Текст книги "Под сенью апельсиновых деревьев"

Часть 3
Сидя в одной лодке

Суринам, 1860 г. Плантация Розенбург. Плантация Бель Авенир. Парамарибо

Глава 1

Юлия наблюдала за маленькой, изящной птицей, которая, зависнув в воздухе, на лету пила нектар из апельсиновых цветков. До свадьбы Мартины оставалось всего несколько недель. По приказу Карла Юлия послушно написала несколько дюжин приглашений и передала их двум специально освобожденным от полевых работ рабам, которые отправились в длительную, многодневную поездку вверх и вниз по реке, для того чтобы доставить приглашения получателям.

По возвращении рабы привезли целую стопку подтверждений. При одной мысли о том, что в скором времени им придется каким-то образом размещать в Розенбурге так много людей, у Юлии похолодело внутри. Мартина до сих пор злилась на нее, поскольку Карл ни на шаг не отступал от своего требования, настаивая на том, чтобы организацией свадьбы занималась Юлия. Теперь приглашения были разосланы, но оставалось еще очень много работы.

Юлия с грустным видом рисовала что-то на листке бумаги, который, собственно, предназначался для того, чтобы на нем были составлены заметки к свадебному меню. Однако после того как Амру подробно изложила свои планы по этому вопросу, у Юлии здесь не осталось никаких предложений. А даже если бы предложения и нашлись, ей пришлось бы все записывать, а потом все равно читать вслух Амру. У Юлии не было ни малейшего опыта в этих вопросах, и, кроме того, упорное молчание Мартины не очень ей помогало.

Над тем, чем накормить гостей, которые приедут на свадьбу, Юлия ломала голову меньше всего. Амру полностью владела ситуацией. В общей сложности подготовкой к празднику занималось очень много молчаливых помощников. Юлия была рада этому обстоятельству и испытывала чувство благодарности по отношению к домашним рабам, которые так дружно поддерживали ее. Их, казалось, совсем не смущало то, что хозяйка пока не может поставить себя на полагающееся ей место. В качестве посредника выступала Кири. Она постоянно держала свою миси в курсе происходящего, а Юлия затем могла докладывать Карлу о состоянии дел. Так, по крайней мере, создавалось впечатление, будто она владеет ситуацией. Карл чаще всего с довольным видом кивал головой, соглашаясь с тем, что делает его супруга.

Как это часто бывало, теперь Юлия одиноко сидела на веранде с листком бумаги на столе и мечтала о каком-нибудь собеседнике. Хотя это было не совсем так, в этом она должна была признаться… Эх, поскорей бы вернулся господин Риард! Одна лишь мысль о нем делала ее счастливой. Юлия мечтала о том, как будет сидеть вместе с ним на веранде, она скучала по глубокомысленным разговорам с ним. Женщина в душе надеялась, что бухгалтер сможет дать ей совет в этой сложной ситуации. И все-таки она пребывала в растерянности, потому что со времени его последнего визита что-то изменилось. Она погладила себя по руке, словно чувствуя приятное покалывание, вызванное его прикосновением. Юлия откинулась назад в своем кресле, думая о нежном взгляде Риарда.

Однако в конце своего последнего визита бухгалтер неожиданно сообщил, что пропустит следующий срок приезда, а теперь, когда наступил сухой сезон, работы было не так уж много и в приезде бухгалтера не было особой необходимости. Юлия надеялась, что, может быть, встретит его в городе на праздновании Нового года. Однако Карл отказался от поездки на праздник с семьей, поскольку Мартина тяжело переносила беременность. Постоянная тошнота, рвота – честно говоря, она уже была похожа на привидение.

– В таком состоянии ты все равно не сможешь побывать ни на одном балу, – недовольно проворчал Карл.

Мартина, которая обычно использовала любую возможность для того, чтобы побывать в городе, выслушала эти слова без проявлений недовольства. Бóльшую часть времени она проводила в своей комнате, окруженная заботами старательной Лив, которая в глубине души радовалась тому, что ее хозяйка, забеременев, стала более обходительной. Или, точнее говоря, у Мартины просто не было столько сил, как раньше, чтобы срывать свое плохое настроение на личной рабыне.

Правда, она все еще часто кричала на Лив и мучила девушку оскорблениями и ругательствами, однако наказание, приводимое в исполнение с помощью палки надзирателя, осталось в прошлом, потому что Мартина, как правило, почти не спускалась на нижний этаж, не говоря уже о том, чтобы выйти из дома.

Карл же, напротив, продолжал каждую неделю бывать в городе, что, между прочим, уже начинало злить Юлию.

Она почти год находилась на плантации, а он за все это время даже ни разу не спросил, не хочет ли она побывать в городе. О Мартине, которая до наступления беременности неделю-другую проводила у своей тетки, в качестве компаньонки для Юлии не могло быть и речи. Юлия скорее прикусила бы себе язык, чем спросила бы у Мартины, можно ли вместе с ней поехать в город.

Но Юлии так хотелось еще раз туда попасть… Или хотя бы оказаться на какой-нибудь плантации в другой части страны.

Однако, кроме плантации Розенбург, городского дома и соседних плантаций, Юлия пока что ничего не видела. Она слышала, что в других местах страны ландшафт намного разнообразнее и что там, кроме джунглей, были также широкие саванны и даже горы. Однако она видела лишь насыщенную зелень, которую можно было наблюдать с плантации, а также темную воду реки, нескончаемым потоком движущуюся мимо плантации в направлении моря.

Юлия вздохнула и отложила карандаш в сторону. Между тем уже начало смеркаться и миллиарды цикад начали свой вечерний концерт, прерываемый низкими голосами живущих на деревьях обитателей леса. Попугай Нико сидел на балюстраде веранды и тоже, казалось, к чему-то прислушивался. Юлия глубоко вдыхала прохладный воздух приближающейся ночи. Во время сезона засухи стояла высокая температура, а жара была просто невыносимой. Зато вечера и ночи, напротив, были очень приятными.

Юлия встала, сняла платок с плеч и, покинув веранду, направилась в сад.

По вечерам некоторые растения испускали дурманящий аромат, а большие ночные бабочки летали вокруг цветков апельсиновых деревьев. Маленькие колибри кружили возле них. И, как это часто бывало, красота природы заставила Юлию забыть о повседневных неприятностях. Это пышное, сладкое, пестрое великолепие невозможно было сравнить с растительным миром Европы. Юлия мысленно повторила названия растений в саду, которые она знала. Некоторые из них смог припомнить Жан Риард, а другие назвала Амру на разговорном языке рабов. Как же Юлии хотелось узнать названия остальных растений! Она поискала бы в городе книгу, которая могла бы ей в этом помочь. Однако поездка туда должна была состояться в необозримом будущем, а Юлия не решалась попросить Карла привезти ей что-нибудь. Может быть, молодой бухгалтер…

Она остановилась и посмотрела на небо, на котором загорались первые звезды. Да, хотя бы в одном Карл оказался прав: небо над Суринамом было очень темным, а звезды светили чрезвычайно ярко. Юлия никогда раньше такого не видела. Сияние далеких светил всегда действовало на нее успокаивающе.

Юлия медленно шла в темноте между кустами и пальмами, обходя здание вокруг. В доме кто-то зажег свечи, и их слабый свет, пробиваясь сквозь окна, сопровождал ее.

На задней веранде было тихо. Когда Карл уезжал в город, здесь не готовили роскошных ужинов. Юлия предпочитала легкий ужин на передней веранде. Мартина почти ничего не ела, а Питер, которого Карл, узнав о беременности дочери, перевел из гостевой комнаты в господском доме в комнату в доме для гостей, не ужинал вместе со всеми.

Юлия уселась на ступеньки задней веранды и улыбнулась. Мартина громко протестовала, когда Питера удаляли из господского дома. Но Карл ужасно рассердился: как-никак, было понятно, что ему с самого начала не следовало размещать Питера так близко к Мартине. А теперь удаление его из дома, так сказать, задним числом вместе с его постелью было ничем иным, как беспомощной попыткой придать предстоящей свадьбе хоть какое-то подобие приличия. Питер, однако, послушно подчинился этому распоряжению: вероятно, он боялся, что иначе его планы будут нарушены. Юлии было противно слушать, как Питер говорил только то, что хотел слышать его будущий тесть. Того, что его слова – притворство, казалось, не замечал никто, кроме Юлии. Питер просто воплощал свой план в жизнь, и больше ничего.

Тихие голоса внезапно отвлекли ее от размышлений. Юлия попыталась определить, откуда они доносятся, однако никого не увидела.

Это было странно, поскольку она предполагала, что домашние рабы в это время уже находятся в своем поселке, и, кроме того, если бы они выходили из дома, то им пришлось бы идти мимо нее. А полевые рабы в столь поздний час не стали бы ходить между хозяйственными постройками возле господского дома. Домашние животные были накормлены. Кто бы это мог быть? Когда голоса приблизились, Юлия различила низкий мужской голос и голос девушки. Они, казалось, спорили. Голос девушки был очень высоким. Мужской голос отдавал короткие указания.

Юлия не могла ничего различить в сумерках, но ей показалось, что голоса доносятся с другой стороны здания. Они приближались сзади к дому для гостей. Юлия знала, что там тоже была специальная дверь для слуг. Но поскольку в настоящее время в доме, в одной из его комнат, проживал только Питер, Юлия не могла сообразить, кто еще там сейчас мог находиться.

Она встала и под защитой кустов прокралась к дому для гостей. Небольшая тропинка, протоптанная садовниками, шла между стеной дома и живой изгородью вокруг здания. Юлия остановилась и осторожно выглянула из‑за угла. Она увидела большую мужскую фигуру, стоявшую с другой стороны дома и придерживавшую дверь. Другой рукой мужчина схватил за руку невысокую девушку, пытаясь затащить ее в помещение.

Юлия лихорадочно раздумывала, что же ей делать. Нужна ли этой девушке помощь? Было уже темно, Амру и домашние рабы были в поселке, а Питер вряд ли поспешит ей на помощь. Юлия увидела, как мужчина заставляет девушку войти в дом… И вдруг девушка перестала сопротивляться. Вскоре после этого дверь снова распахнулась и фигура мужчины исчезла в направлении поселка рабов. Затем Юлия услышала над головой тихий шум и звук открывающейся в доме двери. Она взглянула наверх и увидела слабый луч света, пробивающийся из одной из комнат.

Женщина осторожно прокралась вдоль стены. Совсем рядом с ней стояло несколько бочек и ящиков. Если бы ей удалось взобраться на них, то она, быть может, смогла бы… Юлия помедлила, однако любопытство победило. Может быть, это одна из служанок, которая что-то натворила в доме для гостей? Может быть, Амру приказала мужчине наказать ее? Юлия подобрала юбку и осторожно взобралась на ящик. Слегка наклонившись вперед, она смогла заглянуть в комнату. Там слабо горела всего одна лампа, стоявшая на маленьком столе. Сердце Юлии чуть не выскочило из груди, когда кто-то прошел возле окна. Это был Питер. Юлия отшатнулась. Неужели он увидел ее?

– Раздевайся! – услышала она его приказ.

Он был в комнате не один. Затем Юлия услышала тихий жалобный плач девочки. Женщине показалось, что у нее в груди сжался холодный кулак. Она снова наклонилась вперед и заглянула в окно. И не поверила своим глазам: Питер стоял в комнате, и из одежды на нем были одни лишь брюки. Что касается девочки, то Юлия видела только ее плечо и руку, и, когда девочка стала раздеваться, как ей было приказано, Юлия на короткое время разглядела еще и маленькую, похожую на цветочный бутон, грудь. Юлия моментально поняла: девочка совсем юная.

Юлия попыталась рассмотреть ее лицо, но чуть не упала с ящика. Лишь краем глаза она различила на шее девочки зеленое ожерелье, прежде чем, балансируя, успела вцепиться в шершавую деревянную стенку.

Сердце Юлии готово было выпрыгнуть из груди. Тем не менее она заставила себя удержать равновесие и снова заглянула в окно.

Картина, которая предстала ее взору, запечатлелась в памяти Юлии как самый страшный кошмар. Питер схватил ребенка за волосы и движением руки заставил встать на колени, а другой в это время начал что-то делать у себя в брюках.

Юлия хотела громко закричать, однако у нее пропал голос и она лишь закрыла ладонью рот от ужаса. Она почувствовала, как ящики под ней зашатались, и инстинктивно отпрыгнула в сторону, чтобы не упасть. Женщина прижалась спиной к стене дома и прислушалась, надеясь, что Питер ничего не заметил. Она подождала немного, но никто не вышел, чтобы посмотреть, что случилось. Юлия лихорадочно соображала, что же ей делать. Она не могла оставить девочку там, наверху, на произвол судьбы, но понимала, что вмешиваться сейчас не имеет смысла. Кто знает, что сделает Питер, когда Юлия застанет его на месте преступления?

Она быстро обежала вокруг дома для гостей. Ее взгляд упал на загон для домашних животных, тихо хрюкавших в темноте. Свиньи! Юлия подбежала к изгороди, распахнула ворота и, несколько раз резко взмахнув руками, заставила животных выскочить из загородки. Свиньи, громко визжа, воспользовались шансом обрести свободу. Затем Юлия бросилась в направлении главного дома плантации, пробежала через заднюю веранду и темный коридор и заскочила в дамский салон. Отсюда она могла наблюдать за тем, что происходит внизу.

Юлия с облегчением увидела, что ее идея увенчалась успехом. Испуганные громким хрюканьем и визгом, проснулись остальные животные, и первые мужчины из поселка рабов с факелами в руках прибежали сюда, стараясь поймать их. Вероятно, эта суматоха между зданиями и громкие крики помешали Питеру, и вскоре он в застегнутых брюках появился в двери дома для гостей и стал громко кричать, отдавая указания. Девочку Юлия не увидела, однако надеялась, что той удалось скрыться в безопасном месте.

Усталая Юлия прокралась в свою комнату. Наверное, будет лучше, если никто не узнает о том, что она была на улице. Юлия испытывала глубокое отвращение к Питеру: сейчас, когда Мартина чувствовала себя плохо, он получал от маленьких девочек-рабынь то, что хотел. От одной лишь мысли об этом Юлии стало дурно. Кем были эти девочки? И как часто им приходилось подвергаться этому? Как взрослый мужчина вообще мог так поступать? Необходимо что-нибудь предпринять… Вот только что?

Глава 2

Плантация Бель Авенир находилась гораздо дальше от города, чем могла подумать Эрика. В этой стране пара часов плавания на лодке означала то же самое, что и удаление от цивилизации. Первые недели, которые Эрика провела в доме ван Драгов, показались ей ужасными. Как только Эрнст ван Драг уходил из дома (что происходило каждое утро, причем очень рано – он уезжал для того, чтобы контролировать рабочих на лесных участках), начинался настоящий хаос. Невоспитанных, наглых детей вряд ли можно было укротить – это не удавалось ни домашним рабыням, которых, хотя они и очень старались, милые детки едва ли воспринимали всерьез, ни самой Фриде ван Драг, которая скрывалась в своих покоях, куда ее отпрыскам вход был запрещен. Младшие члены этого семейства не испытывали уважения и к Эрике, тем более что они быстро обнаружили, как можно ее отвлечь. Они заставляли маленького Райнера плакать, а потом делали все, что хотели. Дисциплина и порядок в этом доме воцарялись только тогда, когда хозяин был на месте. Под строгим взглядом высокого мужчины дети затихали, и хотя бы предвечерние часы проходили более-менее спокойно.

По вечерам Эрика чувствовала себя совершенно разбитой. Беспокойство из‑за детей, наблюдение за которыми, собственно, и было ее задачей, и постоянные попытки успокоить Райнера, который из‑за шума вокруг становился все капризнее, очень нервировали Эрику. Она не знала, как взять ситуацию под контроль, и уже начала сомневаться в том, что это было хорошей идеей – согласиться на должность воспитательницы в Бель Авенир. В доме жили шестеро детей: Геерт, Харм, Ян, Рутгер и девочки – Эдит и Анка. Два старших сына, Антон и Фриц, уже переселились в город и ходили там в школу. Девочки были испуганными созданиями. Они в основном сами себя занимали – играли с куклами или ходили следом за чернокожей кормилицей, вцепившись в ее юбку. А вот четверо мальчиков в возрасте от шести до десяти лет были настоящими маленькими тиранами. Если они не дразнили своих сестер, то командовали домашними рабами, которые послушно исполняли все, что требовали от них юные масры, какими бы глупыми ни были их приказы.

Эрика приходила в ужас каждый раз, когда видела, насколько у этих детей отсутствует уважение по отношению к людям. Они обращались с домашними рабами, как с дрессированными обезьянами. В доме ван Драгов существовала традиция: каждый ребенок, которому исполнялось пять лет, получал в качестве подарка ко дню рождения личного маленького раба. Этот ребенок-раб был на два или три года старше, чем его новый хозяин, и обязан был служить ему в любое время, не проявляя собственной воли и желаний. Ведь только так, заявил хозяин дома Эрнст ван Драг, когда Эрика обратилась к нему с вопросом по поводу такого обычая, дети смогут научиться правильному обращению с подчиненными и сами воспитают себе надежных и преданных домашних слуг.

Эрика снова и снова раздумывала над тем, как ей взять под контроль эту ораву. В конце концов ей помог случай.

Однажды с утра, когда Эрика хотела приступить к выполнению обязанностей домашней воспитательницы и попыталась усадить за стол всех шестерых детей, она в соседней комнате случайно застала Харма, который дразнил маленького Райнера, наверное, надеясь на то, что им удастся избежать надоедливого урока, если ребенок Эрики будет кричать. Эрика увидела, как восьмилетний мальчик так больно дернул маленького Райнера за ручку, что грудной ребенок вздрогнул от боли и закричал. У нее перед глазами повисла красная пелена. Накопившаяся в ней за последние недели ярость разрядилась, как взрыв, при виде того, как мучают ее сына. Эрика схватила Харма за плечи, развернула его и изо всей силы влепила ему звонкую пощечину. Прежде чем ребенок смог отреагировать, она наклонилась к нему так, что ее лицо очутилось прямо перед расширенными от страха глазами мальчика.

– Если я еще хотя бы раз, – угрожающим тоном произнесла она, – увижу тебя за этим занятием, я расскажу обо всем твоему отцу, а потом… да бережет тебя Бог. Ты почувствуешь, что будет, когда он узнает, что вы не выполняете его требований.

Из глаз мальчика покатились слезы. У Эрики тут же появилось чувство вины из‑за того, что она так грубо обошлась с ним. Харм проскользнул мимо нее из комнаты. Пока Эрика успокаивала Райнера, она слышала, как Харм поспешно усмирял своих братьев и как они послушно уселись за стол. Ее приступ гнева явно внушил детям уважение.

Эрика надеялась, что Харм ничего не расскажет родителям об этом случае. Она чувствовала себя не в своей тарелке и не знала, как ей самой к этому относиться. Однако реакция Харма на ее угрозу неожиданно открыла перед ней новые возможности в обращении с детьми. К Эрнсту ван Драгу дети испытывали большое уважение, и Эрика решила использовать это в своих целях.

Конечно, ей было бы приятнее, если бы дети самостоятельно проявляли необходимое уважение к ней и вообще ко всем взрослым людям. Но уж если не получается по-другому, пусть будет хотя бы так. Одного намека на то, что об их проделках станет известно отцу, хватало, чтобы заставить детей хотя бы на короткое время превращаться в маленьких ангелочков. Наконец-то у Эрики появилось ощущение, что она владеет ситуацией.

Даже Фрида ван Драг произнесла несколько хвалебных слов, когда через несколько дней заметила, что утренние громкие крики и возня в доме поутихли. Хозяйка дома между тем уже носила перед собой внушительных размеров живот, ведь до родов оставалось всего несколько недель. Постоянно окруженная двумя личными рабынями, она сполна предавалась страданиям беременных и приказывала то искупать себя, то вытереть полотенцами, то покормить, то уложить поудобнее, чтобы после короткого перерыва снова призвать рабынь себе на помощь. Эрика заподозрила, что беременность для Фриды ван Драг была ничем иным, как средством для достижения цели – во-первых, она была в центре внимания, а во-вторых, ей не надо было заниматься детьми. Последние два десятилетия Фрида, несмотря на двенадцать беременностей, вела не самую тяжелую жизнь.

О том, что эти многочисленные беременности имели еще одну причину, Эрика в то время еще не догадывалась.

На плантации Бель Авенир вместе с чернокожими рабами трудилась группа немецких лесорубов, выполнявших обязанности бригадиров и руководивших рабами, которые выполняли работы на лесных участках. В то время как мужчины основную часть недели проводили где-то глубоко в лесах, откуда сплавляли дерево прямо по каналам и рекам в направлении города, женщины сидели дома на плантации и заботились о домашнем хозяйстве, огородах и детях.

Когда Эрика в первый раз увидела дома немцев, которые, словно в маленькой деревне, сгруппировались вокруг центральной площади, ей пришлось бороться со слезами – так сильно это напомнило родину. Правда, лесорубы были родом из Шварцвальда и говорили на грубом диалекте, но уже одни деревянные домики с резными ставнями и цветами, стоявшими на подоконниках, вызвали у Эрики такие воспоминания об отечестве, что у нее на миг перехватило дыхание. Ей вспомнилась прежняя жизнь в Германии, под защитой общины, вместе с Райнгардом…

Пять жен бригадиров начали свою жизнь на чужбине, выбившись из отчаянной бедности, и изо всех сил старались извлечь из нового положения максимальную пользу. И поскольку здесь им, очевидно, и вправду жилось намного лучше, чем раньше в далекой Европе, от них редко можно было услышать жалобы. Они с большим рвением обрабатывали небольшие участки земли, которые выделил в их распоряжение хозяин плантации, и каждый день благодарили Бога за то, что он привел их на эту богатую землю.

После разговоров с женщинами отношение Эрики к новой родине постепенно стало меняться. Пусть даже Суринам поставил ее перед тяжелым испытанием, раньше ей жилось не так уж плохо. А эти женщины уже познали гораздо больше горя и нужды. Они рассказывали Эрике о бедности, голоде и лишениях, которые им пришлось перенести. По сравнению с этим лихорадка, жара и тропические ливни в их глазах были такими мелочами, которые легко можно было пережить. С такой точки зрения Эрика до сих пор не рассматривала ситуацию, в которой оказалась. Она надеялась, что за несколько недель заработает достаточно денег, чтобы продолжить поиски Райнгарда в хинтерланде. Но разрешат ли ван Драги ей уехать? Эрика еще не думала об этом. И куда ей ехать дальше, еще не знала.

Эрика была уверена, что уж как-нибудь это выяснит. А пока что она была счастлива, что добралась хотя бы сюда. Она уже давно не чувствовала себя так близко к мужу.

Однако и в Бель Авенире горе и радость находились гораздо ближе, чем предполагала Эрика.