Текст книги "Синто. Героев нет"

Сделали перерыв, дали мальчишке отдышаться, проверили сердце – в порядке. Вологдин попытался было достать мальчишку, но бесполезно, глаза у того были пустые абсолютно, при дееспособном теле разум вышел погулять… Закончить бы весь этот балаган, но нет, нужен еще хотя бы второй акт. Вологдин честно еще пытается что-то сделать, я же обдумываю формулировки пакта.

Все повторяется опять, миостимулятор, «оживитель»… Десять минут, пятнадцать, двадцать…

– Вы убьете его. – В голосе синто угроза. Да нет, сердечко у мальчишки крепкое, выдержит, пока…

Двадцать пять… Сломался… Вой, животный вой, от которого хочется заткнуть уши… Мы с синто смотрим в глаза друг другу и оба понимаем, что происходящее – это мелкая подлая месть за глобальный проигрыш.

– Хватит. Хватит, я сказал. – Маска старика сброшена. Я выхожу в коридор, никого не могу видеть.

Никто не унизит тебя, пока сам не унизишься.

Через час мы опять сидим с синто друг против друга, он все так же спокоен, только сорок лет ему уже не дашь, а все шестьдесят, пожалуй.

– Черная попала к хинам, – говорю я, синто без эмоций ждет продолжения. – Они убили ее, так ничего и не узнав. То, что она псион, вызывающий агрессию, вполне объясняет ее случайную смерть.

– Почему вы так уверены, что случайную?

– Ли Цин казнил начальника своей охраны. Потом они почти в открытую искали крылатых здесь, на Депре. Без попытки выйти к нашим планетам. Когда пошли слухи о Раффере, они попытались узнать побольше, но Раффер выловил шпионов и зрелищно объяснил хинам, чтоб не лезли в его дела. Мы устранили Ли Цина и не знаем, успел он передать по цепочке информацию или нет.

– Вы ведь не знаете, в каком именно оазисе «чужие»? Они не пользуются планетарным спутником; даже если у них и есть какой-нибудь ретранслятор, то маломощный.

– Да. Точное их расположение пока неизвестно.

– Исходим из того, что Ли Цин сообщил и хины вычислят Золотник или Джунгли.

– Почему вы говорите только о русских планетах? – спросил я.

– Потому что русский для «чужих» родной, хоть они и знают лингву.

Проклятие! Проклятый Шепот!

– Так вот, – продолжил синто, – и начнут они с Золотника, как с более легкого варианта. Так что времени у нас просто нет. В случае обнаружения «чужих» хинами будем уничтожать или эвакуировать?

Хороший вопрос, я б сказал, краеугольный, и так нехорошо, и так плохо.

– Ваше мнение? – спрашиваю я.

– Эвакуировать, тем более что РФ большая, есть где спрятать.

– Спрятать скольких?

Синто пожимает плечами:

– Говорят, триста… Но, учитывая размеры оазисов, вряд ли больше тысячи.

Я кивнул – что ж, согласен.

Пакт содержал в себе соглашение с гражданином Синто, главой семьи Викен о том, что он будет представителем людей среди «чужих». Были указаны гарантии безопасности Викена и его людей, а также договор о военной помощи (ограниченный высокотехничный контингент) планете-государству Синто в случае нападения на планету третьими государствами. В случае обвинения Синто третьими государствами в создании «чужих» РФ обязалась обнародовать информацию о Шепоте. Глава семьи Викен, в свою очередь, обязывался не разглашать и не доверять эфиру никакой информации о «чужих», их характеристиках и местонахождении, а также нес личную ответственность за своих людей.

После доклада Президенту о заключенном пакте мне не придется подавать прошение об отставке; хорошо, если не вручат капсулу с дигиталисом.

Вологдин, подтверждавший соглашение, сидел, как будто хватанул смертельную дозу радиации.

– Меня хороните, Вологдин?

Тот мотнул головой:

– Нас.

– Совершенно напрасно. Проследите за отлетом наших партнеров. Не хватало, чтобы после всего их прибили депры или случилось еще что-нибудь в этом роде.

– Вы уверены, что поступили правильно?

– Да. Абсолютно.

И я буду это доказывать, еще повоюем.

Даниэль

Я не чувствовал ни спины, ни рук, ни ног, все было обработано обезболивающим, поэтому больше всего мне досаждали ноющие десны. Белого увели и не приводили, «кошке» вкололи амброзию, она еще не пришла в себя, Абель был за медбрата для двух лежачих больных. Я то проваливался в забытье, то приходил в себя, когда кончалось действие мази, и Абель даже без просьб с моей стороны наносил ее по-новой. Так прошло часов девять, зашел рус и принес мой армкомбинезон, я не сдержал улыбки. Мы выиграли.

– Че лыбишься? – шепотом спросил Абель, он теперь говорил очень мало и шепотом.

– Помоги одеться.

– Если ты оденешься, как мне тебя лечить?

Ишь ты, как заговорил… лечит он.

– Никак. Кризис прошел. Все равно надо начинать шевелиться.

Буркнув «как знаешь», он приступил к одеванию; не знаю, что было унизительнее – сама пытка или ее последствия, я был практически парализован, не контролировал ни рук, ни ног, не мог даже сесть самостоятельно. Абель все сделал молча, за это я ему простил все его выбрыки и подколы в посольстве. Застегивая новую нательную рубаху (не забыть уничтожить ее при первом же случае), он спросил:

– Думаешь, Викен выкрутился и нас всех вытянул?

– Хотели бы убить – не отдавали бы комбинезон, он слишком ценный, – так же шепотом ответил я. Абель повеселел.

Облачившись в комбинезон, я опять завалился боком на кровать, пытаясь вычислить, сколько еще будет действовать мазь. Тут очнулась Кошка – мы сами не заметили, как стали звать ее этим именем, и Абель переключился на нее, прям хоть надевай ему повязку с белым крестом на зеленом фоне. Кошка очухалась и перепугалась, ей оставили воспоминания трехдневной давности, то есть помнила она только пребывание в гареме Раффера. Абель рассказал ей урезанную версию, в которой не фигурировал крылатый, Кошку распирало от желания задавать вопросы, но она благоразумно воздержалась. Единственное, что она все же спросила, это что ее ждет? Ответ ее не порадовал, Абель честно сказал, что не знает.

Я ненадолго отключился и пришел в себя от звука открываемой двери. Викен! Абель дернулся было навстречу, но остановился, как-то жалко и преданно пытаясь заглянуть лорду в глаза.

– В порядке? – строго спросил Викен Кошку, та усиленно закивала. – Вы вдвоем поможете моему секретарю дойти до флайера.

Абель наконец поймал взгляд, расцвел и тоже закивал. Я тем временем пытался сесть, тело отчаянно не хотело шевелиться. Викен подошел и всмотрелся мне в лицо.

– Я в порядке, – твердо сказал я, в напряжении ожидая слов извинения. Если они прозвучат, значит, я всего лишь его секретарь, значит, я что-то сделал не так и он мной недоволен… Перед родственниками извиняются не за неудачное стечение обстоятельств, а лишь за СВОЮ вину.

Викен согласно кивнул то ли мне, то ли своим мыслям.

– Дойдешь с их помощью? Или взять носилки? – спросил он.

– Не надо носилок, – сказал я, сдерживая радость.

Викен опять кивнул и пошел к двери. Абель и Кошка подхватили меня с двух сторон, закинув мои руки себе на плечи, и потащили к двери. Я сосредоточился на том, чтобы молчать и дышать, действие мази практически кончилось, и боль была адская. Провожатых с нами не было, лорд вел нас сам, и единственный человек, которого мы встретили перед выходом из посольства, был старик, усохший, лысый, в коричневых пятнах, его холодные цепкие глаза удивительно контрастировали с немощным телом. Он молча проводил нас взглядом и скрылся за какой-то дверью. В грузовом флайере нас дожидалась медкапсула, мы с Абелем молча переглянулись, лорд и Белого вытащил! Что же он им такого рассказал, что нас отпускают в том же составе, в котором взяли?

Возле нашей яхты нас поджидали Теренс и Флер, Флер занялся погрузкой медкапсулы, пока Викен с Теренсом о чем-то торопливо переговаривались. Потом лорд отвел Кошку, и они перебросились парой фраз, а после меня втащили на яхту и наконец оставили в покое.

Мы отправились к «пустышке» вместо официальных врат, соединявших сектор Депры с сектором, принадлежащим Хинскому объединению, еще минимум сутки от меня не будет никакого толку, зато потом я смогу сменить лорда в кресле пилота. К моему удивлению, мы взяли Кошку с собой, на нее и на Белого наложили «каютный» арест. Кошке отдали каюту в единоличное пользование, Абеля подселили к Белому, а я делил каюту с лордом. На третий день нашего полета во время моей вахты подошел Абель.

– Викен спит, – сообщил он. Конечно, спит, подумалось мне, впервые спит за трое суток.

– Ну…

– У Зиты приступ…

Зита? Кошка! Приступ? Боже и Судьба, помоги… Во время приступа модификант не может себя контролировать, всякое логическое мышление сведено к нулю, остается только ЖАЖДА наслаждения и боли, причем отличить одно от другого в этом состоянии они не могут. По рассказам Кошки выходило, что ее модифицировали около двух лет назад, немудрено, что у нее уже начинаются приступы. Женщины хуже переносят секс-имплантаты, чем мужчины, и живут с ними не больше четырех лет, в то время как мужчины и шесть, и семь. Модификанты если не умирают от рук клиентов и хозяев, то гибнут во время таких вот приступов. Или сердце остановится, или сосуд лопнет, или повреждения себе причинят, несовместимые с жизнью.

– Что ты можешь предложить? – спросил я.

– Нужен пятый антидот, пока не поздно.

Пятый антидот для списанной хоул?! Да она б за месяц его стоимости не отработала…

– Абель, а у тебя бывают приступы?

– Бывают. И я переживаю их на «квази».

– Почему она не может пережить приступ на «квази»?

– Да потому что баба! Слабая баба со слабым сердцем. У нее будет инфаркт! Ташин, раз Викен взял ее, значит, она ему для чего-то нужна. Значит, если она сдохнет в пути, он будет недоволен.

Я усмехнулся – да, с доводами не поспоришь.

– И антидот нужно ввести сейчас, в течение десяти-пятнадцати минут, потом будет поздно, – голос Абеля противно звенел.

– Когда у тебя самого будет приступ? Скоро?

– Да что ты ко мне прицепился?! Да, скоро! Но я не сдохну, не надейся! – знакомые злобно-истеричные ноты.

Я вынул ампулу из своего пояса, Абель смотрел на меня круглыми от удивления глазами.

– Что смотришь? Иди. Вводи. Защитник двуполых кошек.

– А что у тебя там еще есть? – выдал он.

– Пошел вон.

Через два дня начался приступ у Абеля, мы перевели Белого к себе в каюту, решив, что один все равно управляет кораблем, а второй может поспать и в кресле. Абель же, глотнув «квази», методично скакал по каюте: пол – кровать, пол – столик, пол – зацепится за полку для вещей. И так часами, не прекращая… Действительно, такая нагрузка неподготовленного и убить может.

Что касается Белого, то я его избегал, памятуя о том погружении в сон; мне совсем не хотелось общаться с существом, способным мною управлять, пусть и в малой степени. Лорд же, наоборот, беседовал с ним все свободное время.

Петляя по пустым секторам девять дней, мы вышли к сектору с симпатичным поясом астероидов, среди которых можно было спрятать весь евсовский космофлот. Там нас поджидал небольшой грузовичок, каких тысячи, не новый и не старый – стандартный. Лорд, по своему обыкновению, не спешил заранее что-либо рассказывать, и я терялся в догадках, что же мы будем делать дальше.

Белого в медкапсуле доставили на грузовичок, а оттуда на яхту перешли двое мужчин. Обоим было немногим за двадцать пять, один был ну вылитый клерк какой-нибудь коммерческой семьи, а второй – экс-терминатор, именно такой, каким я их запомнил с детства из фильмов. Странная пара, неуместная…

– Шур-Ша. Шур-Чи, – представились они. Видя мое лицо, один поспешил уточнить:

– Прозвища.

А… Я вышел из ступора, в который впал, пытаясь вспомнить их вторые фамилии. Разговор происходил в крохотной кухне, зашел Викен с камерой и подал ее Шурше – экс-терминатору.

– Господин Ташин, я предлагаю вам стать моим младшим сыном, – без всяких предисловий сообщил Викен. С полсекунды я приходил в себя, потом встал и поклонился, нормального благодарственного поклона не вышло из-за стола, над которым я нависал.

– Спасибо, лорд Викен. Я с радостью принимаю ваше предложение. Это великая честь для меня, я буду достоин ее.

Все мои слова фиксировала камера, потом Шурша перевел ее на лорда.

– Объявляю Даниэля Ташина, урожденного Хорес-Ташин, своим сыном Викен-Ташин.

– Свидетельствую, – один за другим отозвались Шуры. Вот и все. Свершилось. То, о чем мечтал. Так буднично. Шуры вышли, оставив нас вдвоем.

– Даниэль, я это сделал на крайний случай… Я могу не вернуться. Или тебе может понадобиться подтвердить свои полномочия в качестве члена моей семьи…

– Спасибо.

Лорд… нет… Первый кивнул и продолжил:

– Ты отвезешь Абеля и Кошку на Синто. Там сдашь их семье Стилус. Кошка согласилась на операцию по удалению имплантата, шансов, что она ее нормально переживет, немного. Объясни Стилусам, что Абелю необязательно знать обо всех проблемах, связанных с операцией. Самое главное, вот инфокрис с записью пакта между Синто и РФ, его надо отдать лично леди Шур. А это – Стилусам, дочери, сыну, еще один для Шур, и запись о смене семьи. – Лорд вынул инфокрис из камеры.

Я кивнул и повторил задание. Мой приемный отец усмехнулся и взял меня за плечи.

– Я рад, что в нашей семье будет столь собранный и уравновешенный младший сын. Может быть, дочь чему-то от тебя научится.

Ара-Лин

Самое странное, что я все помню, абсолютно все.

Дни шли за днями, у отца и Даниэля все было относительно хорошо, по крайней мере, оба были живы, я все больше погружалась в жизнь тех двенадцати провалившихся агентов, стараясь нащупать то, что пропустили до меня, «раскачивалась» на радость Синоби-Чеху, время от времени надевала белую маску и танцевала. С Арреном мы виделись через день и почти не ругались, вернее сказать, серьезных скандалов между нами не было.

Хорошие были дни.

И вот одним вечером я привычно зашла в дом Аррена, но он не встретил меня возле входа. Я, посомневавшись, прошла в гостиную. Он стоял спиной ко мне.

– Это правда? У тебя будет ребенок от ДОНЖАНА? Ты организовала это?

Он повернулся ко мне, лицо искажено яростью, от звука его голоса хотелось бежать без оглядки. Я тоже разозлилась. Очень.

– Да! – выплюнула я ему в лицо. – И не твое дело, от кого будут МОИ дети!

Синоби дернулся, и мне обожгло щеку. Не в силах поверить в то, что произошло, я поднесла руку к щеке. Он. Меня. Ударил. По лицу. Я смотрела в его глаза, не было ни намека на раскаяние или сожаление – он сделал то, что хотел. Хоть и знал, что за этим последует.

Мир уже был черно-белым. Мы закружились в вихре, ломая мебель, круша все… Оба были в армкамзолах, что затрудняло движение и делало бесполезными удары в корпус. Как ни странно, я начала его теснить, сказывались тренировки и «раскачка», или же он был в плохой форме. Начиная бой, я была готова к тому, что Синоби вырубит меня на первых же секундах, но выходило, что победа может быть за мной. Мы оба «были в сознании» и не наносили смертельных ударов друг другу, вернее, при таких ударах дозировали силу, при попытке вывихнуть, выломать руку или ногу выкладывались на все сто. Мне удался захват руки… хруст, который перекрылся оглушительным хрустом у меня в шее.

Боли не было, да ее и не могло быть, во время таких боев она просто отключается. Я осела на пол и завалилась набок, не в силах пошевелиться, нарастала паника.

– Ара-Лин!!!

Чего кричишь, подумала я, врачей зови.

Что он и сделал – вызвал и проверил мой пульс на шее, я прикрыла глаза, чтобы не видеть ненавистного лица. Минуты казались вечностью. Пришли врачи, Синоби-Чех и его молодой помощник. Чех очень быстро осмотрел и ощупал меня, велел погрузить на носилки и вынести. Глаза я не открывала, но почему-то точно знаю, что первым шел помощник, а Чех был над моей головой. Армкамзол сняли очень ловко и отработанно, приложив мою руку к замку, стянули, кажется и не пошевелив меня, остальную одежду разрезали и поместили в «банку». А вот когда Чех подключил регенератор, пришла боль, нет, БОЛЬ, и я, послав всех во все врата, вырубилась.

Придя в себя, я увидела ласковый взгляд Синоби-Чеха, это меня напугало… Я много бы отдала, чтобы он смотрел на меня, как обычно, с раздражением. Ласков он был только с теми, кто очень-очень плох.

– А ты умничка, занялась собой и много успела за эти два месяца, мышцы шеи в хорошем тонусе… – такого ласкового тона я отродясь от него слышала.

Хотела спросить, что со мной, но не тут-то было. Меня захлестнула паника.

– Чшшш… Тихо. Все не так плохо, – среагировал врач на всплеск показателей. – Задеты только двигательные нервы. Чувствительность осталась. Органы работают нормально, ты даже сама дышишь.

Вот счастье-то привалило! Дышу сама! Я попыталась сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, мне это почти удалось.

– Сейчас восстанавливаются нервные волокна. Все будет хорошо. Ты будешь в регенераторе еще дней десять, нервы – не мышцы и не кожа. Зато потом будешь прыгать, как молодой сервал.

Восстанавливаются нервные волокна?! Почему большинство предпочитает биомехпротезы? Да потому что, когда приживляют новую руку или, не приведи Судьба, ногу, еще год-полтора (а бывает, и навсегда) чувствуется, что это нечто чужое, почти неуправляемое, пока нервы тела и «новоприобретения» не привыкнут друг к другу и не сработаются. И процесс приживления, помимо соединения мышечной, костной ткани и кожи, включает в себя именно «восстановление нервных волокон».

Потом буду прыгать… Когда потом?

Может, я шевелила губами, может, нет, но Синоби-Чех продолжил:

– Да, тебе придется постараться. И постараться не один месяц, но ты можешь вернуться в прежнюю форму. Это я тебе как врач говорю. Калекой ты не останешься… если лениться не будешь.

Я закрыла глаза, отгоняя от себя мысли о будущем, для них еще рановато. Есть проблема поважнее в данный момент – разбирательство. Велико было искушение обвинить Синоби в намеренном и неспровоцированном оскорблении и спонтанной дуэли, но это было бы концом не только для него, но и для меня. Обо мне говорили бы только как о причине заката семьи Синоби, и не больше. Да и по большому счету, если Синоби отстранят от дел, кто возглавит семью? И как отразится на безопасности Синто ослабление столь ключевой семьи в такое сложное время? Нет, не будем вмешивать в это дело другие семьи, разберемся по-родственному. Потом.

Я открыла глаза и принялась сверлить взглядом врача, он должен намекнуть, какие показания дал Синоби. Но Чех сделал вид, что ничего не замечает, камеры тут стоят, что ли… Действие обезболивающего кончилось чуть ли не мгновенно, и я поспешила уйти в глубокий обморок-сон.

Очнувшись во второй раз, я увидела возле себя тройку лордов. Дежавю. Только состав комиссии другой: некст Грюндер, Соболев и Осе. Без Шур, которая могла бы встать на сторону Синоби.

– Леди некст Викен, вы можете ответить на наши вопросы? – спросил Соболев деловым тоном.

Пошел ты на дикую территорию со своими вопросами, и я опять ушла в темноту.

В третий раз это была леди Шур.

– Привет, генератор неприятностей.

Меня такое приветствие озлобило – я, значит, генератор неприятностей, а Синоби – милый уравновешенный мужчина.

– Малышка, больно на тебя смотреть, – непривычно искренне и без подколки сказала Шур и положила мне руку на лоб.

До меня донесся еле слышный голос:

– Поспорили, кто в лучшей форме, пошли в зал, никому не сказав, скользнула в полный боевой…

И опять по кругу эти три фразы, они доносились с тоненького браслетика леди Шур.

– Поправляйся, малышка, – сердечный тон и вопросительный взгляд.

Я согласно махнула ресницами, Шур убрала руку со лба.

– Я к тебе еще приду, потом, – сказала она, выйдя из зоны видимости.

Потом… Потом пришла комиссия, и я с трудом выдала им несколько фраз. Нет, претензий к лорду Синоби не имею, был тренировочный бой, случайно скользнула в полный боевой транс. Да, это моя вина, что не было свидетелей и секундантов. На этом все.

Из регенератора выпустили не через десять дней, а через четырнадцать. Навещала Шур, сказала, что комиссия никаких обвинений никому не выдвинула, только вынесла выговор Синоби за халатность, за то, что нет свидетелей и нет записи боя.

Все довольны.

А я не могу контролировать свое тело.

Любое упоминание об Аррене Синоби выбивало меня из себя, перехватывало дыхание от злобы и ненависти, и чем дальше, тем больше. Когда я была в регенераторе, еще не осознавая до конца, что же со мной произошло, я почти простила его. Но сейчас… Он ударил меня по лицу, не сорвавшись случайно, а запланировав это. Он сделал из меня недееспособного урода.

При попытке попить я могла три раза промахиваться, прежде чем взять стакан, а потом пролить все содержимое на себя. Ноги просто не держали, могли предать в любой момент, сложиться, подвернуться. Ходить… Мое тело как будто вообще не знало, как это делается. Это было ужасно, более чем ужасно – это было УНИЗИТЕЛЬНО. Из лучшей танцовщицы и хорошего бойца превратиться в нечто бестолково дергающееся, неспособное даже позаботиться о себе.

Каждый раз, когда тело отказывалось мне повиноваться, накатывали ужас и ненависть к Синоби, а еще ненависть к себе за слабость и чувство беспомощности. И справляться с этими эмоциями мне становилось все труднее.

Я никого не хотела видеть и не хотела, чтобы видели меня. Но меня навешали и Шур, и некст Грюндер, и даже лорд Ташин. Он с глуповатой улыбкой счастливого человека рассказал, что скоро у него свадьба, что много лет в него была влюблена коллега, а он не замечал, а тут вдруг заметил. Он почему-то считал, что в этом есть и моя заслуга, уж не знаю почему. Ни у кого не возникало и тени сомнения, что скоро я стану прежней и все будет, как было. Ни у кого, кроме меня. И, пожалуй, Синоби-Чеха.

Я рвалась домой в поместье, чтобы отгородиться от всех, поставив Эзру охранять мое одиночество.

Наконец меня отпустили. Брат хотел переселиться ко мне, чтоб ухаживать, но я смогла собрать все силы и убедить его, что в этом абсолютно нет нужды, зато он необходим беременной жене. И вот Эзра приносит мне утром в спальню еду, вечером забирает полупустой поднос, а я провожу все дни, глядя на тень на стене, как она смещается и растет. Я почти не двигаюсь и, пока не двигаюсь, не вспоминаю о том, что произошло. Если б еще не было необходимости доползать до ванной комнаты…

Что-то сломалось во мне, что-то более серьезное, чем шея, ушли страх и даже ненависть к Синоби.

Не осталось ничего.