Текст книги "Под сенью апельсиновых деревьев"

Глава 2

Кири изо всех сил старалась, чтобы маленький Генри не почувствовал отсутствия своей матери. Однако, поскольку мальчик и без того воспринимал ее, как достойную замену, и был слишком мал, чтобы задавать соответствующие вопросы или даже понять то, что происходило, тревога Кири почти не имела под собой оснований. Но она чувствовала себя очень плохо в доме плантатора. Близость масры Питера, когда тот находился здесь, а не на полях или в своей лаборатории, была ей неприятна. Правда, он оставил ее в покое, с тех пор как миси Джульетта сообщила ему о беременности Кири, но все равно девушка ужасно боялась, что он передумает.

Со времени отъезда своей миси она ночевала в детской комнате Генри, затем с утра занималась им в господском доме, а при малейшей возможности забирала его с собой в поселок рабов.

Правда, миси Мартина несколько раз выражала опасения по этому поводу, но Амру объяснила ей, что Генри великолепно чувствует себя на руках у Кири. Да и масра Питер, казалось, был не в восторге, когда Кири и Генри много общались с миси Мартиной и маленьким масрой Мартином.

Масре Питеру ребенок Юлии был нужен только как заложник. Это Кири поняла из многочисленных споров, которые возникали между ее хозяйкой и масрой Питером перед отъездом миси Джульетты.

Миси Джульетта неохотно оставила ее и Генри.

– Кири, когда я вернусь, все будет хорошо! – сказала она на прощание.

Кири возлагала на это большие надежды, ведь с тех пор, как масра Питер стал управлять плантацией, их жизнь ухудшилась. Рабы начали роптать и не признавали нового масру. Он позволял бассиа много вольностей, которыми те бесстыдно пользовались, обходясь с рабами грубее, чем следовало. С другой стороны, масра Питер никому не позволял вмешиваться в аграрные вопросы. Несмотря ни на что, на плантации все должны были работать сообща, для того чтобы обеспечить дальнейший рост насаждений. Некоторые из опытных, давно работавших на полях негров выражали недовольство по поводу того, что масра Питер неправильно организовал посадку растений, и это принесет плохой урожай. Но как только такие возражения доходили до ушей масры, он приказывал бассиа крепче держать рабов в узде.

Кроме того, рабы боялись, что масра возобновит свои странные опыты с лекарствами.

Спустя неделю Кири каждый день надеялась, что ее хозяйка вернется домой. Но миси Джульетта все не приезжала. Кири утешала себя мыслями о том, что у миси, по-видимому, есть причины на то, чтобы так долго отсутствовать. Но чем дольше продолжалось ее отсутствие, тем тревожнее становилось у Кири на душе.

– А что, если миси больше не вернется? – однажды спросила она у Амру.

– Кири, здесь остался ребенок миси. – Амру ласково погладила маленького Генри по щеке. – Конечно, она вернется, не сомневайся.

Однако Кири мучили кошмары: миси не вернулась, Питер воспитал из Генри подлого человека, а сама Кири родила белого ребенка… На этом месте девушка каждый раз просыпалась от ужаса, вся мокрая от пота. А что, если этот ребенок действительно от масры Питера? Будет ли хозяин претендовать на него? Не как на своего наследника, нет – как на раба?

Кири ничего не сказала Дэни о том, к чему принуждал ее масра Питер. Только после рождения ребенка будет видно, кто его отец. Кири боялась этого момента, когда Дэни и всем остальным станет ясно, что он не является отцом ее малыша. Девушка все время ломала над этим голову, и чем дольше она об этом думала, тем сильнее убеждалась в том, что отцом ребенка был не Дэни.

Несмотря на то что масра Питер значительно ограничил визиты лесных негров и лишь изредка разрешал им причаливать к плантации, Дэни всегда находил способ проведать Кири. Ей это льстило. В первое время после «несчастного случая» она стыдилась своего лица из‑за шрама. Но Дэни брал ее за руку, нежно проводил кончиками пальцев по ее лицу и бормотал: «Маленькая Кири, для меня ты самая красивая девушка во всей стране».

Кири не могла сдержать слезы. Такую симпатию к ней еще никто не проявлял. Она лишь надеялась, что не разочарует его. По мере того, как рос ее живот, Кири все больше и больше отдалялась от Дэни. Он списывал это на перепады настроения и с радостью ждал появления ребенка. «Когда твоя миси вернется и на плантации все снова наладится, я спрошу у нее, можем ли мы с тобой пожениться. Пусть даже так, как женятся белые».

Кири всем сердцем надеялась, что так оно и будет.

Глава 3

Эрика сидела на шаткой деревянной доске, которая служила скамьей, и всматривалась вдаль. Утреннее солнце уже стояло высоко в небе и нагревало воздух. Все еще можно было видеть болотистую прибрежную зону. Капитан направил судно от Парамарибо через канал Ваника к речке Сарамака. Оттуда им надо было выйти через устье реки в море, для того чтобы потом у Форта-Нассау опять войти в реку Коппенаме. Это была самая опасная часть поездки. Видит бог, судно капитана Пароно не было приспособлено для плавания по морю. Дерево, из которого оно было сделано, даже на реке скрипело и трещало, едва течение немного усиливалось. Однако Пароно всегда успокаивал Эрику: его «старая девочка» выдерживала и более трудное плавание. Эрика надеялась на то, что именно это плавание не станет последним для парусника.

Ее временное пристанище на корабле нельзя было назвать комфортным. Капитан выделил Эрике маленький угол в палубной надстройке, где также находился штурвал. Женщина не могла отдохнуть там в дневное время – ей было неприятно, когда Пароно стоял за штурвалом так близко к ней.

Его место для сна находилось где-то под палубой. Если ему вообще удавалось поспать. Пароно стоял на своем месте днем и ночью, лишь время от времени, если позволяла река, присаживаясь на табурет, стоящий возле рулевого колеса, на которое он закидывал ноги. О том, что он дремал, можно было догадаться лишь по выглядывающей из-под его широкополой шляпы курительной трубке, которая переставала дымиться.

Пароно был молчаливым и лишь изредка заговаривал с Эрикой. Однако утром он жестом подозвал ее к себе и объяснил с серьезным выражением лица, как она должна вести себя в Батавии:

– Не дотрагивайтесь ни до чего руками, ничего не ешьте, пейте только воду с корабля и прогоняйте детей прочь, если те будут слишком назойливыми. Вы должны понять: если я снова возьму вас с собой в город и вы заболеете… и при этом обнаружится, что я вас перевозил, я потеряю разрешение на работу.

Эрика кивнула. Между тем ей уже по-настоящему стало страшно. Она не знала, что ожидает ее в Батавии.

Несколько часов спустя, уже во второй половине дня, она наконец-то рассмотрела у берега реки Коппенаме первые постройки. Пароно направил свою «старую девочку» прямо к причальному трапу. Едва жители лечебницы заметили судно, как все больше и больше людей стало собираться у берега. Когда судно подплыло ближе, Эрика увидела, что среди них были даже дети и старики.

Как только парусник пришвартовался, из толпы вышел одетый в белое мужчина. Эрика слышала, что эту лечебницу уже несколько лет возглавляет католический священник. Сейчас она почувствовала уважение к нему. Эрика уже давно не считала себя благочестивой дочерью Всевышнего. Слишком много событий, а также собственных поступков заставили ее усомниться в Боге.

Эрика ждала на палубе, в то время как Пароно разговаривал со священником. Тот пару раз удивленно посмотрел на Эрику, но потом кивнул и дружелюбно подозвал ее к себе.

– Добро пожаловать в Батавию. Моя фамилия Дондерс. Пожалуйста, простите мне мое удивление, но у нас тут нечасто бывают гости.

Женщина опустила глаза и тихим голосом ответила на приветствие Дондерса:

– Меня зовут Эрика Бергманн. Я надеюсь, что не доставлю вам неприятностей своим неожиданным визитом.

Пастор Дондерс, смеясь, покачал головой:

– Нет, нет, что вы! Не беспокойтесь ни о чем, мефрау Бергманн. Пароно только что рассказал мне, как вы… Но мы находимся так далеко от города. Я уверен, что никаких проблем не возникнет.

Затем его лицо стало серьезным.

– Давайте немного пройдемся, – предложил он и повел Эрику через толпу.

Пароно начал сгружать товары с парусника. Он позволил лишь одному мужчине подняться с ним на палубу в качестве помощника; страх перед болезнью был написан на лице у капитана.

Эрика, напротив, не слишком переживала по этому поводу. Пастор выглядел здоровым и крепким, да и большинство людей у причала не проявляли никаких признаков болезни.

Когда они отошли немного дальше, пастор Дондерс снова заговорил:

– Значит, вы приехали сюда на поиски своего мужа?

Эрика кивнула. Ей пришлось собраться с силами, чтобы не расплакаться. Она надеялась, что у пастора не было для нее плохих новостей.

Дондерс, казалось, почувствовал груз, который лежал на душе у Эрики, и доброжелательно улыбнулся ей:

– Успокойтесь. Ваш муж здесь.

Эрика не поверила своим ушам. Даже если она несколько лет страстно желала услышать эту фразу и перед поездкой все время мысленно повторяла ее, все же она прозвучала неожиданно. Женщина дала волю слезам.

– Райнгард действительно здесь? Где он? С ним все хорошо?

Дондерс тяжело вздохнул. Он остановился и посмотрел ей в лицо.

– Мефрау Бергманн, ваш муж чувствует себя соответственно обстоятельствам, – осторожно произнес он. – Вы должны знать… Он прибыл сюда не как миссионер… а как пациент.

Эрике показалось, будто земля разверзлась у нее под ногами. До последней секунды она надеялась найти Райнгарда в Батавии, точнее говоря, она внушила себе, что он ревностно исполнял свой долг миссионера. То, что он действительно находился здесь, потрясло ее. Но то, что он оказался тут, потому что… Осознание этого обрушилось на нее, как удар.

Прошло некоторое время, прежде чем Эрика снова смогла говорить.

– Могу ли я… могу ли я, несмотря на это, увидеть его?

– Конечно. Я лишь хотел предупредить вас. Пожалуйста, следуйте за мной.

Глава 4

Юлия стояла в отделении лечебницы и складывала полотенца. После отъезда Эрики она каждый день приходила сюда, помогала Кларе и присматривала за детьми. Это давало ей, по крайней мере, ощущение того, что она востребована. Желание вернуться к своему ребенку ежедневно одолевало Юлию, но она должна была еще немного подождать, пока Эрика снова не вернется домой. Она обещала это своей подруге.

Эрика отсутствовала почти неделю. Это вызывало у Юлии беспокойство. Было ли ошибкой то, что она посадила Эрику на корабль? А если в дороге с ней что-нибудь случилось? А если произошло несчастье? С другой стороны, Юлия не знала, сколько времени занимает дорога до Батавии, и у нее не было знакомых, у которых можно было бы спросить об этом или о возможных происшествиях на реке. Она то и дело ходила в порт, однако теперь не только расспрашивала о Жане, а еще и ждала Эрику, пусть даже обе затеи казались ей безнадежными. Между тем Юлия уже расспросила каждого капитана о местонахождении Жана, ведь это были одни и те же корабли, которые возвращались домой из плавания вдоль побережья или из соседних стран. Большие суда из Америки и Европы пришвартовывались здесь так редко, что Юлия опасалась: чтобы обойти всех капитанов, ей понадобятся годы. В ее душу закралось отчаяние. Юлия решила дождаться возвращения Эрики и сразу же отправиться в обратный путь в Розенбург.

Юлия как раз разложила оставшиеся полотенца в предусмотренные для этого шкафчики, когда в дверь больницы постучали.

– Да?

Додо зашла внутрь, подталкивая перед собой девочку-мулатку, которой на вид было около десяти лет.

– Миси Джульетта, а где миси Клара?

– У Клары сейчас посещение на дому. А что такое, Додо? Что-то с малышкой? – От Юлии не укрылось то, что по щекам девочки катятся слезы.

– Нет, миси, с ней все в порядке. – Додо подтолкнула девочку на пару шагов вперед и спокойным тоном предложила ей: – Ну же, поговори с миси!

– Миси, – малышка неуклюже поклонилась, – я пришла из‑за своей мамы. Она больна и не может встать, – почти прошептала она.

Юлия подошла к девочке и положила руку ей на плечо. Ребенок испуганно отпрянул.

– Все хорошо, я не сделаю тебе ничего плохого. – Юлия присела на корточки. – А теперь расскажи-ка спокойно, что с твоей мамой?

Девочка шмыгнула носом:

– Я… я не знаю… У нее высокая температура, и она лежит. Я… я искала медсестру, но не нашла ее. Мне кажется, что мама умирает.

– Ну, так быстро не умирают. – Юлия успокаивающе погладила ее по руке. – Сейчас мы еще немного подождем сестру Клару, а затем посмотрим, что с твоей мамой, хорошо?

Девочка вытерла лицо рукой и кивнула.

Юлии стало жаль малышку. Мало того что она боялась за свою маму, ей, определенно, было плохо уже от одной мысли о том, что ее мать разозлится, узнав, что она пошла в миссионерскую организацию. Несмотря на то что лечебница предлагала помощь всем без исключения, рабы и мулаты лишь изредка приходили сюда. Разве только если хозяин какого-то раба приказывал ему явиться сюда или в случае, если какой-нибудь мулат настолько нуждался в деньгах, что не мог себе позволить обратиться к знахарю или городскому цветному врачу.

Страх перед тем, что миссионеры связывают свою помощь с религией, сдерживал их. Впрочем, Клара не отличалась особой набожностью. Для нее на первом месте было здоровье человека, независимо от его цвета кожи и вероисповедания. Правда, исполинский рост не особенно облегчал ей задачу.

Прошло немного времени, прежде чем Клара вернулась от больного, которого посещала на дому. Едва Юлия успела рассказать ей историю девочки, как монахиня из миссионерской организации снова стояла у дверей со своей сумкой.

– Додо, вызови извозчика.

Немного погодя Клара усадила девочку возле мрачно смотревшего на них кучера, а затем и сама села сзади в повозку возле Юлии.

– Если она будет бежать за нами, то мы никогда не доберемся, – сказала Клара.

Юлии нравился ее решительный характер.

Через несколько минут Юлию охватило нехорошее предчувствие. Она знала местность, по которой они ехали. Она также знала улицу, на которую они свернули и – знала дом, перед которым ребенок остановил кучера.

Это был дом Сузанны!

Юлия вошла в здание с неприятным чувством. Больше всего ей хотелось убежать, но она храбро шагала вслед за Кларой, которая без колебаний последовала за маленькой девочкой через входную дверь.

Ребенок повел обеих женщин вверх по лестнице и вдоль короткого коридора в затемненную спальню. На кровати у окна лежала женщина.

– Мефрау? – громко произнесла Клара, для того чтобы обратить на себя внимание.

Однако женщина, лежавшая в постели, никак не отреагировала на ее слова. Клара отставила свою сумку и подошла к кровати.

Девочка села на край кровати и взяла мать за руку. Юлия тоже подошла ближе. Несмотря на то что бронзовая кожа женщины казалась бледной и была совершенно мокрой от пота, Юлия узнала ее: это была Сузанна.

– Кто тут? – произнесла больная. Ее голос был тихим и хриплым.

– Все хорошо. Мы из миссионерской лечебницы. Нас привела ваша дочь. Она волнуется. Вы больны, но мы вам поможем, – сказала Клара так уверенно, как это было возможно, а затем обратилась к девочке: – Ты можешь принести нам миску холодной воды и пару полотенец?

Девочка кивнула и убежала.

Клара обеспокоенно смотрела на Сузанну.

– Мы должны позаботиться о том, чтобы сбить температуру и сделать ей холодные компрессы. Ну что за люди – вечно обращаются за помощью слишком поздно!

Юлия замешкалась, решая, помочь ли Кларе освободить Сузанну от ее насквозь пропитанной пóтом одежды. Мысли путались у нее в голове. Это была суринамская жена ее мужа. И, таким образом, эта женщина тоже была… вдовой! А девочка, которая привела их сюда, была дочерью Карла?

Затем Юлия опомнилась. Эта женщина тяжело больна. Была она любовницей Карла или нет – сейчас она нуждалась в помощи.

Вскоре девочка вернулась. С обеспокоенным выражением лица она забилась в угол комнаты и стала наблюдать за действиями белых женщин. Они обмотали тело Сузанны холодными полотенцами и сменили постельное белье. Затем Клара влила в рот больной жаропонижающие капли.

– Теперь нам остается только ждать. Джульетта, вы не могли бы побыть с этой женщиной, пока она снова не придет в сознание?

Юлия большими глазами посмотрела на Клару. Нет! Конечно же, она не могла… здесь… у…

Но Клара даже не стала ждать ее ответа. Она мимоходом погладила девочку по голове:

– Я вернусь через пару часов. До того времени твоей маме должно стать лучше.

Юлия, сбитая с толку, осталась в комнате. Она заглянула в большие, широко открытые карие глаза девочки, которая с надеждой смотрела на нее, и выпрямилась. Она останется тут.

– Подойди и сядь возле мамы. Это пойдет ей на пользу, – приветливо сказала Юлия.

Ребенок сразу же взял мамину руку в свои ладошки.

– Она же выздоровеет, не так ли? – робко спросила девочка.

Юлия кивнула. Она надеялась на это, но не могла ничего обещать. Она не могла быть такой же оптимисткой, как Клара. Казалось, слишком много людей в этой стране умирало от лихорадки.

Сев на стул в углу комнаты, Юлия стала молча наблюдать за женщиной, лежавшей в кровати. Сузанна все еще была красивой, хотя ее щеки ввалились. Юлия помнила ее тонкие черты, хотя видела ее лишь раз, да и то мельком. Узнает ли ее Сузанна? Знала ли она вообще Юлию? Они же лишь раз случайно столкнулись, когда Юлия… Но известно ли Сузанне, кто она? Карл определенно ничего не рассказывал ей о своей законной жене.

Потом Юлия вспомнила о девочке, пододвинула стул и села возле кровати.

– Назови мне свое имя, малышка.

Девочка нерешительно посмотрела на нее.

– Миноу. Меня зовут Миноу.

– А, Миноу. – Юлия не смогла удержаться от того, чтобы не спросить: – А где твой отец?

Девочка смущенно посмотрела на свои руки, потом бросила быстрый взгляд на маму и пожала плечами.

– Он уже несколько месяцев не приходит. Мама… мама говорит, что он, пожалуй, исчез навсегда.

– У тебя есть братья или сестры, Миноу?

Девочка неожиданно засмеялась и кивнула:

– О да! У меня есть взрослый брат. Вико.

– И где же твой взрослый брат?

Девочка снова пожала плечами.

– Когда папа больше не пришел… Вико сказал, что теперь он должен сам зарабатывать деньги, и ушел куда-то.

У Юлии свело желудок. Возможно, она отняла у детей отца, а у этой женщины – мужа. Карл был тираном у себя дома, в Розенбурге, но, по сути, она ничего не знала о его второй жизни в городе, от которой он не отказывался, несмотря на брак с ней.

Клара вернулась через несколько часов. Она обследовала больную и затем, довольная, подняла глаза.

– Температура, похоже, снижается.

Юлия почувствовала облегчение. Все это время она думала о том, что может произойти, если Миноу и Вико сейчас потеряют еще и мать.

– Завтра мы снова придем. – Клара упаковывала свою сумку. – Ты должна как можно чаще менять компресс и держать его на лбу у своей мамы, слышишь? – сказала она девочке.

Миноу кивнула.

– Хорошо. А когда твоя мама проснется, она должна много пить.

Юлия, уходя, бросила обеспокоенный взгляд на Миноу и Сузанну.

– До завтра, Миноу! – тихо сказала она и вышла за Кларой из дома.

После того как они сели в наемную повозку, Клара презрительно фыркнула.

– Посмотрите – и здесь то же самое. Вот как женщины живут на содержании белых мужчин. Когда им действительно нужна помощь, те испаряются.

Юлия удивленно посмотрела на Клару. Такие вспышки ей, собственно говоря, были не свойственны.

– Откуда вы знаете, что эта женщина живет на содержании белого мужчины? – с любопытством спросила она.

– Ах, Джульетта, мне известны здешние порядки. У детей, рожденных от белых мужчин, всегда более светлая кожа, можете мне поверить. Отец этой девочки сейчас наверняка чинно восседает в кругу своей белой семьи. Прелюбодей!

Кларе легко было быть такой решительной, она как-никак все же была сестрой-монахиней из миссионерской организации. То, что свободный образ жизни колонистов вызывал у нее отвращение, Юлия могла понять.

Юлия испытывала противоречивые чувства. Приехав в городской дом, она не находила покоя. Мысли беспорядочно теснились у нее в голове. Да, когда-то она ненавидела Карла за то, что у него были отношения с другой женщиной. Но позже Юлия даже радовалась этому, поскольку он стал все реже и реже беспокоить ее по ночам… С тех пор как он умер, она старалась думать о нем как можно меньше. А теперь воспоминания обрушились на нее с новой силой. Юлии волей-неволей еще раз пришлось столкнуться с прошлым Карла. Она не могла бросить на произвол судьбы Миноу и больную Сузанну.

Глава 5

Пастор Дондерс провел Эрику по дорожке между маленькими чистыми хижинами лепрозория к зданию, расположенному рядом с деревянной часовней. Этот дом был немного больше, чем остальные. Дондерс кивнул Эрике, постучался в дверь, а затем отошел назад. Пальцы Эрики впились в носовой платок, который постоянно был у нее в руках со времени ее прибытия в Батавию. За дверью раздались чьи-то шаги, а затем она распахнулась.

Райнгард!

Эрика громко всхлипнула. Ее муж стоял прямо напротив нее с удивленным взглядом и открытым ртом. Он был немного более худым, чем пару лет назад. Его волосы поредели.

– Эрика!

Женщина развела руки и сделала шаг ему навстречу. Лицо Райнгарда тут же помрачнело, и он отшатнулся.

– Нет! Нельзя! – громко воскликнул он.

Эрика ошеломленно опустила руки:

– Райнгард?

– Да, Эрика! Боже мой… я… послушай… я… – Райнгард опустил глаза.

Он даже не подал ей руки и вообще прятал свои руки в длинных рукавах куртки с капюшоном, которая была на нем.

– Заходи, – тихо сказал он.

Он сделал шаг в сторону, пропуская ее, и Эрика вошла в маленькую комнату.

Там было чисто. Обстановка была простой. На полке над узкой кроватью стояло несколько книг.

– Садись. Садись, пожалуйста. – Райнгард пододвинул Эрике единственный стул, который был в комнате. – Я ведь не знал, что ты… мне так жаль… Я должен был…

Эрика смотрела на него, и у нее вырвались слова, которые уже давно камнем лежали у нее на душе:

– Райнгард… Почему ты все эти годы не давал о себе знать?

Райнгард отвернулся, и она не могла видеть его лицо.

Прошло еще некоторое время, прежде чем он заговорил.

– Эрика, я уже очень давно здесь нахожусь, – медленно произнес Райнгард. – Мы тогда плыли по рекам в центральную часть страны. На плантациях к нам относились не… не особенно любезно. – Он опустил голову. – И однажды мои спутники заболели. Лихорадка очень быстро убила их, и никто больше не мог им помочь.

– Я думала, что ты умер! – вырвалось у Эрики. – Я думала… – Ее пальцы снова впились в носовой платок. И это при том, что она твердо решила ни в чем не упрекать мужа.

Райнгард снова повернулся к ней, опустив глаза. Затем он тихо продолжил:

– Я знаю, ты, наверное, злишься на меня из‑за того, что я был тебе плохим мужем. Но я тогда поехал дальше, попросил, чтобы меня отвезли в джунгли. Я хотел увидеть, как живут там люди, хотел нести им слово Божье. Я очутился в одной деревне, где жили лесные негры. Я не пробыл там и полгода, как… – Он поднял взгляд и посмотрел на Эрику глазами, полными слез, а затем правой рукой, все еще прикрытой рукавом, приподнял длинный рукав на левой руке.

Эрика окаменела от ужаса. На левой руке Райнгарда почти не было пальцев.

– Ой… – Она была не в состоянии сказать что-то еще.

Эрика смущенно попыталась перевести взгляд на что-нибудь другое.

– Эрика! – Теперь в голосе Райнгарда было отчаяние. – Я рассчитывал, что ты решишь, будто я умер. Таким, как я стал, я не мог быть тебе мужем! Я не знаю, почему Бог покарал именно меня. – В его голосе звучала глубокая печаль. Он пожал плечами и стал беспокойно ходить по комнате. – Ты не должна была меня искать!

– Но, Райнгард, я ведь… я… у нас…

Осознание того, что Райнгард больше никогда не сможет вернуться к ней, обрушилось на Эрику всей своей тяжестью, несмотря на то что она все время убеждала себя: вполне возможно, с ним просто что-то случилось, а возможно, его уже нет в живых. Но ситуация, в которой она очутилась, была хуже, чем можно было себе представить.

– Эрика, поверь мне, я думал о тебе каждый день. Мне очень хотелось сообщить тебе, что… Но это было невозможно. Этого нельзя было делать… – Райнгард тяжело вздохнул. – Что… что с нашим ребенком?

При мысли о Райнере Эрика улыбнулась:

– О Райнгард… Райнер уже такой большой! Иногда он бывает таким же упрямым, как и ты в свое время, – нежно добавила она.

О Ханни Эрика не сказала ничего. Райнгард никогда не вернется назад, и она решила, что будет лучше ничего не говорить ему об еще одном ребенке. Ее муж будет задавать ей вопросы, даже может подумать, что она… Нет! Она этого не хотела. Эрика любила его все эти годы, и он не должен думать, что она была ему не верна.

Они проговорили целую ночь. Эрика узнала, что Райнгард работает здесь учителем: учит детей, находящихся в лепрозории. «Какая противоречивая задача, – подумала она. – Даже если эти дети вырастут и им будет дарована долгая жизнь, они никогда не выйдут за пределы этой лечебницы». Но она ничего не сказала, чтобы не обидеть Райнгарда.

Ее муж был очень высокого мнения о пасторе Дондерсе. Он, а также две чернокожие медсестры были единственными, кто не заразился этой страшной болезнью. Их задача заключалась в том, чтобы сохранять лечебницу и поддерживать контакт с правительством страны, обеспечивающим более-менее приемлемую жизнь для людей в Батавии. Человек, заболевший проказой, мог дожить до старости. Вот только ни один здоровый человек ни за что добровольно не хотел находиться вблизи больного. Сюда ссылали прокаженных со всей страны. Райнгард рассказал, что часто в Батавию приходили лодки с измученными, полумертвыми рабами. Эрика заметила, что работа здесь очень важна для ее мужа, и это наполнило ее гордостью.

Когда начало светать, они замолчали. Пароно предупредил Эрику, что отплывает рано утром. Разлука близилась, и на этот раз они расстанутся навсегда. Эрика не могла оставаться здесь, а Райнгард не мог находиться в городе, среди здоровых людей.

Эрика разрывалась на части. Она вообще уже не знала, что и думать. До вчерашнего дня в ее душе еще теплилась надежда на то, что муж вернется к ней и они будут жить дальше одной семьей. Ей было тяжело смириться с тем, что этого никогда не будет и что с этого момента ей придется жить одной, зная: Райнгард находится очень далеко и еще не умер, но и живым его назвать уже нельзя.

Когда Эрика несколько часов спустя взошла на корабль, она чувствовала себя полностью опустошенной. И, словно в трансе, она смотрела, как за горизонтом исчезает Батавия.

Обратную дорогу Эрика провела словно в полусне. Долгие часы она сидела на деревянной скамейке и смотрела на воду. Даже когда пошел проливной дождь, она не сошла с места. Капитан Пароно, казалось, сочувствовал женщине, которая теперь действительно навсегда потеряла своего мужа. Он молча принес Эрике потрепанное одеяло и накинул его ей на плечи, но она никак не отреагировала на его присутствие.

Мысленно Эрика была уже очень далеко. Она думала о своей прежней жизни с Райнгардом, вспоминала Германию, а также многочисленные эпизоды из своей поездки сюда, в Суринам. Иногда она тихонько смеялась или плакала. Потеря, казалось, могла разорвать ее душу. Что же ей теперь делать? Она осталась одна с Райнером… и Ханни. Если она решит вернуться назад, в Европу, ей понадобятся деньги. В миссии она ничего не заработает. Может, ей попытаться снова наняться воспитательницей… Но воспоминания о том, что ей пришлось пережить у ван Драгов, заставили Эрику содрогнуться. Она не знала, что ей теперь делать. Просто не знала. В глубине души она надеялась, что это плавание никогда не закончится.

Через три дня Пароно подошел к ней:

– Мефрау?.. Мефрау! Не хочу вам мешать, но сегодня днем мы прибываем в Парамарибо. Может быть, вы… Будет лучше, если вы сойдете с корабля, когда стемнеет.

Эрика лишь кивнула.

Когда на горизонте появились первые дома, Эрика спряталась в палубной надстройке. Пароно коротко кивнул ей, а затем снова сосредоточился на штурвале.

Через некоторое время он пришвартовал свою «старую девочку» к причалу, а потом еще раз вернулся к Эрике и снял шляпу.

– Мефрау, мы прибыли, – любезно сказал он.

Эрика передала ему маленький кошелек с деньгами. Она не знала, сколько монет было внутри, однако Джульетта должна была позаботиться о том, чтобы их хватило.

Пароно заглянул в кошелек:

– Спасибо. Сейчас я покину корабль. Меня ждет семья.

Эрика кивнула.

– А вы потом, пожалуйста…

– Да, я уйду с корабля только тогда, когда стемнеет. Спасибо, капитан Пароно. И не беспокойтесь, это плавание останется между нами.

Он подарил ей благодарную улыбку и спрятал маленький кошелек в карман.

«Хороший человек», – думала Эрика, ожидая наступления темноты.

Под покровом ночи Эрика пешком добралась до лечебницы. Она не хотела привлекать к себе внимание, поэтому села на маленькую скамейку во дворе и стала ждать рассвета.

Когда солнце взошло над крышами домов, первой в миссии проснулась Додо. Негритянка, еще сонная, идя через двор к колодцу, обнаружила на скамейке Эрику. Додо от изумления вскинула руки. Эрика едва успела знаком показать ей, чтобы она вела себя тихо.

Додо подбежала к ней, размахивая руками. Казалось, она от души радуется тому, что увидела Эрику.

– Миси Эрика! Миси Эрика! Как прекрасно! Дети очень обрадуются! Миси Эрика голодна? Я сейчас приготовлю завтрак, – сказала Додо взволнованным шепотом.

После путешествия, проведенного в тишине, кудахтанье рабыни резало Эрике слух. Но здесь была жизнь, ее жизнь, а движения и чувства были частью этой жизни.

– С удовольствием, Додо. Да, я хочу позавтракать! – Эрика улыбнулась рабыне и встала.

Немного позже сонный Райнер забрел в кухню миссии. Увидев мать, он широко раскрыл глаза.

– Мама! – радостно закричал мальчик и прыгнул к ней в распростертые объятия. – Мама, ты снова здесь! Как было на реке?

Он взволнованно задавал ей один вопрос за другим, уютно устроившись у нее на коленях.

Вскоре после этого в кухне появилась Клара с Ханни на руках. Медсестра тоже обрадовалась, что Эрика благополучно вернулась. Эрика потрепала дочь по щеке, но глазенки Ханни искали лишь Клару, которая тут же дала ей ложечку каши.

Эрика тихо вздохнула. Ей надо уделять больше внимания этой маленькой девочке. С какой бы любовью Клара ни заботилась о Ханни, все же это была дочь Эрики. Придется привыкнуть к этому – в конце концов, Ханни не виновата в том, что произошло с ее матерью. И если все будет так, как решила Эрика, малышка никогда об этом не узнает.

Когда Эрика сидела в миссии, держа Райнера на коленях и наблюдая за тем, как хлопочут Додо и Клара, она вдруг почувствовала, что всем довольна. Собственно говоря, жизнь в этой стране была не такой уж плохой. Европа была далеко, и за это время она стала чужой для Эрики. Ее родина теперь здесь, и здесь она построит дом для себя и своих детей.