальная нефтегазовая корпорация) подписали соглашение о разведке трех морских районов в Арктике. В Кремле проявляется повышенная приверженность энергетическому сотрудничеству с Азией не только в нефтегазовой сфере, но и в относительно новых областях, таких как электричество и уголь.

Причина интенсивного внимания к энергетике состоит в том, что другие области потенциального экономического сотрудничества между Россией и АТР демонстрируют мало признаков прогресса. Азиатский экономический интерес к России в подавляющем большинстве направлен на доступ к ее природным ресурсам. В результате торговля России со странами Северо-Восточной Азии, такими как Китай, Япония и Южная Корея, приобретает все более неоколониальный оттенок – экспортирует сырье в обмен на промышленные товары.

И, наконец, желание России стать полноправным «гражданином» Азии, как ранее ее элита стремилась стать частью Запада… В прошлом репутация России в Азии пострадала от того, что она воспринимала дела континента с точки зрения глобального, а не регионального игрока. Эта «стигма» сохранялась, хотя и в менее острой форме, в течение большей части постсоветского периода. А формальный характер его участия в азиатских многосторонних форумах, таких как АТЭС и Региональный форум АСЕАН, усилил впечатление, что он мало интересуется азиатскими делами.

Если Россия хочет быть надежным игроком в АТР, она должна продемонстрировать, что она «хорошая азиатка». Есть признаки того, что Кремль начинает это понимать. За последние несколько лет он повысил уровень представительства российского правительства на азиатских многосторонних встречах. Владимир Путин постоянно участвовал в саммитах АТЭС (где его посещаемость превосходит показатели Обамы), в то время как другие высокопоставленные лица, в частности, министр иностранных дел Сергей Лавров, часто встречаются на других крупных встречах, таких как саммит стран Восточной Азии (EAS). Москва приложила усилия для расширения политических и экономических связей с государствами Юго-Восточной Азии, такими как Вьетнам, Индонезия и Малайзия.

Тем не менее, основная трудность связана с тем, как Кремль рассматривает международные отношения, определяемые главным образом взаимодействием великих держав. Это «правило» применяется не только к таким важным вопросам, как сирийский конфликт и стратегическое разоружение, но более или менее повсеместно. В Азии это означает акцент на развитие связей в первую очередь с Китаем, Индией и Японией. Другие отношения, даже те, в которых участвует значительный региональный игрок, такой как Вьетнам, имеют явно второстепенное значение. Показательно, что публичные выступления Путина на саммите АТЭС в 2013 году на Бали были посвящены вовлечению сообщества АТР в развитие Сибири и Дальнего Востока, причем практически ничего не говорится о том, как Россия могла бы способствовать более широкой безопасности и процветанию в регионе.

Для Москвы АТЭС и другие многосторонние саммиты в основном ценны за возможности, которые они предоставляют для двусторонних встреч с ключевыми собеседниками. Например, на Бали у Путина было три таких двусторонних соглашения – с Си Цзиньпином, Синдзо Абэ и президентом Индонезии Сусило Юдхойоно. В отсутствие Обамы он также встречался с госсекретарем США Джоном Керри.

Доказательства намерения Кремля переориентировать Россию на Азию неоднозначны. С одной стороны, нет никаких сомнений в том, что Москва относится к Азии, и, в частности, к Азиатско-Тихоокеанскому региону, гораздо серьезнее, чем раньше. Она высоко оценивает тот факт, что АТР является наиболее динамично развивающимся регионом в мире и что Россия не может позволить себе игнорировать происходящее там. Эта важность подчеркивается двумя факторами: уязвимостью российского Дальнего Востока и глобальным и региональным значением для Москвы китайско-российского партнерства. Исходя из этого, можно сказать, что происходила «азиатизация» российской внешней политики не только при Путине, но и с середины 90-х годов, когда Ельцин, а затем президент Китая Цзян Цзэминь объявили о «многополярном мире и формировании нового международного порядка»[272]272
  Совместная декларация Российской Федерации и Китайской Народной Республики о международном порядке в XXI веке // mid [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.mid.ru/ru/maps/cn/-/asset_publisher/WhKWb5DVBqKA/content/ id/412066 (дата обращения: 01.03.2019).


[Закрыть].

С другой стороны, если «поворот на Восток» подразумевает отход от Запада, то на деле все по-другому. Сегодня практически все основные внешнеполитические приоритеты путинского режима в той или иной форме сосредоточены на взаимодействии с Западом: противоракетная оборона; Сирия; Восточное партнерство ЕС (и влияние Запада на постсоветском пространстве); организация международной системы; и даже энергетическая политика. Китай играет важную роль в некоторых из этих вопросов, но с точки зрения Москвы, эта роль является вторичной: поддерживать позиции России по основным вопросам. Более того, важность Китая не указывает на новое азиатское направление в Кремле, а скорее на старую опору на традиционную балансировку великих держав. Китай важен прежде всего потому, что он является следующей мировой державой, а не потому, что он находится на Востоке.

Контраст между риторикой и реальностью «восточного вектора» тем более велик, если учесть, что немногие азиатские приоритеты также являются приоритетами для Кремля. До сих пор он мало интересовался процессами азиатской безопасности и экономической интеграции; понятно, что Кремлю не хочется втягивать себя в региональные противоречия. Вместо этого главный интерес к АТР как коллективной организации состоит в том, чтобы привлечь региональные правительства и фирмы для поддержки экономического развития восточной части России и диверсификации российских энергетических рынков. Это не означает, что Россия отворачивается от Запада, она скорее стремится использовать новые возможности поверх существующих. Азия является дополнением, а не заменой основных отношений России с США и Европой.

В конечном итоге намерение Владимира Путина состоит, видимо, в том, чтобы продвигать Россию как «независимого» участника «полицентрической системы международных отношений».

В заключение стоит сказать, что, несмотря на заявления о «повороте на Восток», Азиатско-Тихоокеанский регион остается пока что второстепенным вектором российской внешней политики. Эта ситуация вряд ли изменится в течение следующего десятилетия, и Россия продолжит оставаться второстепенным игроком в регионе. Кремль продолжит развивать китайско-российское партнерство. Однако он будет делать это на основании того, что Китай является влиятельной в мире державой, а не потому, что он расположен в Азии. Что касается общей внешнеполитической направленности России, то в среднесрочной перспективе вряд ли что-то изменится. Правящая элита будет в подавляющем большинстве западноцентричной – но не прозападной – в своем мировоззрении. Это подчеркнет идентичность России как «независимого» центра мировой власти и как самой цивилизации – ни восточной, ни западной, но синергией обоих. В рамках этой схемы такие термины как «поворот на Восток» будут служить главным образом для подтверждения уникальности России.