Текст книги "«Голос жизни моей…» Памяти Евгения Дубнова. Статьи о творчестве Е. Дубнова. Воспоминания друзей. Проза и поэзия"
Автор книги: Лея Гринберг-Дубнова
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)
Мы идем и идем по любимым привычным пескам,
Отбивая ногами просодию, ищем знакомые волны,
И мерещится нам, будто чья-то здесь сыпет рука
Этот желтый песок, чтобы детские ямки заполнить.
Ветер гонит и воды, и годы, и дюны, и дни
Коридорами времени, лепит их в новые формы.
Но школьный звонок все звенит:
Мы по кругу вернулись к нему, ибо годы проворны.
«Все действия издалека…»
На глазах эти формы все время меняют лицо,
Неустойчивы, зыбки, сыпучи, беспечная смерть
Заставляет слова трепетать на ветру от лесов
До лугов, от холмов до полей, где уже землемер
С головою уходит в работу… Все время, как ткань
После стирки, садится в оставшийся нам
Промежуток. И явственней видится внешняя грань
Наяву, как из памяти, первого в жизни окна.
2016-2017
«Листва и птицы за листвой…»
Все действия издалека
Сливаются в одну картину,
В ночи в витрине магазина
Искрящуюся, как фольга.
Вблизи же прекрасная жизнь
Подчас ущербна, хромонога,
Как человека или Бога
Случайнейшие рубежи.
И близоруко этим днем,
Одновременно здесь и там,
К земным вплотную мелочам
Мы сами по себе живем.
14 июля 2017
Я слова собираю и лица…
Листва и птицы за листвой,
Движение и песня. Бьется,
Волнуясь, сердце. Этот твой
Мир покидать, когда придется,
Невыносимо будет мне.
Когда бы мог, я б взял с собою –
Хотя б в каком-то светлом сне –
Наш путь весеннею тропою.
18 сентября 2017
Они с фотографии сходят. В ночной
Мучительный час я из дома
В метель выхожу и вступаю в иной,
Недетский ландшафт незнакомый.
Они продолжают куда-то смотреть,
И хлопья по-прежнему падают,
Не тая, на землю немую. Яснеть
Черты их за этой оградою
В предутренней мгле начинают. Я здесь
Слова собираю и лица,
А в поле заснеженном по борозде
Играючи прыгают птицы.
Здесь под мостом
Городским мальчик ищет кого-то знакомого. Рядом
Из асфальтовых трещин невзрачный росток
Пробивается к небу, полудетских корней
Несет в своих жилах награду –
Из земли этой жизненный ток.
В окне, что день и ночь сквозь явь и сон
Синестезии исполняет соло,
Я вижу свой исходный горизонт
И на краю его живую школу
Недалеко от моря. В ноябре
Там дарят колыбели каждый вечер
Ветра многоголосье гласных – пред –
Определенье аппарата речи.
Ясней и чище все летят
Весной, бегут они как кони,
Как будто бы поймал их взгляд
Случайный твой в окне в вагоне.
Слогов и слов луга, поля
Все центробежней и вольнее,
Переведенная земля
Неудержимо зеленеет.
Отмечает ли память твое забыванье, уход
Всех низин и всхолмлений, локаторов неба, тропинок,
Трасс и взлетных полос, всех мостов и катящихся вод,
Всех твоих расставаний и встреч с Прозерпиной?
Нам по месту и честь. Шейка птицы, мы видим, дрожит
В упоении творчества. Празднует память забвенье.
Здесь пространства и времени гнет нам дано пережить,
Чтоб услышать так явственно самозабвенное пенье.
Вернемся к удивленной
Испуганной воде,
Недалеко от клена,
Ольхи и мирта, где
Похитило пространство
Нас, чтоб играть в слова,
Древесное убранство
Забрало все права.
Вернемся на мгновенье,
Вдохнем тот воздух – и
Отпразднуем забвенье
Как имена свои.
Этот мост между словом и словом пролег между звуком и звуком.
Он длиной в твою жизнь, даже если ее ты профукал.
Он как будто воздвигнулся сам по себе без участья людского,
Будто строился он на основе звучащего слова.
Не стесняйся ж гордиться структурой невиданной: это
Есть наследье твое, завещание тени и света,
Результат речевых изысканий твоих без наград и без премий
Жизни, что воздвигает мосты сквозь пространство и время.
«В основе творенья…»
Вдоль зеленых теней вырастают они,
Сердцевиною слов освещаясь и зрея.
Удлиняются в будущем ночи и дни
И без всякого страха добреют и злеют.
Стрелки карт, будто жесткие стрелки часов,
Направляют на срочные белые пятна,
Годы сам по себе открывает засов,
Время гонит в пространство все более внятно.
Там скрываются, будто бы в детской игре,
То в высокой траве, то за первой стеной
Все искомые слоги, там вновь в ноябре
Ветер с моря покажется ранней весной.
2017
«Губы потрескались, город озвучился…»
В основе творенья
вопросительный знак.
Это есть, скажем сухо,
область яви и сна
вне слуха.
И на самом краю зренья
лепесток и тычинка
получают с небес
что их тянет к себе.
И земля, что питает их корни,
то, что нужно для жизни.
По какой-то причине
они поднимаются вверх без запинки
все упорней.
30 января 2018
«Но случается, что, путешественник по языку…»
Губы потрескались, город озвучился
Голосом, речью и песней без слов.
Сколько в могильном молчании мучились
Мы, предавая свое ремесло!
Друг ли помог, Бог не выдал ли,
Спрятала жизнь ли в объятья свои –
Жажду смертельную мы с тобой вынесли
В этом саду, где поют соловьи.
1 февраля 2018
«Облаков наважденье, то низких, дождливо-слоистых…»
Но случается, что, путешественник по языку,
Ты словесною страстью своей побуждаешь процесс
Постепенного таянья, что наполняет строку
Влагой вечных фонем, отраженьем весенних небес.
6 февраля 2018
«От белых и желтых фонарей…»
Облаков наважденье, то низких, дождливо-слоистых,
То кучевых, схожих с женскими формами, то
Высочайших, на вечность похожих надменных солистов,
Белых перьев, устлавших небесный простор.
За музыкой открылась дверь в просторный
Актовый зал, где нам предстоит
Пройти экзамен на способность выжить,
Не жалуясь в беззвучной пустоте
И, что еще трудней, – не сожалея
О тех дорогах, что остались вне
Интимного касания ступни,
Тактильного и зрительного знанья.
12 февраля 2018
Дерево, причесывающее ветер
От белых и желтых фонарей
свет падает то на траву, то на
листву. Я выхожу, фонарь у входа
то зажигается, то гаснет – все
до яркости освещено в одну
секунду и погружено во мрак
секундой позже. Время есть гример
взаправду, не в театре. Начинает
идти осенний дождь, порывы ветра
срывают листья с клена: я засек
и подсчитал, что за минуту их
упало пять.
5 марта 2018
Волшебный город
…За спиною моей
Крики птицы водяной
Слышатся и днем, и ночью.
Ручей болтлив, как юность,
Река – царица,
Море – воевода.
Все жили вечно:
И улица, и город весь
Дарили образы на вес
Златых фотонов там и здесь.
Мы причалили, ступаем осторожно, чтобы птиц
не спугнуть. Как изваянья, в утренних лучах они
у воды сидят, как будто все мы в сказке, будто мы
заколдованы.
Птицы разворачивают свои кратчайшие жесты,
их формы яснеют,
небо сходит с ума от их обилия.
Животные и птицы тоже умирают.
Наши кошки стареют у нас на глазах, их прощанье
Тяжело выносить, этот грустный их взгляд
Говорит обо всем, все принимает.
Кошки смертны, как мы.
16 марта 2018
Далекая дорога в темноте
ведет в волшебный город, чье названье,
как имя божества, запрещено
произносить изведующим тропы.
Они, паломники пространства, свет
с собой несут свой, голоса и вести
живого детства, синий горизонт,
что неизбывен, пряный запах снега,
наркотик зелени…
Встает луна,
чтоб привести их через мост к открытым
всегда для них воротам городским.
А за мостом дворец, светло повсюду,
и мы с тобою по мосту пошли.
Мы шли и шли и наконец расстались:
ты как бы вышел на море, а я
добрался до дворца и попытался
ключом в замок попасть, но не сумел.
И ждал меня вокзал, пустой, с холодным
ноябрьским ветром, что крепчал и тряс
все двери и распахнутые окна.
Открылась утром маленькая дверь –
я словно вышел в снегопад
и птиц увидел. Снег их любит, их
легчайшее прикосновенье след
на коже снега оставляет.
Я ушел через сине море.
(Переход океана огромен, и огромны последствия.)
Через море этот город завиднелся,
и я вышел на берег.
Остался открытым тоннель, соединяющий
комнаты моего детства:
морскую комнату с башенной комнатой,
и когда я закрываю глаза, то слышу только воду
и вижу только небо.
И я тоже оперился и окрылател.
Свет фонаря наряжает листву и снежинки.
Синее море, напротив, линяет к началу зимы.
Разными красками имя шумит и играет.
Мы возвратились к картинкам, цветным временам
года всесильным. Язык упирается в нёбо,
воздух проходит вдоль полости детского рта.
Звуки и образы строят слова, предложенья:
ветер в деревьях, след птицы на лужице – речь
движется, годы проворны, как вешние воды,
каждая дверь открывается ночью во сне.
Ты пошел равнинами, пустынями,
болотами и скалистыми горами.
Пошел по путеносной земле,
по занятому и порожнему пространству,
неся с собой все свои родные
произношения и иностранные
акценты. Все свои личные
бури. Это жетоны, шепчет она,
которые мы должны выплатить,
чтобы пройти по земле. Чтобы
пролететь над ней, не противясь
вихрям, которые подхватывают нас
в дрейфе и опускают в любом месте.
Чтобы видеть вещи в сумерках,
и в темноте, и на свету. Ты
отправился, ехал на утренней
заре, приехал на вечерней.
Если у путешествия нет конца,
может быть, оно было так поведано,
сказано с самого начала.
Я пошел легким ходом по морю.
Под утро в ноябре море взбушевалось,
море сдвинулось, трудное слово
распалось на слоги. Я стал спускаться,
но земли не мог достать. Взглянул на низ,
на низу море. Подул ветер. Язык
был неумолим в своей строгости.
Смотри, как прекрасно тело улитки,
которое она несет на своем пути через этот сад,
заметь, с каким достойным молчанием она пересекает
долгую длину сада. Там неподалеку
ты бежишь за поездом
в книге на другом языке.
Лицо создает мост над временем,
вернее, мираж моста,
потому что прежнее лицо сохранилось
только на фотографиях и стало
образом в памяти.
Призрак лица позволяет пройти
понарошку по твердому
несуществующему асфальту
меж вознесшихся мостовых арок
воображения, от речи к речи,
которая одна и существует.
Весна, весна! Как воздух чист!
Как ясен небосклон!
И громкой песнью ранний петел
Мне утро возвещал.
Евгений Баратынский
«Этот звук, овладевший внезапно моим языком…»
Там, справа, дом последний самый, в окнах
Его темно, стена в углу совсем
Почти разрушена, на ней волокнам
Тончайших паутин легко висеть.
Вот путник, местный житель бывший,
Застыл на узеньком мосту, дуэт
Услышав птиц, пространство сокративший…
Местописатель больше, чем поэт.
Ни звука нет, молчанье смотрит хмуро,
И тишина идет по тишине:
Ты обозначишь все это цезурой
И наяву, и в предрассветном сне.
Вслед за рожденьем возникало слово
В прибалто-финских недрах языка,
Оказываясь всех морей основой;
Потом струилась юности река.
Свет звуковой слепил, преображались
В нем сумеречный страх и немота,
Просодиею становилась шалость,
Взросленье заполняло полость рта.
Смотри же: нет ни улицы, ни дома,
Остался только этот самый стык
Земли и неба, заново знакомый,
К себе зовущий властно, как язык.
2018
«Представим звуки, прежде чем услышим…»
Этот звук, овладевший внезапно моим языком,
Всею полостью рта, воскрешает других, неотмщенных,
Что владели свободно им и окровавленным ртом
В нашей общей отчизне хватали чернеющий воздух.
Это память страны, безымянных могил, языка,
Вся огромная память огромной преступной державы,
Где ответа никто никогда не держал и века
Приходилось на речь у сатрапов выпрашивать право.
Ты к вселенной звучащее слово свое обрати,
Поднимая свой слог, на погосте возмездья проситель,
Ты за всех ничего палачам и вождям не прости
И слезу оброни о замученной речи в России.
2018
«Я сделал это, когда мы расстались…»
Представим звуки, прежде чем услышим.
Обдумаем сонорность их и стык
Их в какофонии. Направим лыжи,
Коньки наточим и уйдем в язык.
Неутомимо созидает голос,
Как композитор, образ звуковой,
И по равнине, лишь недавно голой,
Весенний шум наряд проносит свой.
Январь 2019
«Блестяще-гладкие вороны…»
Я сделал это, когда мы расстались.
Я отправился за худым до дистрофии горизонтом,
Чтобы утихомирить раскаленный край земли.
Между пунктами отсылки, отправления и прибытия
Пространство взорвалось, как почка,
Расстояния стали моей собственной топографией
И метафорами погоды.
Но в каком направлении я бы ни шел,
Между нами всегда будет мертвая земля,
И вы никогда не встретите меня
В стране слов.
23 января 2019
«Дождь распахивает тени…»
Блестяще-гладкие вороны
И босые ноги наши все в пыльце.
Открылась пусть не дверь, но форточка
На детство, юность, их ландшафт, пейзаж,
Пространство, время, ветвь, что вырастает
В окне, организатор-ветер, кровь,
Что взбудоражена всего одним
Зевком ленивым юбки… Воробьи,
Куда бы мы ни шли, не отставали…
Да. Вроде бесконечная стена
За поворотом, за углом оборотилась
Вдруг комнатой одной. Мы здесь хотим
У времени забрать пространство, мы
Выскальзываем из калитки детства
И держим путь туда, где день и ночь
Нас ожидает многозвучность моря.
Его артерии и вены темно-сини,
Его язык – из группы угро-финских.
Мы сядем на песок, чтоб наблюдать,
Как начинает дождь идти по волнам.
23 января 2019
«Сова сидит и смотрит на вороний…»
Дождь распахивает тени,
Обостряет слух,
Жажду утолив растений,
К пилигримам глух.
Начинает по дорогам
Ветрено хлестать
И тебя манить с порога
Стать ему под стать.
Так разденься же до детства,
Побратайся с ним,
Будешь ты, частица действа,
До конца храним.
24 января 2019
«Там собрана в холмы земля и листья…»
Сова сидит и смотрит на вороний
Полет, на нас с тобой, на горизонт,
Вывертывая голову комично,
Но оставаясь мудрой. Облака
Хранят свой шифр, известный только ветру.
В раскрытом рту двери – слова, язык,
Родная речь…
Невзрачная певунья
Вдруг села на плечо твое, устав
От перелета через наше море.
30 января 2019
«Есть в легком снегопаде нежность, что…»
Там собрана в холмы земля и листья
Общительны, неотделим язык
Там от ландшафта, беспокойный дождь
Тактичен, сдержан. Память возвращает
Стихии, для которых нет ни слов,
Ни образов. Сюда доносит шум
Повозки Вакха, что проходит мимо,
Минуя удовлетворенье и
Возможность счастья, может, для того лишь,
Чтоб в памяти остаться… Но катексис
Губителен для формы и ее
Напора, а спонтанность избегает
Того, что очевидно в мире жестких
Вещей и карт, чьи контуры тверды.
Есть слова в твоей речи родной, что тебе никогда
Не откроются, пятна на карте любого из нас,
Что белы, потому что язык больше всех нас, и льда
До конца не растопит никакая весна.
30 января 2019
«По дорогам вдоль рек ты придешь в этот город, где снится…»
Есть в легком снегопаде нежность, что
Похожа на любовь. Интимный снег
На веках собирается, на плечи
Ложится, аромат его едва
Лишь уловим, он обонянье дразнит,
Мешаясь с памятью, он создает
Свободу. Ты, хионофил[73]73
Хионофил – снеголюб. Хионофилы (от греч. chion – снег и phyléo – люблю) – растения и животные, способные существовать под снежным покровом, например, подснежники и полёвки.
[Закрыть], находишь
В неторопливом снежном спуске ритм
Сокрытый и дрейфующий, ты видишь
Игру теней, печаль и яркий свет,
И мифы, что полны соблазна, – это
Твое начало, музыка и речь.
6 февраля 2019
«Легкий жар коры и поле…»
По дорогам вдоль рек ты придешь в этот город, где снится
До сих пор языку твое первое чувство. Узнав
Голос твой, перепутает ветер страницы
И вернется из юности лучшая в жизни весна.
Издалече,
Из-под дуба зеленого течет речка.
Через речку рябина цветет.
Мы надумали идти и искать край той реки.
Мы идем по крутым берегам,
По чистым сыпучим палевым пескам,
Восходим к разговорчивым листьям
И видим: небо сходит с ума от скворцов,
И девушки поют
Там, где город стоит
В стране слов.
Из-под дуба зеленого течет река
Даугава,
широка, глубока,
в ней светлая –
светлая живая вода
завита,
золота,
молода.
Это наша река обучила нас всем
настроеньям и смыслам всех рек
за пределами мифов, преданий и даже
нашей собственной жизни с ее языками.
Она зарябила там, где на нее упал лист,
она взволновалась, послышалось пение.
Это девушки пели.
Видишь, город стоит.
Здесь разговорчивые листья
и лубок дерева зеленый,
и жар мокрой, раскрытой земли.
Разразилась непорочная страсть –
под дождем, в снегопад и на ярком солнце.
Остановись же здесь весной,
чтобы мост над рекою
вдавил время и тебя в свое имя,
переведенное удивленным языком.
Остановимся же здесь весной.
Поднимемся на мост над рекой.
Его имя пред рассветом
на грани света
и тьмы.
Это время
и мы.
7 февраля 2019
«А дом пустой еще как будто полон…»
Легкий жар коры и поле
движущегося дождя
до предела рот наполнят,
что блуждает, находя
образ, музыку и слово,
слог, звучанье и мотив,
чтоб вознесся, огласован
мир его, пока он жив.
25 марта 2019
«Поземки рваные бинты…»
А дом пустой еще как будто полон.
Ты чувствуешь присутствие всех тех,
Кто навсегда отсутствует. Друзьями
Заполнен до отказа детский двор.
Язык не прекращает через время
В светящемся пространстве возводить
Мосты, чья мощь лишь с памятью сравнима.
Апрель 2019
«Останавливает меня незнакомка…»
Поземки рваные бинты
По ослепленным площадям
Неслись, как бешеные. Ты
Словно был мальчишкой там,
В другой какой-то жизни за
Стеклом, как будто бы в музей
Вошел, – и сразу на глаза
Во всей своей смешной красе
Попался виденный уже,
Когда во сне парил по-над
Ночным собраньем ворожей,
Щемящий сердце экспонат.
7 мая 2019
«Полоска суши вдоль воды…»
Останавливает меня незнакомка
И говорит: куда ты идешь?
Ты меня узнаешь?
Я помню тебя ребенком
Вот на этой вот улице,
Что как будто сутулится
На подъеме к прибежищу ласточки,
Смотри: вон гнездо она вьет
Под крышей башни Толстой Маргариты.
Здесь твое
Через калитку просочившееся детство.
27 мая 2019
«Я спорил с тенью слов и с отраженьем…»
Полоска суши вдоль воды,
Глаза, исхлестанные ветром,
По мокрому песку следы
Тех, кто любил тебя и щедро
Вернулся в виде света. Здесь,
На этом детском побережье,
Как будто бы намеки есть
На жизнь всего, что было прежде.
27 мая 2019
Я спорил с тенью слов и с отраженьем
Своим в реке, когда ее вода
Была прозрачна, спорил с пораженьем
Всего живого ныне и тогда,
Когда ушли родители. На деле
Моя аргументация была
Безрезультатна, но как птичьи трели,
Как поворот летящего крыла,
Я делал то, ради чего родился,
И в поражении конечном я
Учую органическую милость
Неисчерпаемого бытия.
8 июля 2019
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.